Le compte de saint – germain

CELEBRE ALCHIMISTE

 

Ainsi que Prometrée il deroba le feu

Par qui le Monde existe, et par qui tout respire;

La Nature a sa voix оbéit et se meurt:

S’il n’est pas dieu lui‑meme un dieu puissant l’inspire.

 

Джин Овертон Фуллер дает максимально приближенный к оригиналу подстрочный перевод:

 

ГРАФ СЕН‑ЖЕРМЕН ЗНАМЕНИТЫЙ АЛХИМИК

 

Подобно Прометею, он похитил пламя,

Которым мир живет, и дышит всяк которым;

Природа голосу его послушна, и покорна:

И если он не бог, то богом вдохновлен.

 

Стихотворный перевод:

 

Он, словно Прометей, похитил пламень тот,

Которым полон мир и всякое дыханье.

Натура жизнь ему покорно отдает.

Он если сам не Бог, то Божье приказанье.

 

Фуллер считает, что эти строки дописал гравер, когда делал обрамление для портрета. Если бы они уже были под портретом в момент, когда его видели маркграф и Гемминген‑Гуттенберг, то последний обязательно упомянул бы это в своих записках, справедливо замечает она.

Рассказ Геммингена‑Гуттенберга об экспериментах Сен‑Жермена в Ансбахе свидетельствует о подлинности его работ. И убедиться в этом помогают неудачи. У ученого‑эмпирика, идущего путем проб и ошибок, успехи непременно сопровождаются неудачами. Шарлатанство неудачи скрывает.

 

Глава 15

В Саксонии

 

Как пишет Изабель Купер‑Оукли, с 1774 по 1776 год Сен‑Жермен находится в Трисдорфе, в 1776 году живет в Лейпциге, в следующем году – в Дрездене.

При рассказе о пребывании Сен‑Жермена в Саксонии в эти годы мы воспользуемся прежде всего материалами, которые Поль Шакорнак изложил на основе документов из немецких архивов[295].

Когда в октябре 1776 года граф Сен‑Жермен прибыл в Саксонию, он назвался Уэлдоном, что по‑английски означает благодетель.[296] Об этомсогласно приведенной Изабель Купер‑Оукли цитате доктор К. Вебер на страницах своей книги[297] сообщает следующее:

 

«В октябре 1776 года он прибыл в Лейпциг под именем Уэлдона и предложил Городскому Совету воспользоваться многими секретами, которые удалось ему собрать во время странствий по Египту и Азии».

 

На имя Уэлдона был выписан для него графом Алексеем Орловым в Пизе в 1770 или 1771 году патент генерала русской армии, поэтому в Саксонии Сен‑Жермен принял это имя. По этим именем он позднее вел свою переписку из Лейпцига и Дрездена.

В течение шести месяцев граф жил затворником, принимал лишь близких друзей, для которых его инкогнито не было тайной. Среди них был господин Саграмозо – посол Мальтийского ордена в Дрездене, с которым граф познакомился во время своего пребывания в Италии и с которым он вновь встретился, когда тот сопровождал саксонского министра.[298]

Другим его другом был граф Лендорф – камергер двора в Дрездене. Он приехал в Лейпциг на пасхальную ярмарку и они подолгу разговаривали. В своих дневниковых записях, названных им «Дневник моей эпохи», Лендорф затем будет долго вспоминать замечательное выражение интенсивной духовной жизни, которое можно было прочесть на лице графа Сен‑Жермена, когда тот говорил. Он восхвалял добродетель, трезвость и любовь к ближнему, но к тому же настаивал на сохранении равновесия между душой и телом для того, чтобы избежать расстройства человеческого телесного механизма. Граф непременно угощал каким‑то слегка слабительным порошком, с анисовым вкусом, который заваривался как чай.[299]

Лендорф оставил свидетельство об укладе жизни «шевалье Уэлдона» в Саксонии, где он жил он уединенно, скромно, «ел один раз в день, очень мало, пил только воду»,[300] отчего решили, что он обеднел и нуждается в деньгах. Другие утверждали однако, что «он владел большим количеством алмазов».[301]

Как только стало известно, что граф Уэлдон – это псевдоним графа Сен‑Жермена, в Лейпциге и Дрездене о нем начали распространяться и недоброжелательные слухи. Поговаривали, будто он – португальский еврей и ему несколько сот лет;[302] будто он родился во Франции среди плебеев.[303] Воображение будоражило и то, что у графа было много разных имен: он выдавал себя за третьего сына князя Ракоци[304] и называл себя в различных странах то маркизом Бельмаром, то господином Кастеланом.[305] С другой стороны, «ничего предосудительного за ним не числилось».[306]

Изабель Купер‑Оукли пишет, что Сен‑Жермен посетил Лейпциг в 1776 году под именем шевалье Уэлдона и отнюдь не скрывал своего настоящего имени, которое на немецкий манер произносилось как принц Рагоци.

Однако эти сведения о себе граф не рассказывал всем встречным‑поперечным, а сообщил только лейпцигскому камергеру дю Боску и послу Фридриха II Прусского фон Альфенслебену, и то после настойчивых расспросов последнего.

В масонских хранилищах Королевской библиотеки Вольфенбюттель (не в архивах) «масонский друг» госпожи Изабель Купер‑Оукли господин Л.А. Лангфельд нашел множество интересных писем, где упоминается граф Сен‑Жермен. Все они адресованы масонам, да и авторы зачастую также являются масонами. Среди них – письмо от Дю Боска, лейпцигского камергера, который 15 марта 1777 года писал Фридриху‑Августу Брауншвейгскому:

«После таинственной задержки этот Сен‑Жермен, известный в настоящее время под именем Велтона (Уэлдона) и уверяющий нас в том, что его настоящее имя принц Рагоци, соизволил‑таки принять решение и связаться со мною».

Как пишет исследовательница в другом месте, немецкий историк Георг Хезекль[307] провел некоторые исследования по поводу родства графа Сен‑Жермена с князем Ракоци, и вот что он говорит:

«Мы, собственно, склонны считать графа Сен‑Жермена младшим сыном принца Франца‑Леопольда Рагоци[308] и принцессы Шарлотты Амалии Гессен‑Ванфридской. Франц‑Леопольд женился в 1694 году и от этого брака имел двух сыновей; их захватили в плен австрийцы и воспитали в католической вере; в дальнейшем их принудили отказаться от ненавистного императору имени Рагоци. Старший сын, назвавшийся маркизом Сан‑Карло, бежал из Вены в 1734 году В этом году, после долгих лет бесплодной борьбы, умер в Родосто на территории Турции его отец и был похоронен в Смирне. Позднее старший сын получил от Турции причитающийся его отцу пенсион[309] и стал известен под именем принца Зибенбюргена (Трансильванского). Он пошел по стопам отца, стал бороться против угнетателей, но был разбит принцем Фердинандом Лобковицем[310] и умер, забытый всеми, в Турции. Младший брат не принимал участия в борьбе старшего и находился поэтому в хороших отношениях с австрийским правительством».[311]

Это сообщение отражает исторические факты верно только в самых общих чертах и изобилует неточностями, поскольку явно базируется на официальных – весьма скудных – сведениях имперского архива Вены; подробности Георгу Хезеклю не могли быть доступны. Мы вернемся к этому чуть позже.

Сообщая о пребывании Сен‑Жермена в Саксонии, Купер‑Оукли опирается на свидетельство того же Георга Хезекля:

«Камергер граф Марколини прибыл из Дрездена в Лейпциг и от имени двора сделал графу определенные весьма заманчивые предложения. Господин Сен‑Жермен отказался принять их. Однако, появившись в 1777 году в Дрездене, он неоднократно общался с прусским послом фон Альфенслебеном».[312]

Граф Марколини[313] – министр при курфюрсте саксонском Фридрихе‑Августе II специально приехал из Дрездена и появился у графа для того, чтобы предложить ему открыть саксонскому государству, за вознаграждение, все свои «секреты». Это свидетельство подтверждает и биограф графа Марколини, господин о’Бирн, тщательно и воедино собравший все касающиеся предмета его исследования сведения, взятые из тайных архивов саксонского двора, в которых он получил разрешение работать.

Граф Марколини слыл человеком честным и прямым. Его биограф пишет:

 

«Учитывая то возмущение, которое выразил граф Марколини, узнав о раскрытых мошенничествах в деле Шрёпфера, крайне удивительна та степень симпатии, с которой он относился к прибывшему в Саксонию графу Сен‑Жермену. Граф Марколини немедленно отправился в Лейпциг, намереваясь встретиться с Сен‑Жерменом, который, по слухам, прибыл под именем Уэлдона в октябре 1776 года… Встреча завершилась тем, что граф предложил Сен‑Жермену важный пост в Дрездене, если тот согласится, конечно же, оказать государству такую услугу. «Чудо‑человек», однако, отказался принять это предложение».[314]

 

В своем письме от 28 марта 1777 года об этом посещении Уэлдона саксонским министром графом Камилло Марколини королю Фридриху II написал посол Пруссии при саксонском дворе в Дрездене граф фон Альфенслебен. Согласно его изложению событий, на предложение раскрыть секреты за щедрое вознаграждение Уэлдон ответил графу Марколини, что «о нем неправильно думают те, кто считает, будто он стремится к таким вещам. Его единственная цель в том, чтобы осчастливить людей. Если ему это удастся, он сочтет себя полностью вознагражденным». Министра ответ удивил, однако он понял свою ошибку и не стал настаивать.[315]

К марту 1777 года графом Сен‑Жерменом помимо Фридриха стали интересоваться несколько немецких князей. Эрцгерцог австрийский Максимилиан‑Иосиф I написал из Мюнхена своей сестре – вдовствующей княгине Марии‑Антуанетте Саксонской, предупредив ее о том, что в Лейпциге находится некий человек, «которому 200 лет и, если ему столько, а он выглядит молодым, значит это адепт».[316]

Узнав, что граф намерен на некоторое время задержаться в Саксонии, все стали наперебой приглашать его. Сначала герцог Фридрих‑Август Брауншвейгский – племянник Фридриха II[317] передал ему через частное лицо в Дрездене – советника дю Боска настоятельное приглашение посетить Берлин.[318] Но граф пока не торопился принять это приглашение.

Со своей стороны Фридрих II попросил своего посла в Дрездене графа фон Альфенслебена найти информацию о причинах пребывания графа Сен‑Жермена в Лейпциге и сообщить ему о том, что он узнал, ибо этот человек был ему интересен, «из любопытства, не более».[319] Выполняя просьбу, фон Альфенслебен направился к графу Сен‑Жермену, вот уже пять недель проживавшему в Дрездене, и имел с ним беседу. Предваряя события, король уже в написанном на следующий день письме сообщил своей племяннице княгине Вильгемине Оранской – жене голландского штатгальтера Вильгельма V о ближайшем приезде в Берлин «того, о котором рассказывают чудесные вещи» – так Фридрих охарактеризовал графа в своем ответном письме фон Альфенслебену.[320]

Больше всего подробностей о Сен‑Жермене приводит фон Альфенслебен в пространном письме королю Фридриху от 25 июня 1777 года. В этом послании автор тоже описывает его как человека в возрасте около семидесяти лет, много путешествовавшего по Европе, берегам Африки и Малой Азии. Мы приведем это письмо в частичном изложении, так как у нас имеется в распоряжении только его пересказ исследовательницей Джин Овертон Фуллер. Как она пишет, письмо Альфенслебена несколько туманное, но содержит интересные детали:[321]

«Он говорит, что он – принц Рагоци и, в доказательство особого ко мне доверия, добавляет, что у него есть два брата, которые опустились до того, что покорились своей несчастливой судьбе, и что в какой‑то момент он взял имя и титул Сен‑Жермена, что означает «святой брат Он говорит, что в течение восьми лет оплачивал за свой счет проживание в Индии и Китае одного француза, по имени Буасси, чтобы тот высылал необходимые ему материалы и информацию. Он издевается над докторами и лекарствами, хотя и сам раздает порошок, про который рассказывает чудеса, и поэтому пахнет как ходячая аптечная лавка».

По словам фон Альфенслебена, граф Уэлдон рассказал, что, будучи в России, передал царице Екатерине, к которой он испытывал особую симпатию, секреты некоторых химических технологий.[322] Эти технологии могли послужить основой для торговли и союза между Саксонией и Россией, что было нужно им обеим, так же как и союз Пруссии с этими двумя странами. Все три государства должны были взаимодействовать, а уже существующий между Пруссией и Россией союз – укрепляться. Он собирался поехать в Пруссию для объяснения своих идей. Он высказал уважение к манере правления короля Фридриха, короля Сардинии, маркграфа Бадена и императора.

Этот момент в письме фон Альфенслебена Джин Овертон Фуллер сопроводила таким комментарием: может, Альфенслебен что‑то неправильно понял? Король Сардинии, Виктор Амадей III, выразил свое желание помочь изгнать австрийцев из Италии, если обстоятельства будут благоприятными и если Мария‑Терезия и была более добросердечным человеком, чем ее предшественники, то агрессивные тенденции ее сына, Иосифа II, были столь сильны, что оживили подозрения Сен‑Жермена о расширении власти Габсбургов в Европе. Мог ли Альфенслебен, не понимая точки зрения Сен‑Жермена, перепутать эти четыре имени? Более вероятно, что четвертым был маркграф Ансбахский.

 

Фуллер продолжает:

Альфенслебен задавал Сен‑Жермену вопросы, которыми пытался поймать его в ловушку, такие как, например: почему, если он обладал эликсиром, позволявшим ему жить противоестественно долго, он до сих пор откладывал возможность сделать все человечество счастливым благодаря его секретам? Вопрос был некорректным, так как Сен‑Жермен никогда не утверждал, что владел таким эликсиром; во всяком случае, он продолжал ставить свои опыты, поэтому предлагаемое им в данный момент должно было превосходить то, что он мог предложить ранее. Альфенслебен продолжает:

 

«Я сказал, что секреты, о которых он заявлял, могли заставить меня поверить в то, что люди говорят о его огромном возрасте, однако что‑то, сказанное им в этот момент, по поводу удовольствия, с которым он читал Свифта, заставило меня усомниться в этом, если только он действительно не знал старые времена вплоть до отдельных деталей. Он ответил, что он знал их по очень подробным рассказам тех, кто жил в эти времена».

 

Фуллер сразу узнала литературные аллюзии в словах Сен‑Жермена. Эта литературная ссылка, пишет она – на роман Джонатана Свифта «Путешествие Гулливера». Среди странных людей, которых посетил Гулливер, были струльдбруги – раса отвратительных стариков, наделенная бессмертием, но от этого не ставшая счастливее. Альфенслебен либо не читал Свифта, либо не понял тонкий намек графа. Фуллер расшифровывает эти слова графа: это звучит так, как если бы Сен‑Жермен ответил, что если Альфенслебен предполагал, будто долгожительство было синонимом блаженства, то ему надо читать Свифта.

Вероятно, под влиянием известий о приезде министра Марколини к Сен‑Жермену по Лейпцигу еще в марте 1777 года распространился слух о том, будто графу предложили пост министра финансов, от которого он отказался. Слух был настолько упорным, что его повторяли даже спустя несколько месяцев. Граф Уэлдон должен был специально опровергнуть эти домыслы. Фон Альфенслебен тоже затронул эту тему, спросив, не хотел ли он, как думали некоторые, получить пост генерального контролера или министра финансов в правительстве короля Фридриха? В ответ на настойчивые расспросы фон Альфенслебена Уэлдон засмеялся и сказал, что не отказывался, потому что ему ничего и не предлагали, и что для этой работы им был нужен человек с такой головой, как у него, но так как он был князем, то не мог быть на службе у другого монарха: «будучи князем, он далек от мысли, чтобы принять место, занимаемое ничтожными людьми».[323]

В письме к Фридриху фон Альфенслебен написал также, что в какой‑то момент, говоря о своем могуществе над силами природы, граф Уэлдон среди прочего с пафосом воскликнул: «Держу природу в своих руках и, также как Бог создал мир, я могу извлечь из небытия все, что хочу».[324]

Джин Овертон Фуллер считает, что это звучит немного преувеличенно, непохоже на Сен‑Жермена. По ее мнению, он мог говорить с живостью, но никогда не утверждал, что творил из ничего, а только улучшал творения природы.

Сен‑Жермен сказал, пишет далее фон Альфенслебен, что его исследования должны были стоить ему миллионы и, смеясь, добавил, что впервые разработал он их не вчера. Несмотря на это предлагал он их королю Фридриху бесплатно. Поскольку в его распоряжении находились такие сокровища, финансовая компенсация для него не имела никакого значения.

Исследовательница восстанавливает предполагаемый ход размышлений фон Альфенслебена: так как Сен‑Жермен сказал, что денег он не хочет, значит, он должен хотеть чего‑то другого. Но он сказал, что не хотел даже и этого другого. Он не хотел ничего. Это обеспокоило фон Альфенслебена, весь опыт его жизни не сталкивал его с людьми, способными отдать что‑либо бесплатно.

 

Удивление последнего еще больше возросло, когда граф Сен‑Жермен передал ему для Фридриха II список своих секретных способов изготовления красителей и образцы. Список, под названием «Новая физика применительно к некоторым новым и важным промышленным товарам», состоит из 29 пунктов:

Как придать всяким кожам доселе неизвестную крепость, красоту, долговечность, и особенно улучшить бараньи кожи.

Как улучшить шерсть так, чтобы она стала более крепкой, тонкой, качественной и т. п.

Как полностью отбеливать хлопок, лен, коноплю и ткани, изготовленные из них, лучше, чем это позволяют гарлемский или голландский способы отбеливания, не повреждая при этом ткани и за короткий срок.

Как отстирать шелк так, чтобы итальянский шелк, самый лучший в мире, стал более блестящим и крепким.

Как улучшить кожу ангорских коз так, чтобы изготовить из них отличный камлот, который не рвется, как прежде, а кожа становится мягкая как шелк.

Как полностью и надолго отбеливать холст и всякие хлопковые ткани.

Как красить кожу в синий, зеленый, настоящий пурпурно‑красный, настоящий фиолетовый и серый цвета очень красиво и качественно.

Как изготовить непортящиеся краски для рисования желтым, красным, синим, зеленым, пурпурным, фиолетовым цветами очень красиво и качественно.

Как изготовить белила непревзойденного качества. Во все времена искали такую краску; она остается всегда белой, смешивается со всеми другими красками, украшает и защищает. Короче, эта краска – настоящее чудо.

Как красить кожу в черный цвет с помощью очень чистого и красивого красителя, изготовленного на основе русского синего цвета без каких‑либо добавлений. Получается неподражаемая, несравненная и качественная черная кожа.

Как изготовить конопляный холст ни с чем не сравнимого, чистого желтого цвета различных оттенков и степеней блеска, который стирается водой с мылом и не линяет.

Как изготовить смешанную ткань из хлопка с шерстью, отличного желтого цвета различных оттенков, легко стираемую и не линяющую.

Как изготовить серый холст, стираемый мыльной водой и не линяющий.

Как изготовить смешанную серую ткань из хлопка и шерсти, стираемую мыльной водой и не линяющую.

Как изготовить холст и ткань изо льна или конопли настоящего пурпурного, фиолетового или красного цветов. Все цвета стираются и совершенно не линяют.

Как изготовить очень красивые и долговечные шелковые ткани.

Как изготовить холст, покрашенный в совершенно новые и красивые цвета, в том числе различные оттенки серого, которые не линяют ни от кислоты, ни от воздуха, ни от воды с мылом.

Как изготовить серебряные плетеные ленты, на треть дешевле и намного белее и долговечнее самых красивых лионских лент.

Как изготовить без золота и серебра золотую или серебряную краску очень экономично и так, что любой хороший химик удивится. Способ позволяет достигнуть большой экономии при изготовлении различных недолговечных украшений.

Как изготовить совершенно новый металл с удивительными особенностями.

Как изготовить различные ценные предметы, очень экономично, какими бы удивительными и невероятными эти способы ни казались.

Как окрашивать в самые различные тончайшие оттенки бумагу, перья, слоновую кость, дерево.

Хорошие химические способы изготовить хорошее вино.

Как изготовить ликер Россли, ликер из косточек и т. п. хорошего качества и дешево.

Как изготовить различные полезные вещи, о которых я умолчу.[325]

Как защитить себя от всяких болезней и прочих неприятностей.

Настоящие слабительные средства, отчищающие организм только от вредных веществ.

Настоящие, безопасные и благотворные косметические средства.

Сверхочищенное оливковое масло, изготовляемое в Германии за 12 часов.

 

Оставляю на потом то, что касается сельского хозяйства. Л.П.Т.С. де Уэлдон.

По различным причинам здесь нельзя упомянуть об одном дополнительном способе.

Осуществление этого промышленного плана может оказаться в высшей мере полезным для экономики страны и приведет к нерушимому единству между различными великими странами, де Уэлдон».

Помимо данного списка, граф обещал вручить фон Альфенслебену письмо, но «опасаясь, что придется слишком углубиться в детали», он просто вручил следующую просьбу об аудиенции: «Сир, говорить о себе иначе, чем с фактами в руках, не подобает, когда имеешь счастье обращаться к такому великому Королю. Поэтому пусть Ваше Величество вышлет мне свои приказания, коими он осчастливит покорнейшего, вернейшего и скромнейшего слугу Вашего Величества Уэлдона».[326]

 

30 июня 1777 года Фридрих II ответил фон Альфенслебену, что он не собирается отвечать графу Сен‑Жермену, но разрешает передать ему, что тот может приехать в Потсдам. Король передал список графа своему брату, принцу Генриху Прусскому, который написал следующее:

 

«Благодарю тебя, дорогой брат, за присланную памятку о чудесах, которые Сен‑Жермен хочет осуществить. Он многое обещает, но многое и умеет. У него, наверное, глубокое образование, и он всегда слыл удивительным человеком. Возможно, он владеет некоторыми тайными способами использования и улучшения отдельных веществ. Эксперимент с двумя‑тремя предметами не разорит нас, а может принести большую прибыль, конечно же, не сокровища Креза или Монтесумы, но необязательно сравниваться с ними, чтобы быть богатым. Богатство меряется нашими собственными потребностями. Кто удовлетворяет их, не теряет ни радость, ни душевный покой, более того, он их увеличивает, если сумеет облегчить судьбу несчастных и нуждающихся».[327]

 

Нам неизвестно, последовал ли король Прусский бескорыстным советам своего брата, об этом архив умалчивает. По крайней мере, не жажда прибыли толкнула графа Сен‑Жермена передать свой список Фридриху II; по этому поводу он сказал фон Альфенслебену: «Поскольку я владею большими богатствами, никакой правитель не сможет меня облагодетельствовать. Поскольку я сам – князь, он не сможет заметно улучшить мою судьбу».

Так как граф Сен‑Жермен не ответил на приглашение Фридриха‑Августа Брауншвейгского, последний направил к нему посланца в лице своего личного советника, господина дю Боска – торговца шелками в Дрездене. Тот не знал, что граф «способен прочесть на лице человека, может ли собеседник понять его или нет. В последнем случае он избегал новой встречи с этим человеком».[328]

Именно это и случилось, когда дю Боек предстал перед графом Сен‑Жерменом. Тайный советник рассчитывал, что граф станет показывать ему различные документы, коими «адепты» любят размахивать, либо проделывать опыты по трансмутации. Граф всего лишь раскрыл «философский портрет» посетителя. Последний, страшно удивившись, возненавидел графа и, желая принизить его в глазах своего хозяина, представил его Фридриху‑Августу таким образом: «Я увидел в нем лишь остроумного, начитанного, много видевшего и испытавшего человека, имеющего разрозненные познания в области химии, но не ставшего настоящим исследователем, короче, человека без системы. Я понял, что он ничуть не теософ, он не различает Бесконечное во всех его деталях, анализ Создания не дал ему правильного мнения о Причине создания Дю Боек сумел убедить некоего Фрелиха, проживающего в Горлице, и оба придумывают в своих докладах Фридриху‑Августу Брауншвейгскому совершенно невероятные истории. Фрелих убедил князя не встречаться с графом, заметив, что тот «не масон, не маг, ничего в масонстве не смыслит»[329]». Как известно, герцог Брауншвейгский был председателем ложи «Три глобуса Вселенной» в Берлине и проповедником в ложах чина Строгого Наблюдения.

Что касается дю Боска, он познакомил князя с информацией о том, что русский офицер Давид ван Хоц[330] якобы встретил графа «с трудом – из‑за ранения в ноге – шагающего по дороге в Россию. Граф едва передвигался, и офицер якобы взял его в свою карету, привез в Москву, где у графа была фабрика, которая не хотела функционировать».[331] Дю Боек настаивал на этой информации, утверждая, что граф работал над изготовлением красителей для ткацкой фабрики в Москве.[332] Затем он стал утверждать, будто камни, которыми он обладал, происходили из рудника, открытого им в России, правом выработки которого он владел единолично, а в алмазах совершенно не разбирался.[333] Наконец дю Боек пустил слух о том, что разоренный граф попытался выпросить у него самого крупную сумму денег.[334]

У графа Сен‑Жермена нашлись в Дрездене два друга, готовых защитить его перед герцогом Брауншвейгским. Одним из них был государственный советник – барон Вурмб, другим – камергер герцога Курляндского, барон Бишофвердер.

Бишофвердер[335] написал герцогу Фридриху‑Августу Брауншвейгскому следующее: «Удивлен, узнав, что брат дю Боек не согласился дать денег взаймы графу Сен‑Жермену. Брат не может не знать, что, если граф часто занимал деньги, он всегда возвращал крупные суммы, и нет никакой опасности в том, чтобы с ним познакомиться».[336] Затем с согласия герцога Курляндского[337] Бишофвердер уехал в Лейпциг на встречу с графом Сен‑Жерменом.[338]

Именно в это время граф написал герцогу Фридриху‑Августу Брауншвейгскому следующее письмо, датированное 8 мая 1777 года:

 

«Монсиньор, позвольте мне открыть Вам свое сердце. Оно изранено с тех пор, как господин советник дю Боек использовал средства, которые весьма мне неприятны, с целью убедить меня в истинности распоряжений, полученных от Вас, о которых он сообщает мне в своем письме, и которые, смею Вас уверить, не имеют и не должны иметь ко мне никакого отношения. Барон Вурмб вместе с бароном Бишофвердером могут засвидетельствовать честность и правомочность сделанного мною шага, давно назревшая необходимость которого, конечно же, ни в коем случае не умаляет моего к Вам уважения и преданности. Щекотливость создавшегося положения с самого начала обязала меня скрывать свои мотивы.

Я тороплюсь исполнить возложенные на меня в этих краях обязанности, очень важные и не терпящие отлагательства, чтобы, завершив свои дела, немедленно приехать к Вам, лучшему из принцев, встречи с которым я давно и с нетерпением жду. Поскольку я уже имел честь быть представленным Вам, монсеньор, смею надеяться на то, что в силу своей проницательности Вы сумеете распознать во мне Вашего пылкого сторонника и простить меня за неотложные дела.

Остаюсь, обязанный Вам, Ваш покорный слуга Уэлдон».[339]

 

Цели и намерения Сен‑Жермена, инкогнито которого уже ни для кого не было тайной, пытался выяснить саксонский государственный советник Вурмб, масон и розенкрейцер, который писал о своей поездке в Лейпциг в письме герцогу Фридриху‑Августу Брауншвейгскому от 19 мая 1777 года из Дрездена:

«За те две недели, что провел в Лейпциге, я пытался выяснить намерения знаменитого Сен‑Жермена, который в настоящее время скрывается под именем графа Велдона, и кроме того, именно благодаря моей просьбе он находится здесь и согласен даже немного повременить с отъездом. Я увидел очень бодрого для своего возраста мужчину шестидесяти или семидесяти лет. Он смеется над теми, кто приписывает ему невероятный возраст. Благодаря режиму и лекарствам, которыми он пользуется, он, возможно, проживет еще долго. И все же выглядит он не долгожителем. Нельзя отказать ему в глубоких знаниях. Я буду работать с ним над некоторыми красителями, над обработкой шерсти и хлопка, чтобы проверить, можно ли из этого извлечь пользу для наших мануфактур.

После того как я вошел к нему в доверие, я заговорил о масонстве. Без рвения, как будто не придавая этому большого значения, он признался в том, что достиг четвертой ступени,[340] но знаков не помнит. По этой причине я не смог углубиться в эту тему, поскольку, казалось, он ничего не знал о системе Строгого Наблюдения[341]».

Это замечание Вурмба совсем несправедливо, так как из переписки графа с церемонийместером Веймара графом Герцем явствует, что не кто иной, как Сен‑Жермен, разрабатывал систему «Строгого чина» – посвящения ордена франкмасонов в аристократическом духе для брата ландграфа Карла Гессенского, который стал масоном в 1774 году. Но это произойдет позже.

Поскольку граф Сен‑Жермен проявил интерес к делу Шрёпфера, той самой, что вызвала такое возмущение у графа Марколини и настроила жителей Дрездена против Сен‑Жермена, увидевших в нем новоявленного Шрёпфера, Вурмб, сыгравший в этой трагической истории одну из главных ролей, рассказал графу то, что знал.

Шрёпфер,[342] официант в некоем постоялом дворе в Лейпциге, женился лет в 40. На приданое жены в 1772 году он открыл кабак на Клостергассе в том же городе. Когда его приняли в масонскую ложу, он заявил, что «не масон тот, кто магии не практикует».[343] В связи с этим кому‑то вздумалось распространить слух о том, что он обладает способностью «укрощать духов»[344] и устроил в бильярдной своего кабака академию магии, или фантасмагории, как говорили тогда.

Саксонцы тут же стали видеть в нем «нового Аполлония Тианского»[345] и толпой ринулись в кабак Шрёпфера присутствовать на его опытах. «Он вызывал духов, которые не только показывались, но и даже заговаривали с присутствующими».[346] Говорят, что однажды в Берлине началась паника от того, что его духи стали предсказывать смерть известных людей и, к слову сказать, во многих случаях предсказания сбылись.[347]

Ложа, членом которой он являлся, запретила ему его фокусы, но он проигнорировал запрет, утверждая, что герцог Курляндский разрешил ему делать все, что захочет. Герцог рассердился и велел дать Шрёпферу палок. Самозваный колдун не притих, наоборот, он стал еще наглее в своем волшебном искусстве.

Ненадолго уехав из Лейпцига, он вернулся к Пасхе 1774 года под именем «барона Штейнбаха, полковника на службе Франции. Он возобновил вызывания духов; говорят, что при этом он проявлял определенный режиссерский талант»[348]

Даже знатные люди стремились познакомиться с ним. Среди них были три человека, которые фигурируют в рассказе о Сен‑Жермене как его знакомые: дю Боек, Вурмб и Бишофвердер.[349] Господина дю Боска Шрёпфер убедил, что великие мастера французских и немецких лож: герцог Шартрский[350] (которому‑де он был обязан своим чином полковника французской армии) и герцог Брауншвейгский[351] – поручили ему осуществить соединение масонства с распущенным Папой римским Обществом Иисуса, часть богатств которого он хранил. Эти богатства, в размере нескольких миллионов, лежали в банке во Франкфурте у братьев Бетманнов и должны были быть использованы на поощрение тех, кто готов помочь ему в работе.[352]

Дю Боек и Вурмб дали Шрёпферу большие денежные суммы, на расходы и содержание. Он приехал в Дрезден, снял комнату в гостинице «Полонь» и стал жить на широкую ногу.

Однако французский резидент в Дрездене Марбуа нарушил его спокойствие. «Он попросил колдуна показать ему диплом полковника на французской службе, угрожая публично обозвать самозванцем и потребовать его ареста».[353] Весь Дрезден заволновался.

Спас положение герцог Курляндский, показавшись публично разгуливающим со Шрепфером. Последний вернулся в Лейпциг. Тут случилась новая заминка. Дю Боек и Вурмб потребовали, чтобы он показал им сокровища иезуитов. На назначенную встречу Шрёпфер не пришел, а в присланном банком братьев Бетманнов пакете ничего, кроме «белой бумаги и документов, относящихся к отсутствующим другим бумагам»,[354] не было. Господа дю Боек и Вурмб побоялись стать посмешищем и промолчали. Дело, тем не менее, шло к своей развязке.

7 октября 1774 года Шрёпфер собрал за ужином нескольких из своих последних друзей, среди них был Бишофвердер, и сказал им: «Сегодня ночью мы спать не ляжем. Завтра утром, на заре, я покажу вам нечто экстраординарное». Около пяти часов утра он позвал их, сказав: «Господа, пора идти». Они направились в парк Розенталь, находящийся у ворот Лейпцига.[355]

По дороге он показал им пистолет. «Я заказал его специально по образцу Комуса,[356] он послужит моей славе. Я покажу вам, что я не ярмарочный фокусник».[357] Каждому он указал, где ему стоять, удалился в сторону куста и сказал: «Посмотрите, вы сейчас увидите странное явление». Спутники открыли широко глаза и уши, чтобы ничего не пропустить из обещанного чуда. Они услышали выстрел, но ничего не увидели… Воцарилась тишина. Шрёпфер застрелился.[358]

Трагический инцидент стоил личному советнику дю Боску от 4 до 5000 талеров. Становится понятно, почему он не захотел дать денег графу Сен‑Жермену, решив, что тот – новоявленный Шрёпфер.[359]

Рассказав графу эту историю, Вурмб ушел, и об их дальнейших встречах ничего не известно. Что касается Бишофвердера, которому посчастливилось узнать от графа несколько химических секретов,[360] он с радостью сообщил герцогу Фридриху‑Августу Брауншвейгскому, что «судя по опытам, эти способы дают удивительные результаты».[361]

Король Фридрих ответил Альфенслебену письмом от 30 июня, в котором разрешил ему сказать Сен‑Жермену, что тот имел полную свободу приехать в Берлин, и одновременно просил предупредить его, что если его предложения нельзя будет продемонстрировать на практике, то они будут встречены скептически, и поэтому он мог потерять время, которое лучше было бы использовать в другом месте. Неясно, знал ли Фридрих о том, что его племянник, с которым он делил свой дворец, настойчиво приглашал Сен‑Жермена. В тот же день он написал своей племяннице Вильгемине, что ему «грозил» приезд Сен‑Жермена, алхимические рецепты, секретные снадобья и формулы философского камня. Эти объекты в собственном списке Сен‑Жермена не упомянуты.

В течение июля граф Сен‑Жермен уехал из Саксонии и приехал в Берлин.[362] Это произошло после 9 июля, поскольку 2 июля король Фридрих написал письмо своему брату, принцу Генриху, сообщая ему, что приезжает Сен‑Жермен, и еще одно письмо, 9 июля, о том, что Сен‑Жермен пока еще не приехал. Просматривая список изобретений и технологий, присланный Сен‑Жерменом, он увидел, что изготовление золота в него не входило. Очевидно, Сен‑Жермен предложил возможность его получения только через развитие земледелия и торговли. Он не считал, что такими путями они достигнут богатства Креза или Монтесумы, однако мир в душе стоит всех сокровищ Перу. Фридрих послал список Сен‑Жермена своему брату.

Принц Генрих был самым известным среди братьев короля Фридриха. Некоторые считали его более способным, чем был Фридрих. Говорили, что Фридриха раздражали очевидные достоинства Генриха: но в этом обмене письмами они общаются довольно дружественно. Хотя письмо короля было полушутливым, возможно, он хотел получить совет своего брата, и он его получил: принц Генрих ответил[363] из Райнсберга 15 июля 1777 года, сообщая, что Сен‑Жермен многое обещает, но и многое знает. Он проводил далеко идущие исследования, получившие очень высокую оценку. Он мог на самом деле обладать секретом улучшения материалов. Испытание двух‑трех его изделий не будет стоить дорого и может принести значительную выгоду.

Тем временем продолжалась и масонская переписка. Бишофвердер написал герцогу Фридриху‑Августу:[364]

 

«Эльстерверда, 19 июля 1777 г.

Граф Уэлдон определенно не является одним из наших. Если он владеет настоящими секретами, то я обладаю большим. Против всех законов вероятности:

1) что все это существует;

2) ч<