Глава 11. Противостояние в Иерусалиме

 

О последних днях Иисуса (апрель 30 года н. э.) мы знаем достаточно подробно: примерную хронологию, последовательность событий, некоторые диалоги, даже отдельные бытовые детали. Тем не менее для историка здесь есть целый ряд сложнейших вопросов, требующих решения. Например, предвидел ли Иисус свою смерть или арест и казнь стали для него неожиданностью? Что он хотел сказать своими действиями в иерусалимском Храме, переворачивая столы и изгоняя торговцев? Предсказывал ли он будущее разрушение Храма? Этим и другим событиям, произошедшим в начале последнего пребывания Иисуса в Иерусалиме, будет посвящена данная глава.

 

Предсказания о смерти

 

С одной стороны, канонические Евангелия содержат ряд высказываний Иисуса, в которых тот предрекает свою скорую смерть и даже воскресение. Евангелие от Марка содержит три упоминания о таких предсказаниях. Два раза евангелист передаёт их своими словами (Мк 8:31; 9:31), а третий раз даёт в прямой речи самого Иисуса:

 

Вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят его на смерть, и предадут его язычникам, и поругаются над ним, и будут бить его, и оплюют его, и в третий день воскреснет.

Мк 10:32–34

 

Матфей и Лука заимствуют эти три пророчества у Марка, причём Лука вводит ещё дополнительные торжественные слова Иисуса: «Вложите себе в уши эти слова» (Лк 9:43). Более того, в Евангелии от Матфея мы находим ещё два дополнительных предсказания (Мф 12:40; 26:1–2). Значит, если считать сообщения Евангелия на сей счёт достоверными, то Иисус всё предвидел, причём предвидел в деталях: лишь его ученики, согласно тем же Евангелиям, ничего не поняли и даже не запомнили, поэтому последующие события стали для них полной неожиданностью.

Очень многие учёные вообще не верят в историческую достоверность предсказаний о Страстях. Они рассуждают примерно так: наличие этих предсказаний в Евангелиях само по себе ни о чём не говорит, ибо диктуется логикой христианской веры. Христиане верили, что смерть Иисуса была не случайностью, а сознательной жертвой, а раз так, им естественно было предположить, что Иисус обо всём предупреждал. Значит, если бы даже евангелистам и другим христианам не было известно соответствующее речение Иисуса, они вполне могли его выдумать и вставить в Евангелия, считая самоочевидным, что Иисус не мог об этом не говорить. Вместе с тем, замечают скептики, посмотрим на поведение учеников до и после распятия: разве оно похоже на поведение людей, которые предупреждены? Отнюдь: в панике разбегаются, один ещё и отрекается, а потом все вместе не верят вести о воскресении. Можно, конечно, предположить, что они были глупы и забывчивы, но не проще ли считать, что никаких предсказаний вовсе не было? И как тогда понять последние слова самого Иисуса на кресте («Боже мой! Для чего ты меня оставил?» Мк 15:34), если он обо всём знал заранее? Ещё одно соображение: если Иисус точно знал, что ему предстоят распятие и воскресение (а значит, и последующая история христианства!), почему он не говорил о них подробнее, предостерегая учеников от отчаяния, падений и ошибок?

Эти аргументы довольно серьёзны, и отмахиваться от них как от «материалистических» нельзя. Посмотрим, однако, на дело с другой стороны. Во-первых, Иисус уже знал, чем закончилась проповедь его учителя, Иоанна Крестителя, да и сам регулярно подвергался смертельной опасности как продолжатель его дела — проповеди о Царстве Божьем. И если до казни Крестителя он ещё мог полагать, что Бог сохранит своих вестников от гибели, то после этой казни такой вывод никоим образом не мог быть самоочевидным. С его стороны было бы крайне наивно и даже глупо не считаться с возможностью как минимум ареста, а возможно, и казни. Более того, как мы увидим чуть ниже, на свой последний визит в Иерусалим Иисус запланировал акцию в Храме — акцию смертельно опасную, которую он долго откладывал. Он не мог не понимать, что после неё жизнь его повиснет на волоске. Во-вторых, поскольку он мыслил себя преемником древних израильских пророков, он не мог не оглядываться на их судьбу. Ещё в Ветхом Завете неоднократно говорилось о мученичестве пророков: царь Ахав убил многих пророков (3 Цар 19:10), был умерщвлён священник Захария (2 Пар 24:20–22). В Книге Неемии говорится об убийстве пророков как о закономерности (Неем 9:26). Иисус вполне мог думать, что раз Иоанн Креститель и он сам возродили пророчество в Израиле, то вместе с пророчеством пришло и мученичество, — доказательство чему, как мы уже сказали, судьба Иоанна. Поэтому можно сделать вывод: Иисус считал возможным и даже вероятным, что и его ожидает мученичество.

К I веку богословская концепция мученичества уже получила интересное развитие. А именно: задумываясь над страданиями мучеников (за что им выпала такая участь?), люди стали приходить к выводу: эти страдания — искупительные, за грехи других людей (см., например, 4 Макк 6:28–29; 17:22; Дан 3:39–40 в греческом переводе Септуагинты и т. д.). Поэтому можно предположить следующее: Иисус думал, что, если ему выпадет на долю мученичество, оно будет также носить искупительный характер. Нельзя даже исключать, что в основе Мк 10:45 («Сын Человеческий не для того пришёл, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать жизнь свою для искупления многих») лежат подлинные слова Иисуса.

Другое дело, что предсказания о Страстях в той форме, в какой они приведены в Евангелиях, скорее всего, дают картину упрощённую, — и в этом смысле аргументы скептиков попадают в яблочко. Иисус не расписывал с уверенностью будущую картину в подробностях. Скорее всего, он лишь говорил, что вскоре Богу может быть угодно, чтобы и он, подобно Иоанну Крестителю, прошёл через смерть. Говорил, однако, он об этом нечасто и, видимо, больше в виде беглых упоминаний и намёков (а не торжественных речей, как это подают евангелисты). Ученикам же не хотелось думать о плохом: казнь Иоанна осталась в прошлом и несколько забылась, а исцеления и экзорцизмы («чудеса»!) наполнили их своего рода эйфорией; казалось, что Царство Божие, желанная теократия уже не за горами, как и их престолы над двенадцатью коленами.

Если Иисус говорил о возможности своей смерти, то он наверняка говорил и о своём будущем оправдании Богом и даже о воскресении, — только воскресении не через два дня, а в конце времён (который в любом случае ожидался вот-вот).

 

Вход в Иерусалим

 

Историческая достоверность самого входа в Иерусалим не вызывает сомнений: если Иисуса в Иерусалиме казнили, он должен был в него прийти. Интерес представляют подробности, описанные у евангелистов. Читаем у Марка:

 

Когда приблизились к Иерусалиму, к Виффагии и Вифании, к горе Елеонской, Иисус посылает двух из учеников своих и говорит им: «Пойдите в селение, которое прямо перед вами. Входя в него, тотчас найдёте привязанного молодого осла, на которого никто из людей не садился. Отвязав его, приведите. А если кто скажет вам: что это вы делаете? — отвечайте, что он надобен господину; и тотчас пошлёт его сюда. Они пошли, и нашли молодого осла, привязанного у ворот на улице, и отвязали его. И некоторые из стоявших там говорили им: «Что делаете? Зачем отвязываете ослёнка?» Они отвечали им, как повелел Иисус, и те отпустили их.

И привели ослёнка к Иисусу, и возложили на него одежды свои. Иисус сел на него. Многие же постилали одежды свои по дороге, а другие резали ветви с деревьев и постилали по дороге. И предшествовавшие, и сопровождавшие восклицали: «Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне! Благословенно грядущее во имя Господа Царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!»

Мк 11:1–10

 

Богословских причин выдумывать этот эпизод у ранних христиан не было (хотя в отдельных формулировках чувствуется поздняя марковская редакция). Более того, сама сцена правдоподобна: многие паломники, стекавшиеся в Иерусалим на Пасху, предпочитали не входить в него пешком, а въезжать на осле, на чём погонщики ослов хорошо подзарабатывали (ср. Иерусалимский Талмуд, «Берахот» 13d). Поэтому, когда некоторые комментаторы делают упор на то, что Иисус воспользовался ослом, а не, скажем, лошадью, это некорректно. Тем более выбора между ослом и лошадью для Иисуса вообще не существовало: вряд ли он умел ездить верхом на лошади.

В данном случае необычен лишь способ, которым Иисус добывает средство передвижения: ученики приходят в ближайшую деревню, отвязывают первого попавшегося осла, а на естественные вопросы окружающих отвечают, что «он нужен хозяину», после чего получают-таки осла. (Греческое слово, переведённое в Синодальном переводе как «Господь», означает «господин», «хозяин».) У этого эпизода есть два основных рациональных объяснения. Одно состоит в том, что осла попросту уворовали: жители деревни ошибочно решили, что животное и впрямь ведут к его хозяину. (Благочестивая вариация на ту же тему у некоторых христианских толкователей: Иисус как «владыка мира» был владыкой в том числе и осла, а потому имел на него полное право.) Эту версию мы отбрасываем не столько по той причине, что подобного банального воровства было бы трудно ожидать от Иисуса и уж, конечно, не из-за его «высшего» права на местных ослов, а просто потому, что сельчане на россказни подозрительных незнакомцев не попались бы. Значит, остаётся одно: с владельцем осла существовала предварительная договорённость (договаривался, конечно, Иисус не лично, а через посредников). Видимо, это был кто-то из его знакомых или учеников. Не вполне ясно, почему Иисуса не устроили ослы, предлагавшиеся паломникам. Проще всего предположить, что ослов было меньше, чем желающих. (Версия Марка, вложенная им в виде директивы в уста Иисуса, что требовался «ослёнок, на которого никто из людей не садился», неправдоподобна: зачем устраивать аттракцион с необъезженным ослом? Никаких богословских причин для этого не существовало.) Заметим, что Иисус обещает осла вернуть сразу после использования.

Что касается поведения толпы при входе (точнее, въезде!) Иисуса в Иерусалим, оно вполне объяснимо. Евангелист явно считает, что толпа приветствует Иисуса как царя. Вряд ли дело обстояло именно так: Иисус публично не объявлял себя помазанным царём, в народе его таковым не считали (Мк 8:27–28), а своим ученикам Иисус даже запретил вести подобные разговоры (Мк 8:30; см. выше главу 10). Поэтому более вероятен другой расклад: паломники в толпе пели обычные гимны и гимнами же их встречали. Скажем, «Благословен грядущий во имя Господне!» (Пс 117:26)— строки из псалма, которым часто приветствовали паломников, входящих в Иерусалим. Не исключено, однако, что отдельные восторженные поклонники Иисуса, не относившиеся к его ближайшим ученикам, оказали ему более восторженную встречу: они надеялись, что знаменитый проповедник и экзорцист из аристократической фамилии и станет в итоге помазанным царём.

Судя по всему, сам Иисус не собирался обставлять свой вход в Иерусалим как особо торжественный. Последующие христианские авторы, однако, постарались добавить подробностей, которые подчеркнули бы незаурядность события. Уже Марк делает некоторые подобные попытки (необъезженный осёл, восторги толпы), а следующий за ним Матфей создаёт нечто экзотическое. Матфей считал — без достаточных на то оснований, — что въезд Иисуса на осле в иудейскую столицу был исполнением древнего пророчества Захарии: «Скажите дочери Сиона: вот, царь твой грядёт к тебе кроткий, сидя на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах 9:9; см. Мф 21:5). Поэтому Матфей не только ввёл пророчество Захарии в текст, но и откровенно перестарался, пытаясь исправить текст Марка, подогнать его под пророчество: Иисус у него садится уже не на одного осла, как все нормальные люди, а сразу на двух (Мф 21:2, 7)! (Евангелист ошибочно полагал, что «ослица и молодой осёл» — это два разных животных, тогда как на самом деле Захария лишь пользовался литературным приёмом параллелизма.) Эта акробатика создала серьёзные затруднения для последующих христианских комментаторов, которые пытались понять, как Иисус ехал на двух ослах сразу: возможно, поверх двух ослов был сооружён трон? Или он восседал на одном осле, а другого просто вёл рядом? И зачем вообще всё это шоу? Другие предлагали толковать текст аллегорически: «Прямой смысл представляет нам или нечто невозможное, или нечто соблазнительное. Поэтому перенесёмся к более возвышенному, чтобы уразуметь: ходящая под ярмом ослица — есть синагога, а ослёнок, игривый и свободный, — это народы языческие, на которых воссел Иисус...» (Иероним).

К счастью, историку нет нужды в подобных толкованиях: филологический анализ показывает, что Матфей перерабатывает лишь свидетельство Марка, а у Марка говорится об одном осле.

 

Очищение» Храма

 

Придя в город, Иисус, естественно, направился в Храм — место, которое считалось местом обитания самого Бога. Согласно Марку, там произошло нечто примечательное:

 

Иисус, войдя в Храм, начал выгонять продающих и покупающих в Храме; и столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул; и не позволял, чтобы кто пронёс через Храм какую-либо вещь. И учил их, говоря: «Не написано ли: дом Мой домом молитвы наречётся для всех народов? А вы сделали его вертепом разбойников!»

Услышали это книжники и первосвященники, и искали, как бы погубить его, ибо боялись его, потому что весь народ удивлялся учению его.

Мк 11:15–18

 

Для понимания этой сцены следует знать, что иерусалимский Храм был устроен по принципу концентрических кругов, в центре которых находилось самое сакральное место — Святое Святых (в него имел право входить только первосвященник, да и то лишь раз в год, в День Искупления). По мере удаления от него святость уменьшалась: двор священников был менее свят, двор (мужчин) — израильтян — ещё менее, двор женщин (израильтянок) — ещё менее, двор язычников — ещё менее (см. Мишна, «Келим» 1:6–9). Действие Мк 11:15–18 происходит во внешнем дворе, то есть дворе язычников, который имел минимальную степень святости на всей храмовой территории, в нём осуществляли необходимые для функционирования культа торговые операции: купля-продажа животных для жертвоприношений и обмен денег (греческая и римская валюта менялась на еврейскую). Язычников как таковых здесь было мало: в основном сюда набивались израильтяне, которым не хватило места внутри.

Некоторые учёные считают описание в Мк 11:15–18 неправдоподобным: представим себе большой двор, полный продавцов и покупателей, а также охраняемый храмовой стражей и римскими солдатами, — неужели Иисусу и в самом деле удалось бы сделать в этой ситуации хоть что-нибудь? Продавцы не стали бы спокойно смотреть, как их столы опрокидывают: они вытолкали бы Иисуса сами, или же Иисус был бы арестован на месте охранниками. Однако у четвёртого евангелиста есть независимое описание той же сцены (хотя он по богословским соображениям передвинул её к началу проповеди Иисуса; Ин 2:13–22), а значит, она не выдумана Марком. Кроме того, вряд ли христиане сфабриковали бы эпизод, в котором Иисус хоть как-то использовал бы силу: подобные выдумки не были характерны для раннего христианства. Поэтому, скорее всего, евангелист просто преувеличивает масштабы инцидента. Можно предположить, что Иисус не устроил массовый погром, а перевернул лишь один-два стола, после чего произнёс обличение. Охрана же не вмешалась потому, что никакой потасовки не было.

Но что означали действия Иисуса? Здесь учёные расходятся во мнениях. Не считая (сомнительного) варианта, что Иисус просто погорячился и вспылил при виде заоблачных цен, в науке существуют два основных подхода (плюс бесчисленные попытки их совместить).

• Первый вариант: Иисус ничего не имел против храмового культа как такового, но хотел реформировать существующие в нём порядки. Возможно, Иисус имел в виду новую концепцию ритуальной чистоты или считал неправедными какие-то действия священников или торговцев.

• Второй вариант: Иисус символическим образом предсказал гибель Храму. Возможно, он имел в виду, что при полном наступлении Царства Божьего Бог заменит старый Храм новым. Или он считал, что социально-экономическая система, сложившаяся вокруг Храма, насквозь неправедна, не подлежит реформированию, а потому у Храма нет будущего. Или Иисус хотел учредить новый культ взамен храмового (тайная вечеря!).

 

Наш подход опирается на две посылки. Во-первых, в отличие от многих исследователей мы считаем, что понять эту сцену без библейских цитат, которые приводит Иисус в Евангелии от Марка, невозможно: слишком много получается возможных вариантов. Во-вторых, предпочтение отдаётся тем объяснениям, при которых Иисус не занимает слишком уж радикальную по отношению к иудаизму позицию. Ибо, как мы уже видели в предыдущих главах, учение Иисуса, хотя и было во многом неординарно, всё же не предполагало ни нарушения заповедей Торы, ни принципиальных расхождений с современным ему иудаизмом.

О чём же говорят цитаты? Сначала Иисус цитирует Книгу Исаии, и его мысль станет ясной, если привести весь контекст:

 

И сыновей иноплеменников, присоединившихся к Господу, чтобы служить Ему и любить имя Господа, быть рабам Его, всех, хранящих субботу от осквернения её и твёрдо держащихся завета Моего, Я приведу на святую гору Мою и обрадую их в Моём доме молитвы. Всесожжения их и жертвы будут благоприятны на жертвеннике Моему, ибо дом Мой назовётся домом молитвы для всех народов.

Ис 56:6–7

 

Здесь говорится о поклонении язычников Богу Израилеву. Имеется в виду поклонение эсхатологическое, ибо Ис 56:7 отсылает к пророческому видению, описанному в Ис 2:2–4:

 

И будет в последние дни, гора дома Господня будет поставлена во главу гор... и потекут к ней все народы. И пойдут многие народы и скажут: придите и взойдём на гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит Он нас своим путям и будем ходить по стезям Его... И будет Он судить народы, и обличит многие племена. И перекуют мечи свои на орала...

 

Иисус думал, что приближается апокалиптический конец времён, когда двенадцать колен Израилевы будут воссозданы, а все народы примут над собой власть Бога Израилева. В преддверии эсхатологического паломничества Двор Язычников должен быть очищен: ему должен быть возвращён его сакральный статус. Заметим опять же, сколь далёк Иисус от разрыва с иудаизмом. Его поступки отражают не только (и, пожалуй, не столько) заботу о язычниках, сколько заботу о святости Храма. Для него важно, что Храм — это дом Божий, место, в котором присутствует слава Божия. С этим благоговением мы уже сталкивались, когда разбирали отношение Иисуса к клятвам (см. главу 7): клясться Иерусалимом нельзя, поскольку он — «город великого Царя» (Мф 5:34). А «город великого Царя» он потому, что в нём — царский дворец. (На еврейском языке «храм» и «дворец» обозначались одним и тем же словом.) Соответственно, Иисуса возмущало, что покои царского дворца — ту их часть, которая отведена неевреям, — оскверняют торговлей.

Иисус, однако, не только требовал убрать рынок со храмовой территории. Очень важны его слова о «разбойничьем вертепе» (Иер 7:9). Они показывают, что проблема состоит не только в месте торговли. Торговцы сами по себе названы «разбойниками»: то есть их нажива понимается как неправедная. Почему? Для понимания этого эпизода нужно понимать, что ко временам Иисуса иерусалимский Храм представлял собой не только место культа, но и хорошо отлаженный финансовый механизм. На продаже жертвенных животных и обмене денег наживались торговцы, менялы и храмовые священники, особенно иерархи. Мы уже видели, что Иисус, видимо, считал несправедливой ежегодную храмовую подать (хотя и не запрещал её выплачивать). Здесь он идёт гораздо дальше и, верный своему призыву к социальной справедливости и обличениям богачей, замахивается на господствующую финансовую систему.

Тогда понятна реакция иерархов («искали, как бы погубить его»). Иерархи опасались публично арестовывать прилюдно популярного пророка, целителя и защитника неимущих. Но они и не хотели больше его терпеть: Иисуса должна была постигнуть та же участь, которая и до и после него часто постигала людей, бросивших вызов системе финансовой наживы и коррупции. И мы теперь понимаем, почему Иисус столь долго откладывал свой храмовый демарш: он знал, что после этого его жизнь повиснет на волоске, — а прежде, чем так рисковать, он хотел успеть сделать много других дел, связанных с проповедью о грядущем Царстве.

 

Пророчество о гибели Храма?

 

Если действия Иисуса в Храме можно толковать по-разному, то относительно некоторых последующих речений Иисуса в том виде, как их приводят евангелисты, двух мнений быть не может. Сначала Иисус, выйдя из Храма, замечает, что «не останется здесь и камня на камне» (Мк 13:2). А затем 13-я глава Евангелия от Марка содержит своего рода «малый апокалипсис», в котором уже подробно предсказываются гибель Храма и будущие катаклизмы, — предсказал же это Иисус, согласно Марку, лишь в узком кругу самых доверенных своих учеников (Пётр и Андрей, Иаков и Иоанн). Вот эта речь:

 

Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем моим и будут говорить, что это я; и многих прельстят. Когда же услышите о войнах и военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть, но это ещё не конец. Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут голод и смятения. Это — начало родовых мук!

Но вы смотрите за собой, ибо вас будут преследовать в судилища и бить в синагогах, и перед царями и правителями поставят вас за меня, для свидетельства перед ними. И во всех народах прежде должна быть проповедована благая весть. Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперёд, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святой. Предаст же брат брата на смерть, и отец — детей. И восстанут дети на родителей, и умертвят их. И будете ненавидимы всеми за имя моё; претерпевший же до конца спасётся.

Когда же увидите мерзость запустения, речённую пророком Даниилом, стоящую, где не должно, — читающий да разумеет! — тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы. А кто на кровле, тот не сходи в дом и не выходи взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, не обращайся назад взять одежду свою. Горе беременным и питающимся сосцами в те дни! Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою! Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже доныне, и не будет. И если бы Господь не сократил тех дней, то не спаслась бы никакая плоть. Но ради избранных, которых Он избрал, сократил те дни. Тогда если кто вас скажет: «Вот, здесь Мессия!» или «Вот, там!», — не верьте. Ибо восстанут лжемессии и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вы же берегитесь! Вот, я наперёд сказал вам всё.

Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звёзды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою. И тогда он пошлёт ангелов своих и соберёт избранных своих от четырёх ветров, от края земли до края неба...

Истинно говорю вам: не закончится это поколение, как всё это будет!

Мк 13:5–27, 30

 

На протяжении столетий многие христиане пытались найти в этом отрывке краткое описание всей последующей мировой истории, вплоть до прихода антихриста и второго пришествия Иисуса. Вместе с тем большинство современных исследователей отрицают не только корректность такого прочтения, но и даже принадлежность большей части этого материала Иисусу. По их мнению, евангелист включил от силы один-два подлинных высказывания Иисуса, а в остальном приписал ему собственную выдумку. Или, возможно, Марк думал, что имеет дело со словами Иисуса, почерпнув их из какого-то иудеохристианского апокалиптического текста, тогда как на самом деле они были всё-таки выдуманы. Соответственно, ничего достоверного об Иисусе мы из Мк 13 не узнаем.

В самом деле, для скептицизма есть очень серьёзные основания. Пророчеством о грядущих веках Мк 13 не может быть уже потому, что всё вышеописанное должно произойти в пределах одного поколения, а именно — поколения современников Иисуса (Мк 13:30; см. выше главу 5 об апокалиптизме первоначального христианства), то есть совсем вскоре после написания Евангелия от Марка (70-е годы). Обращаем внимание любителей подобных расчётов также на то, что события между распятием Иисуса (30 год) и гибелью Храма (70 год) описаны очень точно и детально, а всё дальнейшее — расплывается в тумане, причём ясно видно, что второе пришествие ожидается совсем вскоре. Это наводит на мысль, что не только отрывок не говорит о многовековой истории, но и что он вообще не принадлежит Иисусу: информированность Иисуса о последующей истории христианства здесь слишком уж ограничена последующими сорока годами и слишком уж выходит за пределы того, что мы предложили для предсказаний о Страстях (см. выше пункт 1). Более того, указание Марка, что Иисус произнёс пророчество лишь в самом узком кругу, может отражать попытку оправдаться, почему никто о соответствующих предсказаниях не знал. И ещё один момент: в других новозаветных текстах есть свидетельства, что в 30-х годах иудеохристиане всё ещё призывали народ к покаянию, обещая в случае покаяния благоденствие земле («покайтесь... да придут времена отрады от лица Господа» Деян 3:20). Если они от Иисуса получили чёткую установку, что Храму суждено быть разрушенным, чем объяснить столь радужные обещания?

Казалось бы, на этом можно ставить точку: научный консенсус прав, и пророчество в Мк 13 не достоверно. Не будем, однако, спешить с выводами. Вспомним ещё раз, что Иисус мыслил себя в одном ряду с древними пророками и что он только что столкнулся с непробиваемой стеной коррупции. В сложившейся ситуации ему было абсолютно естественно произнести, подобно Иеремии (на которого он только что ссылался!), приговор Храму. По крайней мере, было естественно произнести это с оговоркой: храм будет разрушен, если только израильтяне не покаются. Значит, многие пророчества в Мк 13 вполне правдоподобны, если они были произнесены в иной модальности: не «обязательно будет разрушен», а «возможно, будет разрушен». Отметим здесь любопытную деталь: хотя события в Мк 13 в целом соответствуют тому, что произошло в последующие десятилетия I века, они описаны довольно туманно. Например, нет ни одного упоминания о римских войсках, ни о том, что в 70 году Храм, собственно говоря, был не просто разрушен, но сожжён. (Если бы пророчества в Мк 13 просто составлялись задним числом, можно было бы ожидать большей конкретики!)

Насколько правдоподобны в устах Иисуса инструкции относительно христианской миссии и предупреждения против мессианских самозванцев (Мк 13:5–11)? Вопреки категоричному «нет» большинства современных учёных мы предполагаем, что за данным отрывком стоят реальные наставления самого Иисуса. (Хотя эти наставления, конечно, прошли редакцию и поэтическую обработку Марка.) Вспомним: Иисус считал свою скорую смерть весьма возможной и даже вероятной, причём, видимо, думал, что Бог оправдает/воскресит его лишь в последний день (пусть даже этот день наступит очень скоро). Мог ли он в таком случае не оставить вообще никаких наставлений своим подопечным? Если взглянуть на Мк 13:5–11 под этим углом, то становится ясно, что перед нами высказывания, которых как раз и следовало бы ожидать от Иисуса в этот момент его жизни. И понятно, почему Иисус ограничил свои слова самым узким кругом: насчёт будущих событий он и сам не был стопроцентно уверен и не хотел тревожить более слабых и более далёких от него людей без надобности. Однако ему надо было подготовить будущих «столпов» к ситуации, в которой им придётся взять на себя ответственность за общину и миссию.

И понятно, почему такая речь не подготовила даже «узкий круг» к аресту Иисуса. Основной упор в ней Иисус сделал не на свою участь (видимо, оставляя её на волю Бога), а на требования к ученикам и ближайшие судьбы Израиля. (Видимо, он не исключал, что какое-то время Бог ещё сохранит его на земле.) Лишь в самом начале речи («многие придут под именем моим» Мк 13:6) содержится более ясный намёк на его уход. Он тоже правдоподобен. Иисус расставляет точки над «и» относительно пророчеств Иоанна Крестителя: никакого «Сильнейшего», обещанного Иоанном, больше не предвидится. Поэтому отныне ожидать нужно лишь конца времён... Можно представить себе, с каким удивлением выслушали ученики эту речь Иисуса!

 

Споры в Иерусалиме

 

Евангелист Марк приводит несколько дискуссий Иисуса с его богословскими сторонниками и оппонентами из других направлений иудаизма. Не переместил ли он в контекст Страстной недели ситуации, которые в реальности имели место в иные годы или не в Иерусалиме? Как нам кажется, очень точная и подробная информированность Марка о последних днях жизни Иисуса свидетельствует в пользу правильной хронологии. (Впрочем, возможная ошибка с хронологией не влияет на истолкование самих эпизодов.)

Одна из этих словесных стычек имела место в разговоре с саддукеями. Саддукеи относились к той самой храмовой элите, которую Иисус обвинял больше всего. (Здесь Марк не напутал с местом и датировкой: дискуссия Иисуса с саддукеями едва ли могла иметь место где-либо, кроме Иерусалима. Иисус и саддукеи вращались в разных мирах, и до Иисусовой акции в Храме саддукеи вряд ли стали бы к нему приставать с провокационными вопросами.) Зная, что Иисус разделяет апокалиптические взгляды, они решили напасть на те апокалиптические учения, которые казались им противоречащими здравому смыслу и не основанными на основном Писании (Торе). Их вопрос хотя и издевательский, но далеко не бессмысленный; он берёт в качестве примера заповедь о левиратном браке (Втор 25:5–6), то есть заповедь вдове выходить замуж за брата покойного мужа, если покойный не оставил сына.

 

Пришли к нему саддукеи, которые говорят, что нет воскресения, и спросили его, говоря: «Учитель! Моисей написал нам: если у кого умрёт брат и оставит жену, а детей не оставит, то брат его пусть возьмёт жену его и восстановит семя брату своему. Было семь братьев: первый взял жену и, умирая, не оставил детей. Взял её второй и умер, и он не оставил детей; также и третий. Брали её семеро и не оставили детей. После всех умерла и жена. Итак, в воскресении, когда воскреснут, которого из них будет она женой? Ибо семеро имели её женой!»

Иисус сказал им в ответ: «Этим ли приводитесь вы в заблуждение, не зная ни Писания, ни силы Божьей? Ибо, когда из мёртвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут как ангелы на небесах. А о мёртвых, что они воскреснут, разве не читали вы в Книге Моисея, как Бог при купине сказал ему: «Я Бог Авраама и Бог Исаака, и Бог Иакова»? Бог не есть Бог мёртвых, но Бог живых! Итак, вы весьма заблуждаетесь.

Мк 12:18–27

 

Основной смысл ответа Иисуса состоит в том, что приводимые саддукеями возражения годятся лишь против примитивно-материалистического понимания воскресения. С его точки зрения, воскресшие обретают ангелоподобные (не обязательно бесплотные!) тела, для которых прежние физические отношения (секс, деторождение) уже не существуют. Здесь присутствует любопытный полемический подтекст: саддукеи с высоты своей столичной искушённости хотят показать, что галилейский проповедник мыслит чересчур примитивно (и без сомнения, в Палестине было немало людей, которые именно так воскресение и представляли). Иисус же в ответ хочет показать, что не он, а они рассуждают упрощённо.

Заметим, что ответ Иисуса не назовёшь новым, ибо он здесь излагает, в сущности, стандартное фарисейское учение: воскресшие, как существа духовные, не будут иметь нужды в плотских отношениях. Использованное им выражение («будут как ангелы на небесах») есть ещё в Книге Еноха (1 Ен 51:4), откуда он его, возможно, и заимствовал. Впоследствии очень похожие вещи войдут в Талмуд, например: «В веке будущем нет ни еды, ни питья, ни зачатья детей... но праведники воссядут с венцами на головах и будут наслаждаться сиянием Шехины (Божественного Присутствия)» (Вавилонский Талмуд, «Берахот» 17а). По ответу Иисуса, кстати говоря, лишний раз понятно, почему фарисеи часто находили приемлемым и интересным его общество: во многом они принадлежали к одному направлению мысли.

Что касается Писания, то Иисус соглашается, что хотя напрямую о воскресении в Торе не сказано, но косвенным образом воскресение можно вывести из того факта, что Бог Израилев объявляет себя Богом патриархов («Бог Авраама, Исаака и Иакова» Исх 3:6). Если же патриархи остались далеко в прошлом и мертвы, то получилось бы, что Бог есть Бог мёртвых, а это не так. Вряд ли, конечно, саддукеев это убедило: некоторая натяжка всё же присутствует, хотя аргумент остроумный.

Если верить Марку, довольно коварную ловушку поставили перед Иисусом в эти дни «некоторые фарисеи». Оговорка «некоторые» очень важна: далеко не все фарисеи были настроены против Иисуса и собирались ставить ему какие-то ловушки, и уж тем более смертельно опасные. В данном случае идея состояла в том, чтобы спровоцировать Иисуса на высказывание, которое уронило бы его в глазах народа.

 

И посылают к нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить его на слове. Они же, придя, говорят ему: «Учитель! Мы знаем, что ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать Цезарю или нет? Давать нам или не давать?»

Но он, зная их лицемерие, сказал: «Что испытываете меня? Принесите мне динарий, чтобы мне видеть его». Они принесли. Тогда говорит им: «Чьё это изображение и надпись?» Они сказали ему: «Цезаря». Иисус сказал им: «Отдавайте Цезарево Цезарю, а Божие — Богу». И дивились ему.

Мк 12:13–17

 

Это чистой воды провокация. В 30 году н. э. Иудея не была самостоятельной страной: страной правили римляне, и верховным правителем был Понтий Пилат. Замысел противников Иисуса такой: если Иисус публично скажет, что платить подать нельзя, его можно будет арестовать по обвинению в измене и подстрекательстве к бунту. Если скажет платить, то существенно уронит себя в глазах народа, который римлян большей частью ненавидел, — и особенно эта ненависть ощущалась в пасхальные и предпасхальные дни, ибо праздник Пасхи был посвящён свободе израильтян от чужеземного гнёта.

Некоторые комментаторы понимают реакцию Иисуса как уход от ответа: дескать, Иисус нашёлся и уклончивой формулировкой не дал загнать себя в угол. Однако наивно было бы ожидать, что фарисеи смирились бы с туманной фразой и не попытались «дожать» Иисуса. Кроме того, речь шла о принципиальном вопросе, вопросе, важном для учения о Царстве, поэтому не ответить Иисус не мог. Значит, ответ Иисуса — самый что ни на есть прямой («отдавайте...» — то есть, «платите...»). Это было полностью созвучно учению Иисуса, согласно которому надо отдавать материальные ценности тем, кто хочет их от тебя получить, пусть даже и несправедливо (Мф 5:38–42; см. выше главу 7). Однако почему Иисус не ответил просто? Зачем понадобилось просить динарий и спрашивать, чей на нём портрет? (Все присутствующие и без того отлично знали, что изображено на динариях: римский император.)

По всей видимости, Иисус разыграл шутливую сценку (безыскусная простота марковского повествования стирает некоторые краски). Будучи спрошен о динарии, он с самым серьёзным видом притворился, что ничего про динарии не знает («какой такой динарий? принесите показать»). (Ход с дополнительным подтекстом: получается, что ревнители благочестия носят с собой римские монеты и хорошо про них знают.) Ему дают динарий. (Окружающие затаили дыхание.) Он берёт его в руки и, продолжая изображать наивность, спрашивает: «А чей тут портрет? Кто изображён?» «Как это кто? — опешили фарисеи — Император Тиберий, ясное дело». Иисус (изумлённо): «Император?? Так отдайте императору его монеты (что вы их таскаете с собой)!» Следует, по-видимому, взрыв смеха, и опасная для Иисуса ситуация <