Большой залив. 22 год, 29 число 8 месяца, вторник, 11.00

 

Второй день плавания больше напоминал круиз, точнее – чартерный рейс на яхте. Индиец Джо, или как там его звали на самом деле, оказался отличным коком, поэтому и ужин предыдущего вечера, и завтрак сегодняшнего были выше всяких похвал. Бонита в купальнике развалилась в шезлонге на носу шхуны, отвлекая шкипера от прямых обязанностей по ведению судна, остальной народ, включая меня, отдыхал, а точнее – бездельничал, поэтому, когда тощий высокий брюнете бородкой – Пако, помощник капитана, предложил публике развлечься рыбалкой, Дмитрий с Раулито и двумя из братьев очень оживились.

Я сразу предупредил, что они могут хоть китобойным промыслом развлекаться, но если кто‑то из них порежет руку леской – я, слава богу, хорошо знаю, что такое морская рыбалка с борта судна на крупную рыбу – или получит другую травму, которая помешает ему выполнить боевую задачу, – лучше пусть сам прыгает за борт. В любом случае участь потерянного в море среди акул будет лучше, чем та, которую я ему уготовлю. Кажется, мне поверили, но от своей дурацкой затеи не отказались.

Активно помогать рыболовам взялся механик Тим, хотя сама рыбалка отличалась редкой незамысловатостью – сначала на здоровенный крючок намотали хаотично нарезанную белую полихлорвиниловую изоляцию от электрического провода и забросили крючок за корму. Ждать пришлось минуты три, не больше. Плетеная леска задергалась, и Тим вытащил на палубу полосатую, как тигр, рыбу килограмма в три весом.

– Это что за рыба? – полюбопытствовал я.

Ответ Тима можно было перевести как «долбаный полосатик», но я не уверен, что ругательство было обязательной составной частью названия рыбы. Как выяснилось в дальнейшем, судьбой этой рыбы была вовсе не сковородка, а крюк побольше, где она превращалась уже в «долбаную приманку». И уже этот крюк, в комплекте с цепным поводком и жуткой толщины леской, и был основной рыболовной снастью.

Впрочем, процесс ловли большой рыбы тоже не занял больше пяти минут. Леска рванулась в сторону, за кормой вскипела вода, все закричали, загомонили, пытаясь разглядеть, что же такое «клюнуло» на трехкилограммовую приманку. В пене и брызгах мелькнул темно‑серый блестящий бок, затем белое брюхо, огромный хвост с серповидным плавником ударил по воде с такой силой, что брызги долетели до палубы судна.

– Здоровая тварь! – закричал Дмитрий.

Раздался звонкий щелчок, леска ослабла, и вода успокоилась – лишь следы от наших винтов немного баламутили поверхность воды.

– И кто это был? – невинно поинтересовалась Мария Пилар, подошедшая ко мне сзади.

Тим оповестил окружающих, что это была «долбаная акула», и что она была такая «долбано здоровенная», что мы не имели ни единого «долбаного шанса» ее вытащить. Придется теперь ловить еще одного «долбаного полосатика», чтобы повторить все заново.

Неожиданно в спор вмешался Пако и сказал, что Тим может оставить свои мнения при себе, а то, что оборвало леску, к акулам ни малейшего отношения не имело. Приманку схватила «реактивная рыба» – очень большая, подчас под четыре метра, массивная, формой тела напоминающая нашего тунца и разгоняющаяся до невероятной скорости. За счет особых полостей она пропускает через себя воду, создавая при необходимости дополнительную тягу по принципу водомета. Единственное различие с земным тунцом составляет голова рыбы – конической формы, покрытая панцирем, которую «реактивная рыба» использует как таран, буквально вышибая дух из своих жертв. После чего голова разделяется почти пополам гигантской пастью, усаженной острейшими зубами, и рыба рвет оглушенную добычу на манер акулы.

Я оставил людей ловить «долбаных полосатиков», а сам пошел к капитану на крышу надстройки – на открытый ходовой мостик. Капитан сидел в своем кресле, глядел на горизонт, судно шло на автопилоте.

– Доброе утро, шкипер, – поприветствовал я Соузу.

– Доброе утро, – откликнулся он. – Как вам у нас на борту?

– Если бы не задание, с удовольствием провел бы с вами неделю‑другую, – честно признался я. – Мне много приходилось работать в море на таких судах, сейчас просто ностальгия накатила. Где мы сейчас?

Капитан постучал пальцем по экрану, на котором мигали две пульсирующие точки маяков:

– Справа – остров Свободы, маяк Форт‑Рейгана. Вот этот… – Соуза показал на точку поменьше, практически прямо по курсу: – Это маяк на маленьком острове, который так и называется – Остров Маяка. На нем есть радиомаяк, световой маяк и домик смотрителя. Больше на этом островке нет ничего, это просто скала в океане. Зато там гнездится много зубастых чаек.

– Зубастых чаек?

– Именно так. Не видели? – удивился он. – Здесь хищные птицы словно смесь птеродактиля с птицами. Зубастые клювы, настоящие хвосты. В Старом Свете таких не увидишь.

– Как падальщики в саванне? – вспомнил я мерзких крикливых тварей.

– Да, примерно. Такая же конструкция. А вообще здесь все хищное. Здесь даже киты хищные – как будто не хватает акул и прочих. Я слышал, «реактивная рыба» оборвала леску?

– Вроде бы, если верить Пако, – кивнул я.

– Только Пако и стоит верить, Тим лишь вид знатока имеет, – сказал Соуза. – Так вот эта самая «реактивная рыба» – вылитый тунец, даже на вкус похожа. Но наш тунец гоняется за мелочью, и мы его едим, а здешний тунец гоняется за нами и с удовольствием ест нас. Здесь в воде все может съесть тебя. Здесь даже стаи рыбок вроде пираний водятся в море, представляете? Если тебя не сожрал кит метров десяти длиной, не схарчили акулы и вот эти тунцы, не откусила тебе ноги гигантская мурена, потому что ты проплыл слишком близко от ее норы, – тебя могут обглодать до костей рыбки размером с небольшую дораду, даже по форме похожи.

– Все так сурово? – поразился я.

Не то чтобы я об этом не читал, но о морской фауне написано пока мало и бестолково.

– Да. Вам приходилось нырять в Старом Свете?

– Я был инструктором по нырянию, – ответил я, после чего добавил: – Поэтому и провел столько времени на небольших судах.

– Приходилось нырять там, где много акул?

– Разумеется.

Мне в местах где мало акул, не приходилось нырять, если уж быть до конца честным: их везде было много.

Соуза закурил сигару, выпустил клуб дыма и положил ее в широкую пепельницу справа от штурвала. Предложил сигару мне, но я отказался.

– Чему вы учили людей, если были инструктором?

– Зависело от места, – пожал я плечами. – Например, на Мальдивах просто просил акул руками не трогать, а так ничему особому – там много еды, акулы всегда сытые, крупные пелагические виды в лагуны никогда не заходят. В других местах предупреждал о царапинах, порезах, запрещал мочиться в воду, хоть в гидрокостюме это почти невозможно. Много разных правил для разных мест.

– Понятно, – кивнул Соуза. – А здесь правило одно – ночью вообще не лезь в воду: сожрут. Если близко к берегу, разумеется. В открытом море – лотерея, как нарвешься. Днем можно купаться на песчаных отмелях, где мало живности, но лучше – на огороженных пляжах. У коралловых рифов лучше и днем не плавать. В незнакомых местах купаться нельзя ни в коем случае: никогда не знаешь, на кого нарвешься. В общем, если вам «зодиаки» нужны для того, о чем я думаю, помните главное – не падайте в воду. Это не обязательно смерть, но очень опасно. Всегда кто‑то может приплыть на плеск. Вы еще рыбу‑броненосца не видели… Слышали про такую?

– Читал в путеводителе. Панцирная рыба? – вспомнил я картинку с некоей массивной тварью.

– Да, она, – кивнул шкипер. – Голову ничем не пробьешь – толстенная кость, дюйма четыре в толщину, не меньше. Вся голова как будто отлита из этой кости, из двух половин – верхней и нижней. Даже зубов нет – челюсть как клюв попугая или морской черепахи устроена. Зато может перекусить пополам бревно. Питается черепахами, крупными моллюсками и панцирными донными рыбами. И в длину эта рыба бывает метров семь‑восемь. Толстенная такая туша. Плавает всегда у дна, медленно, но может рвануть с места – будь здоров. Разгоняется как поезд подземки. Человек для нее как раз оптимальный размер добычи.

– Как я понимаю, открыть дайв‑школу – здесь не лучший коммерческий проект? – усмехнулся я.

– Ну если цель школы – откармливать местных рыб учениками, то вполне успешно может получиться. Рыбы будут благодарны, – серьезно ответил Соуза.

– Понятно.

Соуза окутался клубами сигарного дыма, отхлебнул кофе и продолжил лекцию:

– В дельте Амазонки еще и крокодилов целая прорва – тоже выплывают в море. Здоровые! Сколько раз видел.

– Доводилось ходить в дельту?

– Случалось несколько раз, вечно по контракту со Смитом, – несколько самодовольно ответил шкипер. – Вообще много куда доводилось ходить. В этом мире нет такой дыры, где не ступала бы нога капитана Соузы. Так что, если что интересно – спрашивайте.

– И как там? Насколько помню по карте – черт ногу сломит, тысячи островов?

– Тысячи островов – это уже преувеличение. – Он взял со стола лист лоции, развернул ко мне: – Вот смотрите… Это самая обычная сельва, мангровые болота. Острова, протоки – все судоходно только для плоскодонок. Некоторые протоки существуют лишь в прилив, а острова – исключительно в отлив. Судоходная часть начинается севернее, ближе к русским, которые ее патрулируют – охраняют фарватер. Мы же были в середине, между судоходной частью и болотами. Вот там – действительно лабиринт. Если не знать фарватера и не иметь проводника – можно не выбраться.

– Знаете фарватер? – спросил я.

– У нас были проводники, – ответил он. – А теперь и дорогу знаю. Запомнил.

– С проводником не опасно?

– Опасно. Русские туда часто забираются: гоняются за производителями дури. Это же сопредельная территория, а точнее – русские считают ее своей. Производители дури не любят посторонних, а если учесть, что их там несколько десятков враждующих банд, то даже если ты друг одним, то это делает тебя врагом другим.

Я сделал вид, что замялся, затем спросил:

– Нетактичный вопрос, но… возили дурь?

– Вопрос более чем нетактичный, но я отвечу – нет, дурь я не возил, – ответил он. – Я возил дурь раньше, по водам Мексиканского залива, пока меня не остановила американская береговая охрана с мистером Смитом и мистером Брауном на борту. Тогда я уронил несколько мешков порошка в воду и из преуспевающего человека превратился в обреченного должника.

– Профессиональный риск, как я понимаю?

– Именно так, сеньор, – спокойно кивнул шкипер. – Поэтому я не в обиде на агента Смита. И поэтому беру от него заказы в этом мире.

– А как выкрутились там?

– У меня забрали мою лодку те, кому я остался должен, из города Хоарес. Знаете такой?

– Наслышан, – подтвердил я. – Хоаресский картель.

– Да, именно. Но я к тому времени знал про лазейку сюда – подсказал один приятель. И тогда мы с Пако украли лодку побольше, вот эту самую, у тех людей, которые забрали мою лодку, которая была гораздо меньше. И перебрались сюда. А теми деньгами, которые у нас еще оставались, оплатили проход с лодкой. А к островам мы возили «зодиаки» и моторы к ним. Там они пользуются спросом – вот мы и делали свой маленький бизнес с агентом Смитом. Банды, живущие в дельте, без «зодиаков» просто существовать не могут: они там как автомобили в нормальном месте, почти единственный транспорт. Большие лодки ходят по большим протокам, а таких немного, и они хорошо известны, как главные улицы. А по маленьким протокам ходят маленькие лодки, которых там вечно не хватает. А порошок я больше возить не хочу, и мне кажется, что мистер Смит тоже не стал бы этого делать.

За спиной раздался голос Бониты:

– А разве есть разница между перевозкой порошка и продажей лодок тем, кто этот порошок насыпает в пакетики?

Соуза усмехнулся:

– Не знаю, прекрасная сеньора, какая между этим разница, но, на мой взгляд, это лучше. Это даже лучше, чем убивать за деньги – как наемники, например. Я не хочу казаться излишне любопытным и задавать, как выразился ваш муж, «нетактичные» вопросы, но… вы же не на рыбалку сейчас отправились, верно? Кто‑то платит вам за то, что вы куда‑то подплывете на этих самых «зодиаках» и что‑то там сделаете? И столько винтовок в чехлах вовсе не просто так, верно?

– А я вас и не обвиняю, шкипер, – ответила Мария Пилар, подойдя к нам и становясь рядом со мной. – Я просто хочу сказать, что не стоит заблуждаться относительно истинного значения своих поступков. Мы насчет своих не заблуждаемся.

Соуза задумчиво попыхтел своей сигарой, затем сказал:

– Возможно, вы и правы. Но мне больше нравится думать, что я немного поднялся по лестнице от очень плохих поступков хотя бы к просто плохим.