Глава IX. Стокгольм. Война как спорт

 

Мария Павловна привела Дмитрия Павловича под тент на корме кораблика, чмокнула его в щёку и вернулась к гостям. Великий князь устроился в свободном шезлонге, стоявшем с краю, чуть поодаль от остальных. Соседний – рукой подать – занимал англичанин, прежде читавший вслух футбольные репортажи из московской газеты.

По виду – типичный британский офицер. Среднего роста, поджарый. Мужественное, волевое лицо сорокалетнего кадрового военного. Высокий лоб, короткая причёска с пробором, тщательно подстриженные усы щёточкой. Спокойный, внимательный взгляд глубоко посаженных серых глаз…

…которые смотрели прямо на великого князя.

– Для меня большая честь оказаться рядом с вами, ваше императорское высочество, – произнёс англичанин. Он прекрасно говорил по-русски, хотя и с выраженным акцентом. – Я заметил, что вам было неприятно слушать, как я читал, и готов принести глубочайшие извинения. Я сожалею…

Дмитрий Павлович прервал его нарочито небрежным жестом:

– Не стóит. Мне понравилось, как вы читали. Не понравилось только – что читали. Но ведь это была не ваша статья. Зачем же извиняться?

– Благодарю, ваше императорское высочество.

– Оставьте церемонии, господин?..

– Келл. Вéрнон Келл. Я буду признателен, если вы станете называть меня Вернон.

Внимание остальной компании отвлекла Мария Павловна, предложившая недавнее местное изобретение – шведский стол. С рыбачьей шхуны герцогине на корабль переправили несколько корзин свежевыловленных креветок. Гости успели проголодаться и, несмотря на жару, оживлённо воздавали должное искусству поваров. Два офицера могли спокойно говорить особняком от всех.

– Честно говоря, – сказал великий князь, – как бы ни было неприятно это признавать, почти все упрёки в газете справедливы. Пассажи про разгильдяйство, неспособность быстро ориентироваться в ситуации, дилетантство, боязнь принятия решения – это, к сожалению, правда. Но то, что мы оказались хуже всех – конечно, полная чушь.

– Бей своих, чтобы чужие боялись? О да, это очень по-русски. Простите бедному репортёру издержки профессии…

– …ибо в поте лица своего добывает он хлеб свой, – кивнул Дмитрий Павлович. – Это вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что при внешней агрессивности статья затрагивает очень интересные и глубокие… э-э… аспекты. Если смотреть на игру как на просто игру – вам удалось убедить Европу в том, что у русских, в сущности, нет футбола в современном понимании этого слова. Небольшая беда: сегодня в России футбола нет, завтра или через сто лет он будет. Но если задуматься, то – позвольте цитату…

Англичанин поднял газету, лежащую на палубе между их шезлонгами, и быстро нашёл нужное место.

 

Команда на команду – это маленькая армия на армию. Это народ на народ. Каждая команда – это воплощение государства, сконцентрированная народная мощь и сила, яркая живая характеристика всей нации… Темп игры, стремительность и методичность, план игры, тактика защиты и нападения – всё это разное у всех, всё это говорит о стране, в которой выросли, воспитывались и призваны к решительному бою участники команд…

– Военный подход, военная терминология, – заметил Дмитрий Павлович.

– Можно смотреть на войну, как на игру, а можно – на игру, как на войну, – сказал Келл, и газета аккуратно легла обратно на палубу. – И так, и так будет правильно. Анализ игры спортивной команды, анализ крупных соревнований… Любой анализ иногда может привести к неожиданным заключениям. Мы с вами военные. Для нас тактика защиты и нападения, о которой пишет этот штатский, – не пустые слова… Например, австрийцы вооружены револьверами Гассера и пистолетами «штейр», американцы – пистолетами Кольта и автоматическими «сэвиджами». Я – британский офицер, и мне положен «уэбли-скотт». А вы каким оружием пользуетесь?

Рука Дмитрия Павловича привычно потянулась к боку, где положено висеть кобуре.

– Револьвером Нагана.

– Вот. Между тем, насколько мне известно, приказом по вашему военному ведомству офицерам разрешено иметь пистолеты Браунинга, Маузера, Борхарда-Люггера, или те же «штейр» и «сэвидж»…

Дмитрий Павлович удивлённо взглянул на собеседника.

– Вы прекрасно осведомлены.

– Невеликий секрет. Оружие надо приобретать на собственные деньги, но вы, конечно же, можете себе это позволить. Требуется разрешение командира части, но для великого князя это пустяк. Патроны на практическую стрельбу выдаются только для трёхлинейных револьверов, то есть калибра семь шестьдесят две, – тоже не проблема, купить можно любые. И всё же вы сделали выбор в пользу револьвера Нагана. Почему?

Дмитрий Павлович не понимал, куда клонит англичанин. К тому же вопрос застал его врасплох.

– Даже не знаю… Револьвер прост и очень надёжен, у него нет предохранителя. Курок взводится, когда нажимаешь спуск. Вынул из кобуры – и выстрелил.

– Револьвер долго перезаряжать, – тут же возразил Келл. – Пистолет намного удобнее. Расстреляли магазин, меняете его, передёргиваете затвор – и снова стреляете. К тому же в магазине восемь патронов или даже десять. А из вашего револьвера можно выстрелить только семь раз, потом надо вытряхнуть из барабана гильзы и снова зарядить каждое гнездо.

– Зато в револьвере, если патрон даёт осечку, вы просто снова нажимаете спуск, барабан поворачивается – и подставляет следующий патрон. А в пистолете от перекоса или осечки может заклинить затвор – и всё.

Великий князь постепенно втягивался в игру. Разговор начинал напоминать футбол: они перебрасывались словами, как мячом; сперва ведёт один, потом пасует другому. Вернон продолжал:

– Заклинить гильзу может и в револьвере, если после выстрела её слишком сильно раздует или если она… э-э… пригорит к плохо стёртой смазке. Тогда придётся выталкивать гильзу шомполом.

– Зато у «нагана» шомпол встроенный и всегда под рукой, – Дмитрий Павлович не смог удержаться от смеха. – Да не думал я так подробно об этом! Просто… Просто револьвер мне больше нравится!

Англичанин тоже улыбнулся:

– Собственно, к чему я и вёл. Мы могли бы ещё долго обсуждать то, что у моего пистолета калибр – девять миллиметров, а ваш револьвер – трёхлинейный, калибра семь шестьдесят две, и почти у всех разрешённых в России пистолетов калибр не больше, чем семь шестьдесят пять… Могли бы спорить о начальной скорости и останавливающей силе пули. О томпаковых и мельхиоровых оболочках. О стальных и свинцово-сурьмяных сердечниках. О дальности и точности стрельбы… А о том, кому что больше нравится, спорить бесполезно, так ведь?

– Полагаете, это связано с национальными особенностями?

– Наверняка. Ведь один и тот же револьвер выбрали не только вы, но и большинство русских офицеров. А до вас – те, кто вам его рекомендовали. Вы были свободны в своём выборе, даже если чиновникам заплатили за то, чтобы они предпочли модель Лео Нагана всем остальным.

– Тут вы снова правы, – вынужденно признал Дмитрий Павлович, – чиновникам заплатили наверняка. Ещё одна национальная особенность. В России взятки – настоящий бич, не то что у вас!

– Не надо слишком идеализировать Англию. Впрочем, наши чиновники действительно берут намного скромнее… Но вернёмся к футболу. Выходя на поле, вы даёте ценнейший материал для анализа. Ведь национальные особенности есть и в игре каждой команды. Тренер анализирует эти особенности, чтобы использовать их сильные стороны. Противник анализирует, чтобы использовать стороны слабые. Чей анализ лучше и глубже, тот и победит при прочих равных.

– Всего учесть и предусмотреть невозможно.

– Невозможно, но и не требуется. Достаточно ухватить основное и понять: когда, в какой момент и какую именно особенность лучше использовать. Дальше. Каждая команда выступает под флагом страны, как самая настоящая армия. Наступает и защищается, как армия. И анализ тренера – та же самая тактика и стратегия полководца, командующего своей армией.

– Вы говорите о футболе как о настоящей войне! Лужайка – театр военных действий, команды – войска воюющих стран, ворота – столицы, разметка – линии границ… Интересная игра получается!

– У всякой медали есть две стороны. Можно говорить об Играх как о способе прекращения конфликтов, как о способе поиска их решения на спортивной арене. Говорить о сублимации военной агрессии в спорт. Или, напротив, можно видеть в Олимпиаде возможность определить слабые стороны противника, возможность показать свою силу и – сознательно или нет – заявить об амбициях геополитического масштаба. Ведь то, как ведут себя на поле игроки, как выступают команды, совершенно соответствует положению в их стране. Бедное государство или богатое, была там революция или нет, спокойная в нём жизнь – или как на вулкане… Наконец, поведение спортсменов – заметьте, именно поведение, а не результаты! – зависит от того, насколько силён в них национальный дух. Так что рассматривать Игры можно с очень разных точек зрения!

Дмитрий Павлович поманил стоявшего наготове стюарда с лимонадом. Было действительно очень жарко, темп разговора всё возрастал, и от переключений с темы на тему, казалось, мозги могли закипеть в любую секунду.

Услышанное подтверждало собственные мысли великого князя, только Келл точнее формулировал и логичнее связывал. Справедливости ради стоило бы добавить ещё то, что соединяет две стороны медали. Деньги. Экономику как зеркало политики, или наоборот. Стремление к новым территориям, новым богатствам, новой власти…

В кавалерийской школе не готовили к тому, чтобы оперировать глобальными категориями, рассуждая в масштабе стран и народов. Да и педагоги нечасто хвалили Дмитрия Павловича за успехи в юридических и экономических науках, необходимых для государственного деятеля. Но голова у него была хорошей, а учили отпрыска императорской фамилии всё же на совесть.

Великий князь понимал: Вернон Келл кругом прав. И двадцати лет не прошло, как началась история новых Олимпиад, а вокруг них уже вовсю полыхают политические и финансовые скандалы.

Кто-то требует провести следующие Игры у них в стране и грозит ультиматумами. Ну какая разница, где будут бороться, прыгать, бегать, стрелять и гонять мяч?

Кто-то настаивает на дисквалификации олимпийского чемпиона и лишении его медалей. И что это даст? Ведь соревнования уже прошли, медали вручены и все газеты об этом написали!

Кто-то клянётся и утверждает, что его команду засудили… Впрочем, это как раз можно объяснить стремлением к справедливости – или желанием оправдать проигрыш…

Организаторы соревнований устраивают лучшие условия для своих спортсменов, старательно оттирая остальных от пьедестала почёта. В драке за награды иные не брезгуют даже сомнительными средствами, как будто от количества медалей хоть что-то в мире зависит… Или всё же зависит, если так дерутся?!

Англичанин невозмутимо молчал, потягивая освежающий напиток, а Дмитрий Павлович продолжал размышлять о военной подоплёке Олимпиады. Он представил себе матч, в котором жребий свёл Турцию, например, с Сербией или Болгарией. Перед глазами возникла картина фантастической схватки на футбольном поле.

Сербы договариваются с болгарами и атакуют турок. Русские бросаются помогать сербам, и на стороне турок тут же появляются германцы. Вскоре к ним присоединяются австрийцы с итальянцами – которые при этом успевают ещё ссориться между собой.

Англичане, поколебавшись, поддерживают русских. Но не потому, что русский император – кузен английского короля. И не потому, что императрица – дочь английской принцессы и внучка королевы. И не потому, что две страны связывает военный союз. И уж точно не потому, что англичане очень любят русских. Англия приходит на помощь России по той причине, что Германия для Англии – враг больше, чем Турция – друг. Вот так!

Американцы же спокойно посматривают на всё это с трибун за океаном – рассуждая, чем бы поживиться в европейской драке…

Фантазии фантазиями, но в олимпийском футболе ведь почти так и случилось! Отказ французов от игры вывел в следующий круг Норвегию. Шведы помогли России – родине своей будущей королевы – без игры пройти в четвертьфинал. При этом не забыли Данию – соседа, союзника и родину вдовствующей российской императрицы, матери Николая Второго. Германцев столкнули лбами с их стратегическими партнёрами – австрийцами, причём и фигурально, и буквально: германский вратарь и форвард сборной Австрии с разбитыми головами оказались в госпитале…

На лице Дмитрия Павловича отобразилась такая буря чувств, что Вернон Келл поспешил вмешаться:

– Бог с вами, не заставляйте меня сожалеть об этой беседе! То, о чём мы говорили, будоражит умы многих поколений. Целые народы и гениальные правители ломают головы в поисках железных достоинств своей нации, которыми было бы можно целиком покрыть все недостатки. Или пытаются проникнуть в тайну недостатков своих противников, чтобы усилить ими свои достоинства… Так сказать, анализируют игру. Но абсолютного оружия, по счастью или на беду, ещё никто не нашёл. Наверное, не найдём ни вы, ни я. Хотя, если придётся, станем частью этого оружия. Ведь мы с вами офицеры! Однако любой разговор имеет свойство заканчиваться, ваше императорское высочество…

Вернон легко поднялся из шезлонга, и Дмитрий Павлович тоже встал.

– Я получил большое удовольствие от общения с вами, – сказал он. – При случае с радостью продолжу этот разговор. Если окажетесь в Петербурге, милости прошу ко мне.

– Благодарю вас, польщён, – коротко, с достоинством поклонился англичанин. – Мне действительно доводится бывать в России, и я полагаю, мы сможем встретиться ещё не раз.

– Тогда обязательно заглянем в тир на Крестовском, и там я докажу, что револьвер Нагана ничуть не хуже револьвера Уэбли-Скотта, – улыбнулся великий князь. – И что русские вовсе не такие плохие стрелки, как об этом пишут… Репортёришка прав: мы ещё ответим шведам Полтавой!

– Забудьте о шведах, – ответил Вернон Келл. Сделавшись серьёзным, он указал на лежащую у ног газету. – Дело вам придётся иметь с Германией.