Глава 30. Необходимое и возможное

 

Сделать надо было ещё многое. АНК досталась в наследство ситуация, когда миллионы южноафриканцев жили в ужасающей нищете. Установив политическую демократию, мы столкнулись с задачей повышения уровня жизни народа и преобразования Южной Африки (говоря простыми словами предвыборного манифеста АНК) в такую страну, где всем будет жить лучше.

Уже за первый срок работы демократического правительства – после почти 350 лет расового и колониального угнетения – был зафиксирован значительный прогресс. Строились дома, школы, больницы, миллионам людей в бедных районах были подведены вода и электричество, велась раздача земли. Были предприняты срочные меры для помощи бедным и обездоленным. Дети и беременные женщины получили бесплатное медицинское обслуживание. Более четырёх миллионов учеников начальной школы впервые стали получать в школе обеды – в мои школьные годы это была привилегия только белых детей. Расширился круг социальных пособий, были повышены пенсии и укреплена финансовая дисциплина. Новая конституция и декларация о правах гарантировали людям права и достоинство, каких прежде не существовало. Шло восстановление и развитие экономики. Была заложена база для фундаментального преобразования страны, и Южная Африка, прежде бывшая в мире отщепенцем, откуда не принимали даже школьных спортивных команд, стала признанным и высоко оцениваемым членом мирового сообщества.

К сожалению, настроения большинства белых южноафриканцев застряли в болотах прошлого и в собственных эгоистических интересах – и это в стране, заселённой в основном африканцами. Несмотря на щедрую руку примирения, протянутую Манделой, слишком много белых были не склонны принять новый дух, нужный южноафриканцам, чтобы преодолеть наследие расизма и создать общий патриотизм. Многие игнорировали тот факт, что примирение невозможно, пока большинство чёрных живут в ужасающей бедности. Огромные различия между имущими и неимущими были катализатором неспокойствия и барьером против объединения. Значительное большинство белых упрямо цеплялось за привилегии прошлого и не высказывало склонности к малейшим пожертвованиям, которые способствовали бы перераспределению доходов от богатых к бедным. Нигде это не было более наглядно, чем среди богатых белых в таких фешенебельных местах, как Сандтон в Йоханнесбурге. После многих лет жизни с субсидиями за счёт чёрных они отказывались платить по возросшим муниципальным тарифам, которые давали бы средства в пользу находящегося в худших условиях чёрного городка Александры. После десятилетий молчаливого согласия с апартеидом они поспешно прибегли к протесту буржуазии и бойкоту из‑за увеличения тарифов на несколько сотен рандов в месяц – при том, что уровень жизни здесь был одним из самых высоких в мире.

Было непросто найти белого, который признался бы, что когда‑то он поддерживал апартеид. Наиболее горластыми были те, кто бряцал поддельными антиапартеидными заслугами, подтверждая старую поговорку, что после войны высовываются странные герои. В то же время большинство белых обвиняло АНК за волну преступлений, терзавших страну, как будто преступность была новостью для Южной Африки. Они напрочь отказывались признать, что корни проблемы заключались в голоде, безработице и в той системе, что служила исключительно интересам их привилегий. К сожалению, они страдали коллективной потерей памяти, когда речь заходила об ужасающей ситуации, состоящей из бедности, конфликтов, изоляции и тяжкой напряжённости, в которой проживало большинство населения в годы апартеида. «Собирать чемоданы в Перт» – даже в Парагвай – и в другие адреса стало распространённым делом.

Многим белым нужно заметить слова судьи Рейна, заслуженного ветерана войны. Он выступил на памятной встрече в честь фронтовиков‑евреев в октябре 1995 г. на йоханнесбургском кладбище Уэст‑парк, где я присутствовал. После слов о справедливой войне против Гитлера и за уничтожение нацистского зла он обратился к чудесным переменам в Южной Африке.

Всё будет улучшаться, заявил он, поскольку социально‑экономические условия будут улучшаться, а уровень преступности – снижаться. Он осудил пессимистов, запасавшихся продуктами и свечами в преддверии выборов в апреле 1994 года, а потом предвещавшими конец света, т. к. Южная Африка ещё не стала страной молочных рек и кисельных берегов. Он спросил, забыли ли белые южноафриканцы мерзость, коррупцию и приём на работу по кумовству в годы апартеида; миллиарды, исчезнувшие в бантустанах; финансовые афёры, бывшие нормой. Коррупция не исчезла, но со сменой правительства исчезла скрытность и появились группы по расследованию. И он напомнил аудитории ещё об одном чуде: о многих видных деятелях правительства, которые годами сидели в тюрьмах и подвергались пыткам. Тем не менее, не было мести, горькой неприязни и нападений на белых из‑за того, что они были белыми. Судья Рейн вопрошал, сколько белых были бы столь великодушными.

Перед впечатляющим монументом в честь тех, кто отдал свои жизни во Второй мировой войне, он сказал, что бывшие солдаты знают, что такое стоять против врага и никогда не впадали в отчаяние, сражаясь с гитлеровцами. Преобладал и торжествовал дух непокорённости, восставший против диктаторства. Судья призвал аудиторию воспользоваться удобным случаем и принять участие в создании новой страны. Я тепло поздравил судью Рейна, произнёсшего выдающуюся речь, текст которой я раздаю по сей день.

Приближаясь к концу века и началу нового тысячелетия, мы не питали иллюзий по поводу усилий, необходимых, чтобы преодолеть вековую пропасть, разделявшую богатых и бедных.

Несмотря на неудачи первых в истории попыток построить социализм и зная о проблемах и ошибках, которые привели к крушению Советского Союза, я продолжаю считать, что социализм, как средство создания справедливого и человечного мира, по‑прежнему возможен. Только общественная система, основанная на удовлетворении человеческих нужд, а не на личной наживе и неограниченной жадности – позволяющая всем людям пользоваться плодами созданного ими общего богатства – может создать возможность уничтожения всех видов дискриминации и дать работу и образование всем. Но это возможно только тогда, когда люди готовы будут работать для общества столь же усердно, как и для себя лично. Это благородный идеал, к которому человечество снова и снова возвращается после жестоких уроков истории. Важный урок, который следует извлечь из попыток построения социализма в двадцатом веке, состоит в том, такое дело может преуспеть только при наличии динамичной и незастывшей демократии.

При оценке ошибок и перегибов, совершённых во имя социализма, большинство коммунистов указывают на то, что Советский Союз большую часть – если не всё – времени своего существования был осаждён контрреволюционными силами; на однопартийное правление и перецентрализованную командную экономику; на последовательное «смазывание» рыночных законов; на догматический подход к идеологии и мнение, что теория была верна, а ошибки совершены в практике. Но каковы бы ни были недостатки и неудачи, я убеждён, что в будущие годы человечество будет вглядываться в достижения СССР, как в источник глубокого вдохновения. Опыт работы в правительстве в условиях всех сложностей созданной нами широкой демократии породил во мне здравое уважение к разделению власти между исполнительными, законодательными и судебными органами – французский философ Монтескье проверяет и уравновешивает то, что мой старый школьный учитель Тедди Гордон вкладывал в наши головы в стенах КЕС. Случались дни в министерстве обороны, когда я страстно желал, чтобы у нас было больше власти, но понимал, как легко испортиться при несдерживаемом её использовании. В бывших соцстранах концентрация государственной власти, когда исполнительные и законодательные функции как бы сосредотачивались в одном органе, затуманивала демократию, позволяла партии злоупотреблять властью, привела в конце‑концов к отрыву её от народа и стала важной причиной последующего распада. Парламентская демократия, хотя и невообразимая во времена Карла Маркса, если она подлинная и используется для выражения широких народных интересов, может – при активном участии масс – создать основу для лучшей жизни для всех. Я верю, что это вполне может быть основой для построения в будущем социализма, того, что Крис Хани выражал, восклицая три простых слова: «Социализм – это будущее».

Какие бы сложные причины ни определяли крушение социалистической модели двадцатого века, а о них будут ещё спорить в последующие столетия, освободительная борьба в Южной Африке сделала нас твёрдыми сторонниками власти закона и такой демократической системы, которая и представительна, и включает в себя активное участие масс. Борьба создала в нас веру в самопожертвование, в управление с помощью личного примера, в храбрость, целеустремлённость и революционную мораль – каковы бы ни были условия.

Мне кажется, что Куба и Вьетнам, какими маленькими они ни были, сумели – так же, как Китай, где проживает четверть человечества – сохранить социалистическую модель, потому что они богаты этими качествами. Это те качества, что мы называем субъективными факторами и которые персонифицировались жизнями Че Гевары и других героев‑коммунистов. В отличие от перечисленных стран явно более могучий Советский Союз при Горбачёве рассылался. И хотя надо учитывать экономические трудности, но была и фатальная потеря уверенности и воли у руководства, которое не смогло подправить советскую систему, а вместо этого открыло её для уничтожения.

Об этом я сказал в Йоханнесбурге на митинге, посвященном тридцатилетию гибели Че Гевары в Боливии. Я выступал перед собравшимися вместе с моим старым другом Анжело Долмао, когда‑то возившим нас с Элеонорой по Кубе, а сейчас ставшим кубинским послом в Южной Африке. Здесь были представители от более 300 кубинских врачей, работавших, в основном, в отдалённых сельских районах Южной Африки, где постоянно не хватало докторов, поскольку южноафриканские врачи предпочитали работать в городах. Кубинцы были приглашены по инициативе министра здравоохранения Нкосазаны Зумы и свою работу исполняли в лучших традициях кубинского интернационализма.

В конечном счёте, изменения зависят от того, что возможно в конкретных исторических условиях – от объективных факторов. В 1917 году социалистическая революция в России была и необходима, и возможна. За ней последовали феноменальный рост экономики и героическая защита социализма от империалистической интервенции в 1918‑22 годах и от жуткого вторжения нацистской Германии в 1941 г. В ретроспективе представляется, что условия для поддержания экономической модели, альтернативной глобальному капитализму, не материализовались. Было ли это результатом провала в соревновании с мировым капитализмом (часть объективного фактора) или капитуляцией воли (субъективный фактор) – тема для дебатов, которые будут длиться долго. Хотя социалистическая модель на нашей планете является необходимостью для устранения голода, войн и эксплуатации – потому что капитализм никогда не мог этого сделать – но с крушением Советского Союза она получила чудовищный удар.

То, чего мы сможем достичь в Южной Африке или где‑то ещё, ограничено тем, что необходимо и что возможно в сегодняшнем мире. Новый век покажет, есть ли устойчивая альтернатива глобальному капитализму, которая преодолеет голод и нищету двух третей человечества. История показала, что люди всегда будут стремиться к лучшей жизни и будут объединяться в действии. Я верю, что двадцать первый век увидит возрождение социалистической альтернативы в новых созидательных формах и союзах, гармонично согласующих в международном масштабе субъективное с объективными условиями.

В середине 1980‑х годов Табо Мбеки, всегда рациональный стратег, высказал в Лусаке глубокую мысль: «Освобождая себя, мы должны творить нашу собственную историю. Этот процесс по своей природе заставляет активистов составлять планы, а потому требует способности измерять причины и результаты; бить в нужном направлении, а потому уметь различать сущность и конкретное событие; двигать к победе миллионы людей как единое целое и, следовательно, развивать умение соединять необходимое с возможным».

 

Глава 31. Передача эстафеты

^{Декабрь 1997 – апрель 1998}

 

Кто‑то сражается день – и это уже хорошо;

Кто‑то сражается год – и это лучше;

А кто‑то сражается двадцать лет – и это ещё лучше;

Но есть такие, кто сражается всю жизнь – и это те,

без кого нам не обойтись

Бертольд Брехт: 1898‑1956

 

В конце 1994 года Джо Слово сказал мне, что «очень немногие люди имели уникальную привилегию действовать сначала в освободительном движении, а затем – в правительстве».

К сожалению, это было всего за несколько недель до его кончины, последовавшей в начале 1995 года после долгой борьбы с раковым заболеванием. Слабеющий Джо, до самого конца работавший в своём министерстве, в декабре 1994 года на 42‑й Национальной конференции АНК получил из рук Манделы высшую награду АНК – медаль Иситваландве. Похоронили Джо в Соуэто, на Авалонском кладбище.

В трогательной речь на похоронах его вдова Хелена Дольни говорила о Джо как о человечном существе и о его пристрастии к «вину, женщинам и песням». Никто из нас, революционеров, зажатых необходимостью политической сдержанности, не посмел бы высказаться так смело. Это заявление вызвало шумный гул одобрения из плотной массы бедноты Соуэто, тесно сгрудившейся вокруг могилы. Этот ответ толпы был проявлением чувств в стиле Брехта со стороны «низов и глубин», которым посвятил свою жизнь Джо.

Я знаю, что Джо, обладавший изумительным юмором, сказал бы мне о ФБРовской фальшивке: «Ну как это хорошенький еврейский мальчик вроде тебя вообще мог посылать поздравительные открытки на христианское Рождество?»

Мы похоронили Джо, Оливера Тамбо, Криса Хани, Томаса Нкоби, Мзваи Пилисо и многих других. Самым щемящим было перезахоронение останков тех, кто был убит тайно, как Фила Ндвандве.

Хорошо, что АНК удалось найти её сына, который к моменту похищения Филы тайной полицией был ещё младенцем и жил в Свазиленде. Девятилетнего мальчика по имени Табани привезли к деду, отцу Филы. Я аккуратно вырезал газетную фотографию улыбающегося деда, обнимающего своего внука, и приколол её перед своим столом.

Я сопровождал президента Манделу в поездке в Дурбан на митинг в память об участниках операции «Вула». Были перезахоронены как герои Чарльз Ндаба и Мбусо Тшабалала, чьих останков так и не удалось найти, а также Фила Ндвандве и ещё несколько борцов. Мандела отдал почести погибшим и вручил ордена МК, которыми они были награждены посмертно, их потомкам и родным, в том числе брату Чарльза Ндабы, дочери Мбусо Тшабалалы и девятилетнему Табани, сыну Филы Ндвандве. Я вспомнил свою последнюю встречу в нашем лагере в Анголе с его молодой матерью, которой тогда было восемнадцать лет. Она была привлекательной женщиной с прекрасной улыбкой и полна жизненных сил. Мальчику перешли её высокие скулы и милая улыбка. Волнующим был момент, когда в ответ на приветственные возгласы толпы мы высоко вознесли его руки.

В конце 1997 года АНК провёл в Мафекинге свой пятнадцатый национальный съезд. 79‑летний Нельсон Мандела ушел в отставку с поста президента Конгресса, а ранее объявил о намерении оставить в 1999 году пост президента Южной Африки. В своей речи в Мафекинге перед 3000 делегатов съезда он вручил «эстафетную палочку» руководства – как он назвал это – Табо Мбеки. Кандидатура Табо была единогласным выбором и его, и всего съезда. Если бы на той эстафетной палочке было написано только одно слово – а я подумал обо всех лидерах, бойцах и невоспетых героях, встреченных за все годы – то это было бы слово «единство».

Когда Мбеки и вновь избранный Национальный исполком занимали места на трибуне, отвечая на приветствия единодушного и успешного съезда, поддерживающего политику и руководство АНК, мой взор обратился к Манделе. В одинаковой для всех делегатов жёлтой майке с короткими рукавами, он спокойно занял место в зале среди других ушедших в отставку ветеранов. Это был исторический момент, а сам он казался очень спокойным.

Несколько месяцев спустя другая эстафетная палочка руководства была передана при неожиданных обстоятельствах. Сценой были национальные вооружённые силы (SANDF). Неожиданные события были вызваны спорным докладом военной разведки, представленным генералом Джорджем Меерингом президенту Манделе в феврале 1998 года. В докладе утверждалось, что старшие офицеры, выходцы из МК, участвуют в заговоре, чтобы перед всеобщими выборами 1999 года убить Манделу, судей, захватить парламент и ключевые учреждения и сбросить правительство.

В такой доклад слабо верилось, поскольку это были те самые офицеры, о которых годом раньше Модисе сказал, что они в течение 1998‑99 гг. будут назначены на высшие посты в вооружённых силах. А из доклада следовало, что они собираются сбрасывать то правительство, ради которого они несли жертвы и страдания и которое намеревалось продвигать их по службе. Это было бы полным абсурдом и нелепостью.

В ближайший месяц в Мозамбике был арестован Роберт Макбрайд, бывший боец МК, очень уважаемый среди угнетённых за храбрость и преследовавшийся старым режимом. Утверждалось, что Макбрайд, работавший в Министерстве иностранных дел Южной Африки, находясь в частной поездке в Мозамбике, пытался закупить оружие у торговца оружием в Мапуту. Через неделю йоханнесбургская ежедневная газета, скандально известная публикацией «утечек» из апартеидных охранных служб, сообщила сенсационную новость о заговоре против правительства и привязала Макбрайда с его мнимой попыткой купить оружие к так называемому «докладу Мееринга» и генералам из МК.

С другой стороны, независимая газета «Мейл‑энд‑Гардиан» видела в обстоятельствах ареста Макбрайда печать типичных операций по очернению. Макбрайд был арестован вместе с полицейским осведомителем (сознавшимся в этом) Вузи Мадидой, который и привёл его к торговцу оружием, также оказавшемуся полицейским осведомителем. Выяснилось, что Мадида был также агентом южноафриканской военной разведки и единственным источником сведений для «доклада Мееринга». Возможно, не было простым совпадением то, что арест Макбрайда послужил удобным подтверждением доклада Мееринга, когда доклад рассматривался президентом Манделой. Друзья Макбрайда заявили в «Мейл‑энд‑Гардиан», что тот обследовал возможный канал связи между мозамбикскими вымогателями и южноафриканскими уголовными синдикатами. А последние, предположительно, были привязаны к антидемократическим схемам по дестабилизации страны, составленным кое‑кем из бывших служб безопасности.

Президент Мандела спокойно переадресовал разведдоклад в юридическую следственную комиссию. Комиссия, возглавляемая верховным судьёй Исмаилом Махомедом, оценила сведения доклада как безосновательные, невероятные по существу и фантастичные. Мееринг попросил досрочной отставки и Мандела её принял. Это произошло за год до планового ухода Мееринга. Позднее его сменщиком был назначен генерал Сипиве Ньянда, руководитель МК, когда‑то известный под именем Гебузы, задержанный в 1990 году в связи с так называемым «заговором Вула».

Мандела заявил, что он полностью доверяет бывшим офицерам МК, названным в докладе. Табо Мбеки отклонил доклад как попытку старых агентов апартеида натравить АНК на своих же людей. Сидни Муфамади предостерёг от методов дезинформации, использовавшихся в прошлом для узаконивания программ по дестабилизации, а я на пресс‑конференции назвал доклад «длинной грязью, высосанной из пальца». Газета «Мейл‑энд‑Гардиан» отметила, что доклад и арест Роберта Макбрайда рикошетом ударили по остаткам старой гвардии в службах безопасности, которые, по мнению правительства, могли быть замешаны в широкой кампании по подрыву демократического порядка. Если это было так, то эти силы, несомненно, попали в собственный капкан.

Я намерен изложить своё видение этого эпизода, когда появится возможность. Пока же моя работа в правительстве вынуждает меня воздержаться и основные факты я подал согласно открытым публикациям. Преобразование страны идёт, но было бы глупо недооценивать его противников, если даже они недооценили АНК. Баланс сил радикально изменился, и враги прогресса могут ставить препятствия, но не могут остановить ход демократической революции в Южной Африке.