Глава III. Ялта, Ливадия. Вечер

 

Что русскому потеха, то немцу смерть – присказка не только про гостей с берегов Рейна: исстари, ещё с допетровских времён, немцами в России называли любых европейцев.

Немкой считалась и гессенская принцесса Алиса Виктория Елена Бригитта Луиза Беатриса. Её родина, великое герцогство Гессен-Дармштадт, – германская земля, а отец, ландграф Людвиг Четвёртый, – немец. Но мать Алисы была британской принцессой, и воспитывали девочку в Лондоне, при дворе великой бабушки – королевы Виктории. Первую бонну, чопорную леди Анну Текстон, сменила такая же чопорная Маргарет Джексон…

…так что дочь ландграфа выросла скорее англичанкой, чем немкой. Английский язык стал для принцессы Алисы родней немецкого, и дома она предпочитала разговаривать по-английски.

Её муж не возражал: блестяще образованный сын датской королевны Марии Софии Фредерики Дагмар, внук немецкой принцессы Максимилианы Вильгельмины Августы Софии Марии, тоже свободно владел пятью языками.

Сын датчанки и внук немки, потомок герцогов Гольштейн-Готторпов, обладатель ласкового домашнего прозвища Ники – Николай Александрович, российский император Николай Второй.

– Вот смотри: здесь мы, здесь Габсбурги, а здесь – Гогенцоллерны, – под внимательным взглядом супруги он блюдцами обозначал на чайном столике Австрию и Германию. – Здесь – мы, а здесь они… и здесь…

Ему пришлось наскоро импровизировать карту Европы из всего, что подвернулось под руку: географию Алиса знала нетвёрдо. Карта была нужна, чтобы объяснить, где сталкиваются интересы трёх империй – Российской, Германской и Австро-Венгерской.

– Вот это Средиземное море, – сказал император, выложил рядом несколько салфеток и продолжил выставлять блюдца. – Значит, это – Греция, а рядом – Турция. Южнее – Кипр, туда крейсер «Аврора» отправился. Здесь – остров Родос и ливийская Триполитания…

Императрица покивала:

– Там сейчас турки с итальянцами воюют.

– Я бы сказал – итальянцы с турками. – Николай Александрович вздохнул. – И хорошо воюют, знаешь ли! Мы уже просили их остановиться и назвать условия, на которых Рим готов прекратить войну. Слишком хорошо воюют! – повторил он.

– Отчего же слишком?

– Оттого, что на Балканах теперь думают: если турок так легко побить, чего же мы сидим? И прикидывают: не пора ли тоже крепко взять Турцию за горло и припомнить старые обиды?

Интересы императрицы ограничивались домом и детьми: Küchen, Kinder, Kirchen, пресловутое немецкое правило трёх «К». Газет она не читала, книжки – только духовные и мистические, да ещё романы. О событиях в мире узнавала от мужа, который нечасто бывал расположен рассказывать.

Николай Алексанрович старался оградить семью от внешнего мира: довольно того, что ему приходится каждый день окунаться в дела страны и хитросплетения международной политики. Тяжела ноша государя, утомительна и неблагодарна. А жена с детьми пусть живут спокойно и счастливо.

– Нам тоже нельзя сидеть сложа руки. Ведь там кто? – сказал император и четырежды звякнул остриём серебряного фруктового ножа по фарфору, обозначавшему Балканы. – Сербия, Черногория, Болгария и Греция. Все наши, православные.

Перед замужеством Алисе Гессенской пришлось перейти в русскую ортодоксальную веру: жене наследника престола недостаточно быть просто христианкой. Тогда же она сменила имя и превратилась в Александру Фёдоровну. Родные звали её Аликс – домашнее прозвище стало мостиком от Алисы к Александре.

– Будет очень хорошо, – добавил Николай Александрович, – если они перестанут что-то выдумывать сами по себе, а объединятся в Балканский союз. Мы это приветствуем…

– Союз против кузена Вилли?

Так Александра Фёдоровна по привычке называла германского кайзера Вильгельма Второго: их матери были родными сёстрами.

Николай Александрович кайзера не любил – ни как родню, ни как политика. Пару лет назад он даже объехал Берлин стороной, совершая официальный вояж к своему кузену Джорджи – британскому королю Георгу Пятому. У Вилли Гогенцоллерна хватило наглости предъявить ультиматум: либо Россия признает аннексию Боснии и Герцеговины, либо германская армия поддержит австрийское вторжение в Сербию!

– России выгоден союз и против Вилли, и против Франца-Иосифа, – напомнил Николай Александрович про дряхлого Габсбурга, императора Австрии и короля Венгрии. – Турки-то нам не помеха, отзовём оттуда посла – и всё! А вот эти…

Он придвинул к себе блюдце, обозначавшее Турцию, и принялся срезáть над ним с яблока кожуру аккуратной длинной спиралью. Императрица продолжала слушать про то, как российские дипломаты подталкивают Сербию, Черногорию, Грецию и Болгарию к созданию союза, а сама Россия тем временем копит силы против Австрии и Германии.

Болгары с греками к австрийцам равнодушны, но жаждут разгромить турок – и спорят, кому из них после победы достанется Македония. Зато для сербов Австрия – враг номер один, и кусок Турции они тоже урвать не прочь. Они согласны на часть Македонии, но за такую сговорчивость хотят получить Албанию и выход к морю…

– Съешь половинку? – Николай Александрович предложил жене очищенное яблоко. – Сербия – морская держава! Можешь это себе представить?.. Старик Франц-Иосиф тоже не может, оттого и распря у него с сербами.

От яблока императрица отказалась, и муж снова указал ножом на карту:

– Австрию поддерживают итальянцы. Но у них эйфория от побед над турками. Италия собирается сама хозяйничать на Адриатике и хочет Албанию, а это не нравится австрийцам… Такой получается пасьянс.

– Не пасьянс, а путаница, – возразила Александра Фёдоровна, знавшая толк в пасьянсах. – Столько названий, голова крýгом… Не понимаю, как ты можешь всё упомнить. И ещё: почему нельзя просто взять – и договориться один раз?

Николай Александрович невесело усмехнулся.

– Милая, милая Аликс… Хотел бы я так! Но политика устроена иначе. Сегодня одни дружат с другими против третьих, потом другие с третьими начинают дружить против первых, а те с четвёртыми – против них. Всё время кто-то дружит против кого-то, чтобы что-нибудь чужое к рукам прибрать…

– Но ведь нам-то чужого не надо! Зачем соваться на Балканы? Турки сейчас слабые. Если сербы с болгарами хотят им отомстить – пусть воюют. А наше дело – сторона!

– Так не выйдет. Если начнётся война, турок сразу же поддержит Австрия, и нам придётся заступаться за братьев-славян. За Францем-Иосифом пойдут германцы с твоим кузеном Вилли, за нами – англичане с моим кузеном Джорджи. Потом французы включатся, и так далее. Помнишь, Григорий детям рассказывал, как репку тянули? Старуха хватается за старика, внучка – за старуху, собака – за внучку… Это будет война всех против всех. Мировая.

В том, что большой войны в любом случае не избежать, сомневались немногие. Скорее всего, первой подготовится Германия – и поспешит нанести удар. В российском Главном штабе генерал Брусилов предлагал пари, что это произойдёт не позже весны пятнадцатого года…

…а Россия успевала перевооружить и обучить армию только году к семнадцатому. Винтовок хватало, но пулемётов на дивизию не набиралось и сорока, хотя полагалось сто шестьдесят. Бомбомётов и миномётов вообще не было, ручных гранат не хватало катастрофически. Сапёрное дело развивалось черепашьими темпами, артиллерия тоже; военная авиация делала первые неуверенные шаги… Отставали от Германии и российские союзники по Антанте – Франция и Англия.

– К тому же сербы с болгарами наскребут под ружьё тысяч триста солдат, не больше. Если они ударят по туркам сейчас, то мы окажемся против Австрии и Германии, которые могут сразу выставить два миллиона штыков. И это только для начала. Словом, всё складывается очень и очень скверно. – Николай Александрович встал из-за стола. – Я, пожалуй, пройдусь часок, а потом детям перед сном почитаю. Не будешь скучать?

– Буду, – улыбнулась в ответ Александра Фёдоровна.

Николай Александрович наклонился, чтобы поцеловать жену. На него пахнуло свежим леденцовым запахом «Вербены», её любимых духов.

У императрицы болели ноги – с юности донимал её воспалённый поясничный нерв, и гулять она не ходила. А Николай Александрович наоборот, что ни день, отправлялся по царской тропе на несколько вёрст в горы. В этих пеших прогулках его сопровождал только неотлучный телохранитель, двухметрового роста бородатый лейб-казак Тимофей.

Рядом с этим гигантом невысокий император казался ещё меньше. И Александра Фёдоровна в который раз подумала о том, что тяга к людям богатырского сложения – память Ники об отце. Многолетняя память, бесконечная любовь и неизбывная печаль по так рано и внезапно умершему Александру Третьему.

 

Глава IV. Лондон. Ночь

 

– Леди…

Ливрейный лакей поклонился и распахнул двери казино.

Несколько красавиц в дорогих платьях и кокетливых шляпках проплыли мимо него на ночную улицу.

Последняя задержалась в дверях.

– Милейший, – в приятном контральто слышался заметный континентальный акцент, – я проигралась в пух. Вы не могли бы одолжить мне двадцать фунтов?

Лакей замешкался.

– Двадцать фунтов – очень большие деньги, миледи. У меня есть пять фунтов…

Он сунул руку в карман, но дама остановила его властным жестом.

– Не трудитесь. Деньги оставьте себе – это вам на чай.

Подруги разместились в просторном автомобиле: прямо напротив дверей казино, как из-под земли, возник похожий на королевскую карету белый Rolls-Royce Silver Ghost Double Pullman.

Шофёр затворил дверцу за пассажирками, важно уселся на своё место, и шикарный лимузин мягко и бесшумно покатил прочь, озаряя путь сиянием громадных круглых фар.

– Красотка, – сказал вышедший следом за последней дамой щеголеватый господин и повернулся к лакею. – Знаешь, кто такая?

– Конечно, сэр, – ответил лакей. – Эта леди – русский принц Юсупов. Они с друзьями развлекаются…

Молодой князь Феликс Юсупов, носивший ещё фамильный титул младшего графа Сумарокова-Эльстон, учился в одном из колледжей Оксфордского университета.

Его появление в Оксфорде стало событием: для переезда из Лондона князь нанял целый железнодорожный состав. Такое мог себе позволить только единственный наследник крупнейшего в России состояния.

Юсуповы владели сотнями тысяч десятин земли. Лесопилки, фабрики и рудники, сахарные и кирпичные заводы приносили семье больше пятнадцати миллионов золотых рублей годового дохода. Им принадлежали тридцать семь имений. Четыре дворца в Петербурге и три в Москве были обставлены антикварной мебелью французских королей. Жемчужина «Пелегрина» – любимая драгоценность матушки Феликса, княгини Зинаиды Николаевны, – некогда считалась главным украшением испанской короны Филиппа Второго. Княжеская картинная галерея соперничала с Эрмитажем. Черноморский летний дворец Юсуповых в Кореизе соседствовал с императорским дворцом в Ливадии, и хозяева дворцов нередко наведывались друг к другу в гости.

Феликс поставил жизнь в Оксфорде на широкую ногу. Успехами в учёбе не блистал, зато быстро совершенствовал английский язык и с головой окунулся в новую для него атмосферу.

Богатый хлебосольный князь, который не жалел денег на развлечения, тут же стал любимцем студенческой братии. Однокашники в подражание его причудам разгуливали по колледжу в женских платьях, спорили за право выгуливать юсуповского бульдога, трепетно ждали приглашений на роскошные ужины, участвовали в бесконечных затеях, розыгрышах, карнавалах – и грустили, когда князь уезжал в Россию, к матушке. Расписание занятий – три недели каникул через каждые два месяца – его частым поездкам весьма способствовало.

Сейчас лимузин Юсупова мчал молодых людей из Лондона в Оксфорд. Весёлая компания устроилась в мягких кожаных диванах, освобождаясь от манерных сумочек, женских туфель и шляпок с приколотыми париками.

– Дорогой мой, – сказал князь и повернулся спиной к одному из приятелей, – распусти мне, пожалуйста, корсет.

Юноша, к которому обратился Юсупов, был англичанином Освальдом Рейнером.

– Ты так ему сказал! – жеманно говорил он, ловко управляясь со шнуровкой и крючками корсета. – Оставьте себе, это на чай! Ой, не могу… Просто умора…

Молодые люди залились смехом.

– Зря мы ушли, – заявил француз Жак де Бестеги. – Я встретил знакомого и вполне мог одолжить у него пару сотен.

– Нет уж, голуби мои! – Теперь Юсупов говорил голосом, нормальным для мужчины двадцати пяти лет. – Договорились, что играем, пока есть наличные. Проигрались – всё.

– А мне тоже обидно, – подал голос Луиджи Франкетти, пластичный студент из Италии. – Феликс, противный, зачем ты нас увёл? Стоило накрывать трауром два стола, чтобы тут же спустить всё на третьем и остановиться…

Этот ритуал англичане позаимствовали у крупнейшего европейского игорного дома – «Дворца казино» в Монте-Карло. Каждый рулеточный стол имел свой банк, свой денежный запас. И если этот запас кончался – банк объявляли сорванным, стол закрывали пологом из чёрного сукна и прекращали за ним игру.

Сначала приятелям невероятно везло. Они дважды сорвали банк, и служащие казино уже чувствовали себя как на иголках, но тут удача отвернулась от весёлых студентов.

– В России говорят: играй, да не отыгрывайся, – назидательно сказал князь. – И ещё говорят: уговор дороже денег. Джентльмены, в конце концов, мы же не за тем шли!

Каждый поход с Феликсом превращался в приключение. Фантазия князя, разгорячённая рассказами Оскара Уайльда и рисунками Обри Бердслея, постоянно рождала всё новые шалости. Приятели могли переодеться женщинами и отправиться в казино, как сегодня, или устроить переполох в каком-нибудь ресторане, или разыгрывать уморительные сценки в поезде, в парке, на улице… Правда, бывали случаи, о которых не очень хотелось вспоминать.

Однажды они забрались в редкостно злачное место – и как только их неугомонный заводила разыскал этот притон?! Сначала просто веселились, пили, пели и танцевали. Но потом на хорошо одетых, благоухающих дорогими духами дамочек обратили внимание крепко подгулявшие моряки, чуть не целая корабельная команда. Князь вовсю флиртовал, играя роль роковой соблазнительницы, хотя приятели почувствовали опасность и умоляли его уйти. Доигрался до того, что предводитель моряков – огромный, покрытый расплывшимися татуировками бородатый детина – возжелал Феликса и поволок его в номера этажом выше. Покусились раззадоренные гуляки и на остальных.

Тут началась потасовка, досталось всем, и растерзанная компания улизнула каким-то чудом: ведь и с полицией в таком виде было встречаться небезопасно. Поклонников однополой любви не жаловали ни полицейские, ни пьяные матросы в грязном притоне. Даже газеты стыдливо называли таких – джентльменами с грамматическими ошибками, намекая на то, что благородное слово здесь неуместно…

– Так что же, на сегодня развлечения кончились? – капризно сказал Освальд и поджал губки.

Освобождённый из тисков корсета Юсупов подобрал подол платья, уселся поудобнее, пристально посмотрел на него и проникновенно спросил:

– Освальд, милый, ты помнишь мою фамильную икорницу?

Рейнера передёрнуло, а остальные молодые люди с хохотом принялись изображать приступ тошноты.

До тех пор, пока не появился Феликс, икорниц в Оксфорде не видали. Он же привёз с собою серебряное чудо, размером походившее на ведро, а видом – на византийскую крестильную купель. Не раз довелось княжеским гостям откушать чёрной икры из этой ведёрной купели – причём по-астрахански, ложками. А на одной вечеринке Феликс с приехавшими из России приятелями наполнили икорницу водкой. Компания студентов вооружилась небольшими хрустальными лафитниками и честно пыталась одолеть угощение, но даже самый стойкий не увидал ёмкость опорожнённой хотя бы наполовину. Зато потом всем было одинаково плохо, а Освальд болел неделю, клялся, что едва не умер, и зарёкся пить с русскими.

– Так вот, джентльмены, – обратился князь ко всей компании, – вечеринка продолжается, и я приглашаю всех к себе. Девочки, приведите себя в порядок: в гостях будут офицеры!

Последние слова Юсупов произнёс контральто, как в казино, и снова перешёл на обычный тон, через переговорную трубу недовольно прикрикнув на шофёра:

– Анри, мы что, куда-то крадёмся? Это «Роллс-Ройс» или старый «Форд»?

Шофёр покорно придавил акселератор. Машина рванула вперёд, а Франкетти умоляюще посмотрел на князя:

– Феликс, я прошу тебя, не гони!

Годом раньше Юсупов сам водил двухместный Rolls-Royce Silver Ghost – легендарный «Серебряный призрак» банкира Роллса и механика Ройса, установивших на модель девятьсот шестого года небывалый шестицилиндровый двигатель мощностью десять лошадиных сил. Феликс для пробы совершил пробег из Лондона в Эдинбург и обратно: «Призрак» уверенно разгонялся до восьмидесяти миль в час и всю дорогу шёл только на высшей передаче, расходуя на сто миль четыре галлона бензина.

В тот вечер князь уступил место за рулём приятелю. После ужина в Лондоне надо было успеть вернуться в Оксфорд к положенному времени – не позже полуночи. За три опоздания студенту грозило исключение из университета, а два раза Юсупов уже опаздывал.

Silver Ghost мчался вдоль железной дороги, приятели болтали о всякой ерунде: от Лондона до Оксфорда от силы полста миль, потеха для Rolls-Royce …

…который в тумане на полном ходу пробил дорожную ограду, и князь вылетел на рельсы. Каким чудом, каким невероятным рывком он успел вывернуться из-под колёс мчавшегося навстречу поезда – неизвестно. Смерч лондонского скорого оглушил и отбросил Феликса на железнодорожную насыпь, оставив целым и невредимым. Приятелю повезло меньше: он переломал кости и застрял в искорёженном авто.

По счастью, из будки путевого обходчика князь дозвонился до оксфордской больницы и вызвал карету скорой помощи. В колледже он появился с опозданием на два часа, но ввиду извиняющих обстоятельств не был изгнан.

Даже после аварии молодой князь Юсупов сохранил редкий авантюризм, не утратив юношескую веру в собственную неуязвимость. Однако матушка взяла с него слово – беречь себя. Теперь за рулём нового просторного лимузина Rolls-Royce Silver Ghost Double Pullman сидел шофёр-француз.

– И то верно, Феликс! Ни к чему искушать судьбу, – согласился с итальянцем де Бестеги. – Хочется пожить подольше.

– Ничего вы не понимаете, – вздохнул Юсупов. – Как это по-английски – какой русский не любит быстрой езды?.. В общем, every Russian likes to drive fast. Национальная особенность!

– Я этих ваших особенностей не понимаю, – насупился Франкетти. – И что творится у вас при дворе – тоже особенность? Этот мужик…

Словечко muzhick в речи оксфордского студента-итальянца прозвучало неожиданно. «И когда только успел подцепить», – сердито подумал князь.

– Да, – оживился Рейнер, – что это за история? О ней трезвонят все газеты. Какой-то Rasputin, его любовь с царицей…

– Полегче, джентльмены! – Феликс повысил голос. – Если повторять всякую дрянь, во рту заводятся жабы!

Де Бестеги не унимался:

– Но кто это? Ты его знаешь?

– Видел как-то раз. Обычный крестьянин. Хам из глубинки. Лохматый, вонючий, ногти чёрные, глазки бегают, рожа корявая, болтает не пойми что… Хитрый, наглый. Шут, в общем.

– Но почему про него столько говорят? – продолжал допытываться Рейнер.

– Милый Освальд, – сказал Юсупов и ласково потрепал приятеля за ушко, украшенное изящной серёжкой, – газетам нужен скандал, иначе кто станет их покупать? Если скандала нет, его придумывают… И ещё: сейчас Россия сильна, как никогда. У нас есть такая басня – про маленькую собачку Моську. Она лаяла на слона и мечтала попасть без драки в забияки. Чтобы все думали, что она очень сильная, и боялись…

– У нас тоже есть похожая басня, – вставил де Бестеги.

– Вот свора таких Мосек и тявкают на Россию. Что же, прикажете слону всех передавить?

– Ну, зачем же, – Франкетти придирчиво разглядывал своё отражение в зеркале пудреницы. – Достаточно раздавить этого Rasputin. Если он дискредитирует семью императора…

– Не будет этого – найдётся другой. Так пускай уж будет этот, – глубокомысленно заявил Феликс. – Пускай Распутин – сукин сын, но он – наш сукин сын. Прошу прощения, джентльмены. А вреда от него нет. Если её величество находит, что muzhick забавен, пусть развлекается! И какое дело остальным? Ну, а если эта муха, этот комар посмеет забыться – раз!

И князь громко хлопнул в ладоши, не оставляя сомнений в судьбе Распутина.