В начале была командная строка

Нил Стивенсон

В начале была командная строка

 

Вступление

 

Около двадцати лет тому назад Джобс и Возняк, основатели Apple, родили очень дикую идею — продавать машины, обрабатывающие информацию, для использования дома. Дело пошло, и основатели сделали много денег и получили славу, которую заслужили, будучи отчаянными мечтателями. Но примерно тогда же, Билл Гейтс и Пол Аллен наткнулись на идею более странную и более фантастическую: продажа компьютерных операционных систем. Это было значительно более ново, чем идея Джобса и Возняка. Компьютера, по крайней мере, имел реальное вместилище. Он умещался в ящике, который вы могли бы открыть, включить и наблюдать мигание лампочек. Операционная Система не имела осязаемого воплощения совсем. Она располагалась на диске, конечно, но диск никогда не был чем-то большим, нежели коробкой, в которой ОС приходила к потребителю. Сам продукт был очень длинной строкой единиц и нулей, которая, правильно установленная и настроенная, давала Вам способность манипулировать другими очень длинными строками единиц и нулей. Даже те немногие, кто действительно поняли, чем была компьютерная операционная система, были склонны думать о ней, как о фантастически заумном чуде инженерной мысли, подобно реактору или шпионскому самолету U-2, а не как о чем-то, что могло бы когда-либо быть (на языке высокой технологии) «запродано».

Как раз теперь компания, которую основали Гейтс и Аллен, продает операционные системы, подобно тому. как «Жилетт» торгует бритвенными лезвиями. Новые версии операционных систем выпускаются, как если бы они были голливудскими блокбастерами: под выступления знаменитостей, в атмосфере ток-шоу и мировых турне. Рынок для них достаточно широк, чтоб люди забеспокоились, не монополизирован ли он одной компанией. Даже наименее технически подкованные в нашем обществе теперь имеют, по крайней мере, смутное представление, для чего нужны операционные системы; более того, — обоснованные мнения относительно их сравнительных достоинств. В общем понятно, даже технически неискушенным компьютерным пользователям, что если у вас есть программное обеспечение, которое работает в вашем Macintosh, и, Вы перемещаете его на машину с Windows, оно не будет работать. Что это была бы, фактически, смехотворная и идиотская затея, подобно прибивание подков к шинам «Бьюика».

Человек, который впал в кому прежде, чем была основана Microsoft, и пробужденный теперь, мог бы приобрести утренний «Нью-Йорк Таймс» и во всем разобраться… Ну, почти:

Пункт первый: самый богатый человек в мире сделал свое состояние на чем? Железные дороги? Морские перевозки? Нефть? Нет, операционные системы.

Пункт второй: Департамент Юстиции прихватил Microsoft в связи с предполагаемой монополией на рынке ОпСистем с законными средствами, которые вводились, чтобы удержать власть разбойничьих баронов Девятнадцатого Столетия.

Пункт третий: моя подруга недавно сообщила мне, что она прекратила (до этих пор) интенсивную переписку по электронной почте со своим молодым человеком. Сначала он казался таким интеллектуальным и интересным парнем, сказала она, но затем «он стал переносить все разборки PC-против-Mac на меня.»

Каккого черта тут происходит? И есть ли у бизнеса операционных систем будущее, или только прошлое? Вот мой взгляд, который является полностью субъективным; но, поскольку я честно затратил время не только на использование, но на программирование Макинтошей, Windows-машин, Linux-боксов и BeOS, возможно это не настолько невежественное сочинение, чтобы оказаться полностью бесполезным. Это — субъективное эссе, больше обзор, чем научно-исследовательская статья, и поэтому может выглядеть нечестным или предвзятым, по сравнению с техническими обзорами, кои Вы можете нарыть в журналах о PC. Но с тех пор как появились «Маки», наши операционные системы основываются на метафорах, и все метафоры здесь настолько честная игра, насколько меня это волнует.

 

Бросание бит

 

Связь между автомобилями и способами взаимодействия с компьютерами, не возникла бы во мне в то время, когда я участвовал в заездах на той самой эМ-Джи-Би. Я записался в класс компьютерного программирования в Средней Школе Эймса. После нескольких вводных лекций, нам, как студентам, разрешили посещать небольшую комнату, содержащую телетайп, телефон, и старомодный модем, состоящий из металлического ящика с парой резиновых чашек наверху (примечание: многие читатели, пробираясь сквозь это последнее предложение, вероятно почувствовали первый укол страха, что этот очерк вот-вот обернется скучным воспоминанием о том, как хреново нам было, в старые дни; остальные уверены, что я как раз размещаю мои фигуры на шахматной доске, как бы, готовясь поставить вопрос ребром перед обсуждением чего-то навроде Программного Обеспечения с Открытыми Исходниками). Телетайп был точно того же рода машин, какие десятилетиями использовалась, чтобы посылать и принимать телеграммы. В общем, это была громкая пишущая машинка, которая могла воспроизводить только БУКВЫ ВЕРХНЕГО РЕГИСТРА. На одной стороне ее была установлена меньшая машина с длинной бобиной бумажной перфоленты на ней, с бункером из чистого пластика внизу.

Чтоб законектить это устройство (которое вообще не компьютер) с мэйнфреймом Университета штата Айовы через весь город, вы должны приобрести телефон, набрать номер компьютера, послушать странный шум, и затем шлепнуть телефонную трубку на резиновые чашки. Если ваша цель была истинной, один должен раскатать свои неопреновые губы вокруг наушника, а другой вокруг мундштука, для участия в чем-то типа информационного soixante-neuf (франц., обозначение «поз. 69», прим. перев.). Телетайп задрожит, словно под властью духа далекого мэйнфрейма, и начнет выстукивать загадочные сообщения.

Поскольку машинное время было дефицитным ресурсом, мы использовали своего рода пакетную технику обработки. Прежде, чем заняться дозвоном, мы должны были включить перфоратор ленты (вспомогательная машина, закрепленная на стороне телетайпа) и набрать наши программы. Всякий раз, когда мы ударяли по клавише, телетайп шлепал букву на бумагу перед нами, так что, мы могли бы прочитать, что набрали; но в то же самое время он должен был преобразовать букву в набор восьми двоичных цифр, или битов, и проколоть соответствующий шаблон из отверстий по ширине бумажной перфоленты. Мелкие кружочки бумаги от пробитой ленты порхали вниз в «чисто пластиковый» бункер, который медленно заполнялся, что можно сравнить разве что, с реальными битами информации. В последний день учебного года, самый умный в классе (не я) выпрыгнул из-за стола и рассыпал несколько горстей этих битов над головой нашего учителя, подобно конфетти, типа это была как бы полу-аффективная шутка. Вид этого человека, сидящего там, схваченный стоп-кадром в начальной стадии атавистической реакции, типа «ща кто-то огребет», с миллионами битов (т. е. мегабайт), сыплющихся на его волосы, в ноздри и рот, то, как его лицо постепенно становится пурпурными, словно готовое взорваться, — наиболее запоминающаяся из всех сцен в моем формальном образовании.

Во всяком случае, не будет секретом, что мое взаимодействие с компьютером имело чрезвычайно формальную природу, и четко разделено на отдельные фазы, типа.: (1) сидя дома с бумагой и карандашом, в милях и милях от любого компьютера, я должен обдумать очень и очень тщательно, что я хотел бы, чтобы компьютер сделал, и перевести мои намерения на компьютерный язык — серию алфавитно-цифровых символов на странице. (2) я должен пронести это через своего рода информационный санитарный кордон (три мили снежных заносов) в школу и забить эти буквы в машину — не в компьютер — каковая должна преобразовать символы в двоичные числа и записать их образ на перфоленту. (3) Затем, через резиновые чашки модема, я должен послать те цифры в университетский мэйнфрейм, который (4) делает расчеты и посылает другие числа обратно на телетайп. (5) Телетайп должен преобразовать эти числа снова в буквы и напечатать их на странице и (6) я визуально должен воспринять буквы как значимые символы.

Разделение труда, связанное с этим, всем вполне понятно: компьютеры делают расчеты в битах информации. Человечество воспринимает биты как значимые символы. Но это различие теперь размыто, или, по крайней мере, усложнено, с приходом современных операционных систем, которые используют, и часто небрежно, силу метафор (сравните расхожее «власть имен», прим. перев.), чтобы сделать компьютеры доступным для широкой аудитории. И так — всю дорогу, возможно из-за тех метафор, которые делают операционную систему своего рода творением людей искусства, получающих эмоциональный заряд и растущую привязанность к этим софтинам, также, как папочка моего друга торчал от своей эМ-Джи-Би.

Люди, которые взаимодействовали с компьютерами только через графические интерфейсы пользователя, типа тех же MacOS или Windows, то есть, почти все, кто когда-либо использовали компьютер, могут испугаться, или, по крайности, растеряться, услышав о телеграфной машине, через которую я обычно общался с компьютером в 1973. Но были, и есть хорошие причины использовать этот конкретный тип технологии. У людей много способов пообщаться друг с другом, как например, музыка, искусство, танец и выражение лица, но некоторые из них более чем другие поддаются, переводу в строки символов. Письменный язык легче всего, поскольку, конечно, он состоит из строк символов — это во-первых. Если символы относятся к фонетическому алфавиту (по сравнению с, скажем, идеограммами), преобразование их в двоичный код — тривиальная процедура, и для тех, кто был технологически подкован в раннем девятнадцатом столетии, с введением Азбуки Морзе и другими формами телеграфии.

У нас был человеко-машинный интерфейс за сотни лет до того, как появились компьютеры. Когда компьютеры возникли где-то в годы Второй Мировой Войны, люди, вполне естественно, общались с ними, просто привив их на уже существующие технологии для перевода букв в биты и наоборот: то есть, телетайпы и перфораторы.

Они воплощают два коренным образом различных метода обработки. Когда вы использовали карты, вы должны были наперфорировать их целую пачку и прогнать через считыватель все сразу, что и называется «пакетная обработка». Вы могли также выполнять такую обработку с помощью телетайпа, как я уже рассказывал выше, используя считыватель перфоленты, и нам в натуре приходилось использовать этот метод, когда я был в средней школе. Но — хотя были приняты все меры, чтобы сохранять нас в неведении — телетайп способен делать нечто, чего устройство считывания с перфокарт не может. На телетайпе, как только установлена модемная связь, вы могли бы просто набрать строку и нажать клавишу возврата каретки (этой клавише соответствует Enter. — прим. перев.). Телетайп должен послать эту строку в компьютер, который может (а может и не) вывести какие-то строчки в ответ, что телетайп и печатает, все время, как копию вашей болтовни с машиной. В то время этот способ взаимодействия не имел даже названия, но значительно позже, когда появилась альтернатива, он был заново воплощен в Интерфейсе Командной Строки.

Поступив в колледж, я делал свои расчеты в больших, просто подавляющих помещениях, где десятки студентов сидели перед немного улучшенными версиями тех же самых машин и писали компьютерные программы: эти машины использовали растровый печатающий механизм, но были (с компьютерной точки зрения) идентичны старым телетайпам. В это время, компьютеры стали лучше справляться с разделением времени — это значит, мэйнфреймы остались мэйнфреймами, но они стали лучше общаться со множеством терминалов сразу. Следовательно, больше не было нужды, использовать пакетную обработку. Считыватели карт были выставлены в прихожие и кочегарки, и пакетная обработка осталась известной только яйцеголовым умникам, и следовательно приобрела определенный вкус старины, даже для тех из нас, кто знал, что она вообще существовала. Все мы были теперь не в Пакетном интерфейсе, а в Командной Строке — мой самый первый сдвиг в сторону парадигм операционной системы, если только я вообще что-нибудь понимаю.

Огромная стопка уложенной в гармошку бумаги на полу под каждым из этих прославленных телетайпов, и мили бумаги продергиваются через их валики. Почти вся эта бумага выбрасывалась или перерабатывалась, никогда не соприкасаясь с чернилами — это экологическое зверство было так вопиюще, что те машины вскоре заменили видеотерминалами — так называемые «стеклянные телетайпы», которые были тише и не тратили бумагу. Хотя, с компьютерной точки зрения, они были, неотличимы от телетайпных машин Второй Мировой Войны. Фактически, мы все еще использовали Виктрианскую технологию, чтобы общаться с компьютерами, вплоть до 1984 года, когда появились компьютеры Macintosh со своим Графическим Интерфейсом Пользователя. Даже после это, Командная Строка продолжила существовать как нижележащий слой — своего рода нижнемозговой рефлекс (brainstem — нижний мозг, прим. перев.) — многих современных компьютерных систем на всем протяжении расцвета Графических Интерфейсов Пользователя, или ГИПов (по аналогии с авторским GUIs, сокр. от Graphical User's Inteface — прим. перев.) как я буду их называть их с этих пор.

 

Техносфера

 

Unix является до сих пор единственной ОС, чей ГИП (обширный блок кода, называемый «система X Window» (да-да, не «X Windows», как написано у автора, а именно «X Window» — прим. перев.) выделен из ОС, в старом значении слова. Это значит, что Вы можете выполнять Unix в чистом режиме командной строки, если вам так уж приспичило обходиться без окон, иконок, мышей, и т. п. то есть — абсолютно, и это все равно будет «Юних», способный делать все, что Юниху полагается. Но другие ОСы: MacOS, семейство Windows, и BeOS, поимели свои ГРАФИЧЕСКИЕ ИНТЕРФЕЙСЫ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ привязанными к старомодным функциям ОС в том смысле, что они должны работать в ГРАФИЧЕСКОМ режиме интерфейса пользователя, иначе они в натуре не катят. Значитца, теперь типа того, что как бы невозможно думать, о ГИПах в отрыве от ОС; они намертво туда впендюрены, и по большому счету самая большая часть операционных систем, и надо думать наиболее дорогая и трудно создаваемая часть.

Есть только два способа, продать продукт: цена и навороты. Когда ОСи свободны, компании-производители ОпСистем не могут конкурировать в ценовом отношении, и поэтому они конкурируют в создании всяких примочек. Это означает, что они всегда пытаются превзойти друг друга в написании кода, который, до недавних пор, не считался частью ОС совсем: все те штуки, типа ГРАФИЧЕСКИХ ИНТЕРФЕЙСОВ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ. Это многое объясняет в поведении таких компаний.

Это объясняет, почему Microsoft добавила браузер к своей ОС, к примеру. Легко получить свободные браузеры, также как получить свободные ОСы. Если браузеры свободны, и ОСы свободны, может показаться, что нет способа, делать деньги на браузерах или ОСях. Но если вы можете внедрить браузер в ОС, и этим самым придать обоим новые свойства, у вас есть вполне продажный продукт.

Если отставить на мгновенье в сторону тот факт, что это в натуре сводит недоверчивых к правительству юристов с ума, эта стратегия приобретает смысл. По крайней мере, она имеет смысл, если вы полагаете (как управленцы Microsoft в натуре думают), что ОС должна быть защищена несмотря ни на что. Реальный вопрос в том, является ли каждое новое технологическое направление, которые то и дело появляются, той щукой, которую надо использовать в качестве костыля, чтобы поддержать доминирующую позицию ОС на рынке. В виду феномена Паутины (WEB — прим. перев.), Microsoft должна была разработать действительно хороший сетевой браузер, и она это сделала. И тогда у них появился выбор: они могли заставить этот браузер работать во многих других операционных системах, что должно дать Microsoft прочную позицию в мире Internet, независимо от того, что случится с их сегментом рынка ОпСистем. Или они могли бы сделать браузер единым с ОпСистемой, поставив на то, что это сделает ее такой современной и привлекательной с виду, что поможет сохранить их преобладание на этом рынке. Проблема в том, что, когда позиция «Мелкомягкой Оси» начнет рушиться (поскольку она — к настоящему времени в районе девяноста процентов, то есть, может только уменьшаться) она утащит вниз все вместе с собой.

В классе геологии вашей средней школы вы, вероятно, проходили, что вся жизнь на земле существует в тонкой, как бумага, оболочке, названной «биосфера», которая зажата между тысячами миль мертвой скалы под ногами, и холодным мертвым радиоактивным космосом над ней. Компании, которые торгуют операционными системами, существуют в своего рода техносфере. Внизу — технология, которая уже стала свободной. Выше — технология, которая должна еще только разрабатываться, или, которая слишком безумная и умозрительная, чтобы впарить ее кому-нибудь прямо сейчас. Подобно биосфере Земли, техносфера очень тонка по сравнению с тем, что выше, и тем, что ниже, ее.

Но она развивается много быстрее. В различных частях нашего мира, можно посетить богатые залежи ископаемых, где скелеты лежат на скелетах, и более поздние лежат наверху, а более древние ниже. В теории они проходят весь путь, до первых одноклеточных организмов. И если вы используете немного вашего воображения, сможете понять, что, если проболтаетесь здесь достаточно долго, вас тоже в натуре закопают, а в свое время некий более продвинутый организм будет зарыт над вами.

Рекордом таких похорон — смоляной ямой Ля Бри для технологии программного обеспечения — является Internet. Все, что там появляется, можно свободно взять (пусть незаконно, но свободно). Руководители в компаниях подобно Microsoft должны привыкнуть к практике — немыслимой в других отраслях — вбухивать миллионы долларов в разработку новых технологий, как например, сетевых браузеров, а затем — видеть, как те же или эквивалентные софтины появляются в Internet через два года, или через год, или даже через несколько месяцев.

Продолжая разрабатывать новые технологии и добавлять примочки в свои продукты, они могут быть на один шаг впереди процесса захоронения, но придет день, и они почувствуют себя мамонтами, пойманными в яму Ля Бри, использующими всю свою энергию, чтобы освободить свои ноги, вновь и вновь засасываемые горячей смолой, которая стремится накрыть и объять их.

Выживание в этой биосфере требует острых бивней и тяжело топающих ног на в едином способе организации, и Microsoft известна тем, что имеет их. Но, втаптывая других мамонтов в деготь, вы можете сохранить вашу жизнь лишь на это время. Опасность в том, что в своей одержимости не быть похороненными, эти компании забывают о том, что лежит выше биосферы: область новой технологии. Другими словами, они должны держаться за свои примитивные орудия и заскорузлые конкурентные инстинкты, но также развить мощные мозги. Это типа того, что Microsoft делает со своим научно-исследовательским отделом, который нанимает интеллектуальных людей направо и налево (Здесь я должен упомянуть, что хотя я знаю, и общаюсь с некоторыми людьми в научно-исследовательское отделе этой компании, мы никогда не говорим о деловых вопросах, и я ни фига не разумею, какого черта они там делают. Я больше узнал о Microsoft, используя операционную систему Linux, чем я когда-либо смог бы, пользуясь «Форточками»).

Неважно, что в натуре делает Microsoft, чтоб нарубить капусты. Сегодня, она делает свои деньги чем-то типа временного арбитража. «Арбитраж», в обычном значении, средство делать деньги, используя преимущество разницы цен между разными рынками. Другими словами, он пространственный и зависит от знания управляющим того, что происходит в разных местах в одно и то же время. Microsoft делает деньги, пользуясь преимуществом разницы цен технологий разных времен. Временной арбитраж, если можно так выразиться, зависит от знания управляющим, за какие технологии люди будут платить в следующем году, и как скоро впоследствии те же технологии станут свободными. Что у пространственного и временного арбитража общего, — оба зависят от того, чтобы арбитр был чрезвычайно хорошо осведомлен; с одной стороны о градиентах цен по пространству в этом времени, и с другой — о градиентах цен по времени в данном месте.

Так Apple/Microsoft дождем сыплют новые прибамбасы на своих пользователях почти ежедневно, в надежде, что устойчивый поток «типа технических новшеств», объединенных с лозунгом «Я хочу верить» — феномен, способный отвратить их клиентов от взглядов через дорогу на более дешевые и лучшие ОС, которые им доступны. Вопрос — имеет ли это смысл с долгим прицелом. Если Microsoft впала в зависимость от ОпСистем, как Apple — от аппаратных средств, тогда, они разведут целую ферму своих ОСей, и привяжут все свои новые приложения и технологии к ним. Поэтому их непрерывное выживание зависит от этих двух вещей: забацывание новых фишек в их ОСи, чтоб клиенты не переключились на более дешевые альтернативы, и поддержание имиджа, который, неким непостижимым образом, дает клиентам чувство, что они чего-то имеют со своих денег.

Последнее — поистине странный и интересный культурный феномен.

 

Интерфейсная культура

 

Несколько лет назад я зашел в продовольственный магазин, где и стал свидетелем следующей живописной живой картины около входа молодая пара стояла перед большим стендом косметики. Мужчина без энтузиазма держал торговую корзину, пока его дама выгребала упаковки пузырьков с гримом со стенда и ссыпала их в нее. С тех пор я всегда думал о том человеке, как об олицетворении интересной человеческой тенденции нас не только не бесит до ослепления искусственный имидж, но мы любим его. Мы практически настаиваем на этом. Мы сгораем от желания быть дополненными в нашем собственном ослеплении, чтобы уплатить деньги за поездку в тематический парк, проголосовать за парня, который, очевидно, лжет нам, или стоять там, держа корзину, которая заполняется косметикой.

Недавно я побывал в Disney World, точнее, в той его части, что называется Волшебное Королевство, прогулки по Главной Улице США. Это совершенно пряничный, маленький Викторианский городок, который кончается в замке Диснея. Он очень людный (городок Замок — недоумение перев.); мы больше тусовались, чем прогуливались. Непосредственно передо мной человек с видеокамерой. Это была одна из камер новой породы, где, вместо пристального наблюдения через видоискатель, вы внимательно всматриваетесь в плоскую панель цветного экрана, размером с игральную карту, которая передает живой телеобзор, независимо от того, что там такого наблюдает камера. Он держал фишку близко к лицу, так, что она ограничивала его обзор. Вместо того, чтоб смотреть в натуре на реальный маленький городок, этот чел уплатил деньги, чтобы увидеть что-то типа маленького городка (это юмор — прим. перев. Смеяться после слова табуретка); вместо того, чтоб смотреть невооруженным глазом, он уткнулся в свой телевизор.

И, вместо того, чтоб остаться дома и почитать книжку, я наблюдал за ним (особенности стилистики автора сохранены. Предположительно, он наблюдал за тем человеком с камерой, а не за домом — прим. перев. Замечание специально для сишных критиков).

Приверженность американцев опосредованному опыту вполне очевидна, и я не собираюсь продолжать колотить этим оземь (наши ЭТИМ колотят в грудь — прим. перев.). Я даже не собираюсь делать едкие комментарии на сей счет — в конце концов, я побывал в Disney World, как платный клиент. Но это несомненно имеет отношение к колоссальному успеху ГРАФИЧЕСКИХ ИНТЕРФЕЙСОВ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ, так что придется что-то сказать об этом. Disney делает опыт опосредованным лучше, чем кто-либо. Если бы они поняли что такое ОСы, и почему люди используют их, они могли бы замастдаить Microsoft за год или за два.

В той части Disney World, что называется Звериное Царство есть новый аттракцион, установленный, чтобы открыться в Марте 1999, который называется Путешествие в Джунгли Магараджи. Я побывал там, на закрытом предварительном просмотре. Это полная, камень-за-камнем воспроизведеннная репродукция гипотетических развалин в джунглях Индии. Согласно их описанию, они были построены туземным раджой в 16-ом веке, как заповедник. Тот раджа собирался там охотиться со своими гостями на бенгальских тигров. Со временем заповедник непоправимо разрушился, и, в итоге, его захватили тигры с мартышками; примерно во времена обретения Индией независимости; он стал государственным резервом диких животных, теперь открытым для посетителей.

Место выглядит скорее так, как я только что описал, чем как любое из зданий, кои вы смогли бы найти в Индии в натуре. Все камни на разломанных стенах выветрены, как если бы муссонные дожди точили их столетиями, краска великолепных росписей облупилась и выцвела совершенно так же, как такое по жизни бывает, и бенгальский тигр развалился среди пеньков обрушенных колонн. Где есть современные переделки в старинной постройке, они сделаны, не как Диснеевские инженеры обычно делают, но как бережливые индийские уборщики — с помощью кусков бамбука и ржавых прутьев. Ржавчина, конечно, нарисованная и защищена от реальной пластиковым покрытием, но вы не можете догадаться об этом, пока не встанете на колени.

В одном месте вы проходите вдоль каменной стены с рядом старых выкрошившихся фресок. Один край стены разрушился и упал на землю, возможно из-за какого-то достопамятного землетрясения, и поэтому широкая зубчатая трещина рассекает панель или две, но история все еще читабельна во-первых, из предвечного хаоса исходит дальнейшее процветание многих видов живых существ. Затем, мы видим Дерево Жизни окруженное разнообразными животными. Это — очевидный намек (или, на жаргоне шоу-бизнеса, привязка) на гигантское Дерево Жизни, которое возвышается над центром Зверского Королевства Диснея, как Замок возвышается над Волшебным Королевством или Сфера над Эпкотом. Но это представлено в исторически правильном стиле и могло бы вероятно одурачить каждого, кто не имеет докторской степени в истории индийского искусства.

Следующая панель показывает усатого Хэ. Сапиенса вырубающего Дерево Жизни ятяганом, и животных, разбегающихся, каждое своим путем. На следующей показана ошибочность поведения человека, в итоге смытого приливной волной от Ливня Судного Дня, возможно, вызванного его глупостью.

Последняя панель, затем, изображает Росток Жизни, начинающий расти вновь, но теперь Человек закопал острое оружие и воссоединился с другими животными, расположенными вокруг, чтобы чтить и восхвалять жизнь. Это является, другими словами, пророчеством Бутылочного Горла сценарий, обычно известный современным сторонникам защиты окружающей среды, где миру предстоит столкнуться с рядом серьезных экологических потрясений, которые затронут несколько десятилетий или веков и закончатся, когда мы найдем новый гармоничный modus vivendi с Природой.

Взятая в целом фреска — очень красивая часть работы. Очевидно это не — старинные индийские руины, и какому-то человеку или людям принадлежит честь их создания. Но нет их подписей в заповеднике Магараджи в Мире Диснея. Нет подписей на чем-нибудь, из-за того, что это может разрушить общий эффект, если прописать длинные строки массовки на каждом искусственно состаренном кирпиче, типа как это делают в титрах фильмов Голливуда.

Среди авторов Голливуда, Дисней имеет репутацию в натуре злой мачехи. Не трудно видеть почему. Дисней рубит капусту на ниве полной иллюзии — волшебного зеркала, которое отражает изнанку мира лучшей, чем она есть по жизни. Но автор буквально говорит с его или ее читателями, не просто создает среду или преподносит им нечто, чтобы на него посмотреть; но как интерфейс командной строки открывает более прямой и явный канал от пользователя к машине, чем ГИП, так же это происходит со словами, автором, и читателем.

Слово, в итоге, — всего лишь система кодирования мыслей — всего лишь посредник, который незаменим, который отказывается растворяться в поглощающем потоке электронных носителей (более богатые туристы в Disney World носят футболки с напечатанными именами знаменитых дизайнеров, поскольку сам дизайн может быть бутлегирован (неправомерно скопирован, то ись, украден — прим. перев.) легко и безнаказанно. Единственный путь, чтобы создавать одежду, которая юридически не может быть бутлегирована, это напечатать на ней защищенные авторским правом и оформленные как торговые марки слова; как только вы предприняли этот шаг, одежда сама по себе не имеет значения, и в отношении футболок это так же хорошо, как и с чем-либо еще. Футболки с дорогими словами на них — теперь отличительный признак высших слоев общества. Футболки с дешевыми словами, или без слов совсем — для коммунаров).

Но эта особенная ценность слов и письменной коммуникации должны играть ту же роль в продукции Диснея, как граффити на стене в волшебном зеркале. Так как Дисней осуществляет свою коммуникацию в основном, не прибегая к словам, то о словах обычно никто не плачет. Некоторые более старые приобретения Диснея, как например, Петька ПэнЪ, Винни Пых, и Алиска в Стране Чудиков, родом из книг. Но авторские имена редки, если вообще упоминаются, и вы не можете купить оригиналы книг в диснеевском типа маазине. Если б могли, они бы все показались вам старыми и странными, подобно очень плохими набросками более чистых, более подлинных версий Диснея. По сравнению с более поздней продукцией, подобно Красотке с Чудовищем (эрот. триллер — прим. перев.) и Мулану (транс — недоум. перев.), кины Диснея, основанные на этих книгах (особенно Алиска в Стране Психов и Петька ПэнЪ, улеты по-над гнездом) кажутся лихо закрученными, и ваще не подходящими для детей. Это само собой разумеется, поскольку Лева Кэрролл(офф) и Джи Ми Барри(к) были весьма прикольные чуваки, и такова природа письменного слова, что их персональные тараканы вылазят сквозь все слои Диснефекации (авторский словец Нила, жвучит, как сатирная аллюзия на пардон, дефекацию, если принять, что мир книг богаче экранных поделок, и диснефицированные версии, в натуре, делают детЯм, бебикам и прочим ребёнкам фронтальное обрезание мозгов — прим. перев.) подобно рентгеновским лучам через стену. Вероятно из-за этого большого западла, Дисней, кажись, перестал покупать книги вообще, и теперь находит свои темы и символы в народных преданиях, которые играют значение лапидарног, состаренного качества типа древних кирпичей в Развалинах Магараджи.

Если мне позволят рискнуть широким обобщением, большинство людей, которые идут в Disney World, имеют нуль интереса к усвоению новых идей из книг. Это звучит язвительно, но слушайте у них нет сомнения в своем праве получать идеи в других формах. Disney World набит сигналами окружения, и гиды в Зверском Королевстве могут [Д-ОООО-ЛГО] ездить по вашим ушам за биологию.

Если бы вы попали в ихний туристический дом, вы могли бы найти предметы искусства, но это было бы безликое типа народное искусство, которое продается в диснеймировских Афро- и Азиато-заточенных маазинах. В общих чертах они только кажутся удобными, как средства, которые отмечены большим возрастом, огромной популярностью, или ими обоими сразу.

В этом мире, художники подобны анонимным неграмотным каменотесам, которые создавали большие соборы Европы и затем легли в безымянные могилы на церковном дворе. Собор в целом грозен и гнетет угрозой, возможно поскольку, мы не просекаем, кто его построил. Когда мы проходим через него, мы общаемся не с отдельными каменотесами, но с целой культурой.

Disney World работает примерно так же. Если вы — интеллектуальный тип, читатель или автор книг, самая хорошая вещь, какую вы можете сказать о нем, что исполнение превосходно. Но в нем легко можно найти целый бассейн небольших раздражалок, так как [неизбежно] что-то пропускается перевод всего содержания в ясные явные письменные слова, присваивание идей специфическим людям. Вы не можете поспорить с этим. Выглядит, как если бы сущая прорва подробностей выносилась за скобки, как если бы Disney World мог быть поставлен над всеми нами и, возможно, свалил бы по-тихому, со всеми типами скрытых предположений и не столь явных умственных построений.

Но это точно те же потери, как при переводе с интерфейса командной строки на ГРАФИЧЕСКИЙ ИНТЕРФЕЙС ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ.

Disney и AppleMicrosoft занимаются тем же самым бизнесом свертывание утомительных, явных словесных связей при помощи дорогостоящих интерфейсов. Disney — сам по себе своего рода интерфейс пользователя — и более, чем просто графический. Давайте обзовем это Сенсорный Интерфейс (я бы сказал Чувственный, да наши поймут, боюсь, в меру своей испорченности образованием — прим. перев.). Этот термин может применяться к чему угодно в мире, реальном или воображаемом, хотя и с не установленной ценой.

Почему мы отвергаем явные текстовые интерфейсы, и голосуем за графические или сенсорные — то направление, которое считается причиной успеха как Microsoft, так и Disney

Частично потому, просто, что мир очень сложен теперь — более сложен, чем мир охотника-собирателя, в котором наши мозги развивались, чтобы преодолеть его — и мы просто не можем оперировать всеми подробностями. Нам приходится делегировать [полномочия]. У нас нет выбора, кроме как доверить некоторому безымянному художнику Диснея или программисту в Apple или Microsoft, делать отдельные решения за нас, закрывать некоторые опции, и показывать нам удобно упакованный конечный итог.

Но что более важно, это происходит из-за того, что, в течение этого столетия, интеллектуализм терпел неудачу, и все это знают. В местностях типа России и Германии, люди сообща согласились ослабить давление народных традиций, нравов и религии, и позволили интеллигентам вести мяч, и те извратили все и повернули столетие на abbatoir (франц. бойня — век, блин, живи, и учись-учись-учись — прим. перев). Те болтливые интеллигенты, что были просто скучны; теперь кажутся к тому же опасными.

Мы, Американы, единственные, кто не получил крема (ничего, Б. Г. уже тортом в харю схлопотал Тремя тортами — прим. перев.), пока шли все эти разборки. Мы свободны и процветающи из-за того, что унаследовали политические и ценностные системы, выработанные той самой шайкой умников восемнадцатого столетия, которым случилось сделать это правильно. Но мы утратили сопричастность с теми интеллигентами, и с чем-либо подобным интеллектуализму, даже с точки зрения прекращения чтения книг, хотя мы и грамотные. Нам кажется более комфортным распространение тех же ценностей на будущие поколения невербально, через процесс разжевывания в медиа. Очевидно, это действительно работает до некоторой степени, для сил полиции во многих странах, кои теперь жалуются, что местные преступники настаивают на том, чтобы им зачитали Миранду, как это типа делают в американских полицейских операх. Когда им объясняют, что они в другой стране, где этого права не существует, они возмущаются. Переработки Старски и Хатча (Starsky & Hutch — персонажи американских комиксов, — прим. перев.), сдублированные на разнообразные языки, могут стать, в конце концов, бОльшим подспорьем для прав человека, чем Декларация Независимости.

Огромная, богатая, внутренне стройная культура, которая распространяет свои основные ценности путем сброса в СМИ, кажется плохой идеей. Существует очевидный риск пойти здесь не по той дороге. Слова являются единственным неизменным посредником, который есть у нас, вот почему они служат передаточным средством выбора для чрезвычайно важных понятий, подобно Десяти Заповедям, Корану, и Биллю О Правах. Если сообщения донесенные нашим носителем как-то приколоты к фиксированному, записанному комплекту наставлений, они могут разбрестись повсеместно и возможно загрузить (извиняйте Нила за прямоту — прим. перев.) дерьмом народные умы.

В Орландо привыкли к военному объекту, именуемому Базой Военно-воздушных Сил Маккой, с длинными взлетными полосами, с которой B-52-е могли бы взлететь и достигнуть Кубы, или чего бы то ни было, нагруженные ядреными бомбами (… разбомбить все к чертовой матери, и вернуться на базу, пока не нагрелось пиво, — (с) Дэн Симмонс, Эндимион прим. перев). Но теперь база Маккой выброшена и переработана. Она поглощена гражданским а