Скажи это сердцу, потому что голова не слушает

 

Следующие несколько дней я изо всех сил пытался избегать Теда, Кэт и Кая. Они, похоже, в конце концов поверили мне, когда я клятвенно пообещал отпустить Блика и Колокольчик на следующий же день. И теперь я боялся, что выдам себя. С каждым днем они все больше скучали по своим драконам, и даже непримиримая ранее Кэт стала задаваться вопросом, стоило ли отпускать их так быстро.

Каждый раз, глядя на Блика, я испытывал одновременно облегчение и вину. Я не мог представить, как пойду ночью спать, а он не свернется клубочком рядом со мной, согревая мои сны. Но я знал, что друзья уже переживали нечто подобное. Они уже через это прошли.

Я отчаянно пытался скрывать Блика и отпускал его полетать только в своей комнате. Когда шел несильный дождь, я иногда выбирался ночью на улицу. После школы, когда друзья шли гулять в парк, я бежал домой к своему любимцу.

Но что‑то было не так. Дракончик все еще подлетал поздороваться со мной, но мне казалось, что его яркая красная чешуя поблекла. Все чаще и чаще она делалась блекло‑серого цвета. А еще мне приходилось кормить Блика соцветиями брокколи буквально из рук, потому что в противном случае он отказывался есть.

Каждую ночь с тех самых пор, как друзья отпустили своих драконов, мне снился один и тот же сон. Я неизменно возвращался в земли огня и льда, но воспринимал и ощущал теперь все по‑другому. Иногда сон может казаться таким реалистичным, что трудно поверить, будто это происходит не на самом деле. Я снова летал в небе, видел мир глазами дракона, и он был таким ярким, что я чуть ли не ощущал ветер на моем лице.

Мерцающие крылья делали сильные быстрые взмахи, поднимая меня над парком, унося все выше и выше в темноту небес, пока город внизу не превращался в далекое скопление крошечных мерцающих огоньков. Но я не остановился даже тогда, когда перестал видеть дома.

Я летел над полями, лесами и лугами, пока не добрался до побережья, где волны вгрызаются в осыпающиеся утесы и галечные пляжи. Я взглянул вниз и увидел пирс, выходящий в море, и ряд крошечных рыбацких лодок, направлявшихся к горизонту. Я летел все дальше, а ночь вокруг меня становилась все темнее. Я следовал за причудливо изгибающейся линией побережья, пролетал мимо заливов, гаваней, песчаных пляжей с лежаками и игральными автоматами и скалистых утесов. Затем внизу вдруг раскинулось самое настоящее море с разбросанными вдали крошечными островами. А потом не осталось ничего, кроме воды.

А я все летел и летел, не отрывая взгляда от одной‑единственной звезды, ярко сиявшей над моей головой. Наконец горизонт окрасился розовым и небо расцветилось нежными красками наступающей зари. И вот я увидел его – скалистый, изрезанный ледниками берег, к которому подступало суровое море. Я спустился ниже, глядя на раскаленно‑красные кратеры и огромные струи пара, вырывающиеся из‑под земли. Подо мной была живая, дышащая земля, вечный край огня и льда.

Теперь я еще сильнее замахал крыльями, словно что‑то тянуло меня вперед.

Вдалеке я увидел огромный вулкан. Его вершина терялась за тучами. Мне понадобилась секунда, чтобы понять: он извергается! Огромные раскаленные брызги вырывались из самой его сердцевины и летели прямо в небо. Оранжевая лава струилась из кратера, постепенно становясь красной, а затем темнея все больше и больше. Я видел извержения вулканов только по телевизору. Но сейчас я не боялся. Я летел вперед и вперед… Пока не осознал кое‑что странное.

Я уже находился совсем близко к вулкану, но воздух оставался все таким же прохладным. Все‑таки это не было настоящим извержением. Но тогда почему небо пылало такими невероятными цветами?

Внезапно я ощутил жжение в животе. Оно разлилось по всему моему телу и вырвалось изо рта всполохом пламени. Я спикировал пониже и приветственно завыл.

Вулкан подо мной извергал ДРАКОНОВ!

Драконы всех возможных размеров и цветов поднимались из кратера и взмывали в небо. После еще одного взрыва я спустился вниз, чтобы присоединиться к ним. Когда я спикировал к кратеру, сделав широкий круг, моя чешуя замерцала, превращаясь из яркокрасной в лазурно‑голубую, из алой в ярко‑оранжевую и темно‑фиолетовую, ярко‑белую и темно‑синюю. А огонь, выдыхаемый мной, казался таким ярким, что жгло глаза.

Вокруг меня в причудливом танце кружили дюжины драконов, и я был частью их удивительного и прекрасного мира. А потом я услышал зов своих сородичей – в воздухе разлился протяжный низкий звук, – поднял голову и ответил им.

 

 

Наконец драконы уселись на край кратера, и я спустился к ним. Один за другим драконы подошли ко мне и поприветствовали, склоняя свои огромные головы. Мы переплетали шеи и клали головы друг другу на плечи, а от восходящего солнца в воздухе разливалось теплое красноватое сияние.

Когда я наконец открыл глаза, Блик все еще лежал рядом, свернувшись в клубочек, и согревал меня, подобно грелке. Он, как и всегда, менял цвета во сне, но урчание, которое я привык слушать, теперь было больше похоже на хриплые печальные вздохи. Наверное, в душе я знал, что неправильно было оставлять Блика. Иногда некоторые вещи сердцем понимаешь раньше, чем головой. И, к несчастью, именно тогда моя голова не хотела прислушиваться к сердцу.

 

23

Пункт назначения – паника

 

Обычно, когда я расстраивался или беспокоился из‑за чего‑то, команда супергероев приходила мне на помощь. Друзья всегда старались подбодрить меня и отвлечь от проблем. Тед пытался заинтересовать меня какими‑нибудь странными, но невероятно занятными фактами, которые поражали тебя до глубины души, и твой мозг уже не мог одновременно удивляться и беспокоиться. Например, именно от него я узнал, что в пупке среднестатистического человека живет шестьдесят семь видов различных бактерий. Или о том, что если бы мне удалось взглянуть на нашу землю шестьдесят пять миллионов лет назад, то я бы увидел самых настоящих динозавров. И сейчас, когда я был вынужден избегать друзей, я ужасно по ним скучал.

И конечно же я ни на секунду не забывал о дедушке. Уж кому‑кому, а ему‑то совершенно точно не надо было рассказывать мне занятные истории, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше. Когда я представил его сияющую улыбку, то понял: мне нужно немедленно повидать его. Просто я не стану вдаваться в детали и рассказывать ему о том, что не все драконы улетели.

Я нашел маму на кухне. Она болтала с какаду, и во время разговора они смешно в унисон поднимали и опускали головы.

– Можно мне навестить дедушку? – спросил я.

Мама остановилась и повернулась ко мне. Она вроде как улыбнулась и медленно кивнула.

– Я хотела поговорить с тобой о дедушке, – сказала она. – И о том, что ему было действительно плохо. А также о том, почему он все еще остается в больнице.

– Ты имеешь в виду его бедро? – спросил я. – Нужно время, чтобы вылечить такой перелом.

– Честно говоря, милый, дело не только в операции на бедре. Иди‑ка сюда, сядь рядом со мной. – Она уселась в старое мягкое кресло, подаренное нам дедушкой, и похлопала по подлокотнику.

Я присел на него, и мама обняла меня.

– В больнице захотели узнать, почему он упал со стула, – вздохнула мама.

– Ну, такое может произойти со всеми, – бросился я на защиту дедушки. – Особенно если учесть, что дедушка ужас как торопился, чтобы как можно скорее выпить чаю с пирогами бабушки.

Мама улыбнулась. Вот только улыбка ее была совершенно неискренней.

Внезапно в памяти возникло лицо Злоба, и я вспомнил, что он говорил что‑то о сердце дедушки.

– Да, ты прав, – сказала мама. – Но, оказывается, ему снова стало нехорошо и поэтому он упал.

Я прикусил губу, а сердце сжалось до размера изюминки. Оказывается, Злоб мне не соврал.

– Но с ним все будет в порядке? – быстро спросил я. – Конечно. Он крепкий старичок, твой дедушка. Легче мне от этого ответа не стало.

Мама наклонилась и крепко обняла меня:

– Тебя волнует еще что‑нибудь?

Ну что я мог на это ответить? Я солгал своим лучшим друзьям, я не хотел отпускать Блика, к которому привязался всем сердцем и который, похоже, страдал в нашем мире и отчаянно желал наконец оказаться дома. А еще, когда я только узнал о том, что дедушка повредил бедро, я, конечно, расстроился. Но в глубине души я испытал облегчение оттого, что мне не придется лгать ему в лицо. И я даже подумал, что мне больше не нужно спешить прощаться с Бликом. Теперь же, когда большинство драконов улетели, я не виделся с друзьями и узнал, что болезнь дедушки серьезнее, чем мне представлялось ранее. И я чувствовал себя ужасно. Да как я вообще мог испытывать тогда облегчение, думая, что дедушка теперь не помешает моим планам?

Я вдруг отчаянно захотел, чтобы мама принялась расспрашивать меня и выжала из меня эту ужасную правду и поняла, каким плохим человеком я стал. Я выбрался из ее объятий и покачал головой. Я и так уже беспокоился из‑за дедушки, не нужно было усугублять ситуацию еще и рассказом о других моих трудностях.

В последний раз, услышав новости о здоровье дедушки, я тут же представил себе худшее. Мой страх охватывал меня со скоростью мчавшегося на всех парах поезда. И мне надо было как можно быстрее взять себя в руки, пока меня не охватила самая настоящая паника. – Так когда мы сможем поехать к дедушке? – спросил я.

– Как насчет того, чтобы сделать это прямо сейчас? – улыбнулась мама.

 

24

Ничто не сравнится с домом

 

Когда я увидел дедушку в больнице, все оказалось не так страшно, как я ожидал. Возможно, дело было в широкой улыбке, которой он меня одарил, когда я вошел в палату.

– Шустрик! – закричал он и начал махать руками как безумный, словно я мог не заметить его в палате, где было всего четыре кровати. – Ты бальзам для моих усталых глаз, – сказал он, все еще улыбаясь. Дедушка похлопал по кровати, предлагая мне сесть. – Желе? – спросил он, протягивая мне ложечку, на которой опасно колыхалась ароматная зеленая масса.

Я покачал головой. Благодаря телевизионным шоу, которые смотрела мама, и моему возбужденному воображению я понял, что представлял дедушку бледным, неподвижно лежащим на больничной койке, опутанным всевозможными трубками и проводами. И сейчас при виде дедушки, сидящего в кровати в своей неизменной клетчатой пижаме и весело машущего мне руками, я испытывал неимоверное облегчение. Я потер глаза, чувствуя себя немного глупо.

Дедушка опустил ложечку с желе и протянул мне руку. Я подошел обнять его.

– Ужасный аппетит, – тихо сказал он, крепче обнимая меня, пока мне не показалось, что ребра сейчас треснут.

– С тобой все в порядке, дедушка? – умудрился выдавить я.

Он отпустил меня и погрозил пальцем собственному бедру, словно отчитывая его.

– Как только этот негодник придет в норму, я стану здоров, как бык, – ответил он.

– То есть ты и правда в порядке? – продолжил я. – Мама сказала, что ты упал из‑за сердца.

Дедушка прочистил горло и стал серьезным. Мгновение он ничего не говорил, словно взвешивая ответ.

– Я знаю тебя, Шустрик. Ты ведь не глуп. Если я постараюсь отшутиться, твоя милая головка начнет рождать разные версии произошедшего, одну хуже другой. Так ведь?

Я кивнул, радуясь тому, что дедушка знает меня настолько хорошо и понимает: мне нужна только правда. Даже если я и не хочу ее слышать.

– Ладно, вот в чем дело. Мое старое сердце дрогнуло. Из‑за него‑то я и упал. Оказывается, все то время, что я пыхтел и хватал ртом воздух в саду, оно пыталось мне кое о чем сказать.

Я вздрогнул: мне правда стоило обращать на дедушку больше внимания. Мне нужно было помогать ему, а не проводить все время с драконами.

– Мне жаль, – пробормотал я.

Дедушка легонько толкнул меня в бок, и я поднял взгляд.

– О чем ты жалеешь?

Я пожал плечами. С чего начать? Жаль, что бегал от него как угорелый в детстве? Что в последнее время совсем не помогал в саду? Что врал насчет драконов? А может, оттого, что я ощутил облегчение, узнав, что он загремел в больницу и теперь не сможет расспрашивать меня о драконах?

– Ну, и какие мысли крутятся сейчас в твоей сообразительной голове? – ласково спросил дедушка.

 

 

Он внимательно смотрел на меня, терпеливо ожидая ответа. Его взгляд был таким напряженным, что мне казалось, будто он читает мои мысли как открытую книгу. Внезапно он тихо хмыкнул, словно перевернул страницу и наконец все понял.

– Это все не твоя вина, Шустрик, понимаешь? Ничего из того, что ты себе сейчас напридумывал. Тебе не о чем сожалеть. Понял?

Я слабо кивнул. Я все еще не мог в это поверить, но одновременно и не хотел расстраивать дедушку своими переживаниями.

– А хорошие новости, – сказал дедушка, еще раз шутливо пихая меня, – состоят в том, что все нудные проверки и анализы наконец‑то выявили проблему. И доктора знают теперь, как с ней справиться.

– Правда? – заикаясь от радости, спросил я. – Ты не просто так это говоришь?

– Нет. Я точно не говорю это просто так. Все будет ОТЛИЧНО. Понимаешь?

Дедушка посмотрел мне прямо в глаза, и мне внезапно показалось, что их блеск проник прямо мне в сердце, словно молния, в одно мгновение дотла спалившая все мое беспокойство. Я чуть ли не физически ощутил, как оно исчезает с громким шипением.

Я кивнул, в этот раз действительно радостно, и плечи мои наконец расслабились.

Однако, когда дедушка прошептал свой следующий вопрос, я чуть было вновь не впал в панику.

– Так ты уже отпустил драконов, сделал так, как мы договаривались?

Червячки беспокойства в моем животе проснулись и начали лихо отплясывать сальсу по всем моим внутренностям. Хотя в этот раз я в принципе мог встретиться с дедушкой взглядом и сказать то, что он хотел услышать. Но я все равно не мог ему рассказать всей правды.

Я кивнул, надеясь, что этого будет достаточно, и от страха поджал пальцы на ногах.

– Уверен, тебе пришлось нелегко, – вздохнул он, накрывая свой ладонью мою руку.

Я снова кивнул, в этот раз с большей уверенностью. Тут мне лгать не приходилось: было действительно тяжело наблюдать за тем, как Лучик, Льдинка и Плут улетают прочь.

– И все же это к лучшему, – тихо сказал дедушка. – Ничто не сравнится с родным домом. Дом – там, где живет твое сердце. А мое совершенно точно хочет поскорее отсюда выбраться.

 

25

Супергерои не должны лгать

 

На обратном пути из больницы мы с мамой остановились, чтобы забрать Лолли из детского сада. Она подошла к нам, держа в руках несколько пачек из‑под хлопьев, запачканных краской и с приклеенными к ним кусочками салфеток.

– Для Колокольчика, – объявила она. А затем прошептала мне: – Колокольчик грустит.

Должно быть, я удивился, потому что Лолли кивнула и сказала:

– Вся такая грустная. Песен нет.

Теперь, когда я обратил на это внимание, то понял, что давно уже не видел рядом с нашим домом птиц, кроме, пожалуй, какаду, который совершенно точно никуда улетать не собирался. Никаких забредших к нам каким‑то чудом страусов, никаких любопытных индюков, никаких цыплят, бродящих по столу во время завтрака. Лолли права. Колокольчик перестала петь.

– Уверен, это ее развеселит, – прошептал я в ответ.

И внезапно я осознал гнетущее чувство, досаждающее мне еще похуже Лолли, когда сестренка пыталась привлечь мое внимание. Я постарался отогнать от себя это противное ощущение и выглянул в окно.

Но когда мы пришли домой, стало только хуже. Блик свернулся клубочком на подоконнике в моей комнате и с тоской смотрел на дождь. Казалось, словно всю прошедшую неделю на улице только и шел бесконечный мелкий дождь. Увидев меня, дракончик поднял голову. Его чешуя на миг сверкнула красным, а в его ярких черных глазах снова появился блеск. А потом я заметил, что на подоконнике и моем столе валялась сброшенная им ярко‑красная чешуя. Мой дракончик окончательно стал светло‑серым.

 

 

Да, знаю, мое сердце уже буквально из груди выскакивало от жалости, тоски и чувства вины. Но упрямая голова отказывалась его слушать.

 

⁂

 

Я услышал голоса на первом этаже и успел подхватить Блика и спрятать его под кровать еще до того, как раздался стук в дверь. Потом она медленно открылась, и в комнату заглянули сразу три головы.

Я привык, что Тед, Кэт и Кай обычно без церемоний врывались ко мне. Но ничто не было прежним с тех пор, как мы отпустили драконов. Например, я едва разговаривал с друзьями.

Тед кивнул мне, а Кай устало бросил «Привет». Кэт же осталась у двери. На лице ее застыло обеспокоенное выражение.

– Твоя мама попросила нас прийти, – произнес Кай, словно ему нужно было объяснить их присутствие в моей комнате.

Я не привык чувствовать себя неловко в компании лучших друзей. Но мне было так плохо из‑за всего произошедшего, что я не знал, с чего начать разговор.

А затем ко мне подошла Кэт. Я увидел, что она хмурится, пытаясь сдержать слезы.

– Послушай, мне жаль, Томас, – сказала она. – Знаю, что прямо сейчас ты меня ненавидишь, но, пожалуйста, не вини их. Это я предложила отпустить драконов.

Я посмотрел на друзей, неловко переступающих с ноги на ногу, и понял, что им тоже невероятно плохо. Они считали, что я избегал их, потому что винил за потерю Блика. Здорово! Теперь мне стало еще хуже.

– Мы все чувствуем то же самое, Томас, – вздохнул Кай. – Мы все по ним скучаем. Но мне кажется, мы поступили правильно.

Мысленно я вздрогнул, а друзья терпеливо ждали, что я скажу.

– Все нормально, – наконец пробормотал я. – Конечно же я вас не виню.

Они выдохнули с облегчением, а Тед, освободившись от своей ноши, запрыгнул на кровать и занялся пакетом чипсов. Я прикусил губу, надеясь, что Блик не учует запах еды. Ему нравились соленые чипсы, а уксус он и вовсе считал лучшим лакомством на свете. Я молча молил его оставаться в укрытии.

Я заметил, что Кай проследил за моим взглядом, направленным на пол у изножья кровати, и быстро отвернулся.

– Рад, что мы с этим разобрались, – сказал Тед с набитым ртом. – Теперь пришло время рассказать тебе об этом проныре Лиаме. Все это время мы присматривали за ним и пришли к выводу, что он совершенно точно что‑то задумал.

– Что произошло? – спросил я, радуясь, что известный обжора Тэд в считаные секунды уничтожил почти целую пачку чипсов, хотя их запах все еще витал в воздухе.

– Пока ничего. Но он все время куда‑то исчезает.

– Исчезает? – Я нахмурился.

– Уезжает на автобусе, – добавил Тед, тщательно облизывая каждый палец.

– Каждый день после школы он садится на автобус номер шесть, который останавливается в начале улицы, – объяснил Кай.

– А еще расскажите ему, как этот негодник подозрительно себя ведет, – вставила Кэт.

Она явно не была готова поверить, что я с такой легкостью простил ее, и не рисковала говорить со мной напрямую.

– Мы не знаем, что за игру он ведет. Но вдруг он взял да и вырастил еще одно плодоносящее драконье дерево? – продолжил Кай.

– Но мы уже решили, что это ему ничем не поможет, не так ли? – спросил я.

На мгновение повисла тишина.

– А что, если мы ошибаемся? – спросила Кэт, наконец обращаясь прямо ко мне.

– Что ты имеешь в виду?

– Что, если каким‑то образом ему удалось вырастить драконов?

Я как раз собирался ответить, когда Кай спрыгнул с кровати с громким криком и теперь хватался за ногу, которую перед этим свесил с кровати.

– В чем дело? – воскликнула Кэт.

Кай отчаянно прыгал на месте, хлопая по штанине, и внезапно мы поняли, что она дымится. Все развернулись и посмотрели на меня. Я почувствовал, как сердце ухнуло вниз, проскочило через пол и разбилось о плитку кухни.

 

 

Время замедлилось, совсем как в фильмах. Я представил, как в комнате каким‑то чудом появляется Льдинка, замораживает всех моих друзей, а я кидаюсь к Блику, хватаю его и быстро уношу в укрытие. Но Льдинка давно улетела. А время не могло замедлиться настолько, чтобы Кэт не нагнулась и не заглянула под кровать.

Она подняла голову, я увидел, что ее лицо было краснее драконьего пламени, а глаза‑лазеры целились прямо мне в сердце, сжигая мою напускную храбрость дотла. На ее руке сидел Блик. Он еще раз выдохнул искры и перелетел мне на плечо.

Не говоря ни слова, Кэт развернулась, вылетела прочь из комнаты и с громким топотом сбежала вниз по лестнице.

Кай и Тед уставились на Блика на моем плече.

Я видел, что Кай хочет сказать что‑то сердитое, но сдерживается. В конце концов он что‑то невнятно выкрикнул и вылетел вслед за сестрой. Тед грустно перевел взгляд с пустого дверного проема на меня. Потом его плечи поникли, и, печально покачав головой, он последовал за друзьями.

Я смотрел, как они уходят, а потом вдруг вспомнил, как Лиам называл меня мальчиком‑муравьем, потому что я был маленьким. И вот прямо сейчас я чувствовал себя меньше любого муравья. Мне казалось, что я стал размером с блоху. А еще что все ненавидят и презирают меня.

 

26

Совет

Злоба

 

Следующие несколько дней были ужасны. Кэт и Кай смотрели на меня с гневом, а Тед – с печалью. Я солгал лучшим друзьям, и меня поймали на месте преступления. Я не мог винить их за то, что они вели себя со мной, как с никому не нужной гнилой клубникой, завалявшейся на самом дне корзины. Дома было не лучше. Лолли была мрачной после того, как ей не удалось развеселить Колокольчик и уговорить ее снова запеть свою песню.

Может быть, поэтому я стал проводить большую часть времени в саду дедушки. Я ничего не мог поделать с отсутствием драконов или с тем, что обидел Теда, Кэт и Кая, а также с болезнью дедушки. Но, по крайней мере, я мог взять пример со Злоба и позаботиться о любимом дедушкином саде. Я занялся уборкой мусора, разрыхлил землю, прополол сорняки, навел порядок в сарае и вычистил все садовые инструменты.

Когда бы я ни приходил, Злоб выглядывал из‑за забора и кивал мне. Несколько раз он даже приходил помочь мне перетащить тележку или разбить особо крупные комки земли. Я постоянно думал о том, как же все время ошибался на его счет. Он был не самым дружелюбным человеком на свете, но он не сделал и ничего плохого, чтобы заслужить все те злые гримасы, которыми я одаривал его в последние месяцы.

Я подумал, что, возможно, пришло время последовать примеру дедушки. Он всегда говорил: никогда не знаешь, что происходит в головах у людей. Кто‑то кажется нам угрюмым, а на самом деле его просто только что укусила пчела и он мучается от боли. А кто‑то, может быть, в этот момент страшно переживает из‑за того, что друзья забыли о его дне рождения, но не показывает виду. Похоже, дедушка был прав: с плохим настроением лучше всего бороться с помощью дружелюбия.

Вот почему, когда Злоб в очередной раз оправдал свое прозвище, я поступил иначе, чем обычно. Он что‑то сердито бормотал за забором, но я, вместо того чтобы сбежать, обругав его про себя, подошел ближе и спросил:

– Мм… У вас все в порядке?

Кажется, Злоба мой вопрос удивил не меньше меня самого. В первое мгновение мне даже показалось, что он вот‑вот станет красным как свекла и заорет на меня что есть сил. Но он просто с силой воткнул лопату в землю и вздохнул:

– Эта треклятая мышь…

– Эх, – сочувственно заметил я. – Мыши снова едят салат‑латук?

Секунду Злоб смотрел на меня, словно я совсем рехнулся. А потом я заметил, что его губы скривились, будто он пытается улыбнуться.

– Компьютерная мышь, – пояснил он.

 

⁂

 

Конечно же мышь тут была совершенно ни при чем. Компьютер завис, и теперь экран показывал застывшее лицо какого‑то молодого человека. По пути к дому Злоб беспрестанно жаловался на эту «чертову штуку», которая никак не хочет работать, а он не может «понять, как заставить проклятое устройство шевелиться». Слава богу, проблема была плевой, и я быстро помог ему.

Злоб наблюдал, как я быстро печатаю, и только качал головой.

– Наверное, я не очень разбираюсь во всех этих штуках, – вздохнул он наконец. – Понятия не имею, как к ним вообще подступиться.

– Все нормально, – улыбнулся я. – Я могу показать вам, как решать такие проблемы, если хотите. Это совсем несложно, да и знание лишним не будет.

 

 

Он задумчиво потер щеку, явно не решаясь дать окончательный ответ.

– Прошлым летом я дал несколько уроков дедушке, – подбодрил я Злоба. – Он тоже не верил, что у него получится, но все вышло даже лучше, чем казалось вначале.

Злоб тихо хмыкнул, а затем спросил:

– Так как там твой дедушка? Надеюсь, ему лучше?

– Да. А будет еще лучше, – ответил я.

И я улыбнулся, а он улыбнулся в ответ. В этот раз по‑настоящему. И стал выглядеть совсем по‑другому.

Когда экран проснулся, я с интересом принялся разглядывать представшего передо мной молодого человека.

– Это мой сын Криспин, – сказал Злоб. – Он живет в Австралии, и я хотел поговорить с ним и посмотреть на внучку, но эта штука заартачилась, и вот…

Я вспомнил, как дедушка рассказывал мне о том, что жена Злоба умерла. Я тут же подумал, как, должно быть, тяжело жить так далеко от своей семьи, и мне стало очень грустно.

– Он там уже давно? – спросил я.

Злоб кивнул.

– Я не хотел, чтобы он уезжал, – вздохнул он. – Наверное, это единственное, из‑за чего мы с Молл ссорились.

– Ваша жена хотела, чтобы он уехал? – спросил я удивленно.

– Нет, конечно нет, – тихо ответил Злоб. – Но Молли знала, что сын этого хотел, ему это было действительно нужно. «Он вернется», – говорила она. И, как всегда, оказалась права. Он уже живет там несколько лет, встретил Танику, свою жену, и недавно у них родилась дочка. Мы постоянно разговариваем, и я верю, что однажды он вернется. Возможно, не навсегда, но он обязательно навестит меня и проживет в нашем старом доме какое‑то время. Знаешь, когда действительно любишь кого‑то, нужно уметь этого человека отпускать. Даже если это кажется невозможным.

 

 

Я кивнул. И мне вдруг стало легко, совсем как прежде.

Знаете что, думаю, я перестану называть соседа дедушки Злобом. Потому что его зовут Джим. И он совсем не злой. И, сам того не зная, именно он заставил мою голову наконец прислушаться к сердцу.

Я должен наконец отпустить Блика.

 

27

Волшебное существо

 

Теперь, когда моя голова наконец договорилась с сердцем, сомнения и тревоги меня больше не мучили. И я наконец понял, почему на нашей улице постоянно идет дождь. А что еще могло случиться, когда дракон, способный влиять на погоду, грустит? Я понял, почему Блик сбросил прежнюю красивую красную чешую и сделался унылого бледного‑серого цвета и почему чипсы, которые Тэд уплетал, валяясь на моей кровати, его совсем не заинтересовали. Было неприятно думать, что я, движимый эгоизмом, заставил Блика страдать. Мне начинало казаться, что я такой же плохой, как Лиам.

Но позже, когда Блик устроился у меня на коленях и дохнул дымом мне на руки, а по его шкурке снова пробежали темно‑рубиновые всполохи, он не показался мне таким уж грустным.

Я положил руку ему на спину.

– Я не хочу, чтобы ты улетал, но думаю, тебе пора домой. Это к лучшему, – прошептал я, вспоминая слова дедушки.

Блик что‑то проворчал. А потом поднял голову, и мне показалось, что его яркие глазки смотрят мне прямо в сердце.

 

 

 

⁂

 

Я осознал еще две вещи. Во‑первых, мне нужно поговорить с Лолли и, во‑вторых, выяснить, чем занимается Лиам. Я боялся говорить сестренке о неизбежном расставании с Колокольчик. Но оказалось, что, как всегда, Лолли понимала намного больше, чем можно ожидать от трехлетней малышки.

 

 

На следующее утро она пробралась в мою комнату до того, как проснулись мама и папа. Не говоря ни слова, она залезла на кровать и усадила Колокольчик рядом с Бликом. Потом ткнула мне в ребра маленьким пластиковым чемоданчиком. Я сел, потирая бок.

– Ай! Что такое, Лоллибоб? – прошептал я.

Она осторожно открыла чемоданчик, и я увидел кусок синей твердой, как камень, противной на вид глазури, фею‑марионетку и помятый кусок цветного картона с отпечатком ее крошечной ладошки.

– Колокольчик прощается, – сказала она таким голосом, что сама Круэлла де Виль[2] захотела бы отдать ей щенка.

Что ж, Лолли всегда умело играла на струнах моей души.

Я кивнул. Потом грустно улыбнулся и показал сестренке большой палец. Я надеялся, что Лиам так же ответственно отнесется к проблеме со своим драконом. Но почему‑то я в этом очень сильно сомневался.

 

⁂

 

Я отвел Лолли обратно в ее комнату и вытащил из‑под подушки блокнот Элви. Казалось, что теперь, разругавшись с Кэт, Каем и Тедом, я могу поговорить только с Элви. Вернее, даже не поговорить, а послушать ее истории. Когда я листал ее записи мне отчего‑то становилось не так одиноко. Должно быть, она ощущала нечто похожее, переписываясь с Артуро. Она знала, что не одна на этом свете. И, должно быть, она страшно грустила, когда Артуро пропал, ведь с тех самых пор она была одна на всем белом свете, кто знал тайну драконов.

 

⁂

 

Я бездумно листал страницы, пока мое внимание не привлек рисунок походного костра, сделанный на полях одной из ранних записей. Я уже знал, что Элви и Артуро любили сидеть у костра и рассказывать друг другу истории. Я начал читать.

 

Сегодня вечером один из проводников спросил, что произошло с великим городом драконов, который мы ищем. Похоже, он считает нас безумцами, верящими в сказки. Артуро не любит такие разговоры. Всякий раз, столкнувшись с недоверием, он замыкается в себе, и из него в это время и слова не вытянешь.

Драконы всегда улетали, но им на смену приходили новые. Жители секретного города знали, что для этого они должны тщательно заботиться о драконьих деревьях. Но, к сожалению, несмотря на все усилия, они плодоносили все меньше и меньше, пока в конце концов не осталось одно‑единственное дерево.

А потом родился дракон, способный вдыхать жизнь в семена драконьего дерева. Это было поистине необыкновенное существо. Такой дракон рождается один на сотню тысяч. Может, даже один на миллион.

 

Мурашки побежали у меня по спине. Я был прав! Действительно существовал особый дракон, способный оживить драконьи деревья. Тот, что превращал обычные плоды в волшебные, способные даровать жизнь драконам.

 

Люди радовались. Они верили, что теперь все беды остались в прошлом и драконы вечно будут жить в их лесу. А еще они верили, что у драконов теперь есть будущее. А будущее драконов и их будущее тоже. Но как же они ошибались! Впереди их ждали страшные несчастья.

 

Блик тепло дохнул мне на руку, и я заметил, что она дрожала. В комнате как будто внезапно похолодало.

 

Благодаря этому удивительному дракону земли, окружающие секретный город, стали еще плодороднее, чем раньше. Но соперник правящего императора поймал дракона, так как не хотел, чтобы тот однажды улетел к звездам. Он надеялся, что волшебное создание принесет ему богатство и власть.

Глупец, он не понимал, что контролировать драконов невозможно.

Дракон быстро рос и вскоре стал поистине огромным. Зеленое пламя, вырывающееся из его нутра, стало слишком мощным. Оно опаляло землю, уничтожая урожай и деревья, и в конце концов обратило великой город в пепел.

 

Когда я прочитал последние слова, мне показалось, будто мое тело окатила струя пламени. Дракон, дарующий плодородие. Дракон, испускающий зеленое пламя. Точно такой же дракон был у Лиама!

Я взглянул на Блика. Теперь он парил передо мной, сияя оранжевым светом. Он мотнул хвостом, выбив сноп искр.

Если я был прав и у Лиама уже был дракон, дарующий плодородие, то все было намного хуже, чем мы думали раньше. Возможно, он уже сейчас выращивает драконов – столько, сколько пожелает. Нельзя было, чтобы этот дракон так долго оставался рядом с людьми. Он мог все уничтожить!

 

28

Под прикрытием

 

Вначале я решил попробовать воззвать к совести Лиама и попытаться убедить его отпустить дракона. Но потом я вспомнил, что совести у Лиама отродясь не водилось. А значит, я должен был стать таким же хитрым, как и он, а может, и еще хитрее. Жаль, что со мной больше не было команды супергероев. Но после того, что я сделал, я понимал – друзья на помощь не придут. Не в этот раз. Теперь я сам должен был решать свои проблемы.

С помощью информации, которую удалось собрать Тэду, мне было несложно найти Лиама. К счастью, ближайшая к его дому остановка находилась прямо перед железнодорожным узлом.

Это значило, что я мог надежно спрятаться и скрытно наблюдать за недругом до самой последней минуты. Я выглянул из‑за изгороди на углу улицы и увидел, что Лиам ждет автобус. Через его плечо была перекинута сумка, и, судя по всему, она была тяжелой. Он бережно прижимал ее к себе. Так и я делал, когда брал с собой на улицу Блика и Колокольчик. Я присмотрелся и увидел, что сумка легко шевелится. Ой! Теперь ясно, что там лежит не только его обед. Через несколько минут на дороге появился двухэтажный автобус и с грохотом направился к остановке.

Очевидно, я не мог просто выбежать из своего укрытия и запрыгнуть в автобус. Тем не менее мне нужно было понять, куда он едет. Я надеялся поймать Лиама в каком‑нибудь не очень людном месте, потому что, согласитесь, пытаться забрать у этого жлоба сумку с драконом в переполненном автобусе – не лучшая идея. Я видел, как он заплатил водителю, и подождал, когда он взберется по ступенькам наверх. Если бы Лиам остался на первом этаже, сомневаюсь, что моя профессиональная маскировка, состоящая из рыбацкой папиной шляпы и вязаного маминого шарфа, мне бы помогла.

Автобус был забит людьми до отказа, но еще в окно я увидел, что рядом с женщиной, держащей на руках крошечную собачку, есть свободное место. Собачка была одета в смешную вязаную кофточку и забавно прижимала нос к стеклу, с любопытством разглядывая улицу. Лиам, очевидно, решил попробовать найти место наверху. Как только его нога коснулась второй ступеньки, а голова исчезла из виду, я кинулся к автобусной остановке.

Я понимал, что вряд ли успею. Я уже слышал, как водитель завел двигатель. Он нажал на кнопку, и двери начали закрываться, когда я только добрался до обочины. В панике я схватил шарф, кинулся вперед и просунул его в закрывающуюся щель. Створки со стуком сомкнулись, зажав шарф. Когда автобус двинулся вперед, я вцепился во второй конец шарфа и секунду бежал рядом с автобусом, держась за него. Я видел, что один пассажир машет мне, знаками уговаривая отпустить шарф, а другой мужчина в этот момент что‑то кричал водителю.

К тому моменту, как водитель остановил автобус и открыл двери, я уже подозревал, что моя карьера агента под прикрытием завершится позорным провалом.

– Что это за игры, черт возьми?! – строго спросил водитель, когда я, шатаясь, поднялся по ступенькам.

– Простите, – выдохнул я, пытаясь четко и быстро соображать под направленными на меня гневными взглядами пассажиров. – Я просто должен был встретиться с другом. Он пошел наверх, и я не хотел упустить его… – Я сделал паузу и слабо улыбнулся. – Тот же билет, что и у него, пожалуйста. – Я протянул деньги на дрожащей ладони, отчаянно надеясь, что их хватит.

Водитель что‑то проворчал и забрал несколько монет.

– Мм… Куда я еду? – спросил я.

Водитель взглянул на меня и еще больше нахмурился. Наверное, я казался ему полным идиотом. Думаю, мало кто садится в автобус и понятия не имеет, куда направляется.

– Бота<