Сложная приспосабливающаяся система

 

В «Идеальном шторме», обрушившемся на Афганистан в 2006 г., участвовали разношерстные группировки, создавшие базы на территории Пакистана. Здесь следует отметить два важных обстоятельства. Во‑первых, стремительный рост численности повстанческих группировок за последние десять лет. Некоторые группировки, например «Лашкар‑э‑Тайба» и «Яиш‑э‑Мухаммед» (Армия Мухаммеда), переместились на Афганский театр. Обе группировки были созданы в начале 90‑х годов для борьбы с Индией за контроль над Джамму и Кашмиром. Другим обстоятельством была неопределенная и очень сложная природа повстанческого движения, которое, как представляется, проще всего определить как сложную приспосабливающуюся систему. Термин относится к системам, которые многообразны (состоят из множества взаимосвязанных элементов) и адаптивны (могут изменяться и обучаться на полученном опыте). К таким системам относятся, в частности, рынки ценных бумаг, колонии муравьев и большинство основных социальных организаций 2.

В систему включены группировки, относящиеся к пяти разным категориям. В первую категорию входили группировки, стремившиеся свергнуть правительство Афганистана и добиться вывода из страны международных сил. Сюда можно отнести как «Талибан», так и более мелкие группировки (сеть Хаккани, «Хезб‑и‑Ислами» Гульбеддина Хекматиара, «Техрик‑и‑Нафаз‑и‑Шариат‑и‑Мохаммади» и «Аль‑Каида»). Ко второй категории относились криминальные группировки, занятые, в частности, контрабандой наркотиков и незаконной торговлей лесом и драгоценными камнями. Третья категория – местные племена и кланы, сотрудничающие с повстанческими группировками. Большинство в них составляют пуштуны. К четвертой категории принадлежали вооруженные формирования полевых командиров, почувствовавших силу после изгнания талибов в 2001 г. Пятая категория – правительственные части местного или центрального подчинения, замешанные в повстанческом движении – Афганская национальная полиция и Пограничный корпус Пакистана.

Группировки делятся по географическому принципу на три фронта: северный, центральный и южный. Северный фронт простирается от пакистанской Северо‑Западной пограничной провинции до афганских провинций Нуристан, Кунар и Нангархар. Крупнейшей группировкой в регионе была «Хезб‑и‑Ислами» Гульбеддина Хекматиара, присутствовали и другие группировки. Одной из них была отколовшаяся от «Хезб‑и‑Ислами» группа, которой командовал Анвар аль‑Хак Моджахед. В нее входили бывшие боевики «Хезб‑и‑Ислами», экс‑талибы и просто недовольные. Кроме того, на северном фронте действовала «Техрик‑и‑Нафаз‑и‑Шариат‑и‑Мохаммади», целью которой было установление шариата в Афганистане и Пакистане. Она раскололась на три фракции, все базировавшиеся в Пакистане. В первую фракцию входили сторонники Суфи Мухаммеда. Вторая фракция сформировалась вокруг зятя Суфи Мухаммеда Муллы Фазлуллы. Ее база находилась в округе Сват. В Баджауре базировалась фракция, которой командовал Мулла Факир Мухаммед. Баджаур находится на северной оконечности Федерально управляемых племенных территорий. Округ Сват расположен восточнее Баджаура, в Северо‑Западной пограничной провинции.

На северном фронте активно действовали «Лашкар‑э‑Тайба» и «Аль‑Каида», в рядах которой воевал Абу Ихлас аль‑Масри – египтянин, сражавшийся еще против русских в 80‑х годах и женатый на местной женщине. Имелись также многочисленные криминальные группировки, среди которых преобладали занятые нелегальной торговлей древесиной и драгоценными камнями. Существовала настоящая сеть контрабанды древесины в Пакистан. Многие афганские и пакистанские правительственные чиновники оказывали помощь мятежникам и криминалитету, имея неплохие доходы от прибыльного бизнеса. «Контрабанда древесины – это очень выгодный бизнес, – отмечает руководитель Группы восстановления провинции Кунар Ларри Легри, – на котором наживаются все – от правительственных чиновников до мятежных группировок»3.

Центральный фронт расположен южнее, вдоль афгано‑пакистанской границы. Он начинается от Федерально управляемых племенных территорий в Пакистане и проходит через афганские провинции Пактика, Хост и Логар. Одну из самых крупных группировок здесь возглавлял сын Джалалуддина Хаккани Сиражуддин («Сирадж»), который считался особенно трудноуловимым. Американским военным и разведчикам пришлось потратить много сил и времени, чтобы добыть его качественную фотографию. Организация Хаккани располагала тесными контактами с пакистанской разведкой ИСИ, от которой она получала помощь, и осуществляла рейды в глубь территории Афганистана. Хаккани также имел тесные связи с зонтичной структурой – группировкой «Техрик‑э‑Талибан‑Пакистан», главарем которой был Байтулла Мехсуд. База ее находилась в Вазиристане. Правительство Пакистана и ЦРУ официально заявили, что Мехсуд, уничтоженный в августе 2009 г. ракетой, пущенной с американского беспилотного самолета, был вовлечен в организацию удавшегося покушения на бывшего премьер‑министра Пакистана Беназир Бхутто 27 декабря 2007 г.4. В регионе также действовала «Аль‑Каида» и несколько групп боевиков‑иностранцев.

И, наконец, южный фронт. Он проходил через афганские провинции Гильменд и Кандагар, а также пакистанскую провинцию Белуджистан. Крупнейшей группировкой на этом фронте был «Талибан» во главе с Муллой Омаром, база которого находилась неподалеку от Кветты. «Талибан» сотрудничал с несколькими пуштунскими кланами, особенно тесно – с кланом гильзаи, который оказывал ему логистическую поддержку и обеспечивал легитимность. Методы «Талибана» заключались в нахождении подходов к племенным лидерам и руководителям на деревенском и окружном уровнях. В некоторых случаях талибов принимали хорошо в силу общей этнической принадлежности или из‑за того, что местные жители утратили доверие к центральному правительству – они были сыты медленным ходом восстановления и отсутствием безопасности. Если талибов принимали плохо, то в ответ они прибегали к жестким методам. «Они прекрасно овладели искусством адресных убийств с целью запугивания местных сторонников центральной власти. Пуля в голову – вот все, что им было нужно», – рассказал один военнослужащий 5. На южном фронте также процветали криминальные группировки, особенно связанные с наркотрафиком. Они действовали по обе стороны афгано‑пакистанской границы. Резкий рост объемов возделывания опиумного мака был благом как для мятежников, включая «Талибан», так и для афганских правительственных чиновников.

Имеются также отдельные свидетельства наличия координации среди крупнейших группировок на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях, в том числе через «шуры» (исламские советы), расположенные в Пакистане 6. Однако единого командования мятежниками не существовало.

 

«Самообучающиеся организации»

 

Указанные группировки вели классическую партизанскую войну. Основная цель повстанцев заключается, как правило, в том, чтобы вызвать волнения среди местного населения, а если слабость экономики и отсутствие безопасности способствуют появлению недовольства центральной властью, то подорвать ее легитимность. Как только повстанцы подчиняют себе население, они стараются повлиять на тех его представителей, кто выступает против них. Например, кого‑то могут убить, чтобы это послужило примером для других. Других вынуждают бежать из родных мест. Тогда те, кто остался, вынуждены скрывать свои истинные взгляды. Угрозами населению мятежники удерживают местных жителей от сотрудничества с властями и другими враждебными им силами 7.

Афганские и пакистанские военизированные группировки успешно адаптировали применяемые ими тактику и технику к меняющимся условиям, поэтому их вполне можно назвать «самообучающимися организациями»8. Обычно командная структура военизированной группировки фрагментированна. Например, внутри «Талибана» внутренняя «шура» поддерживает связи с полевыми командирами через слабую иерархическую структуру. Командир на окружном или деревенском уровне обычно имеет связь с одним или двумя членами «шуры», а командир более высокого уровня охватывает более крупную географическую зону. Одно из исследований, подготовленных ООН, показало, что «нет четкого георгафического распределения оперативных зон между командирами талибов. Несколько командиров могут проводить боевые операции в одном районе, не признавая иерархии. Конкуренция между командирами представляется нам скорее правилом, чем исключением». Далее в исследовании говорится: «Если полевой командир доказывает свою важность, заявляя о военных успехах, он становится объектом внимания «Аль‑Каиды» и зарубежных спонсоров. Он получает более независимый статус и отдельное финансирование»9.

Военизированные группировки многократно нападали на американские войска, войска НАТО и афганские войска, а также на мирных афганцев и иностранцев. Обычно они избегали нападать на центры сосредоточения войск, выбирая для атак удаленные базы в сельской местности. Группировки используют легкое стрелковое оружие и гранаты. Против американских войск и их союзников они применяли также 107– и 122‑мм ракеты и минометы калибра 60, 82 и 120 мм. Они не пренебрегали также вооружением, привлекавшим особое внимание средств массовой информации – самодельными взрывными устройствами. Последние особенно эффективны против автоколонн коалиции и пеших солдат. Как правило, минометные и ракетные обстрелы не приводили к потерям. Однако есть подтверждения тому, что боевики считали беспокоящий огонь по противнику и населенным пунктам действенным средством. Они, особенно талибы, успешно осуществляли захваты правительственных зданий, деревень, а иногда и административных центров округов, хотя удерживали их недолго. Они запугивали местное население, рассылая т. н. «шабанамах», т. е. «ночные письма» (листовки, в которых содержалось предупреждение не сотрудничать с иностранными войсками или режимом Карзая). Кроме того, боевики практиковали адресные убийства, поджигали восстановленные и новые объекты и организовывали нелегальные контрольно‑пропускные пункты на главных дорогах 10.

«Талибан» и другие группировки начали заниматься также киднеппингом. Один из полевых командиров‑талибов Мансур Дадулла заявил: «Киднеппинг – это очень успешный метод, и я приказываю моим моджахедам похищать иностранцев любой национальности независимо от того, где они их найдут, а затем мы провернем такую же сделку»11. Киднеппинг все чаще использовали для получения денег. Он был очень прибылен в Ираке, особенно после того как некоторые правительства – в частности, Франции и Японии – заплатили выкуп за освобождение заложников 12. Действия их вынудили Л. Пола Бремера разослать письма в посольства иностранных государств в Ираке с осуждением выплат выкупа. Слова Бремера были совершенно справедливы и для Ирака, и для Афганистана: «Нет лучшего стимула и поощрения повторения подобных действий для тех, кто захватывает заложников, чем выплаты денег в обмен на их освобождение. Они делают захваты заложников более вероятными; они увеличивают риск для тех, кто находится в заложниках сейчас или может оказаться заложником в будущем; они увеличивают возможности для закупок оружия, которое будет использовано для продолжения террористической деятельности, которая разрушает страну и из‑за которой гибнут люди»13.

Что касается Афганистана, то существуют признаки того, что правительства некоторых государств, включая Южную Корею и Италию, заплатили выкуп за освобождение заложников 14. В 2007 г. было захвачено несколько десятков заложников, в том числе итальянский журналист в провинции Гильменд, два французских и афганских сотрудника гуманитарных организаций в провинции Фарах, два германских инженера и четверо афганцев в провинции Вардак. Самым серьезным инцидентом здесь стало похищение двадцати трех граждан Южной Кореи в провинции Газни. Но киднеппинг был только началом. Один из высокопоставленных полевых командиров «Талибана» сказал: «Наша военная тактика заключается в овладении центром округа, уничтожении там солдат правительственных войск и отходе на наши базы в горах, где правительству трудно нас достать»15. Методы, применяемые талибами, почти целиком копировали методы, которые применяли моджахеды, боровшиеся против Советской Армии и войск Демократической Республики Афганистан в 80‑х годах 16.

В таких южных провинциях, как Гильменд, повстанцы были особенно многочисленны. В 2002 г. они действовали в группах, сравнимых по численности с отделением или взводом. В 2005 г. появились отряды размером с роту, т. е. численностью до сотни и более боевиков. В 2006–2007 гг. отмечалось несколько случаев, когда они действовали отрядами численностью до батальона (т. е. до 400 боевиков). Естественно, продолжали действовать и небольшие группы 17. Это заставляет предположить, что боевики не ощущали значительной угрозы со стороны афганской армии и войск Коалиции. Они также перестали нападать на хорошо защищенные цели – американские войска и войска НАТО и переключились на цели более легкие – афганцев, занятых подготовкой к проведению выборов, работников неправительственных организаций, Афганскую национальную полицию и простых граждан, которые, по мнению боевиков, сотрудничали с силами Коалиции и правительством Афганистана.

Самыми жестокими были казни боевиками «коллаборационистов», сотрудничавших с афганским правительством или войсками Коалиции 18. Талибы убили исламских религиозных деятелей, критически относившихся к их деятельности, среди них главу совета улемов Кандагара Маулави Абдуллу Файяза 19. Все чаще объектами нападения боевиков становились школы. В одном из «ночных писем» «Талибана» говорилось: «Оплату труда учителям выплачивают неверные. Если вы будете предолжать получать эти деньги, вы будете считаться американскими марионетками»20. Примерно те же высказывания делались в адрес кандидатов и членов парламента, так как «выборы – это часть американской программы» и те, кто в них участвует, являются «врагами ислама и родины»21.

 

«Новый» «Талибан»

 

«Талибан» был крупнейшей из этих группировок. Идеологические установки его руководства не претерпели значительных изменений после свержения в 2001 г. Лидеры талибов по‑прежнему оставались приверженцами идеи установления в Афганистане режима, основанного на радикальной интерпертации суннизма, базировавшейся на деобандистском учении 22. Основным средством достижения этой цели талибы считали свержение действующего правительства Афганистана и изгнание иностранных войск. Они терпеливо готовились к борьбе против иностранного присутствия. «Мы должны все время помнить, что в войне такого рода мятежник побеждает, если он не проигрывает, а мы проигрываем, если не побеждаем», – отмечается в документе, подготовленном экспертами британского правительства. Далее в документе говорится: «Для инсургента в данном случае особенно важно делать основной акцент на пропагандистские операции, сохранять поддержку местного населения (любыми средствами) и быть терпеливым. Чем дольше он продержится, тем с большей вероятностью переживет противоповстанческую войну»23.

В «Талибан» вступали новые боевики – иногда их называли «нео‑Талибан», – которых набирали в различных медресе и в других местах в Афганстане и Пакистане 24. Организационная структура «Талибана», сформировавшаяся в ходе текущей повстанческой войны, состояла из двух основных уровней. Верхний уровень составляли руководство движения и основные полевые командиры. На самом верху находилась «Шура» во главе с Муллой Омаром. Их мотивом была приверженность радикальной версии ислама, они рассматривали эту войну как борьбу между исламом – с одной стороны, и западными неверными и их «марионеточным» кабульским правительством – с другой стороны. Внутрення «шура» «Талибана» отвечала за принятие стратегических решений и решение самых насущных проблем. Примеры можно найти в Кодексе поведения «Талибана» (Layeha), который содержит предписания не вступать в сепаратные переговоры, докладывать о взятии в плен и ожидать решения руководства 25. После свержения режима руководство «Талибана» перебралось в Пакистан.

Сама «Шура» была разеделена на несколько функциональных комитетов: по военным вопросам, пропаганды, финансам, религиозным вопросам, политическим вопросам и административным вопросам. Главными членами «Шуры» были сам мулла Омар, мулла Берадер (губернатор Герата при талибах), Ахтар Мухаммед Мансур (министр авиации при талибах), мулла Нуруддин Тураби (министр юстиции при талибах), мулла Абдул Джалил (бывший министр иностранных дел при талибах) и Нур Мухаммед Сагиб (бывший главный судья Верховного суда). Региональные «шуры», в частности в Пешаваре и Вазиристане, также включали политические, военные, финансовые и другие комитеты.

Нижний уровень «Талибана» составляли тысячи местных боевиков – мужчин из деревень, которым платили за то, что они закладывали мины на дорогах и обстреливали ракетами базы НАТО и афганской армии или просто воевали в течение нескольких недель или месяцев. «Талибан» также создал параллельное правительство Афганистана, которое включало губернаторов провинций и даже министров обороны и юстиции26.

«Талибан» по‑прежнему оставался пуританским религиозным движением, поэтому его основной политической целью было создание государства на основе шариата. Политологи Мариам Абу Захаб и Оливье Руа отмечали, что у «Талибана» нет ничего, кроме лозунга «Шариат и ничего, кроме Шариата»27. Талибский полевой командир, мулла Дадулла Ланг, убитый американцами в 2007 г., заявил: «Здесь мы не сражаемся за Афганистан, мы сражаемся за всех мусульман мира и за моджахедов в Ираке. Неверные нападают на мусульманские страны, поэтому поддержка мусульманских братьев является долгом каждого мусульманина»28. Этот посыл поддерживают другие инсургенты, например бывший пресс‑атташе «Талибана» муфтий Латифулла Хакими: «Афганская проблема связана с войной, которую ведет ислам против богохульства и безбожия в мире. Мулла Мухаммед [Омар] представлет огромную умму (религиозная община. – Прим. пер.), его поддерживает вся нация»29. Талибы брали к себе на службу молодых мулл, прошедших обучение в Пакистане, которые должны были прославлять их деяния в мечетях восточного и южного Афганистана.

Между религиозными идеологиями, которых придерживался «Талибан» в 90‑х годах и после 2001 г., имеются серьезные различия. Талибы смягчили свое непримиримое отношение к современным технологиям. В 90‑х годах они категорически отвергали использование Интернета и телевидения, закрыв интернет‑кафе и запретив телевидение. После того как их режим был свергнут, они обратились к услугам принадлежавшей «Аль‑Каиде» продюсерской компании «Аль‑Сахаб» для ведения видеопропаганды и вербовки сторонников. Многие лидеры «Талибана», в частности мулла Дадулла Ланг, комфортно и расслабленно чувствуя себя перед камерами, сыпали цитатами из Корана и пропагандировали идеи движения.

Кроме того, «Талибан» взял на вооружение теракты с использованием боевиков‑самоубийц против афганских войск и сил Коалиции. Этот ход всячески поддерживали лидеры «Аль‑Каиды», включая Аймана аль‑Завахири. В 90‑х годах талибы к таким методам не прибегали, предположительно из‑за того, что Коран запрещает самоубийства. Ситуация изменилась примерно к 2003–2004 гг., хотя, как представляется, не всем сторонникам «Талибана» новая тактика пришлась по душе. По агентурным данным, полученным НАТО, внутри «Талибана» существуют серьезные разногласия относительно терактов с использованием самоубийц. Для многих талибов сопутствующий таким терактам ущерб, особенно когда в результате гибнут афганские женщины и дети, неоправдан. Неверные – вопросов нет. Но не невинные прохожие. Но со временем идеология «Талибана» меняется, особенно если это служит стратегическим целям.

Возглавляемая Гульбеддином Хекматиаром группировка «Хезб‑и‑Ислами» также вела себя достаточно активно. Главная ее база находится в лагаре беженцев Шамшатту, недалеко от Пешавара 30. Хекматиар убежден в том, что джихад необходим для борьбы против Запада и установления шариата в Афганистане. «Верьте мне, – вещал он на видео, отвечая на вопросы агентства «Франс Пресс», – мы ведем джихад, когда мы молимся, когда держим пост, когда совершаем хадж»31. Выпускаемые Хекматиаром газеты «Shahaadat Daily» и «Tanweer Weekly» можно легко купить на улицах пакистанских городов, особенно Пешавара. Они клеймят правительство Афганистана за вероотступничество и называют Карзая марионеткой Запада. Хекматиар не устает повторять, что войска государств Запада – это неверные, оккупировавшие землю ислама. В видео он называет Соединенные Штаты «матерью всех проблем» и предостерегает, что смута в Афганистане не закончится, пока из региона не будут выведены американские войска: «У оккупационных войск… только один верный путь… это уйти из Афганистана как можно скорее»32. В другом видео Хекматиар провозглашает, что «афганские моджахеды дали обет, что они заставят Америку уйти, как заставили уйти Советский Союз, и не сложат оружие, пока оккупационные войска не уйдут»33. Этот пассаж примечателен не только антиамериканской риторикой, но и упоминанием джихада против Советского Союза. Хекматиар, конечно, участвовал в той войне с помощью ЦРУ.

Традиционно влияние Хекматиара было особенно сильным среди пуштунов, проживавших на северо‑востоке Афганистана. «Хезби‑Ислами» принимала в свои ряды почти исключительно пуштунов и была непримиримой противницей любого политического компромисса с западными странами. С первых дней своего существования группировка дала свою трактовку понятия «хороший мусульманин». Определение «хороший мусульманин» не дается более в зависимости от религиозных взглядов человека, а от его политических действий. Следуя предписаниям исламского богослова ибн‑Таймия, Хекматиар считал, что любому мусульманину можно приписать «такфир» (отказ от веры в соответствии с исламской доктриной, отказ мусульманина от своей веры является очень серьезным обвинением) по чисто политическим причинам 34. Это очень сильно повысило авторитет «Хезб‑и‑Ислами» в глазах «Братьев‑мусуман», пакистанской партии «Джамиат‑э‑Ислами», основанной Саидом Абул Ала Маудуди, и родственных организаций в Саудовской Аравии. Хекматиар имел особенно тесные связи с «Джамиат‑э‑Ислами» и разделял взгляды ее основателей на то, что пять столпов ислама представляют собой этапы подготовки к джихаду и исламской революции. В каком‑то смысле его цель состояла в «исламизации современности» путем освоения западных методов и знаний и использования их от имени исламского государства. Это отличало Хекматиара от группировок, приверженных деобандизму, в частности «Талибана», которые отвергали современность с порога 35. Хекматиар также разделял идею Саида Кутба о необходимости устранения коррумпированных исламских лидеров с целью создания истинно исламского правительства.

В отличие от «Талибана» или той же «Аль‑Каиды», «Хезби‑Ислами» активно занималась политикой. «Влияние «Хезб‑и‑Ислами» в афганской политике, включая парламент, очень велико», – сообщил мне высокопоставленный афганский чиновник 36. В сентябре 2005 г. несколько членов партии были избраны в парламент, хотя большинство из них заявили, что порвали с Хекматиаром. Это позволило предположить, что «Хезб‑и‑Ислами» – не единая организация. При этом партия могла вести и вела двойную игру – одна ее часть вела бои с войсками НАТО и афганской армией на востоке Афганистана, а другая – участвовала в политической жизни Афганистана в Кабуле и достаточно удаленных от него провинциях. Лидеры «Аль‑Каиды» и прочие исламисты отказывались от участия в политике, так как считали демократическую политическую систему коррумпированной и противоречащей установлению божьего закона в стране. Кроме того, не все члены «Хезб‑и‑Ислами» соглашались с тактическими, оперативными и стратегическими решениями других группировок, особенно «Талибана». В одном из докладов ООН высказывалась мысль о том, что «Хезб‑и‑Ислами» является для «Талибана» «особенно хлопотной союзницей», так как «некоторые из ее членов совершенно несовместимы с его идеологией и планами»37.

 

Конкурирующие мотивы

 

Основным движущим мотивом большинства крупнейших мятежных группировок – особенно «Талибана». «Хезб‑и‑Ислами» и «Аль‑Каиды» – была религия. В Афганистане и Пакистане активно действовали и более мелкие группы примерно той же идеологии, в частности «Исламское движение Узбекистана» (ИДУ). Целью его лидеров было создание исламского государства, основанного на законах шариата, на территории Узбекистана, при этом они поддерживали усилия по установлению шариата в соседних странах, включая Афганистан. Приверженность разных группировок этой идеологии помогает понять, почему даже после свержения «Талибана» в 2001 г. они хотели воевать против правительства Хамида Карзая.

Между группировками, естественно, существовали идеологические разногласия. По данным ЦРУ, полученным после атак 11 сентября, например, отмечались существенные расхождения во взглядах между «Талибаном» и «Аль‑Каидой». Последняя использовала поддержку со стороны «Талибана», чтобы обеспечить себе безопасность от внешних врагов, но при этом многие боевики «Аль‑Каиды» относились к талибам с презрением, а талибы, в свою очередь, считали членов «Аль‑Каиды» нежелательными иностранцами. Нестабильные в целом отношения между двумя группировками сохранялись лишь благодаря личным и идеологическим связям между бен Ладеном и муллой Омаром 38. Тем не менее, несмотря на упомянутые и другие различия, у «Талибана» и «Аль‑Каиды» было много общего 39.

Во‑первых, обе группировки были «джихадистскими» – это значит, что их сторонники пропагандировали необходимость джихада для освобождения «оккупированных» исламских государств или для борьбы против исламских режимов, которые они считали предательскими. Они были также салафитскими, т. е. боролись за возвращение к истинному исламу 40. Многие салафитские движения отвергали вооруженный джихад либо из тактических соображений, либо по убеждениям, и выступали за «да́ва» («призыв») к исламу как к основному методу достижения цели. Для тех, кто выступал и за джихад, и за салафию, джихад был методом, с помощью которого можно объединить мусульман и вернуть их к истинному исламу. Основная идея заключалась в том, что, когда большинство мусульман вернутся к традиционной интерпретации ислама, они смогут воссоздать «умму» – сообщество всех мусульман. Кроме того, группировки считали «умму» стоящей над этнической и национальной идентичностью и национальными интересами. Один из лидеров «Аль‑Каиды» Абу Лаит аль‑Либи, лично воевавший против американцев в Афганистане и убитый ракетным ударом в январе 2008 г., говорил, что в Афганистане «джихад – это повествование, которое во всех деталях рассказывает о правом деле уммы, которое говорит об установлении единой религии на земле»41. Ну и, в конце концов, районы действий группировок пересекались географически. Хотя «Талибан» не имел серьезных целей за пределами Афганистана, он предоставлял свои территории для создания лагерей для подготовки добровольцев из‑за рубежа и использовал отряды, сформированные из этих добровольцев, в своих операциях 42.

Инсургенты применяли религию в качестве инструмента пропаганды как минимум в двух аспектах. Талибы регулярно использовали аргумент «Западные страны пытаются уничтожить ислам» в беседах со старейшинами племен и в «ночных письмах»43. Мулла Дадулла Ланг проповедовал: «Хвала Аллаху, нам известно почти все о планах американцев. Мы знаем их цели, главная из которых – уничтожение ислама в этом регионе»44. И «Талибан», и другие группировки использовали религию при вербовке террористов‑смертников.

Эти их усилия не принесли серьезных успехов в Афганстане, но в Пакистане им удалось добиться многого. Поскольку в Афганистане мечети исторически являлись исходным пунктом большинства глобальных исторических поворотов, афганское правительство сосредоточило свое внимание именно на них. В одном из докладов афганской разведки отмечается: «В городе Кандагаре имеется 107 мечетей, в 11 из них ведутся антиправительственные проповеди. Мы считаем, что следует объединить все проправительственные мечети и работать с антиправительственными мечетями, стараясь вынудить их изменить свои позиции или прекратить пропаганду и покинуть регион»45. Кроме того, предпринимались попытки привлечь видных религиозных деятелей Афганистана к проведению пропагандистских акций. Например, Совет улемов Афганистана призвал талибов прекратить насилие и поддержать правительство именем ислама. Совет улемов призвал богословов соседних государств (в том числе Пакистана) оказать помощь в борьбе с «Талибаном» и подобными группировками 46. Ряд афганских исламских деятелей публично поддержали правительство Афганистана и провозгласили джихад неисламским деянием 47. Сверх того, Совет улемов и некоторые афганские улемы издали фетвы, в которых недвусмысленно заклеймили теракты с использованием смертников. В них говорилось, что совершившие теракты смертники не обретают вечную жизнь в раю, не предстают перед Аллахом и не попадают в компанию к семидесяти двум прекрасным девственницам 48.

Но религиозная идеология не являлась достаточным условием для начала мятежа и гражданской войны в Афганистане. Местное население, как правило, не имело религиозных мотивов для поддержки оппозиционных военизированных группировок и борьбы против правительства. Мотивом для него стала неудовлетворительная работа правительства и всех органов власти. В большинстве случаев не талибы и их коллеги пользовались расположением населения, оно было недовольно правительством. Нет сомнений в том, что поддержка «Талибана» была бы неизмеримо больше, если бы он не правил в Афганистане «железной рукой» в 90‑х годах. Посол Рональд Нойман как‑то сказал мне: «Пребывание талибов у власти для народа Афганстана – это хорошее в плохом. Теперь он понял, что это такое на самом деле»49.

Однако, несмотря ни на что, в 2006–2007 гг. «Талибан» и другие группировки действовали с нарастающей эффективностью. Противостоявшим им войскам НАТО приходилось воевать с большим напряжением сил.

 

 

Глава четырнадцатая

Национальные ограничения

 

Рядом со штабом канадских войск, расположенным на кандагарском аэродроме, который я посетил в 2007 г., стоял импровизированный военный мемориал. Это были высеченные в точеном мраморе лица павших канадских солдат. Ни обелисков, ни помпезных памятников – просто лица. Капрал Дэвид Роберт Браун. Рядовой Блэйк Нил Уильямсон. Уоррент‑офицер Ричард Фрэнсис Нолан. Список продолжался. Глаза их пристально смотрели на тех, кто проходил мимо, отдавая честь, обычно это были канадские солдаты, входившие и выходившие из штаба. Некоторые лица слегка улыбались из темного мрамора, другие были серьезны. Все погибшие служили своей стране и заплатили за это жизнями. Рядом с каждым лицом были указаны имена, биографические данные и части, в которых они служили. 2‑й батальон, полк легкой пехоты принцессы Патриции (Шайло, провинция Манитоба). 1‑й батальон, Королевский канадский полк (Петавава, провинция Онтарио). 2‑й батальон, Королевский 22‑й полк (Валькартье, провинция Квебек).

Надпись на мемориале гласит: «Посвящается канадцам, отдавшим свои жизни за дело мира во время службы в Афганистане». Посетители кладут цветы и фотографии своих погибших товарищей. Среди обычной штабной суеты и постоянного рева реактивных истребителей над головой мемориал кажется неожиданно безмятежным.

В отличие от войны в Ираке, которую в основном вели только Соединенные Штаты, войну в Афганистане на первых порах вела по‑настоящему международная коалиция. НАТО приняло участие в боевых операциях и в восстановлении как полноправный партнер. Но начиналось все не так. Сразу после атак 11 сентября 2001 г. НАТО впервые обратилось к статье V Вашингтонского договора, основополагающего документа альянса. В ней содержится положение о коллективной безопасности членов НАТО, в котором говорится, что «участники согласны с тем, что вооруженное нападение на одного или нескольких из них в Европе и Северной Америке будет расцениваться как нападение на всех»1. Раз нападению подверглись Соединенные Штаты, остальные члены НАТО были обязаны вмешаться.

В течение нескольких месяцев после вторжения американцев в Афганистан страны НАТО задействовали там свои силы специальных операций и предоставили в распоряжение американцев свою местную агентуру. Многие направили свои войска в Афганистан, но американские власти предпочли использовать большую часть предоставленных НАТО сил непосредственно в Соединенных Штатах. Истребители НАТО патрулировали воздушное пространство над почти 30 американскими городами и важнейшими объектами инфраструктуры. При этом патрулирование воздушного пространства над Вашингтоном и Нью‑Йорком осуществлялось в непрерывном режиме. В ходе этой операции самолеты ВВС США и НАТО совершили более 13 400 вылетов над террриторией Соединенных Штатов (сюда входят вылеты истребителей, самолетов‑заправщиков и самолетов дальнего радиолокационного обнаружения). Этот показатель значительно превышает количество вылетов, совершенных авиацией НАТО в ходе боевых действий в Афганистане до середины апреля 2002 г., когда было принято решение о прекращении непрерывного патрулирования воздушного пространства Соединенных Штатов 2.

В 2006–2007 гг. войска НАТО начали играть более важную роль в войне против повстанческих группировок в Афганистане, особенно на непокорном юге. Тем не менее, несмотря на растущее число стран НАТО, направивших войска в Афганистан, многие из них отказались разрешить своим военнослужащим участвовать в боевых операциях. Один из членов руководства альянса прокомментировал это следующим образом: «Это как если драться с одной рукой, привязанной за спиной»3.

 

Стратегия «страна‑лидер»

 

В 2002 г. в Афганистане было мало войск из государств, не входящих в НАТО. Министр обороны Рамсфелд возражал против развертывания стабилизационных сил за пределами Кабула. За редким исключением, войска ISAF, численность которых составляла тогда 4000 военнослужащих, не рисковали действовать в провинции. Их целью было обеспечить защиту временного правительства Афганистана и безопасность в столице. Вместо использования войск в боевых операциях некоторые страны НАТО предложили правительству Афганистана помочь в воссоздании армии, полиции и службы безопасности. Такой подход получил наименование «страна‑лидер». Он заключался в том, что, например, Соединенные Штаты вызвались помочь в создании Афганской национальной армии, Германия взяла на себя обучение сотрудников Афганской национальной полиции, Великобритания возглавила борьбу с производством и контрабандой наркотиков, Италия помогала восстановить разрушенную судебную систему, а Япония (с помощью ООН) взяла на себя ответственность за разоружение, демобилизацию и реинтеграцию в общество бывших участников вооруженных формирований. Предполагалось, что каждая «страна‑лидер» будет оказывать значительную финансовую помощь, координировать помощь извне и контролировать ход восстановления в своем секторе.

На практике этот подход обернулся катастрофой. Доклады Пентагона звучали резко критически. «Реализация стратегии «страналидер» принесла противоречивые результаты, но в целом это был провал», – признал заместитель министра обороны Дуглас Фейт, особо отметив р