Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара и об изменениях, какие они произвели в животном царстве

Ж. Кювье

Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара и об изменениях, какие они произвели в животном царстве

 

 http://www.evolbiol.ru/cuvier.htm

«Ж. КЮВЬЕ. РАССУЖДЕНИЕ О ПЕРЕВОРОТАХ НА ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМНОГО ШАРА»: Государственное издательство биологической и медицинской литературы; Москва; 1937

 

Ж. КЮВЬЕ.

РАССУЖДЕНИЕ О ПЕРЕВОРОТАХ НА ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМНОГО ШАРА И ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ, КАКИЕ ОНИ ПРОИЗВЕЛИ В ЖИВОТНОМ ЦАРСТВЕ

 

г. Барона Ж. КЮВЬЕ

Старшего кавалера почетного легиона и ордена Вюртембергской короны, ординарного советника Государственного совета и Королевского совета народного просвещения, одного из сорока академиков Французской академии, непременного секретаря Академии Наук, члена академий и королевских научных обществ Лондона, Берлина, Петербурга, Стокгольма, Турина, Геттингена, Копенгагена, Мюнхена, Итальянской Академии, Лондонского геологического общества, Калькуттского азиатского общества и пр.

ШЕСТОЕ ФРАНЦУЗСКОЕ ИЗДАНИЕ пересмотренное и дополненное. ПАРИЖ, 1830.

G. СUVIER. DISCOURS SUR LES REVOLUTIONS DE LA SURFACE DU GLOBE

Перевод с французского А.Е.Жуковского. Редакция и вступительная статья акад. А.А.Борисяка. Государственное издательство биологической и медицинской литературы. МОСКВА – 1937 – ЛЕНИНГРАД. Исходный отсканированный текст заимствован с сайта философского ф‑та МГУ.

 

Предисловие

 

Ввиду появления отдельных английских и немецких переводов этого «Рассуждения» некоторые лица высказали желание, чтобы появилось также французское издание этого сочинения независимо от большого труда, введением к которому оно является. Уступая этому желанию, мы попытались воспользоваться замечаниями различных иностранных издателей, а также принять во внимание успехи, достигнутые после выхода последнего издания в науке, более ревностно культивируемой теперь, чем когда бы то ни было. Мы нашли также нужным закончить это сочинение кратким перечнем видов животных, открытых автором и описанных в большом труде, чтобы лица, не имеющие досуга всецело углубиться в этот трудный предмет, могли получить хотя бы общее представление о нем и оценить рассуждения, основанием которых служат эти открытия, а также важные следствия, вытекающие отсюда для истории земли и человека.

P. S. После выхода того издания, к которому относится помещенное выше предисловие, было собрано в разных и примечательных местоположениях еще ряд ископаемых видов. Автор вставил в соответствующие места настоящего издания те из подобных открытий, о которых он мог составить отчетливое представление; он воспроизведет их в деталях, также как и тех, которых он обнаружил сам, и обсудить все порожденные ими новые гипотезы в дополнительном томе своего большого труда, который он предполагает вскоре выпустить.

В МОЕЙ работе об ископаемых костях я поставил себе задачей распознать, каким животным принадлежат остатки костей, которыми изобилуют поверхностные слои земли. Это значило пройти путь, по которому до сих пор отваживались делать лишь несколько шагов. Мне, как некоему нового рода археологу, приходилось одновременно и восстановлять памятники былых переворотов, и дешифрировать их смысл; я должен был собирать и соединять в их первоначальном положении те осколки, на которые они распались, воссоздавать древние существа, которым они принадлежали, восстановлять эти существа в их пропорциях, с их признаками, наконец, сопоставлять их с ныне живущими на земле: искусство, до сих пор почти неизвестное, которое предполагает науку, до сего времени едва затронутую, – науку о законах, определяющих сосуществование форм различных частей органических существ. Я должен был поэтому подготовиться к этим исследованиям длительным изучением существующих ныне животных: только обзор, по возможности всеобъемлющий, современного животного царства мог придать доказательность добытым мною данным о древнем животном царстве; одновременно этот обзор должен был с не меньшей доказательностью открыть мне и здесь целый ряд закономерностей и соотношений, и в результате, благодаря опыту, произведенному в одной маленькой области теории земли, все царство животных должно было оказаться как бы подчиненным новым законам.

Таким образом, в этой двойной работе меня поддерживал в равной мере интерес как к общей науке анатомии, основе всех тех наук, которые занимаются организованными телами, так и к физической истории земного шара, на которой покоятся минералогия, география и, можно даже сказать, история человека и всего того, что ему всего важнее знать о себе самом. Если нам интересно изучать, на заре нашего рода, почти стертые следы исчезнувших народов, то как не заняться разыскиванием во тьме младенчества земли следов переворотов, предшествовавших существованию всех народов! Нас поражает мощь человеческого ума, которым он измерил движение небесных тел, казалось бы навсегда скрытое природой от нашего взора; гений и наука переступили границы пространства; наблюдения, истолкованные разумом, сняли завесу с механизма мира. Разве не послужило бы также к славе человека, если бы он сумел переступить границы времени и раскрыть путем наблюдений историю мира и смену событий, которые предшествовали появлению человеческого рода? Без сомнения, астрономы двигались быстрее естествоиспытателей; этап, на котором теперь пребывает теория земли, напоминает то время, когда философы полагали небо составленным из плитняка, а луну, равной по размерам Пелопонезу. Но после Анаксагоров явились Коперники и Кеплеры, проложившие дорогу Ньютону. Так почему бы и естествознанию не обрести когданибудь своего Ньютона?1

 

ПЛАН

 

В этом рассуждении я предполагаю изложить план и результаты моих работ над ископаемыми костями. Я попытаюсь набросать также краткий очерк произведенных до сего времени попыток раскрыть историю переворотов земного шара. Правда, факты, которые мне удалось добыть, представляют только небольшую часть того, что должно составить эту древнюю историю, но многие из них ведут к определенным заключениям, а точность метода, который я применял для их установления, позволяет мне думать, что их признают за твердо установленные данные, которые составят эпоху в науке. Я думаю, наконец, что новизна их послужит извинением, если я потребую для них особого внимания у читателя.

Прежде всего задачей моей будет показать, каким образом история ископаемых костей наземных животных связывается с теорией земли и какие соображения придают ей в этом отношении особое значение. Я изложу затем принципы, на которых основывается уменье определять эти кости, иными словами, распознавать род и различать вид по одному обломку кости–уменье, от которого зависит достоверность всего моего труда. Я дам краткий обзор новых видов и неизвестных раньше родов, открыть которые мне позволило применение этих принципов, а также и различных земных пластов, которые содержат эти виды; а так как различие между этими видами и ныне живущими не переходит известных границ, то я покажу, что эти границы значительно шире тех, которые разделяют ныне вариации одного и того же вида; я покажу вместе с тем, до чего могут доходить эти вариации под влиянием времени, климата или одомашнивания. Благодаря этому я буду в состоянии сделать сам и смогу предложить читателю сделать вместе со мной заключение, что нужны были большие события, чтобы произвести гораздо более значительные изменения, мной обнаруженные. Я изложу те поправки, которые мои исследования должны внести в существовавшие до сего времени взгляды на земные перевороты. Наконец, я рассмотрю, насколько гражданская и религиозная история народов согласуется с результатами наблюдений над физической историей земли, и какие вероятности эти наблюдения допускают относительно той эпохи, когда человеческие общества смогли обрести постоянные обиталища и годные для обработки поля и когда они, следовательно, могли принять более устойчивые формы существования.

 

ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ ОТ ЗЕМЛИ

 

Когда путешественник проходит по плодоносным равнинам, где тихие воды в своем постоянном течении питают богатую растительность, где покой земли с многочисленным населением, с цветущими селениями, богатыми городами, величественными зданиями, если и нарушался, то лишь опустошениями войны или волей облеченных властью людей,– ему не приходит в голову, чтобы у природы могли быть свои внутренние войны и чтобы поверхность земного шара подвергалась переворотам и катастрофам. Но направление его мыслей меняется, лишь только он начинает раскапывать эту землю, ныне такую мирную, или когда он подымается на холмы, окаймляющие равнину; новые представления как бы развертываются вместе с его кругозором; а когда он достигает более высокой горной цепи, подножие которой прикрывают эти холмы, или когда, следуя руслу потоков.

 

ПРИНЦИП ЭТОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ

 

К счастью, сравнительная анатомия обладала принципом, который, будучи хорошо развит, мог устранить все затруднения. Это принцип корреляции форм у организованных существ; с его помощью каждое существо могло быть в крайнем случае распознано по всякому обломку каждой из его частей.

Всякое организованное существо образует целое, единую замкнутую систему, части которой соответствуют друг другу и содействуют, путем взаимного влияния, одной конечной цели9. Ни одна из этих частей не может измениться без того, чтобы не изменились другие, и, следовательно, каждая из них, взятая отдельно, указывает и определяет все другие10.

Таким образом, как я говорил в другом месте, если кишечник животного устроен так, что он может переваривать только мясо, притом мясо свежее, то и его челюсти должны быть построены так, чтобы проглатывать добычу, его когти, чтобы ее схватывать и разрывать; его зубы–чтобы разрезать и разделять; вся система его органов движения,–чтобы преследовать и ловить ее; его органы чувств–чтобы замечать ее издалека; нужно также, чтобы природа наделяла его мозг необходимым инстинктом, чтобы уметь прятаться и строить ловушки своим жертвам. Таковы будут общие условия для плотоядного режима; всякое животное, предназначенное для этого режима, будет неизменно соединять в себе эти условия, так как его раса не могла бы существовать без них; но среди этих общих условий существуют специальные, зависящие от величины, вида и местопребывания добычи, для которой предназначено животное; и от каждого из этих специальных условий зависят мелкие изменения форм, вытекающих из общих условий. Итак, не только класс, но и отряд, и род вплоть до вида находят свое выражение в форме каждой части.

Действительно, для того чтобы челюсть могла охватывать, ей нужна известная форма сочленовной головки, известное соотношение между положением сопротивления и силы с точкой опоры, известный объем височной мышцы, что требует известной площади ямки, в которой она лежит, и известной выпуклости скуловой дуги, под которой она проходит; скуловая дуга должна тоже иметь известную прочность, чтобы дать опору жевательной мышце.

Для того чтобы животное могло унести свою добычу, ему нужна известная сила мышц, поднимающих его голову, откуда следует определенная форма позвонков и затылочной кости, к которым мускулы прикрепляются.

Для того чтобы зубы могли разрезать мясо, нужно, чтобы они были острыми, притом в большей или меньшей мере, смотря по тому, насколько они будут более или менее исключительно резать мясо. Их основание должно быть тем более прочным, чем больше костей и чем большие кости им придется разгрызать. Все эти обстоятельства будут влиять на развитие всех частей, которые приводят в движение челюсть. Для того чтобы когти могли схватывать добычу, необходима известная подвижность пальцев, известная крепость когтей, откуда вытекает необходимость определенных форм всех фаланг и соответствующего распределения мышц и связок; нужно, чтобы предплечье обладало известной легкостью при повороте, откуда вытекают опять определенные формы костей, его составляющих. Но кости предплечья, сочленяясь с плечевой костью, не могут изменять свою форму, не вызывая изменений в этой последней; кости плеча должны будут обладать известною степенью крепости у животных, употребляющих свои передние конечности для хватания и для них необходимо будут вытекать специальные формы. Функции всех этих частей потребуют известных пропорций всех их мышц, а прикрепления этих мышц, столь пропорциональных, определят еще более специально форму костей.

Легко видеть, что подобные же заключения можно вывести для задних конечностей, способствующих быстроте общих движений; для формы туловиша и формы позвонков, которые влияют на легкость и гибкость движений; для формы костей носа, глазной впадины, уха, связь которых со степенью развития чувств обоняния, зрения, слуха, очевидны. Одним словом, форма зуба влечет за собой форму сочленовной головки, форму лопатки, форму когтей совершенно так же, как из уравнения кривой вытекают все ее свойства. Как, беря каждое свойство в отдельности за основание специального уравнения, можно найти и общую формулу, и все другие свойства,– так и коготь, лопатка, сочленовная головка, бедреная кость и все остальные кости, взятые каждая в отдельности, определяют зуб или определяют взаимно друг друга; и, исходя из каждой из них, тот, кто хорошо знал бы законы органической экономики, мог бы воссоздать все животное.

Этот закон достаточно очевиден сам по себе в этой общей форме, чтобы не иметь надобности в более подробном доказательстве; однако, когда дело идет об его применении, то найдется много случаев, где наше теоретическое знание взаимоотношения форм было бы недостаточным, если бы оно не опиралось на наблюдение.

Мы видим, например, что копытные животные должны быть все травоядными, потому что они не имеют никаких средств, чтобы схватить добычу: мы видим также, что, не будучи в состоянии сделать иного употребления из своих передних ног, кроме поддержания своего тела, они не нуждаются в столь сильно развитом плече, откуда вытекает отсутствие ключицы и акромиона, узость лопатки; так как у них нет надобности поворачивать свое предплечье, то их лучевая кость срастается с локтевой, или по крайней мере сочленяется с плечевой костью блоковидным суставом, а не шаровидным; их травоядный режим потребует зубов с плоской коронкой для растирания семян и травы; нужно будет, чтобы эта коронка была неровна и для этого эмалевые части должны чередоваться с костными; так как такой род коронки требует горизонтальных движений для растирания пищи, сочленовная головка челюсти не может быть такой сжатой, как у хищников; она должна быть уплощенной и соответствовать более или менее уплощенной сочленовной поверхности височной кости; височная ямка, в которой будет лежать лишь небольшая мышца, будет неширокая и неглубокая и т. д. Все эти обстоятельства вытекают одно из другого, соответственно их большей или меньшей общности и таким образом, что одни из них существенны и исключительно свойственны копытным животным, другие, хотя равно необходимы у этих животных, не являются их исключительной принадлежностью, но могут встречаться и у других животных, у которых остальные условия будут их допускать.

Если перейти затем к отрядам, или подразделениям класса копытных и рассмотреть, каким изменениям подвергаются общие условия, или, скорее, какие прибавляются специальные условия,соответствующие признакам, свойственным каждому из этих отрядов,– то смысл подчиненных условий становится менее ясным. Еще в целом понятна необходимость более сложной пищеварительной системы для видов, у которых зубная система менее совершенна; так, можно полагать, что те должны быть скорее жвачными, у которых не хватает той или иной группы зубов; можно вывести отсюда известную форму пищевода и соответствующие формы шейных позвонков и т. д. Но я сомневаюсь, чтобы можно было угадать, если бы наблюдение не показало нам этого, что все жвачные должны иметь раздвоенное копыто и что только у них оно имеется; я сомневаюсь, чтобы можно было угадать, что только у этого класса имеются рога на лбу; что те, у которых есть острые клыки, в большинстве случаев не имеют рогов и т. д.

Между тем, так как эта связь постоянна, то очевидно, что она должна иметь достаточную причину; но так как мы ее не знаем, то мы должны восполнить недостаток теории наблюдением: оно помогает нам установить эмпирические законы, которые становятся почти столь же достоверными, как и законы умопостигаемые, когда покоятся на достаточном количестве повторных наблюдений. Таким образом, теперь, если только кто‑нибудь видит след двукопытной ноги, то он может заключить, что животное, оставившее этот след, жвачное; и это заключение столь же достоверно, как любое другое из физики или морали. Один такой след открывает наблюдателю и форму зубов, и форму челюсти, и форму позвонков, и форму всех костей ног, плеча, таза только что прошедшего животного. Это знак более надежный, чем все знаки Задига.

Что существуют сокровенные причины всех этих связей, это именно наблюдение и заставляет предполагать, независимо от общей философии.

Действительно, если мы составим общую сводку этих связей, то заметим не только специфическую связь, если можно так выразиться, между определенной формой одного органа и формой другого, но мы увидим и постоянство, и соответствующую градацию в развитии двух этих органов, что и доказывает почти так же хорошо, как и рассуждение, их взаимное влияние.

Например, зубная система копытных нежвачных животных в общем более совершенна, чем у жвачных, так как первые имеют резцы или клыки и почти всегда и те и другие на обеих челюстях; в то же время и строение их ноги в общем более сложно, так как они имеют больше пальцев, или копыта, которые менее покрывают фаланги, или больше отдельных костей в плюсне и в пястье, или большее число костей предплюсны, или малую берцовую кость, более отделенную от большой берцовой кости, или, наконец, они соединяют часто в себе все эти признаки. Невозможно указать причины этих взаимоотношений, но то, что они не случайны, доказывает то обстоятельство, что каждый раз, как парнокопытное животное обнаруживает в устройстве зубов известную тенденцию приблизиться к животным, о которых мы говорим, то та же тенденция проявляется также и в устройстве его ног. Так верблюды, имеющие клыки и даже два или четыре резца на верхней челюсти, имеют лишнюю кость в предплюсне, так как скафоидная кость не срастается с кубовидной, и очень маленькие копыта с соответствующими копытными фалангами. Оленьки, у которых клыки хорошо развиты, имеют малую берцовую кость, отделенную на всем протяжении от большой берцовой кости, в то время как другие парнокопытные от малой берцовой кости сохраняют лишь небольшую косточку, сочлененную с большей берцовой костью внизу. Таким образом, имеется какоето постоянное взаимоотношение между двумя органами, на вид совершенно чуждыми, и градации их форм взаимно соответствуют без перерыва, даже в тех случаях когда мы не можем себе отдать отчета в их связи.

Итак, принимая метод наблюдения как добавочное средство, когда теория оставляет нас без ответа, мы узнаем детали, приводящие нас в удивление. Малейшая ямка в кости, малейший апофиз имеют определенный характер, в зависимости от класса, отряда, рода, вида, которому они принадлежат, до такой степени, что каждый раз, когда мы имеем только хорошо сохранившийся конец кости, можно, пользуясь более или менее искусно аналогией и фактическим сравнением, определить все эти вещи столь же достоверно, как если бы мы имели целое животное. Я много раз проверял этот метод на частях известных животных, прежде чем всецело довериться ему для ископаемых, но он всегда давал столь безошибочные результаты, что я не имею ни малейшего сомнения в верности полученных мною данных.

Правда, я имел в своем распоряжении все, что мне только было нужно, и мое счастливое положение и упорная работа в продолжение почти тридцати лет дали мне возможность получить скелеты всех родов и подродов четвероногих, даже многих видов некоторых родов и многих особей некоторых видов. Благодаря таким средствам мне легко было увеличить число сравнений и проверить во всех деталях применение моих законов.

Мы не можем разбирать далее этот метод и принуждены отослать читателя к большой сравнительной анатомии, которая скоро выйдет в свет, и где будут приведены все законы. Однако внимательный читатель сможет уже извлечь большинство их из работы об ископаемых костях, если он даст себе труд проследить все те применения их, которые мы там делаем. Он увидит, что мы руководствовались только одним этим методом и что он оказывался почти всегда достаточным, чтобы отнести любую кость к ее виду, когда это был вид живущий, к ее роду, если она принадлежала неизвестному виду, к ее отряду, когда она относилась к новому роду и, наконец, к ее классу, если она принадлежала к еще не установленному отряду, и чтобы наделить ее в этих трех последних случаях признаками, достаточными для различения от наиболее близких отрядов, родов и видов. Натуралисты до нас делали то же самое с целыми животными. Таким именно образом мы определили и классифицировали остатки более ста пятидесяти млекопитающих и яйцекладущих четвероногих.

 

ОТНОШЕНИЕ ВИДОВ К СЛОЯМ

 

Что наиболее важно и что является самым существенным предметом всего моего труда и устанавливает его действительную связь с теорией земли–это вопрос, в каких слоях находится каждый вид, и нет ли здесь каких‑нибудь общих законов, связанных либо с зоологическими подразделениями, либо с большим или меньшим сходством вымерших видов с видами ныне живущими.

Установленные в этом отношении законы очень выразительны и очень ясны.

Прежде всего вполне достоверно, что яйцекладущие четвероногие появляются значительно раньше, чем живородящие, что они притом более многочисленны, более могучи, более разнообразны в древних слоях, чем на современной поверхности земного шара.

Ихтиозавры, плезиозавры, многие черепахи, многие крокодилы находятся под мелом в слоях, обычно называемых слоями Юры21. Мониторы Тюрингии еще более древни, если, как полагает школа Вернера, медистые сланцы, содержащие их вместе с большим количеством рыб, принимаемых за пресноводных, относятся к числу наиболее древних слоев вторичных горных пород. Огромные ящеры и большие черепахи Маастрихта находятся в самой меловой формации, но это морские животные.

Это первое появление ископаемых костей показывает, по видимому, что суша и пресные воды существовали до меловой формации, однако ни в эту эпоху, ни во время образования мела, ни долгое время спустя не происходило окаменения костей наземных млекопитающих, или по крайней мере небольшое число упоминаемых составляет лишь исключение, почти не имеющее значения*.

* Челюсти животного из семейства двуутробок были, невидимому, найдены в оолите окрестностей Оксфорда. Если это залегание подтвердится, то это будет самый древний вид млекопитающего, оставившего след. По этому вопросу смотри труды г.г. Buckland, Constant Prevost и др.

Мы начинаем находить кости морских млекопитающих, т. е. ламантинов и тюленей в крупном раковинном известняке, который перекрывает мел в наших (Парижа) окрестностях; но никаких костей наземных млекопитающих здесь еще нет.

Несмотря на самые тщательные поиски, я не мог открыть никаких ясных следов этого класса до слоев, налегающих на грубом известняке: лигниты и молассы, правда, содержат их, но я очень сомневаюсь, чтобы все такие породы предшествовали этому известняку, как это думают; места, где обнаружены кости, слишком ограничены и они слишком немногочисленны, чтобы нельзя было предположить какой‑нибудь неправильности или повторения образования этих слоев**.

** Г. Роберт (Robert), юный натуралист из Парижа, нашел только что в Нантерре кости Lophiodon и Anoplotherium leporinum в слоях, относящихся, повидимому, к тому же грубому известняку.

Наоборот, лишь только доходят до слоев, которые покрывают грубый известняк, кости наземных животных показываются в большом количестве.

Таким образом, подобно тому, как есть основания предполагать, что раковины и рыбы не существовали в эпоху образования первичных пород, точно так же нужно думать, что четвероногие яйцекладущие начались вместе с рыбами, с начала того времени, когда отлагались вторичные слои, тогда как наземные млекопитающие появились, по крайней мере в значительном количестве, много позже, когда грубые известняки, содержащие уже большую часть наших родов раковин, хотя в видах, отличающихся от наших, уже были отложены.

Нужно заметить, что эти грубые известняки, которые идут в Париже на постройки, суть последние пласты, которые говорят о долгом и спокойном пребывании моря на наших континентах. После них, конечно, встречаются еще породы, изобилующие раковинами и другими морскими продуктами, но это породы рыхлые: пески, мергели, песчаники, глины, свидетельствующие скорее о бурном переносе, чем о спокойном осаждении, и, если попадаются правильные твердые пласты сверху и снизу этих наносных пород, то они несут в себе обычно признаки отложения в пресной воде.

Почти все известные кости четвероногих живородящих находятся, таким образом, или в породах пресных вод или в этих наносных породах, и, следовательно, есть все основания полагать, что эти четвероногие начали существовать,–или по крайней мере их остатки стали сохраняться в доступных нашему исследованию слоях, –только со времени предпоследнего отступания моря и во время, предшествующее его последнему вторжению.

Существует, однако, также известный порядок в распределении этих костей, и этот порядок указывает еще на одну очень замечательную последовательность их видов.

Во‑первых, все неизвестные ныне роды, палеотерии, аноплотерии и т. д., о местонахождении которых мы имеем точные данные, принадлежат к самым древним из пород, о которых идет речь,–тем, которые лежат непосредственно на грубом известняке*.

*Иногда в самом грубом известняке, как я только что сказал относительно Lophiodon и Anoplotherium leporinum.

Как раз они и заполняют нормальные пласты, отложенные в пресной воде, или некоторые наносные слои, очень древние, состоящие обычно из песка и окатанных валунов и, может быть, представлявшие первые аллювиальные породы этого древнего мира. Среди них находят также некоторые исчезнувшие виды известных нам родов, но в небольшом числе, и некоторых яйцекладущих четвероногих и рыб, повидимому, пресноводных. Слои, содержащие их, всегда более или менее покрыты наносными слоями, переполненными раковинами и другими морскими продуктами.

Наиболее замечательные из числа неизвестных видов, принадлежащих к известным родам или к родам очень близким к известным, как ископаемые слоны, носороги, гиппопотамы, мастодонты, никогда не находятся вместе с этими более древними родами. Их встречают только в наносных слоях то вместе с морскими, то с пресноводными раковинами, но никогда в нормальных каменных пластах. Все то, что находится вместе с этими видами, либо тоже неизвестно, как и они, либо по меньшей мере сомнительно.

Наконец, кости тех же, по‑видимому, видов, что и наши, находятся только в новейших отложениях аллювия на берегах рек или на дне древних прудов или высохших болот, или в толще торфяных слоев, или в расщелинах и пещерах какихнибудь скал, или, наконец, на небольшом расстоянии от поверхности в местах, где они могли быть погребены обвалами или рукою человека; их поверхностное положение является также причиной того, что эти наиболее недавнего происхождения кости почти всегда хуже всего сохранились.

Не следует, однако, думать, что такая классификация различных залеганий так же ясна, как и классификация видов, и что она дает что‑либо отчетливое и сравнимое: есть много причин, почему это не так.

Во‑первых, все мои определения видов были произведены на самих костях или на хороших рисунках; наоборот, очень редко случается, чтобы я видел собственными глазами те места, где были найдены кости. Очень часто я должен был полагаться на сообщения смутные, двусмысленные, доставленные людьми, которые сами не знали, что нужно наблюдать и чаще всего я совсем не имел никаких сведений.

Во‑вторых, здесь может быть гораздо больше неясностей, чем в отношении самих костей. Одна и та ж*е порода может казаться недавнего происхождения в местах, где она лежит поверхностно, и древней, где покрыта пластами, за нею следующими. Древние породы могли быть перенесены частичными наводнениями и покрыть современные кости; они могли обрушиться на них, облечь их и смешать с продуктами древнего моря, содержавшимися в них раньше; древние кости могли быть размыты водами и затем попасть в новые наносы; наконец, современные кости могли попасть в расселины или пещеры древних скал и быть облечены сталактитами или другими инкрустирующими веществами. В каждом случае нужно было бы разобрать и взвесить все обстоятельства, могущие замаскировать для глаза истинное происхождение окаменелостей, а лица, подбиравшие кости, редко думали обо всем этом, откуда и следует, что истинный характер их залегания почти всегда оставался незамеченным или неузнанным.

В‑третьих, есть несколько сомнительных видов которые будут более или менее мешать достоверности результатов до тех пор, пока не придут в отношении их к определенным результатам; так, лошади буйволы, которые встречаются вместе со слонами, еще совсем не имеют особых видовых признаков; и геологи, которые не пожелают принять мои различные эпохи для ископаемых костей, смогут еще в продолжение многих годов выставлять против меня аргумент тем более удобный, что он будет взят из моей книги.

Но вполне сознавая, что эти эпохи могут вызвать некоторые сомнения у лиц, которые недостаточно углубленно отнесутся к некоторым частным случаям, я тем не менее уверен, что те, которые охватят всю совокупность явлений, не остановятся перед этими маленькими частными затруднениями и признают вместе со мной, что имелась по крайней мере одна и, очень вероятно, две последовательных смены четвероногих до той, которая населяет в настоящее время поверхность земли.

Здесь я ожидаю еще другого возражения, которое, впрочем, мне уже делали.

 

Ж. Кювье

Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара и об изменениях, какие они произвели в животном царстве

 

 http://www.evolbiol.ru/cuvier.htm

«Ж. КЮВЬЕ. РАССУЖДЕНИЕ О ПЕРЕВОРОТАХ НА ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМНОГО ШАРА»: Государственное издательство биологической и медицинской литературы; Москва; 1937

 

Ж. КЮВЬЕ.