Нападение на путешественников. Новые факты расследования

 

Над долиной повисли темные облака. Дедушкины часы бесстрастно отсчитывали время, прошедшее с тех пор, как мистер и миссис Дайер в последний раз видели свою старшую дочь. Хотя было всего лишь без четверти четыре, уже почти стемнело. Во дворе Маргрит, оставшаяся у Дайеров, считала до ста, пока четверо младших детей бегали в поисках укрытия от холодного ветра. Слабый желтый свет просачивался в сумерках через окно верхнего этажа. Десятилетний Сэм отказывался выходить из своей комнаты с самого ланча, и родители решили не настаивать.

Доктор Дайер нарушил молчание.

– Сегодня почти самая долгая ночь в году. Миссис Дайер сидела перед окном и смотрела покрасневшими глазами на серый пейзаж.

– На следующей неделе – Рождество… – Она чуть подняла чашку с чаем и, не донеся до рта, снова бессильно опустила, как будто вся ее энергия уходила на то, чтобы прямо сидеть на стуле. Она резко поставила чашку на блюдце, и чай расплескался. Исчезновение Кэйт причиняло миссис Дайер почти физическую боль. Материнский инстинкт требовал броситься за Кэйт, защитить ее, перерыть все окрестности, чтобы снова прикоснуться к любимым рыжим волосам дочери. Но миссис Дайер ничего не оставалось, как только терпеть эту муку ожидания. Надо ждать и надеяться. Несмотря ни на что, она не должна терять надежды.

– А как ты считаешь, Питер был настолько несчастен, что мог сбежать? – спросила мужа миссис Дайер.

– Мне он не показался слишком расстроенным… но я ведь не знаю его. Маргрит говорит, в то утро он был таким взвинченным, каким она его никогда не видела. Детектив инспектор Уилер прав, если принимает это в расчет. Но быть того не может, чтобы и Кэйт убежала вместе с ним. Она бы попыталась его остановить или рассказала бы об этом мне.

– Разумеется, она не могла убежать, – согласилась миссис Дайер. – Она слишком разумна.

– За минуту до исчезновения оба были такими веселыми, смеялись над Молли и над аппаратом Ван дер Граафа. И зачем Питеру выбирать для побега здание, в котором полно охранников? Нет, тут что‑то не так.

Они снова замолчали, слушая, как в камине завывает ветер. В холле зазвонил телефон, и оба тут же вскочили.

– Наверняка еще один репортер, – сказала миссис Дайер, не давая оживиться надежде. Каждый телефонный звонок казался ей звонком инспектора, спешащего сообщить о том, что Кэйт наконец‑то нашли. Доктор Дайер подошел к телефону, и жена услышала, как он сказал:

– Разумеется, буду, я сейчас же выхожу.

– Что? – спросила она. Он быстро покачал головой.

– Нет, все еще никаких новостей. Это Тим. В лаборатории ученые из НАСА, они хотели бы поговорить. Предлагали приехать сюда, но я не думаю, что ты готова общаться сейчас.

Ученые из НАСА – доктор Джекоб, моложавый человек с жидковатыми светлыми волосами, и доктор Пирретти, изящная темноволосая женщина сильно за тридцать, – были одеты официально, выражая тем самым свое уважение к хозяевам, но им явно было неудобно в этих темных костюмах. Золотистый загар гостей и акцент Западного побережья в холодной дербиширской лаборатории казались экзотикой. Приезжих смущало то, что они потревожили отца Кэйт в такой момент. Гости долго выражали свое сожаление по поводу исчезновения детей; они также спросили о мистере и миссис Скокк и предложили свою помощь. В конце концов доктор Дайер их остановил.

– У вас, наверное, была очень веская причина прилететь сюда и навестить меня, – сказал он. – Пожалуйста, скажите, в чем она заключается, потому что сейчас я не хочу надолго оставлять жену в одиночестве.

– Простите, пожалуйста, – сказала доктор Пирретти. – Перехожу к сути дела. Вы знаете, что Тим Уильямсон работал над проектом по антигравитации, очень похожим на такой же проект в Штатах, и мы с удовольствием вложили деньги в его исследования. Мы надеялись, что один проект будет дополнять другой. Так или иначе, Расс Меррик создал устройство, иное по дизайну, чем аппарат Тима, но такое же по существу. Оба ученых работали, исходя из предпосылки, что эффект казимир существует не только теоретически, хотя Расс использовал неподвижные металлические пластины внутри камеры с вакуумом скорее как зеркальный пояс, движущийся на большой скорости. Но – и поэтому мы сегодня здесь – два месяца назад он связался с нами и сообщил, что его устройство исчезло. В ночь исчезновения бесследно пропал и уборщик, находившийся в лаборатории Расса. До сих пор мы не связывали два этих события. Но если все же связь между ними есть, мы очень хотели бы в этом разобраться.

Доктор Дайер широко раскрыл глаза.

– А детектив инспектор Уилер об этом знает?

– Нет. И я бы предпочла оставить его в неведении. Если не всплывут какие‑то конкретные данные. Уверена, вы меня понимаете…

– Что‑то я не очень понимаю, – ответил отец Кэйт. – Что же случилось? Почему вы не хотите сообщить обо всем полиции?

– Пока мы сами не знаем в точности, что случилось. Мы проводим собственное расследование инцидента, и до поры времени не хотим вмешивать в это полицию. Мы рассчитываем на ваше содействие в том случае… если что‑то внезапно выяснится.

– Да, конечно, я буду с вами сотрудничать, – ответил доктор Дайер. – С какой стати мне устраняться? Но скажите, умоляю вас, что, по вашему мнению, могло произойти?

Доктор Джекоб на доктора Пирретти.

– Сказать ему?

Доктор Пирретти кивнула.

– Это выстрел вслепую, вы же понимаете. Перед нами наконец встал вопрос – связаны ли как‑то эти два исчезновения…

– Каким образом они могут быть связаны?

– Если окажется правомерной теория о том, что в квантовом вакууме спонтанно создались и разрушились мини‑виртуальные проходы…

– Вы говорите о сущности пространства – времени?

– Предположим, вы хотели превратить виртуальный проход в реальный… В теории, хотя это никогда не было доказано, вам для этого необходима антиэнергия. Возможно, и устройство Расса, и аппарат Тима создали антиэнергию, необходимую для…

Доктор Дайер нахмурился и покачал головой.

– Не понимаю. Каким образом аппарат таких размеров мог создать эффект виртуального прохода и при этом исчезли люди?

– Давайте считать, что мы размышляем о связи между гравитацией и временем.

Доктор Дайер плюхнулся на стул.

– Но ведь это просто смешно! Для создания прохода, достаточно большого, чтобы деформировать время, нужно огромное количество антиэнергии. Вы это всерьез?

Доктор Пирретти медленно покачала головой.

– Ну, это не совсем деформация времени, но это вполне серьезно…

– Боже правый! – воскликнул доктор Дайер. – Я вижу, вы…

– Пока мы разговариваем, Расе в Хьюстоне снова строит свой аппарат, – перебил доктор Джекоб. – И мы бы хотели, чтобы Тим вернулся с нами в США и там воссоздал свой эксперимент. Мы должны попробовать проделать с этими машинами все, что возможно. Пока трудно сказать, к чему это приведет. Шансы на успех ничтожны.

Доктор Пирретти взяла за руку доктора Дайера.

– Можно рассчитывать на вашу осмотрительность? Мы поделились с вами нашими размышлениями, но обязаны попросить ни с кем об этом не говорить – даже с женой. Маловероятно, что гипотезы по поводу времени – антигравитации приведут к какому‑то результату, но если газеты ухватятся за что‑то подобное, все полетит в тартарары…

– Можете представить себе заголовки, – сказал доктор Джекоб. – «Ученые НАСА засыпаны предложениями желающих стать пилотами в машине времени», «Палеонтологи вымаливают шанс подтвердить свои теории», «Опаснее, чем атомная бомба, – защитите нашу историю!», «Демонстрации по всему миру против изобретения»…

Доктор Дайер кивнул.

– Понимаю. Не беспокойтесь, я ничего не скажу, тем более жене, поскольку это расстроит ее еще больше. К тому же, все это так притянуто за уши, что мне трудно всерьез воспринимать ваши страхи.

Миссис Дайер услышала поворот ключа в замке и кинулась навстречу мужу. Он сразу понял, что она плакала, и сейчас изо всех сил старается сдержать слезы.

– Что еще? – воскликнул мистер Дайер, ожидая худшего.

– Только что звонила подруга Кэйт – Миган. Девочки из одиннадцатого класса этим утром закатили истерику, потому что видели привидение, разгуливающее по их комнате…

Мистер Дайер закрыл лицо руками.

– Привидение! Но ты же не веришь в привидения! – воскликнул он. – Какое это имеет к нам отношение?

– Они клянутся, что этим привидением была Кэйт, и она была одета в длинное белое платье!

 

 

* * *

 

Кэйт широко зевнула и вытянула руки над головой. Четверка лошадей шестнадцатью копытами отбивали милю за милей по растрескавшейся земле. Этот звук гипнотизировал, и Кейт он напомнил мерное стучание колес поезда. Потянуться – вот все, что Кэйт могла сделать, чтобы не заснуть в этой удушающей жаре. Рядом спокойно похрапывала Ханна, напротив дремал Питер. Кэйт и Джек отодвинулись от окна, потому что от летящей из‑под колес пыли слезились глаза. Кэйт позвала Джека к себе на колени. Тяжесть и тепло маленького ребенка вызвали неожиданную боль, снова безумно захотелось увидеть своих родных. Она редко смотрела телевизор без прильнувших к ней Милли, Сиина или близнецов. А бедняжка Сэм всегда так нервничал, если она хоть на десять минут задерживалась после школы. Он сразу просил маму позвонить учительнице. Сейчас именно он мог бы быть рядом с ней. Джек почувствовал ее настроение, поднял голову и уставился на слезинку, бегущую по ее щеке.

– Отчего вы плачете, мистрис Кэйт?

– В глаз пылинка попала… А какие ты знаешь колыбельные, Джек?

Кэйт никогда и не слышала о многих песнях, которые Джек попросил ее спеть. Зато им обоим была известна песня «Три слепых мышонка», хотя они пели ее с разными словами. С несгибаемым упрямством пятилетний Джек настаивал на том, что версия Кэйт не просто другая, а неправильная. В конце концов, Кэйт выучила его слова, только чтобы он перестал спорить. По крайней мере, хоть мотив был тем же самым.

Кэйт хорошо пела, и ее высокий, мелодичный голос доносился на крышу кареты. Преподобный Ледбьюри подхватил песню, начав ее с того места, где Кэйт и Джек остановились. Затем к преподобному присоединился кучер, и теперь уже два голоса оглашали поля Дербишира.

Кэйт и Джек только набрали воздуха, чтобы снова начать петь, как Джек испустил пронзительный крик. Кэйт подняла глаза и тут же все поняла. Тело Питера начало расплываться. Испуганный, но завороженный зрелищем, Джек спрятал голову на плече Кэйт, однако любопытство взяло верх и он приоткрыл один глаз.

– Зачем он это делает? – захныкал Джек, указывая пальцем на мерцающее тело Питера. – Мне это не нравится.

Боясь, что Ханна проснется, Кэйт в панике пихнула Питера, который в этот момент смущенно улыбался и озирался по сторонам, будто смотрел на дорогу. Когда нога Кэйт вошла в то место, где должна была находиться левая нога, Кэйт ощутила сильный холод, как будто из нее ушло все тепло жизни. Ее коленку что‑то вытолкнуло, и в тот же момент перед глазами начали образовываться блестящие спирали. Кэйт почувствовала сильнейшее желание присоединиться к Питеру, отделиться от этой реальности и…

– Пусть он перестанет! – крикнул Джек. Преподобный все еще распевал «Три слепых мышонка».

– Питер! – крикнула Кэйт изо всех сил. – Питер, вернись назад!

Ханна открыла глаза в то же мгновение, когда Питер, повернув бледное зеленоватое лицо, сказал:

– Кажется, меня сейчас вырвет.

Питер высунулся за окно, и все наблюдали за его содрогающейся спиной.

– Ох, бедняжка! – воскликнула Ханна и постучала по крыше кареты. – С вашего позволения, преподобный Ледбьюри, мастеру Скокку нездоровится, будьте любезны, остановите, пожалуйста, карету!

Джек потянул Ханну за юбку.

– Ханна, пока ты спала, с Питером случилось что‑то странное.

– Ну, мастер Джек, – ответила Ханна, – в долгих путешествиях с некоторыми людьми такое случается. Вам повезло, что этого не случилось с вами.

Джек вытаращил глаза.

Вся компания спустилась на землю размять ноги. Дрожащий бледный Питер стоял в тени кустов.

– Ты ужасно выглядишь, – сказала Кэйт.

– Большое спасибо, – ответил Питер.

Подошла Ханна, налила в бокал из довольно грязной стеклянной бутылки какой‑то прозрачной жидкости янтарного цвета и сказала, чтобы Питер проглотил это залпом.

– Вы почувствуете себя лучше, – заверила Ханна.

Питер подозрительно посмотрел на бокал, но все же выпил. От лекарства на лице Питера сразу же появился румянец, но лучше ему не стало. Он схватился за живот.

– Все еще ноги не держат, а, мастер Скокк? – без особой симпатии спросил преподобный Ледбьюри. – Возможно, лучше сидеть наверху, пока вам трудно удерживать при себе содержимое вашего желудка!

Питер нырнул в кусты.

– Право слово, путешествие в Лондон для бедного ребенка покажется вечностью, – сочувственно покачала головой Ханна.

– А сколько времени будет длиться путешествие? – поинтересовалась Кэйт.

– Для таких лошадей – всего ничего, – заявил преподобный, похлопывая по боку гнедого жеребца. – Думаю, вы будете ужинать в Линкольн‑Инн‑Филдс вечером в эту среду.

– Два с половиной дня! – воскликнула Кэйт.

– Вот‑вот, – кивнул преподобный, – удивительно быстро, разве не так?

Кэйт понурила голову.

– Удивительно…

Она немного подождала и пошла посмотреть, как там Питер.

– Пожалуйста, никогда больше так не делай, – сказал Питер. – Я думал, что умираю. Когда твоя нога вошла в меня, у меня все нутро вывернуло. Не смейся! Я серьезно – я на самом деле был в опасности. Странно, что я полностью не исчез.

– Прости, – сказала Кэйт. – Я не хотела. Ты стал растворяться умышленно, или это произошло неожиданно?

– Я не такой уж дурак, чтобы растворяться в карете, при всех! – огрызнулся Питер, его лицо все еще было зеленоватого цвета.

– Ладно, не будем ссориться! – заявила Кэйт. – Но скажи, где ты был? В момент возвращения ты выглядел так, будто тебе очень хорошо.

– Ага, так и есть. Я летел над деревенской дорогой с той же скоростью, что и карета, только кареты не было. Но все испортил фермер на тракторе, ехавший с открытым ртом рядом со мной.

Питер передразнил фермера, и Кэйт захихикала.

– И когда ты вторглась в пространство моего тела, – продолжал Питер, сдвинув брови, – это было так больно, что я почти ослеп. А фермер, наверное, свалился в канаву.

– Слушай, я же извинилась. Я больше не буду, обещаю. Пошли, пора возвращаться.

– Кэйт…

– Да?

– Теперь будет страшно заснуть.

– Это ведь не каждый раз случается, но я понимаю, что ты имеешь в виду. Если я начну растворяться, то тоже хочу узнать об этом заранее.

– Что же нам делать?

– Не знаю. Чем скорее мы получим этот аппарат, тем лучше.

– Только если аппарат еще работает.

– Другого выбора у нас нет, хотя, может, однажды мы растворимся, окажемся в будущем и останемся там. Тогда уже неважно будет, если кто‑то нас увидит.

– Как будто в нас спрятано какое‑то устройство, притягивающее к дому, – сказал Питер. – Как у собак, которые, если потеряются в отпуске, потом сотни миль бегут домой…

– А может, из‑за аппарата что‑то в нас изменилось? Но могу спорить – папа должен все понять. Он появится здесь и заберет нас, вот увидишь. Ладно, надо возвращаться.

Питера задело то, что Кэйт вспомнила о своем отце, и настроение мальчика окончательно испортилось.

Как только они вышли обратно на дорогу, преподобный Ледбьюри объявил:

– Я знаю вполне сносную гостиницу в трех или четырех милях отсюда. Жена хозяина страшна, как черт, но готовит, как ангел. В прошлый раз, когда я тут был, на обед она подавала замечательный рубец.

– Что такое рубец? – спросил Питер у Кэйт.

– Если тебя все еще тошнит, то тебе лучше этого не знать, – ответила Кэйт.

Спустя полчаса они уже сидели за длинным деревянным столом в столовой «Новой гостиницы». По сравнению с уличной духотой тут была блаженная прохлада. Столовая представляла собой большую комнату с выскобленным, засыпанным опилками деревянным полом. Низкий потолок поддерживали дубовые балки. В комнате стояло полдюжины столов, хотя сейчас путешественники были единственными гостями. Служанка принесла по кувшину пенящегося эля и воды, преподобный что‑то прошептал ей на ухо, отчего она засмеялась, покраснела и поспешно скрылась в кухне. Хозяин гостиницы устанавливал бутылки в подвале, и через раскрытый люк было слышно, как весело он поет. Так что жареную свинину с картошкой подавала гостям его жена. У нее были прелестные светлые волосы и красивые голубые глаза, но каждый дюйм ее кожи, даже на веках и ладонях, был в ужасных оспинах. Джек не мог отвести от нее глаз. Ханна изо всех сил старалась отвлечь его, но безуспешно – широко открытые глаза мальчика поворачивались, будто на шарнирах, следя за изуродованным лицом женщины.

– Не одергивайте его, мистрис, если бы меня это обижало, я никогда не выходила бы из кухни. Не так уж много людей, которые выжили, пусть и с этими гадкими оспинами. Моя мать потеряла сразу трех детей – двух моих братьев и сестру. Когда я начинала жалеть себя, она всегда говорила: «Лучше кожа, как медовые соты, чем шесть футов под землей». И конечно, она была права. Довольствуйтесь тем, что есть, поскольку никому не известно, когда это могут отобрать.

– Хорошо сказано, мадам! – заявил преподобный Ледбьюри, вытирая жир с подбородка. – Вы являетесь примером для всех нас. Жизнь – это то, что вы из нее делаете. Но скажите, почему у вас так не по сезону тихо? Я сроду не видел вашу гостиницу такой пустынной. По‑моему, вашему мужу никогда не приходилось петь, чтобы привлечь гостей.

Женщина рассмеялась.

– Нет, сэр. Но я его так люблю и так хорошо веду дела, что он может и попеть. А пустынно – так это из‑за разбойника. За две прошедшие недели он пять раз появлялся между Дерби и Личфилдрм. Люди считают, это дела Неда Портера, хотя мы слышали, что его банда сейчас за границей. Советую быть особенно осторожными и вооружиться.

Преподобный вытащил из‑за пояса дубинку и помахал ею в воздухе.

– Ay вас есть пистолет? – спросила жена хозяина. – Говорят, он вооружен до зубов.

Все перестали есть. Испуганные Питер и Кэйт переглянулись, а Ханна прижала к себе Джека. Внезапно поднялся Сидни.

– Не бойтесь! Мы с преподобным будем немилосердны к любому джентльмену на дороге, который окажется столь глупым и решится на нас напасть! – воскликнул он.

– Браво, парнишка! – воскликнул преподобный.

– Что же, мне нравится ваша храбрость, молодой сэр, – сказала жена хозяина, не обращая внимания на хихиканье Кэйт. – Но если вы надумаете, то в деревне есть оружейная лавка.

– Тебе не кажется, что нам на самом деле угрожает опасность? – прошептала Кэйт Питеру.

Питер пожал плечами.

– Откуда мне знать? Но нам нечего беспокоиться, Сидни нас защитит!

К концу дня путешественники покинули холмы и долины Дербишира и въехали в Нидвуд‑Форест в Стаффордшире. Два часа они двигались во влажной полутьме, среди туч мошкары. По обочине дороги рос высокий папоротник. Большие голубые бабочки, не известные Питеру и Кэйт, порхали в буйных лесных зарослях. Тишину леса нарушало лишь грохотание кареты, разносившееся эхом на многие мили вокруг.

Преподобный Ледбьюри сидел притихший и гораздо более озабоченный, чем утром. Когда карета подъехала к перекрестку, он попросил кучера остановиться и спросил у торговца ложками и жестяными кастрюлями, куда ведет более узкая дорога. Торговец ответил, что главная дорога ведет прямо в Личфилд через Кингс‑Бромли. Еще он рассказал о том, что два дня назад именно на этой дороге джентльмену перерезали горло от уха до уха. Оказалось, что более узкая дорога тоже ведет в Личфилд, но она длиннее, так как петляет между деревьями. Затем торговец попытался заинтересовать преподобного набором жестяных кастрюль, но преподобный отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и больше не удостаивал его своим вниманием. Торговец бросил на преподобного странный сердитый взгляд, пожелал всей компании доброго дня и исчез в лесу.

– Он тут много не продаст, – заметила Кэйт. – Почему бы не открыть торговлю в деревне, а не здесь, где никого нет?

Преподобный Ледбьюри сдвинул парик и вытер платком вспотевшую голову. Он залез во внутренний карман и нащупал там драгоценное ожерелье миссис Бинг. Затем погладил нагретые солнцем золотые кудри маленького Джека, нахмурился и глубоко вздохнул.

– Я обещал вашей матушке, – сказал преподобный Джеку, – что доставлю вас в Лондон в целости и сохранности, а я – человек слова. Поэтому мы не поедем по главной дороге в Личфилд, а предусмотрительно отправимся по более узкой. Из‑за этого наше путешествие будет чуть дольше, но разбойник наверняка поджидает свои жертвы на главной дороге, так что мы его перехитрим. В любом случае к ночи доберемся до гостиницы «Георг».

Ханна решила, что Джек слишком долго сидел на солнце, поэтому преподобный опустил его в карету через окно. Джек хихикал. Но кучеру было не до веселья. Он только глянул на едва заметную лесную дорогу, и у него екнуло сердце. Однако он знал, что высказывать свое мнение хозяевам бесполезно, а потому щелкнул кнутом и изо всех сил погнал лошадей по этой заросшей дороге. Вряд ли по ней можно было проехать зимой. Да и теперь карета прыгала по ухабам вместе с пассажирами. Эта езда была изнурительна для всех, особенно для лошадей, но останавливаться было нельзя, если они хотели засветло добраться до гостиницы «Георг». Пару раз упавшие ветви преграждали им дорогу, и кучеру приходилось спускаться, чтобы убрать их. Вскоре преподобный оставил Сидни с кучером, а сам присоединился к Ханне и детям в карете. Небо порозовело, и душистый воздух постепенно становился более холодным и сырым. Компания в карете устала от разговоров и пения, и в конце концов все замолкли. Даже Джек перестал спрашивать, сколько еще ехать до гостиницы, и полусонный приник к Ханне. Питер и Кэйт отчаянно старались не заснуть и следили друг за другом, чтобы ненароком не начать растворяться.

Внезапно карета остановилась, и все пассажиры неожиданно повалились вперед. В напряженной тишине были слышны только тяжелое дыхание лошадей и звон сбруи.

– Что еще? – завопил преподобный. – Нисколько не пожалею, если мы уберемся с этой проклятой дороги. Думаю, лучше уж встретиться лицом к лицу с разбойником, чем греметь костями по этим ухабам!

Внезапно в окошке что‑то промелькнуло и все увидели привалившегося к дверце кареты кучера, по голове которого текла кровь.

– О, преподобный Ледбьюри! – воскликнула Ханна дрожащим шепотом, – я думаю, стоило быть чуть поосторожней с вашими пожеланиями!

Кто‑то резко открыл дверь, и кучер рухнул к ногам пассажиров. Глаза пассажиров сначала обратились вниз на раненого, а потом на дверь. Никто, даже Ханна, которой неудержимо хотелось закричать, не издал ни звука. Из полутьмы на них уставилась пара зеленых глаз. Розовощекий мужчина, одетый, как джентльмен, который уже две недели не менял одежды, одарил всех улыбкой Волка из сказки «Красная Шапочка». Мужчина снял свою треуголку и, слегка наклонив голову, стоял перед путешественниками в позе, которая выглядела бы вполне уважительной, если бы не пистолет, направленный прямо в сердце преподобного.

– Сожалею, что приходится взывать к вашему милосердию, леди и джентльмены, – сказал он, ласково похлопав Джека по щеке.

Ханна схватила ребенка и посадила его к себе на колени. Джентльмен внимательно посмотрел на Ханну, и она отвечала ему вызывающим взглядом, пока он не послал ей воздушный поцелуй, после чего она уставилась в пол.

– Будьте спокойны, мистрис, мне не доставляет удовольствия бессмысленная жестокость, уверяю вас. Просто сегодня я оказался не при деньгах и очень надеюсь, что вы не сочтете меня навязчивым, если я попрошу оказать мне честь и дать немного взаймы.

– Взаймы, вот это да! – закричал преподобный, хотя голос его подрагивал. – Да будьте вы прокляты, сэр! Полагаю, вы и есть тот самый бесчестный Нед Портер. Ваша репутация всем известна, однако меня вам не одурачить! Вы не что иное, как обыкновенный вор! – Преподобный вытащил дубинку из‑за пояса и размахнулся, собираясь ударить разбойника. Тот молниеносным движением ударил преподобного по пальцам рукоятью пистолета и с легкостью освободил его от оружия. Преподобный взвыл от боли. Питер вскочил на ноги. Он не знал, что делать, но старался всем своим видом выразить неповиновение. Нед Портер изобразил испуг и от души рассмеялся. Он направил пистолет на Питера, а дубинку держал около головы преподобного.

– Не дури, парнишка, – сказал разбойник Питеру спокойным, вкрадчивым голосом. – Жаль покидать этот мир, не попробовав сначала, что значит быть мужчиной. У тебя красивое лицо – подумай обо всех этих миленьких девчонках и угомонись.

Питер посмотрел на разбойника и покраснел. Он чувствовал себя маленьким, беспомощным и глупым, но не желал смиряться. Преподобный указал ему жестом, чтобы он сел, и Питер неохотно подчинился.

– Джон! – позвал разбойник. – Не подойдешь ли ты, чтобы помочь этим добрым людям вспомнить, где они хранят свои ценности?

– Не могу, Нед, пока ты что‑нибудь не сделаешь вот с этим, – ответил грубый голос.

Нед отступил от двери, и все увидели, что костлявый человек, которого Кэйт сразу же узнала, тащит Сидни.

– Смотри, – прошептала она, – это же торговец, мы видели его на перекрестке!

Джон, пособник Неда, одной рукой зажимал Сидни рот, а другой крепко сжимал шею.

– Опусти мальчика, ты, грязная скотина! – прогрохотал преподобный Ледбьюри. – Тебя за это повесят!

На секунду Джон непроизвольно ослабил хватку, потому что Сидни изловчился и до крови укусил его руку. В следующее мгновение, извергнув поток ругательств, Джон отпустил мальчика, который тут же кинулся к карете. Нед Портер подпустил Сидни ближе и спокойно ударил по лицу пистолетом. Сидни, потеряв сознание, ничком рухнул на землю. Ханна и Кэйт закричали, а преподобный, побелевший от ужаса, встал и попытался выйти из кареты.

– Оставайтесь на месте! – крикнул Нед Портер. – Всякий, кто будет испытывать мое терпение, получит пулю в сердце. Выворачивайте карманы!

Питер и Кэйт вопросительно посмотрели на преподобного.

– Ох, кузина, ох, кузина, что мне делать? – в замешательстве бормотал преподобный, а затем крикнул: – Умоляю, позвольте мне осмотреть мальчика!

Нед направил пистолет на преподобного и взвел курок. Преподобный залез в карман и вынул оттуда кошелек, набитый золотыми монетами. Разбойник схватил добычу и взвесил ее на руке, прежде чем передать Джону, который еще не оправился от укуса Сидни.

Теперь Нед обратил внимание на Ханну. Бедный кучер, тихо постанывая, все еще валялся у ее ног. На полу кареты образовалась лужа крови, которая впитывалась в подолы юбок Ханны и Кэйт.

– А вы, мадам, каким своим маленьким сокровищем меня соблазните?

Ханна, крепко прижимая к себе Джека, быстро открыла сумочку. Питер смотрел на преподобного, лицо которого стало совсем бледным. Вдруг у него из‑под парика стало медленно выползать что‑то блестящее. Питер не сразу догадался, что это такое. Бриллиантовое ожерелье миссис Бинг! Преподобный прятал его под париком!

Ханна протянула разбойнику свою сумочку с ситцевым носовым платком, расческой и несколькими пенни. Питер пытался привлечь внимание преподобного и для этого слегка толкнул ногой неподвижного кучера.

– Оставь при себе свои пенни, моя дорогая, – сказал Ханне Нед, – и свой платочек. Я бы скорее хотел получить поцелуй. И от твоего золотоволосого малыша тоже.

Потом Нед посмотрел на Кэйт, которая забилась в угол кареты. А Питер наконец поймал взгляд преподобного и, уставившись на его лоб, делал предупреждающие знаки. Испуганный преподобный хлопнул себя по лбу, это не укрылось от внимания разбойника. Нед Портер отвел назад его руку, и все увидели бриллианты миссис Бинг, сверкающие, как маленькое созвездие, над поднятыми бровями преподобного.

Несколько мгновений – и великолепное ожерелье тяжело упало в ладонь разбойника.

– Джон! – крикнул он радостно, повесив ожерелье на дуло пистолета. – Нам сегодня улыбнулась леди Удача!

Внезапно лицо Неда исказилось от боли. Удивленные и озадаченные пассажиры увидели, как рука человека в белой рубашке схватила разбойника за горло и сжала его.

– Напрасно ты в этом так уж уверен, – произнес знакомый голос. – Мне представляется, что леди Удача передумала!

Через несколько секунд Нед Портер оказался лежащим на земле, а его пистолет в руках светловолосого незнакомца.

– Гидеон! – обрадовался Питер.

– Помогите мне! – крикнул Гидеон. – Сядьте на него!

Питер выпрыгнул из кареты и оседлал разбойника. Гидеон направил пистолет на Джона и выстрелил. Пуля не попала в цель, и в ответ раздался второй выстрел. Дымящийся кусочек свинца врезался в дверцу кареты в нескольких дюймах от головы Кэйт. А звук галопа несущейся прочь лошади возвестил, что Джон удирает вместе с золотом преподобного. Кэйт, Ханна, Джек и преподобный вывалились из кареты и набросились на разбойника.

– Вы очень плохой человек, – сказал Джек, сев прямо на голову Неда.

– Гидеон! – улыбаясь во весь рот, воскликнул Питер. – Вы вернулись!

– Ох, мистер Сеймур, – вздохнула Ханна, – вы нас спасли!

– Не совсем так, – ответил Гидеон, – я должен был появиться здесь до нападения.

Гидеон кинулся к Сидни и осторожно его перевернул. Рот Сидни был окровавлен, но он шевельнулся. Подняв что‑то с земли Гидеон сказал:

– Жить будет, но боюсь, он потерял парочку зубов.

– Я тоже буду жить, – сказал кучер, придерживаясь за дверцу кареты. – И хотелось бы мне освободить этого бродягу от пары его зубов. – Кучер, пошатываясь, двинулся к Неду Портеру, придавленному к земле всей компанией. Нед с ужасом в глазах следил за дрожащими ногами кучера, которые двигались к намеченной цели.

– Постой, дружище, – сказал Гидеон, взяв кучера за руку. – Его повесят еще до конца месяца. Оставь ему его зубы, чтобы он мог произнести славную речь тем, кто остается жить.

Нед Портер с облегчением закрыл глаза, но сморщился, когда Джек стал прыгать у него на голове.

Гидеон поместил Сидни и кучера в карету, попросив Ханну присматривать за ними. Затем он поднял из высокой травы бриллиантовое ожерелье и без лишних слов протянул его преподобному. Тот положил ожерелье в карман.

– Спасибо, мистер Сеймур, я ваш должник, – сказал преподобный Ледбьюри.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ