Гигантский гроб в водной могиле

 

 

ВИД С УТЕСА

 

Бардак был неописуемый. И все же его придется, как всегда, описывать в очередном бесполезном отчете. Хотя ни один отчет в мире не в состоянии должным образом передать, какой же там творился бардак. Как любил повторять Джуди, прибывший на место происшествия следователь, „видели бы вы это“.

– Знаете, это как с детьми, – говорил Джуди, – никогда не поверишь, какой кавардак они могут учинить, пока не увидишь своими глазами. Так и с супертанкерами.

Все было как всегда в таких случаях. Джуди иногда думал, зачем вообще кому‑то туда выезжать. Насколько хватало глаз, кипящий океан был весь черный. Утесы и скалы черные. Мертвые рыбы черные. Спасательная бригада тоже была черная с головы до ног, поскольку, как всегда, оказалась совершенно не готова к проведению спасательной операции.

– Катастрофы с танкерами словно первый снег по зиме, – объяснял Джуди друзьям. – Помните, когда у нас еще бывал снег. Эта хрень выпадала из года в год, и каждый раз словно впервые, как будто раньше никому никогда не приходилось иметь дело со снегом. Дороги заносило, поезда останавливались, трубы лопались. Не было готово ничего. То же самое происходит, когда на берег из океана выплескиваются миллиарды тонн нефти. Люди думают, будто власти знают, что делать. А они не знают. Мы только пожимаем плечами и топаем к морю с лопатами и ведрами, как всегда.

Джуди стоял на самом высоком утесе над местом катастрофы, вместе с береговой охраной и парой местных копов.

– Что ж, видимо, нужно найти капитана. Я слышал, он пьяница, – сказал начальник береговой охраны с усталым вздохом человека, которого оторвали от отличного ужина и погнали следить за развитием событий, идущих своим трагическим путем независимо от количества зрителей.

– Вы собираетесь на капитанский мостик? – поинтересовался Джуди.

Начальник береговой охраны обернулся и презрительно взглянул на него.

– С чего это я должен обсуждать с тобой свои планы, ботаник хренов? – сказал он.

 

МАЛЬЧИК ПО ИМЕНИ ДЖУДИ

 

Джуди был мужчиной, хотя и с женским именем. А назвали его так потому, что его угораздило родиться во времена великих гендерных преобразований, когда в университетах всего мира бытовало мнение, что представления о разделении по половому признаку носят дискриминационный характер. В то время мужчин всячески убеждали не отращивать бород, которые рассматривались как визуализированные притязания на половую принадлежность, а у женщин вошло в моду обрастать волосами по максимуму, чтобы сгладить различия. Многим казалось, что если все люди прикинутся абсолютно одинаковыми, то порождаемое какой‑либо особенностью ущемление в правах исчезнет, и, следовательно, каждая отдельно взятая личность будет процветать.

Именно поэтому Джуди и назвали Джуди. Это решение было принято однажды утром, еще до его рождения, пока папа удалял волосы горячим воском, а мама подкрашивала волосы на ногах и над верхней губой.

– Если будет мальчик, назовем его Джуди, – постановили они. – А если девочка, то Геркулес.

Таким образом, приличия были соблюдены, а Джуди каждый день в течение шестнадцати лет получал в школе по первое число.

Достигнув совершеннолетия, Джуди поразил своих знакомых тем, что отказался сменить имя.

Разумеется, он собирался сделать это, как только появится возможность; но когда она наконец‑то появилась, он уже успел так настрадаться от травли, что не видел повода беспокоиться. Дети гораздо более жестоки, чем взрослые, рассудил Джуди, поэтому самое страшное уже позади. Разумеется, он ошибался. В колледже крутые ребята смеялись над ним и метелили каждый божий день, а став взрослым, он непрерывно слышал смешки у себя за спиной.

Дело не только в том, что Джуди был мальчиком с девчачьим именем; его положение усугублялось тем, что он был самым непривлекательным парнем на свете. Одна нога у него была короче другой, волосы всегда сальные, к тому же он сутулился и носил очки с толстыми линзами. В Америке таких, как он, называют ботаниками, а поскольку Джуди был американцем, это стало его вторым именем. Он был ботаником и занудой. Его словно специально таким и задумали. Ботаник до мозга костей. Если бы за нелепую и чудаковатую внешность выдавали авиамили, Джуди легко мог бы стать первым человеком на Марсе.

Будь он глуп, его могли бы просто игнорировать, но он был умен, очень умен, а для тиранов это как красная тряпка для быка. Даже то, что им приходится сосуществовать с таким чучелом, воспринималось как оскорбление, а у него еще хватало наглости быть умнее их.

Иногда, в более нежном возрасте, Джуди подумывал сделать пластическую операцию или, по крайней мере, изменить лицо. Однако с возрастом его начало коробить от мысли, что можно заплатить деньги хирургу, который станет кромсать его тело только потому, что люди не считают его привлекательным. К тому же он не мог позволить себе действительно приличную операцию. Индустрия косметической хирургии грозила создать мировое сообщество, полное практически одинаковых, пластиковых, похожих на кукол людей. Посему была создана система так называемой „финансовой дискриминации“, и превратиться в практически одинаковых, пластиковых, похожих на кукол людей могли только очень состоятельные граждане.

В результате Джуди остался таким же чучелом, как и раньше, и страдал от этого. Возможно, именно из‑за бесконечных гонений в его сердце зрело твердое представление о том, что справедливо, а что нет, и он решил провести остаток жизни в борьбе с нетерпимостью и несправедливостью. Он использовал свой мощный интеллект для получения должности в ФБР, решив, что уж там‑то не будет недостатка в нетерпимости и несправедливости.

Он оказался прав. Ничего не изменилось. Джуди раздражал коллег в новом коллективе ничуть не меньше, чем некогда однокашников в школе и колледже. Он по‑прежнему выглядел дураком, а говорил умные вещи – подобное сочетание способно пробудить тирана в любом хоть сколько‑нибудь предрасположенном к этому человеке. Во время тренировок мускулистые выродки продолжали избивать его, как и всегда. Его затирали плечами на стрельбищах и хлестали мокрыми полотенцами в душевых. Конечно, многие коллеги были с ним милы, но добрая улыбка едва ли в состоянии смягчить боль, когда тебя награждают пинками и затрещинами или привязывают „магнум‑44“ к твоей мошонке.

Годы не смягчили его ненависть к несправедливости, и его по‑прежнему возмущали постоянные притеснения. Поэтому, когда начальник охраны на утесе назвал его ботаником, он выпрямился во весь свой рост, который составлял пять футов пять дюймов или пять футов и пять с половиной дюймов – в зависимости от того, на какую ногу он опирался, – и приготовился дать очередному хаму отпор.

– Меня зовут Джуди Шварц, – сказал он. – Я агент ФБР, и я требую, чтобы вы сопроводили меня на капитанский мостик потерпевшего крушение танкера. В противном случае я посвящу остаток жизни тому, чтобы выяснить, как зовут вашу любовницу, и сообщу о ней вашей жене.

 

МЕРТВАЯ РУКА НА РУМПЕЛЕ

 

Маленький вертолет береговой охраны стоял с невыключенным двигателем на крыше рубки, в то время как Джуди, двое сотрудников береговой охраны и местный начальник полиции зашли внутрь и осмотрелись.

– Да, он избавил нас от многих хлопот, – сказал начальник полиции.

– По‑моему, он поступил как порядочный человек, – добавил сотрудник охраны.

Они говорили о мертвом капитане, который, очевидно, принял смерть от собственной руки. Он сидел, навалившись грудью на карты, с бутылкой в одной руке и револьвером в другой, в то время как его мозги лежали в корзине для бумаг у противоположной стены.

У Джуди возникло ощущение дежавю. Он уже видел подобную картину на другом капитанском мостике во время другого шторма. Он уже видел во время другой катастрофы лежащего на картах мертвого капитана. Капитана, не успевшего объяснить, почему он позволил кораблю подойти так близко к берегу в таких неблагоприятных условиях.

Снаружи на огромной палубе, так сильно накренившейся, что стоять на ней почти не представлялось возможным, проводилась эвакуация экипажа. Точнее, абсолютно всех, кроме застрелившегося капитана и его первого помощника, самоуверенной женщины по фамилии Джексон. Она стояла рядом с капитанским мостиком, ожидая распоряжений от береговой охраны, прежде чем покинуть корабль вслед за экипажем. Джуди вышел и заговорил с ней; ему пришлось кричать, чтобы его было слышно сквозь шум дождя и ветра.

– Это вы приказали экипажу покинуть корабль, мисс…? – спросил он.

– Джексон. Барбара Джексон. Нет, не я, сэр. Капитан приказал покинуть корабль, и большая часть экипажа уплыла на шлюпках еще до того, как положение ухудшилось и потребовалась помощь вертолетов береговой охраны.

– Значит, капитан отдал приказ, а затем застрелился?

– Именно так.

– Это на него похоже? – спросил Джуди.

– В смысле? Отдавать приказы или стреляться?

– Стреляться.

– Знаете, я за ним такого не замечала, – сердито ответила Джексон. – Но я за ним не замечала и склонности топить корабли. По крайней мере, таким образом. Мы начали погружаться словно камень, пропоров оба борта. Капитан знал, какие будут последствия. Береговая линия уничтожена на триста миль, рыболовство, растения, живность – всё. Вам бы хотелось иметь такое на совести? Он был порядочным человеком. Полагаю, он умер еще до того, как спустил курок.

– Пропороли оба борта, говорите? – спросил Джуди. – Но это ведь необычно, правда? Берег каменист только с одной стороны.

– Тут полно подводных скал, видимо, мы налетели на одну из них.

– И вы утверждаете, что капитан был хорошим моряком?

– Лучшим, с которым я ходила… Поговаривают, он выпивал.

– Он часто пил на судне?

Джексон помедлила. Она была преданным членом экипажа, но не хотела лгать федералу.

– Возможно, он и прикладывался. Но повторяю, он был хорошим моряком. Я его на посту даже слегка поддатым не видела.

Джуди на минуту задумался. Капитан был пьяницей, это ясно, а поэтому виноват, скорее всего, именно он… Вместе с тем это делало его очень удобным козлом отпущения.

– Вы думаете, что он напился и повел корабль к берегу? – спросил он Джексон.

– Думаю, это вполне вероятно, – ответила она.

Находящиеся на мостике начальник береговой охраны и начальник полиции, завершив поверхностный осмотр, готовились покинуть корабль.

– Я могу увидеть место повреждения корабля? – торопливо спросил Джуди.

– Если вы рыба, то да, ведь обе пробоины под водой, – ответила Джексон.

– Но корабль кренится, и пробоина в левом борту рано или поздно покажется над водой.

– Вы правы, – признала Джексон, – но только если корабль к тому времени не развалится, что очень вероятно, учитывая силу шторма.

Однако Джуди был настойчив, он хотел увидеть пробоину. Сотрудники береговой охраны пришли в ужас и заявили, что, если ему так хочется бездарно рисковать своей задницей, он может делать это в одиночестве. После чего улетели без него. Джексон, несмотря на протесты Джуди, решила остаться, утверждая, что без нее Джуди ни за что не найти дорогу в трюм.

Джуди поблагодарил ее и передал пилоту по рации, чтобы тот кружил над кораблем. Пилот не слишком обрадовался.

– Лейтенант Шварц! – ответил пилот. – Нас тут этот чертов ветер так и треплет! Какого дьявола вы там делаете?

Джуди ответил, что проводит максимально тщательное расследование причин крупной экологической катастрофы до того, как главная улика исчезнет в морской стихии.

– Я делаю работу, которую блестяще провалила береговая охрана, – сердито добавил Джуди. – А теперь заткнитесь и делайте свою работу, а не то я дам ваш адрес мормонам.

 

СКРЫТЫЕ ГЛУБИНЫ

 

Один из бортов вздымался вверх медленными толчками, каждый дюйм корабля кричал и стонал, громко возвещая свою неминуемую гибель, а Джуди и Джексон потихоньку пробирались вниз. Спуститься по корабельному трапу и в нормальной ситуации непросто, но когда угол наклона ступеней составляет сорок пять градусов, практически невозможно. Особенно если четко осознаешь, что в любой момент огромная махина в миллион тонн может развалиться на части и тебя засосет в ледяной водоворот нефти, камней и отравленной морской воды. К тому же в трюмах было темно, хоть глаз выколи, потому что аварийное освещение корабля, естественно, отказало при первых же признаках аварии. Джексон шла первая, с фонариком в руке.

Они нашли пробоину в огромном грузовом отсеке, наполовину заполненном нефтью и водой. Добраться до нее не представлялось возможным, их разделяла вода. Джуди поводил фонариком по краям пробоины.

– Она вам не кажется странной? – заорал он изо всех сил, чтобы перекричать рев волн и оглушающий скрежет и скрип корабля.

– Нет, просто она очень большая. Я не думала, что повреждение настолько сильное. Если пробоина в другом борту такая же здоровая, лучше убираться отсюда. Корабль не продержится и пяти минут.

Вместо ответа Джуди продолжал водить фонариком по пробоине, там, куда доставал луч света.

– Странно, не правда ли? – спросил он почти про себя.

– Я не слышу, – прокричала Джексон. – Отдайте фонарик. Нужно уходить!

Джуди не обратил внимания. Он по‑прежнему пребывал в задумчивости, его мысли блуждали очень далеко. Тем временем телу его грозила опасность тоже угодить очень далеко, и притом очень скоро. Корабль содрогнулся последний раз, и пора было решать: немедленно уходить или погружаться вместе с ним. К счастью для Джуди, Джексон оказалась гораздо сильнее его. Пока он размышлял, она выхватила у него фонарик и потащила его вон из огромного, в полкилометра, трюма, который уже через несколько минут мог стать для них гигантским гробом.

Поднимаясь по трапу, Джуди не удержался и, несмотря на риск, бросил последний взгляд назад.

– Это действительно странно, разве вы не согласны? – спросил он.

Но Джексон была уже далеко впереди.

 

Глава 3

Путь в Голливуд