Бенефис Алексея Ледяева празднование пятидесятилетия

Бенефис — это незримый рубеж. Это остановка, на которой человек едва-едва замедляет бе­шеный темп жизни, чтобы сделать выводы, подвести итоги, поразмышлять о прошлом и по­строить планы на будущее. А ведь на самом деле есть над чем подумать.

Жизнь — это великий дар с Неба. И я стараюсь относиться к этому дару бережно и ответственно. Потому что безответственное отношение к жизни, увы, заканчивается не в нашу пользу.

Если мы ценим жизнь, жизнь будет ценить нас. Если мы презираем жизнь, жизнь с презрением выбросит нас на задворки. Наверное, именно этим одни люди отличаются от других.

Цените жизнь, любите жизнь, и жизнь в долгу не

останется.

Так пусть же проигравших станет меньше,

а победителей станет больше.

Не важно, сколько лет ты прожил,

А сколько сам себе даешь.

Куда важнее, что ты можешь,

И кто ты есть, и кем живешь...

Алексей Ледяев

Происходили ли с Вами какие-то забавные случаи, и вообще, помогает ли Вам в жизни Ваше незаурядное чувство юмора?

Чувство юмора для меня — это анестезия. Без нее невозможно. Было бы слишком больно жить. А чувство юмора сильно помогает.

Что касается забавных случаев, то я сразу вспо­минаю украинский город Днепродзержинск. Это было давно. В ту пору еще не было ни кока-колы, ни пепси-колы. В ту пору были другие средства утоления жажды. Вдоль дороги стояли люди и продавали черешню. Жара была страшная, маши­ны без кондиционеров... И вот мы купили ведро черешни и, так сказать, оторвались. А ехали мы на свадьбу — женили пастора Першотравенской цер­кви Андрея Тищенко. Приехали, жених с невестой уже ждут. Свадьба проходила в огороде. Толпа на­рода. Я начал сочетание и чувствую, что у меня остается ровно две минуты. Внутри началась «тер­моядерная реакция» — я просто испугался, потому что в животе были настоящие раскаты грома. Я стал лихорадочно искать в дальних углах огорода эту кабинку. Увидев ее, я резко оборвал сочетание и сказал: «Сейчас будет молиться отец невесты, потом мать невесты, потом отец жениха, мать же­ниха, потом церковь, а потом я закончу молитву. Давайте встанем, закроем глаза, поднимем руки». Пятидесятники раньше молились активно, как харлей-дэвидсоны. Все встали и начали шуметь, а я как сорвался... Вы знаете, праведник всегда ус­пеет, и я еле-еле, но успел! И уже из той кабины мониторил ситуацию. А немытую черешню мы больше не едим перед служением!

Другой забавный случай произошел уже недав­но, накануне моего юбилейного концерта 10 марта, в Доме конгрессов. Ожидалось много гостей, в том числе и иностранных. Для перевода на английский язык должна была быть приготовлена линия на­ушников с переводом. Где-то за полчаса я решил проверить, все ли в порядке. Спросил нескольких работников. Какого-то вразумительного ответа я не услышал, и меня это почти вывело из себя, так как очень важные гости — пастор из Нигерии Ан-сельм Мадубуко и профессор из США Оливия Макдональдс — были уже в зале.

Ровно в 18:40, то есть за 20 минут до концерта на «оголенных нервах», я набираю номер телефона, как мне показалось, главного администратора «Но­вого поколения» Айвара Фелдманиса — и, как говорится, с места в карьер: «Айвар, как насчет на­ушников для перевода?» В ответ: «Я не понимаю, о чем ты говоришь…» Меня это взорвало: «Ты что, прикидываешься, что ли?! Ансельм и Оливия уже в зале!» В ответ — холодный отчетливый ответ: «Алексей, я не понимаю, о чем ты говоришь». И вдруг меня как кипятком окатило: это был голос министра путей сообщения Латвии Айнара Шлесе-ра, номер телефона, который следовал в моем мобильнике сразу же за телефоном Айвара Фелд-маниса. Я тут же извинился и положил трубку. Набрал Айвара. Мягким, дружеским голосом спро­сил: как насчет наушников? Оказалось, все в порядке. Вот так нечаянно я «наехал» на министра.

 

Что для Вас значит быть пастором?

Лично для меня — это совокупность множества различных профессий. Пастор — это много­гранная личность. Перед народом он должен одновременно предстать и как добрый пастырь, друг всех, и как учитель, психолог и консультант, и как харизматичный лидер, знающий духовный мир, и как прозорливый стратег, за которым лю­дям не страшно идти. Естественно, безупречный эталон для подражания, заботливый отец, лю­бящий муж и просто приятный и общительный человек.

 

За все время пасторства Вам

не хотелось уйти только в творчество?

Лично для меня очень сложно отделить одно от другого, потому что служение — это и есть творчес­тво, а творчество и есть служение. Будучи пастором, я могу делать успешные творческие про­екты, и это для меня — часть служения. Поэтому, сознательно оставляя одно, я автоматически остав­ляю другое. А карьера шоумена вне служения меня никогда не привлекала.

Чувствовали ли Вы на себе кризис среднего возраста? Что Вам помогло его преодолеть?

Middle age crisis — это экзамен на зрелость, который проходят все нормальные люди. Кто-то сдает этот экзамен, а кто-то «заваливает». Никто не избегает кризиса среднего возраста, просто преодолевают его все по-разному. Что помогло пройти? Слишком хорошее знание своего призва­ния и жизненная цель. Если у человека нет большой цели, в которую он вкладывает всю свою жизнь, конечно, он ломается. Поэтому большая жизненная цель и помогает устоять в этих услови­ях. Мне кажется, что кризис среднего возраста — это последний экзамен на зрелость. И, блажен тот, кто его сдает!

 

Каков Ваш круг общения? С людьми каких интересов Вы предпочитаете общаться?

Терпеть не могу во время общения «раз­влекать» присутствующих. Пока говоришь, все улыбаются, как-то общаются. Только умолк — и тут же гнетущая тишина. Второй раз в такую компанию я уже не иду. Мне нравятся люди ком­муникабельные, любознательные, пытливые, которые либо интересно говорят, либо задают ум­ные вопросы.

Вы помните момент, когда почувствовали, что стали взрослым?

Когда я стал взрослым? Мне кажется, взрослы­ми людей делает ответственность. Чем больше возлагает ее на себя человек — тем он взрослее.

А безответственность делает человека каприз­ным ребенком, даже если ему пятьдесят лет. Я никогда не забуду день, когда однажды, в раз­гар молодежного кемпа, среди шумно резвящихся подростков на озере я услышал голос своей млад­шей дочери Анастасии. Она кричала о помощи. Во мне что-то встрепенулось. Я лихорадочно ис­кал источник крика. Мой взгляд остановился на желтом плавательном круге, внутри которого мелькнули детские ручки. Я сорвался с места как молния. Через несколько секунд я уже держал дочь на руках, а она, мертвой хваткой вце­пившись в меня и дрожа, все время повторяла: «Папочка, папочка, папочка…» Не знаю, как описать это переживание, но когда я вышел на берег — я чувствовал себя повзрослевшим. На­стоящим отцом.

 

В какую эпоху после Рождества Христова Вы хотели бы жить?

Наверное, в свою. То есть в последнее время, когда Бог будет воплощать в жизнь все неиспол­нившиеся обетования.

Любите ли Вы путешествовать? Какая из стран Вам запомнилась больше всего?

Конечно, очень люблю путешествовать. Боль­ше всего мне запомнился первый визит в Африку в начале 90-х. Мы ехали в Хараре, Зимбабве. За­помнился пророк Андрей Вутавунашу, его многотысячная необычная церковь, заповедник Сафари, водопад Виктория на реке Замбези, тро­пические заросли и бутерброды с бананами.

 

Как Вы обычно проводите выходные?

Для творческого человека выходных не бывает. Компьютер не отключается при всем желании.

В тишине рождается масса интересных идей и проектов, которые не зафиксировать просто нельзя. Устаешь, как правило, от людей, но не от себя, поэтому по выходным я стараюсь предо­ставлять себя самому себе.

 

Как Вы преодолеваете стрессы?

Стресс — это результат неустроенности, каких-то просчетов или ошибок. Подчас это расплата за легкомыслие и наивность. Преодолеть стресс для меня — это значит тщательный разбор полетов, безжалостная самокритика, практические выводы.

Что Вы оставили ради служения? Карьеру, комфорт?

Да какой комфорт?! Многодетная семья, вечные финансовые проблемы... Я бы не назвал это ком­фортом. Родился в церкви, воспитывался в церкви, я не знаю, что такое мир, развлечения. Я вымо­ленный у Бога ребенок. Я в мире бы не состоялся. Как с детства был в церкви, служил, насколько понимал, так и до сих пор в церкви. Даже не пред­ставляю, кем бы я был вне церкви.

 

Знаете, бывает в жизни, что тебя в чем-то обвиняют, а ты не виноват, но об этом знают только ты и Бог. У Вас было такое?

Конечно. Я вспоминаю один случай, который произошел лет десять-двенадцать назад, когда Лестер Самрал еще был живой. Исходя из его программы «Накорми голодных», он отправлял груженные гуманитаркой корабли в разные горо­да. И вот однажды такой корабль прибыл в Санкт-Петербург. Корабль был упакован пищей, медикаментами, зубопротезными кабинетами. Но из-за того, что это судно не смогло пришвар­товаться в Питере, его направили в Ригу, а ответственность за разгрузку корабля «Новое по­коление» взяло на себя. В ту пору мы вообще не имели никакого подобного опыта. Нам говорили грузить — мы грузили. Это была тяжелая работа день и ночь. А в это время в Питере шла конфе­ренция, на которой были Ульф Экман и Карл Густав Северин. На ней всем пасторам сообщили, что в Ригу прибыли зубопротезные кабинеты и отличная одежда. А мы вообще ничего не знали. Как я уже говорил, нам сказали грузить — мы и грузили. Когда мы уже почти все разгрузили, приезжают пасторы с документами, которые под­писал сам Лестер Самрал: двадцать тонн муки, зубопротезные кабинеты, медикаменты... Когда мой администратор посмотрел, он говорит: «У нас вообще этого нет». А те отвечают: «Самрал нам сказал, что здесь кабинеты». А мы не видели ни­каких кабинетов. Те настаивают: «Кому нам верить больше — вам или Лестеру Самралу?»

Знаете, есть в жизни такие моменты, когда ты не способен доказать свою правоту, когда ты просто беспомощен. Началась холодная война против «Нового поколения». Пошел слух о том, что «Новое поколение» уличили в воровстве, а пастор Алексей — вор в законе. Всех зубопротезных ка­бинетов, которых должно было быть двадцать, — нет, медикаментов лучшего качества — нет. Мы разгружали просто мусор, какие-то ломаные кро­вати, кукурузные хлопья... Все христианство бывшего Союза было настроено против нас. Когда я приезжал на конференции, со мной не здорова­лись, от меня отворачивались. Клеймо! Я не мог никому ничего доказать. И вот тогда хотелось умереть, исчезнуть. Но этого было мало. Когда Лестеру Самралу сообщили о том, что у Алексея Ледяева тесть занимается зубопротезной практи­кой, он сам со своей командой приехал в Ригу. Когда они зашли ко мне в церковь, первый вопрос, который я услышал: «Где кабинеты?»

Мы сидели напротив. Лестер задает вопрос:

— У тебя отец занимается зубами?

— Да, занимается.

— Я второй раз задаю вопрос: где кабинеты?

И тут я понял, что если этот человек мне не пове­рит, делать мне больше в христианстве нечего. Тогда я после паузы посмотрел ему в глаза и сказал:

— Для меня репутация важнее, чем кабинеты. Я хожу перед Богом точно так же, как и Вы.

Я стал задавать некоторые профессиональные вопросы:

— Почему нам не предоставили опись содержи­мого этих контейнеров? Почему при их разгрузке не было ни одного представителя шведской сто­роны?

— Как, ни одного шведа не было? — удивился он.

— Сколько контейнеров было на корабле? — спросил я.

— Восемьдесят.

— А мы только сорок разгрузили.

— Как?

И я не выдержал, нервы сдали, слезы потекли. Я сказал:

— Вы помолитесь, и вам Бог скажет, что я не вру. Он посмотрел на своего помощника и сказал:

— Он не врет. И они уехали. А где-то через две недели мне стало известно, что Р. Робертсон — человек, кото­рый руководил разгрузкой этого корабля — был связан с еврейской мафией в Риге и сорок контей­неров с лучшей гуманитарной помощью просто им продал, а сорок контейнеров хлама сгрузил христианам. Но это стало известно уже после то­го, как Алексей был обвинен в воровстве. Поэтому пришлось пройти очень глубокие можжевеловые долины. Конечно, я был реабилитирован, они ска­зали, что я не виновен. Но тогда, когда тебя за глаза перетирали, честно, хотелось умереть.

 

Насколько долгим был путь от откровений об успехе и процветании до их воплощения в Вашей жизни?

А вы знаете, у нас наоборот все было. Не имея откровений о процветании, мы на интуитивном уровне жили этими откровениями. Мы баптисты. А в баптистской церкви 20-30 лет назад вообще никто о процветании не учил. Но мы двигались каким-то внутренним ощущением, будучи щедры­ми и гостеприимными. Ольга очень хлебосольная хозяйка. Наш дом всегда был открыт и полон гос­тей. Мы все выгребали из холодильника и ставили на стол. Не зная учения о процветании, мы жили этими законами. Когда уже появились книги Кен­нета Коупленда и других, мы сверили и поняли, что так мы и жили.

Ваши три практических принципа успеха?

Мыслить глобально, а действовать локально. Мы должны жить не по тем правилам, которые жизнь диктует нам, а по тем правилам, с которы­ми жизнь считается. Мы никогда не потеряем того, что мы отдали с любовью.

 

Что впечатлило Вас больше всего в последнее время?

Во время моего 50-летнего юбилея было мно­жество сюрпризов. Но один из них впечатлил особо. В церкви «Новое поколение» есть команда ДФО — Департамент финансового обеспечения. Это группа бизнесменов, которые согласились финансировать стратегические программы «Но­вого поколения». Меня впечатляет экстремальный уровень их посвященности, преданности и жер­твенности. Благодаря их совместным усилиям мы запустили новую линию XD-Cam-оборудо-вания. Представьте себе, это целый цех — пять монтажных столов профессионального оборудо­вания для видеозаписи и монтажа. А тут еще под занавес праздника эта группа бизнесменов делает мне такой шикарный подарок — новень­кий Сhrysler 300C с номером NWO (New World Order — Новый Мировой Порядок). Поверьте — это впечатляет.

Какие три качества Вы более всего цените в людях и какие три Вам наиболее антипатичны?

Больше всего ценю людей целеустремленных, щедрых и жизнерадостных. Не выношу тупых, ленивых и скупых.

 

Какие у Вас критерии счастья?

Я не мыслю настоящего счастья без любимой семьи, любимой работы, любимого города.

 

Ваш девиз в жизни?

Любой ценой идти до конца.

СЕМЬЯ

«С женой мне повезло. Это уж точно. Как и всем, нам довелось проходить через жизненные бури и невзгоды. Но мы сохранили верность и любовь друг к другу. Отшили всех: и третьих, и четвертых лишних. Защитили любовь. Поэтому мы сегодня — счастливая семья».

Есть ли у Вашей жены какое-то качество характера, с которым Вам пришлось бороться?

Два сильных характера — это очень сложный процесс притирки. К тому же я думаю, что общее качество всех мужчин — в своих глазах они всег­да правы. Когда женщина этого не понимает, это раздражает мужчину. Женщины должны понять одну простую истину: их задача не перевос­питывать мужчину, а сказать свое мнение и успокоиться, пока в «компьютере» на плечах у мужчины эта информация обработается и наут­ро он это все поймет. А когда женщина пытается за две секунды изменить парадигмы, перевоспи­тать, чтобы он сказал: «Да, да, да», и она будет считать, что это победа — это не победа. Поэтому, когда Ольга пыталась меня изменить за две ми­нуты, вот это была проблема. Сейчас, конечно, она понимает, что мы не меняемся так быстро.

Еще один практический момент. Джон Макс­велл учит: «Никогда не выясняйте отношения с женой, если вы устали». У нас, к примеру, четкое правило: когда я устал, моя жена не задает вопро­сы такого рода: «Ты любишь меня?», «А почему ты такой злой?» О любви говорят в других условиях и в другом настроении. Нужно правильные вещи де­лать в правильное время и на правильном месте, например в спальне после хорошего отдыха. Ко­нечно, женщина всегда нуждается во внимании, постоянной заботе и нежности, но когда ты на войне, когда у тебя в голове геополитические схемы больших программ, то здесь женщине необходимо понять, что всему свое время: время обниматься и время уклоняться от объятий. Уклонение от объ­ятий не есть жестокость, а требование данного момента времени. Я думаю, что с годами это ис­кусство становится понятным.

Ольга критикует Вас в чем-то?

Конечно, жена — это мой первый критик! Я бла­годарен Богу за то, что Ольга критикует меня очень справедливо. Когда у меня хорошо получа­ется, она мне говорит, что хорошо. Когда плохо получается, она говорит, что плохо.

Для меня это очень важно. Я понял однажды, что, если не буду работать над собой, буду дегра­дировать. А самокритика — это важное качество как для служителя, так и для общественного дея­теля, потому что мы должны показывать людям наилучшее, что у нас есть. Если не будет здоровой критики, мы остановимся в развитии, а «тупеть» перед людьми — это, знаете ли, очень опасная штука. Поэтому, слава Богу, я за здоровую крити­ку, за комментарии, которые звучат из уст моей жены. Но у меня есть еще три критика — это три моих дочери. Поэтому я всегда нахожусь в хорошем напряжении, мне просто не дают расслабиться! Я постоянно слышу: «Вот здесь ты затянул, вот здесь была пошлая шутка...»

А если вдруг Вы поссорились, кто делает первый шаг к примирению?

В принципе, все зависит от того, насколько глу­бокая была эта ссора. Я, например, не люблю долго находиться в состоянии раздражения и вой­ны. И поэтому очень легко иду на мировую. Но если я вижу, что жена была неправа, то все-таки жду, когда она сделает первый шаг, потому что это будет пользой для нее.

 

В психологии есть понятие личностного различия между мужчиной и женщиной. Как это проявляется в Вашей семье?

Конечно, мы разные. Я более прагматичен. Ког­да я, так сказать, зависаю на своих проектах, мне трудно выключаться. То есть, если я, что называ­ется, попал на волну, мне бывает очень сложно с нее спрыгнуть. Женщинам же свойственно обрат­ное: они могут легко спрыгнуть и легко запрыгнуть... А мы, если взяли быка за рога, пока не завалим, не успокоимся.

Другое отличие: мужчина часто видит суть, детали его не интересуют. Иногда Ольга начи­нает мне рассказывать о каких-то мелочах. А я говорю ей: «Расскажи суть!» А она: «Я расскажу все подробно, с чего все началось». Порой сидишь и, мучаясь, ждешь сути. А бывает на­оборот: когда я рассказываю, то воспроизвожу все в двух фразах, передавая только самую суть. А Ольга мне: «Нет, поподробнее, пожа­луйста!»

Как говорит обо мне Ольга: «Если что-то каса­ется его любимой темы, он тебе час будет рассказывать! Если речь идет о Новом Мировом Порядке, то весь вечер недостатка в разговорах не будет. Я понимаю всю значимость служения, но в то же время знаю по себе: дома я могу все ос­тавить и, например, быть с детьми. А вот папа наш все равно остается на своей волне. Хотя, мне кажется, что это не всегда так!»

 

Вы вспыльчивый человек?

Да, я человек импульсивный. Холерик. Некото­рые импульсы я способен не пропускать внутрь. Просто включаю «игнор». Не все, правда. Иные заводят с пол-оборота. Стараюсь вовремя возвра­щаться в себя.

 

Какой самый необычный сюрприз Вы сделали своей жене?

На Рождество я купил ей телескоп, чтобы она могла рассматривать звезды.

Какие воспитательные меры Вы применяли к своим детям?

Жесткие. Мои дочери знают, что такое ремень. У меня были простые методы. Говорю: «Вынесите мусор, уберите комнату». Не слышат. Говорю снова. Улыбаются. Я говорю, тоже улыбаясь: «Если вы сейчас не сделаете, я вас накажу». Они игнорируют. Тогда папа берет ремешок и, улыбаясь, дает «пять горячих». Не скажу, что я злоупотреблял, порол, превращал их в «зебры». Нет. Но наши дети знают как доброту родителей, так и справедливость.

У Ольги был немного другой подход — она при­меняла все методы, какие только есть. Прежде всего брала личным примером. Приучала их к чис­тоте. Дочки всегда видели молящуюся мать. На мой взгляд, самое важное — это и есть личный пример. Когда твои дети видят, что отец и мать не бросают слова на ветер и сами посвящены Богу, тогда и они будут посвящать свою жизнь Всевышнему.

 

Вы всегда видели свою жену в качестве служителя или Вы сторонник модели: муж — служитель, жена — домохозяйка?

Двадцать пять лет назад я и себя-то не видел в качестве служителя. Тогда был свой глухой ми­рок, своя система... У меня есть поэма «Мне с детства промывали мозги» о том, что нам твердили: рожденный ползать летать не может. Я от­части верил, но все же глубоко внутри билось желание. Конечно, со временем представление о служении претерпевало перемены. Когда роди­лись дети, Ольга была дома и вкладывала себя в них. А потом как служитель она выросла на гла­зах. С тех пор как она вышла на сцену, ее дар засиял всеми гранями, как бриллиант. Я скажу, что как служитель она не уступает мне. Несмотря на то, что она недавно вышла на сцену, по попу­лярности и влиянию она почти обходит меня. И это уже заслуживает большого уважения. Когда я уез­жаю из Риги, все говорят: «Ой, какое служение классное было!» Мол, уезжай почаще, пастор!

Я очень рад, что мы вдвоем можем служить Богу. Ее профессия — не жена пастора. Ее предназначе­ние — быть пастором, служить словом, молитвой. Честно скажу, я так не молюсь, как она. Когда лю­ди выходят к сцене, она мне часто говорит: «Ты только по головам прошелся, и все». У Ольги есть свои сильные стороны служения, а у меня свои, и вместе мы очень хорошая комбинация.

 

Служить я стала благодаря Алексею. Это его вера сделала меня служителем. Он всегда очень верил в меня, чего бы это ни касалось. Когда начала учиться водить машину, так он просто убеждал меня: «У тебя получится, ты делаешь это лучше, чем я». По сути я с детства была боязливая, просто пораженная страхом, но его вера застав­ляла меня совершать большие поступки. Помню, он первый раз отправил меня в Украину, а там ждали его, а не меня. Я шла просто на смерть. Но я и тогда увидела его веру. Если бы он не верил в меня, то не послал бы. Он, наверное, до сих пор ни одной моей проповеди не слышал! Так он верит, что я хорошо проповедую. Знаете, меня делает счастливой то, что я востребована. В этом глубокая ценность. Большая цель, которая у нас есть, объединяет нас. Поэтому мы и счаст­ливы.

Ольга Ледяева

Как Вы проводите свой отдых?

Я мучусь на солнце, как курица на гриле. Пред­почитаю оставаться в номере, чтобы подтянуть все «хвосты»: у меня две-три книги не закончены, куча всяких поэм... А Ольга летит с раннего утра зани­мать лежанки, мажет меня своими липкими мазями и говорит: «Руку подними туда, ногу сюда». В общем, я с нетерпением ожидаю возвращения с солнечных берегов в нашу прекрасную пасмур­ную Латвию. Когда идет дождь, я переживаю самое лучшее творческое время.

Предпоследний Новый год мы встречали в Ми­лане, в этот раз — в Вене. Вы знаете, Европа — это очень хорошее место для рождественских празд­ников. Вена — родина Моцарта, поэтому, когда мы были там, пошли на вечер классической музыки. А, например, в Милане мы ходили в известный театр «Ла Скала» на гала-концерт звезд мирового балета. Мы были настолько восхищены, что не за­метили, как пролетели три часа... Такая красота! Вот такой культурный отдых сейчас нам нравится и органически вплетается в нашу жизнь.

Какое влияние дети имеют сейчас со своей стороны на Вас?

Огромное влияние. Это скрытая власть. Мы пе­реживаем глубокую внутреннюю взаимную связь: мы влияем на них, они влияют на нас. Их желания для нас — сигнал от Бога, для того чтобы мы, со своей стороны, создали все благоприятные усло­вия для раскрытия их потенциала.

Несколько лет назад Маша и Таня захотели поехать в американский музыкальный институт. Я очень хорошо понимал, что это дорого, но я так­же понимал, что у них есть судьба и призвание. Не дети готовят имение для родителей, а родите­ли готовят имение для детей. Мы решили исполнить их желание. Я вам скажу, что это не просто му­зыкальная школа — это настоящая философская школа. Там учат не просто петь по нотам — там учат вкладывать душу и передавать настроение.

Более того, даже если посмотреть на это с прак­тической стороны, то мы как пасторы, имея на сцене специалистов, выигрываем во всех отноше­ниях. А они выигрывают, имея таких родителей и пасторов, которые помогают им развиваться.

Вы помогаете идти по жизни Вашим детям или предпочитаете, чтобы они сами пробивали себе дорогу в жизнь?

По отношению к детям я оказываю двоякую по­мощь. Во-первых, я помогаю им разобраться, какое дарование сокрыто в них. Во-вторых, пыта­юсь создать благоприятные условия, при которых эти дарования раскрылись бы. Я думаю, давать путевку в жизнь — это не привилегия школ и да­же не привилегия церкви — это святой долг родителей.

Вообще я позволяю своим домашним использо­вать меня во всех ракурсах — и как собеседника, и как аналитика. Я очень много посвящаю вре­мени своим детям, потому что знаю: завтра они выпорхнут из гнезда, и то, что я посеял, будет меня связывать с ними.

 

Должны ли родители давать детям хорошее образование?

Безусловно, я за образование, причем за хоро­шее образование. Вообще считаю, что пробуждение зависит не только от проповедников. Я полагаю, что для нужд реформации страны образование — это первичное условие. На ключевых позициях должны стоять христиане, у которых есть ка­чественное образование. А с необразованными христианами мы это общество никогда не изменим. У нас в церкви сейчас где-то десять-пят-надцать профессиональных групп, и мы еще планируем создать студенческую профессиональ­ную группу. Мы как пасторы должны планировать образование. Скажем, у нас есть телевидение, музыкальное служение, у нас есть политическая сфера действия. Значит, нам нужны профессио­налы по этим направлениям. Нам нужно ориентировать людей на то, в чем мы нуждаемся. Они обучатся, и их будут ждать места. Другими словами, в программе церкви уже имеются вакан­сии для них. Если подходить к пробуждению профессионально, мы должны планировать обра­зование, готовить кадры. В государстве все рассчитано. Там образование планируется под конкретные сферы деятельности. Мы должны ис­пользовать этот принцип в церкви. Ведь в чем причина слабости современной церкви? Как раз в отсутствии образования и, как следствие, про­фессионалов!

 

Ваша семья находилась когда-нибудь под угрозой развода?

Были штормы, были скандалы, но чтобы серьезно говорить о разводе... Нет, мы слишком хорошо знали свою жизненную цель, свое при­звание и понимали, что не можем принести нашу цель в жертву своим человеческим ам­бициям. Что бы Вы пожелали людям, которые хотят развестись?

Я не верю, что измена — путь к настоящей любви, а предательство любимого человека — на­дежный фундамент нового счастья. Развод — это всегда страдание и боль, как разрыв живого орга­низма, оставляющий глубокие незаживающие раны.

Я не верю, что развод — это решение проблем. Скорее это бегство от самого себя. Развод — это не признак силы. Это признак малодушия слабого человека, отказавшегося бороться за свое счастье и любовь.

Любить и быть любимым — врожденное право каждого человека. Мужья, любите своих жен. Жены, любите своих мужей и выбросите всякие мысли о разводе. Как поется в одном из наших му­зыкальных проектов: «Нам всем стоит друг друга беречь».

 

Какие советы Вы можете дать молодым парам?

Я думаю, что фундаментальный успех семей­ной жизни заключается в правильном выборе партнера. Твоя жена должна быть изначально птицей твоей стаи. Мы с Ольгой — люди одной «породы», поэтому нам легко двигаться вместе. Если бы мы были разных «пород», я бы не был сегодня Алексеем Ледяевым, а Ольга не была бы тем человеком, которым она есть сейчас. Поэтому мой главный совет: не торопитесь с выбором парт­нера. Пусть не прельщает высокая грудь, осиная талия или голубые глаза. Надо получить от Госпо­да человека, так сказать, своего сословия, своих интересов. Ты можешь быть талантлив, одарен, помазан, но если рядом с тобой будет «неправиль­ный» человек, ты не достигнешь никаких успехов. Ну и второй совет для тех, кто уже сделал свой выбор: постарайтесь вовлечь всю свою семью в то призвание, которое вы уже получили от Бога. В своей собственной жизни я руководствуюсь принципом: я и мой дом будем служить Господу. Запомните: ущерб — результат разобщения, в то время как успех — следствие единства и взаимо­понимания.

ОТКРОВЕНИЕ

«Пока христиане ограниченно рассуждают о своей непричастности к политике, «смиренномудренно» обходя стороной политические вопросы, дьявол успешно оккупирует кабинеты власти. А потом мы удивленно разводим руками: по какому праву Церковь ограничена в правах? С какой стати она вдруг стала сектой? Почему в СМИ регулярно льется грязная клевета, искажая и уродуя в сознании людей подлинное представление о Церкви?»

Расскажите о том откровении, которое Бог дал Вам. Что Бог сказал Вам о правительстве и церкви?

На основании того, что я принял от Бога, я убежден, что в последнее время церковь должна встать в центре событий и диктовать истори­ческие, социальные, политические и духовные процессы. Кроме церкви, этого никто не сделает. Иисус сказал: «Я создам Церковь Мою». Церковь — это главный инструмент в руках Божьих, ко­торый позволяет Богу привести в порядок землю. У Него нет других инструментов.

Я изо всех сил стараюсь, чтобы «Новое поколе­ние» было хорошим, отрегулированным и готовым инструментом для этой работы. Надо вырезать вся­кую злокачественную опухоль, всякое беззаконие и нечестие, чтобы земля расцвела, чтобы общество раскрылось, чтобы мы видели счастливые семьи, защищенные от проклятия и однополых браков, от узаконенных абортов. С одной стороны, мы вошли в Европу, но с другой — мы не должны стать частью этой прогнившей европейской идеологии. Мы дол­жны стать источником реформации и духовного возрождения, стать цитаделью на Европейском пространстве, с которой Бог мог бы влиять на мир. Мы должны объединить все правительства, кото­рые придерживаются христианских ценностей. Все знают, что итальянского кандидата в еврокомисса-ры отвергли только потому, что он с христианских позиций оценил явление гомосексуальности. Но ведь это абсурд! С такими людьми нужно объеди­няться, чтобы создавать блок христианских государств и правительств, чтобы требовать и доби­ваться защиты библейских стандартов. Говорю еще раз: кроме нас, этого никто не сделает. Никто не защитит христианские ценности, кроме самих хрис­тиан. Это же так логично: мусульмане защищают мусульманские ценности, буддисты защищают свои ценности, коммунисты защищают свою идеологию. Точно также только христиане, и никто другой, могут защитить библейские ценности. Необходимо, чтобы в правительстве находились христиане и чтобы политическая и духовная власти, сотрудничая, защищали страну от деградации, вырождения, ни­щеты, от безумия и абсурда. Только при таких условиях мы можем защитить пробуждение Царства Божьего на земле.

 

Можете ли Вы сказать, почему для Вас закрыт въезд в Россию, Беларусь и Казахстан?

На сегодняшний день уже можно сформулиро­вать причину. Я думаю, что основной причиной блокирования моего въезда в Россию, Беларусь и Казахстан является моя книга о Новом Мировом Порядке, которая вызвала бурю протеста, во-первых, в христианских кругах, ну и потом, думаю, с подачи некоторых протестантских лиде­ров, и в государственных институтах. Как я могу предполагать, в моем откровении правительства этих стран увидели угрозу революционного пере­ворота. Прежде всего, в России. Все сводится к простому постулату: «Все, что угрожает нашей целостности и государственным устоям, вырубы-вается под корень и запрещается».

К слову, что говорить обо мне — даже Папа Рим­ский не был в России, потому что православная церковь, видите ли, усматривает угрозу католи­ческой экспансии, ведь авторитет католической церкви в мире превалирует над авторитетом православной. Поэтому, многие католические, лютеранские, пятидесятнические священники по­лучили точно такую же депортацию и запрет на въезд, как и я. К сожалению, в России возвращает­ся цензура, и, на мой взгляд, дела в отношении демократии там весьма плачевны.

Что касается Беларуси, то она напрямую зави­сит от Москвы. Точно так же и Казахстан.

К сожалению, это единое политическое про­странство. Там существуют единые нормы, единый круг друзей и единый круг врагов. Так что, став врагом для России, автоматически я стал врагом и для этих стран.