Узор седьмой, неопределенного цвета

 

Около четырех часов дня в доме профессора Микроскойба зазвонил телефон.

– Алло?

– Здравствуйте, профессор… – произнес вкрадчивый голос.

Микроскойбу почему‑то стало не по себе.

– Добрый день. С кем имею честь?

– Генерал Гаубиц, к вашим услугам.

– Простите, но я о вас никогда не слышал… Вы приезжий?

– Не совсем. Я – крысиный генерал.

– Ой… – не сдержался профессор Микроскойб, нашаривая на столике сердечные капли. В душе он боялся, ненавидел и презирал крыс, но скорее бы умер, чем позволил кому‑нибудь об этом догадаться. – Слушаю вас?

– Я хочу принести извинения за неприятный инцидент, произошедший с вашим холодильником.

– Ну что вы, какие пустяки! Я и забыл уже! – поспешно заверил генерала профессор. – Да и не было у меня там ничего такого. Просто запас недели на три.

– Нет‑нет, не спорьте! Это был ужасный, безобразный поступок, и я несу за него личную ответственность, так как совершили его мои бойцы! Заверяю вас, этого больше не повторится!

– Ну конечно…

– В данный момент я стою на коленях перед телефонным аппаратом и от имени всего крысиного вида умоляю простить моих ребят.

– Ну, что вы! Уверяю вас, все в порядке. Они были голодны, я же знаю.

– О, профессор… Ведь вы же понимаете, что они не так уж и виноваты? Что они сделали это от отчаяния?

– Да‑да, конечно…

– До того, как произошла эта кошмарная трагедия с вашим холодильником, они говорили мне: «Генерал Гаубиц, почему жители Вершины так равнодушны? Почему они не обуздают этих гадких алчных Башенок, из‑за которых вынуждены голодать наши малыши? Генерал, – сказали они, – мы чувствуем обиду и за себя не отвечаем. Если мы от горя обчистим чей‑нибудь холодильник, виноваты в этом будем не мы, а Башенки и те, кто потакает их злодеяниям». Голоса их дрожали, в глазах стояли слезы, лапы тряслись от недоедания. Что я мог им ответить, профессор? Вот вы умный, образованный зверь, скажите – что?

– Я… не знаю. Но уверяю, вы ошибаетесь. Мы вовсе не равнодушны к вашим бедам!

– Да‑да, я в курсе вашего визита к журналистке. Весьма похвально. Если вы и далее станете придерживаться верного курса, думаю, прискорбных инцидентов больше не случится. Но, разумеется, мои ребята должны сначала поверить в вашу поддержку. А то пока что они в отчаянии.

– Передайте им, чтобы не сомневались! Я – за справедливость и еду для всех!

– То есть вы согласны, что еда Башенок должна принадлежать и крысам?

– Конечно! Это честно!

– А с тем, что Башенкам надо оторвать лапы, а их хвосты намотать на телеграфные столбы?

– Э‑э‑э… Ну‑у‑у… Да!

– И вам до слез жалко голодных крысят?

– До слез!

– Вы так справедливы и благородны. Давайте поплачем!

– Что? – растерялся профессор Микроскойб.

– Вы же сказали, что вам до слез жалко крысят. Или это были просто слова? – в голосе генерала Гаубица прорезалась сталь, и это изрядно напугало профессора.

– Нет‑нет, я был честен!

– Тогда давайте плакать. Подхватывайте. Ыыыыыы.

– Ы… ы…

– Хлюп‑хлюп. Хнык‑хнык.

– Хнык… Хлюп…

– Как‑то вы неискренне плачете. Без надрыва. Ребята нервничают.

– Я научусь! – запаниковал профессор. – Пускай не нервничают!

– Учитесь, Микроскойб, учитесь. В жизни это пригодится. Еще раз извиняюсь за холодильник. К сожалению, украденное уже съедено…

– Вот и хорошо! Надеюсь, им было вкусно?

– Разве для голодных важно, вкусно или нет? Все‑таки вы еще далеки от понимания наших проблем. До свидания, профессор Микроскойб.

– Прощайте.

– Зачем так пессимистично? До свидания, а не прощайте.

Генерал Гаубиц повесил трубку.

Профессор Микроскойб только сейчас осознал, что весь разговор продрожал мелкой дрожью, которая и не думала униматься.

Какие же они все‑таки гады, эти Башенки!

 

Узор восьмой, в серую клеточку

 

Альфред Муравейчек с изумлением дочитал статью в «Утренней правде», озаглавленную «Цинизм против одиночества», отложил газету в сторону и принялся задумчиво бродить кругами по камере.

Через пару часов он громко постучал в железную дверь. В двери отворилось окошечко и появились глаза охранника.

– Чего надо? – недружелюбно спросили глаза.

– Принесите бумагу и ручку, пожалуйста, – вежливо попросил Похититель…

 

Глава 20

Мозговая осада

 

Берта пребывала в растерянности. Причиной тому являлись два письма, которые полчаса назад принес юный портье. Одно – от Константина, другое – от Евгения. Или ее друзья над ней издеваются, или они сошли с ума. Во второе верилось больше.

Лисичка в пятый раз перечитала письмо от Константина:

 

«Привет, Берточка! Как дела? Я тут чего подумал. Спасти Вершину очень легко. Проблема ведь в чем? В том, что мы трое дружим. А если, скажем, двое из нас будут уже не дружить, а… ну ты понимаешь. К тому же ты мне давно нравишься, еще с утра. Давай встретимся в два часа в кафе напротив гостиницы. Ты танцевать любишь? Я тоже. Так что и Вершину спасем и сами оттопыремся. Только Евгению не говори. Он у нас натура тонкая, может правильно понять. Пускай лучше потом для него это будет сюрприз! С обожанием, твой котик».

 

Письмо от Евгения Берта прочитала в четвертый раз. Оно было длиннее.

 

«Сударыня! Ни в коей мере не желая нарушить Ваш душевный покой, а исключительно в стремлении донести до Вас правду об обуревающих мою душу чувствах, пишу я эти строки. Как Вам доподлинно известно, пожар запрещенной любви к жестокой волчице довольно долго полыхал в моем сердце. Не думал я уже, что вновь смогу полюбить, ведь для этого святого и сильного чувства требуется куда больше, чем сердечная зола. Но, видимо, не до всех уголков моей души добралось всепожирающее пламя, и теперь из этих нетронутых глубин произрастает новое прекрасное чувство. Как сказал Юк ван Грин, «любовь пришла». Возможно, прежде я был слеп и не видел, какая удивительная самка находится рядом со мной. Но ныне я прозрел и вижу, какая удивительная самка находится рядом со мной. И к Вашим лапам, о сударыня, бросаю я свое трепещущее сердце в робкой надежде на взаимные чувства. Молю Вас, не торопитесь с ответом! Обдумайте все обстоятельно и всесторонне, прислушайтесь к голосу Вашего сердца и подумайте также о том, что, ответив на мою любовь, Вы спасете Вершину от напасти! Ведь тогда распадется наш дружеский тройственный союз! Заклинаю Вас быть в два часа в кафе напротив гостиницы. Я буду ждать Вас. Вы легко узнаете меня по алой розе в правом крыле. Думается мне также, что не стоит афишировать наши зарождающиеся отношения Константину. Наш друг вспыльчив и неотесан, не будем его лишний раз волновать. С замиранием сердца жду Вас… Ваш преданный Е.»

 

Берте подумалось, что павлинья история с Изольдой Бездыханной определенно не прошла для пингвина даром.

Интересно, а ей самой кто больше нравится, Евгений или Константин? Евгений образованней. Зато Константин веселее. Еще Константин подвижней. Но Евгений… образованней.

Стоп! – одернула себя Берта. Чем это она занимается?! Что за глупости! «Ну, вот что, кавалеры дорогие. Я не позволю вам все испортить».

Берта явилась в кафе к часу дня и попросила официанта усадить ее где‑нибудь в не очень заметном месте, а также принести чашку кофе с молоком, огромные темные очки, широкополую шляпу и свежую газету. Официанта заказ ни капли не смутил, и вскоре совершенно неузнаваемая лисичка в темных очках и шляпе сидела в уголке, попивала кофе и поглядывала одним глазом на дверь, а другим – в газету.

И этим самым другим глазом она прочитала две сильно не понравившиеся ей статьи – про Похитителя с Проспером и про Башенок с крысами. Обе ее просто возмутили. «Бесстыжее вранье!» – горячилась она, испытывая острое желание разорвать газету в клочья. Берта сдержалась лишь потому, что не хотела привлекать внимание.

В половине второго в заведение вплыл Евгений с алой розой в правом крыле. Пингвин пристроился за столиком недалеко от Берты, заказал мороженое и принялся нервничать.

Через двадцать минут в кафе вошел Константин и сразу же увидел дорогого друга. Соперники уставились один на другого, и взгляды их выражали что угодно, только не дружелюбие. Развязной походкой кот приблизился к Евгению и уселся напротив.

– Что ты тут делаешь? – недобро прищурился он.

– Мороженое ем, – как можно беспечней ответил Евгений.

Константин перевел взгляд на розу.

– Какое шипастое мороженое.

– Это роза, – проинформировал пингвин.

– То есть ты не собираешься это есть?

– Нет, конечно!

– Тогда вали отсюда. А то я тебя заставлю слопать ее вместе с шипами!

– Мороженое будешь? – спокойно спросил в ответ Евгений, чем несколько охладил воинственный пыл товарища.

– Не буду, – буркнул кот.

– Тогда зачем пришел? Может, это тебе стоит валить?

– Для кого роза? – требовательно поинтересовался Константин.

– Ни для кого. Я теперь всегда буду ходить с розой, это мой талисман.

– Евгений, я тебя как друга прошу… Забери свой талисман и уйди куда‑нибудь. Хотя, – кот окинул розу оценивающим взглядом, – талисман можешь оставить.

– Почему я должен уйти?

– Какой ты непонятливый! У меня свидание!

– А… Ну и почему я должен уйти?

– Я тебя стесняюсь!

– Константин, ты уж извини… Но я никуда не уйду. У меня тоже свидание.

Кот помрачнел.

– С кем?

Евгений решил, что темнить больше нет смысла, и откровенно признался:

– С Бертой.

Константин поперхнулся, а Евгений простодушно полюбопытствовал:

– А у тебя с кем?

– С Бертой, – вырвалось у Константина прежде, чем он придумал, что соврать.

Выроненная пингвином ложечка плюхнулась в подтаявшее мороженое, которое в ответ возмущенно забрызгало обоих соперников. Через пару столиков от них ехидно хихикнула какая‑то противная девица в огромных темных очках и несуразной шляпке.

– Так не честно! – возмутился Евгений.

– Еще как не честно! – согласился Константин. – Ты не имеешь права за ней ухаживать! У тебя есть Барбара!

– У меня нет Барбары!

Константин тут же скорректировал свою позицию:

– Вот именно! Не честно, если у тебя не будет еще и Берты! Это что же – у тебя целых двух не будет, а у меня ни одной?! К тому же сейчас март.

– Ну и что? А у меня апрель, что ли?

– Нет. У тебя февраль.

– Почему февраль?!

– Потому что ты тормоз. Вот у тебя и февраль, когда у всех уже март! А у гепардов, может, даже август.

– Про март – это очень точно, – раздалось над ними. Константин и Евгений задрали головы и увидели противную девицу в очках и шляпке, которая, оказывается, покинула свой столик и подошла к ним.

– А подслушивать – некрасиво, – хмуро заметил Константин, применявший это правило ко всем, кроме себя.

– Ничего, – невозмутимо ответила девица. – Иногда приходится вести себя некрасиво. Особенно когда мои друзья творят всякие глупости, – нахалка швырнула на столик газету, решительно уселась и сдернула с себя шляпу и очки, немедленно превратившись в Берту.

– Ой… – сказали друзья‑соперники, втягивая головы в плечи.

– За розу спасибо, – сказала Берта, от чего Евгений слегка приободрился. – А в остальном, вы меня просто бесите. Думаете, я не понимаю, откуда взялись ваши так называемые чувства?

– Подруга, ты не руби сгоряча, – сделал неуклюжую попытку успокоить ее Константин. – Ты подумай, если мы с тобой станем больше, чем друзья, то спасем Вершину!

– Эй, это моя придумка! – всполошился пингвин.

– С этой гениальной идеей я уже ознакомилась, – фыркнула Берта. – И нахожу ее идиотской.

– Почему это? – обиделся Константин.

– Хотя бы потому, что она исходит от моих свихнувшихся друзей. Что это вы вдруг в меня хором повлюблялись?

– А что в этом удивительного? – сделал наивные глаза Константин, а Евгений согласно закивал.

Ответ Берте понравился. Она и сама считала, что влюбляться в нее – это правильно и вовсе не удивительно. Но все равно Константин с Евгением на роль ее кавалеров никак не тянули. Вот Лис Улисс конкурс на эту роль выиграл бы точно. Если бы захотел…

– Короче, это все чушь, – сказала Берта. – И не вздумайте обижаться! У тебя, Константин, мартовское обострение. А у тебя, Евгений, синдром неразделенной любви – когда ищут замену для утешения. Вот вы и нафантазировали любовь ко мне.

– Ну и что, что март? – возмутился кот. – Что, раз март, то я не могу влюбиться искренне и чисто?

– Не‑а, – усмехнулась лисичка. – Есть поговорка: не верь коту в марте и помни, что в году двенадцать мартов.

– Отвратительная поговорка… – проворчал Константин.

– Короче, так, дорогие мои. Я больше не хочу выслушивать эти глупости. И не позволю им ослабить нашу группу! У нас и так полно проблем! – Она окинула друзей самым строгим из своих взглядов.

Константин и Евгений переглянулись… и расхохотались.

– Сбрендили? – нахмурилась Берта. Неужели они ее разыгрывали? Если так, то им не поздоровится.

Но, к счастью для хохочущих, причина оказалась в другом.

– Ты же любишь Улисса! Ха‑ха! – заливался Константин.

– А он – Барбару! – не отставал пингвин.

– А Евгений – тоже Барбару!

– А Барбара кого?

– Наверно, меня! – предположил кот, задыхаясь и утирая слезы. – Это у нас даже не любовный треугольник! Ха‑ха! У нас этот… кто‑нибудь помнит, как называется фигура с восемнадцатью углами?

– Тетраквадролиллипипед! – «вспомнил» Евгений.

До сих пор кое‑как сохранявшая имидж серьезной дамы, Берта не выдержала и прыснула. На троицу уже оборачивались, но им не было до этого никакого дела.

Вдоволь насмеявшись, Несчастные потихоньку приходили в себя, сменив хохот на всхлипы и ойканье.

– Вот мы тут развлекаемся, – сказала Берта, – а в городе творится черт знает что!

– Черт знает, а мы нет. Непорядок! – покачал головой Константин.

– Вот, смотрите, – Берта ткнула пальцем в газету. – Статья про Похитителя и статья про Башенок.

– Что за фигня! – удивился Константин, когда они с Евгением пробежали глазами по тексту.

Пингвин тоже возмутился.

– Это же неправда! Башенки – хорошие, они защищаются. Зачем газета врет?

– Вершина, – презрительно бросил Константин, считая это слово исчерпывающим ответом на вопрос друга.

– Она самая, – кивнула Берта. – Не знаю, как вам, а мне этот городок все больше и больше не нравится. Помните, когда мы только приехали, меня чуть не похитили? Так это был, разумеется, никакой не ветер, а этот самый Муравейчек! Который, если верить газете, весь из себя такой бедненький. Ну, вот что. Давайте‑ка подумаем, как нам отыскать Улисса и поскорее убраться отсюда.

– Давайте устроим мозговой штурм! – предложил Евгений.

– Правильно! – одобрила Берта. – Подумаем, как сам Улисс поступил бы на нашем месте. Кидайте все, что приходит в голову!

– Запросто! – оживился Константин. – Улисс бы взял с собой такой телефон, который без проводов и можно говорить, где хочешь! Мы бы ему позвонили и узнали, где он!

– Таких телефонов пока нет, – заметил Евгений.

– Я всегда знал, что мы рано родились, – вздохнул кот.

– Дальше! – потребовала Берта.

– Легко! – снова отозвался кот. – Улисс бы нанял частного детектива Проспера, который бы его нашел!

– Нет уж! – возразила Берта. – Давайте без конкурентов!

– Ладно, – не возражал Константин. – Улисс нашел бы самую высокую крышу в городе и послал бы с нее такой специальный сигнал, на который прибежали бы все лисы с именем Улисс!

– Опять у тебя какие‑то футуристические идеи, – вздохнула Берта.

– Да. Во мне определенно пропадает писатель‑фантаст, – развел лапами кот.

– Ужас… – расстроилась лисичка. – Это не мозговой штурм, а какая‑то мозговая осада. Топчемся на месте и ни на шаг не можем продвинуться.

– Спокойно, красавица! – приободрил ее Константин. – Вот тебе еще идейка. Улисс бы не стал никого искать, а расслабился бы и подождал, пока его самого найдут. Поэтому мы тоже должны расслабиться и подождать, пока он нас найдет.

– Я так и знала, что ты предложишь нечто подобное, – укоризненно заметила Берта. – Странно, что не с этого начал.

– Лучшую идею я приберег на конец, – объяснил кот.

Берта махнула на него лапой и повернулась к пингвину, который все это время просидел, задумчиво уткнувшись в газету:

– Ну, а ты чего молчишь? Что, ни одной идеи?

Евгений поднял голову.

– Есть идея. Но она мне не нравится.

– Ничего. Выкладывай.

– Я думаю, нужно спросить, не видели ли они Улисса, у этих…

– У каких этих? Говори же!

– У крыс.

Лисичка и кот ошеломленно на него уставились.

– Действительно, мысль малоприятная, – признал Константин.

– Но толковая, – добавила Берта. – Крысы шастают и по городу, и по горам. Если кто‑то что‑то видел, то именно они. Хотя, если честно, я тоже от этой идеи не в восторге. Меня они очень напугали.

– Но как мы найдем крыс? – спросил Константин.

– Через Башенок, – ответил Евгений.

Берта все еще колебалась.

– Ох, не знаю… Крысы. Страшные они.

– Это точно, – подхватил Константин. – Я думаю, от этой идеи мы дружно откажемся.

Стоило ему это произнести, как Берта немедленно пришла к обратному выводу.

– Нет. Мы должны попытаться. В конце концов, здесь нет ничего такого. Просто спросим и все.

– Согласен, – вставил Евгений.

Константин не скрывал недовольства.

– Вот постоянно вы так! Лишь бы мне назло!

Но Берта его не слушала:

– Решено! Идем к Башенкам! Но сначала закажите мне по стаканчику сока. Евгений – апельсиновый, Константин – томатный.

 

А вот гиена Катерина к этому времени уже нашла крыс, причем тоже с помощью Башенок. Правда, последние и не догадывались об услуге, оказанной звезде вершинской журналистики.

Вышло это так. Катерина и тигр‑фотограф по имени Паскаль отправились на машине гиены к дому Башенок, чтобы засесть в засаде и сделать фотографии, обличающие злодеев. Но никакая засада не понадобилась, все устроилось наилучшим образом. Стоило журналистам подъехать к Дому на Окраине, как калитка распахнулась и на улицу высыпали три крысенка, каждый из которых прижимал к груди овощ с огорода Башенок. Следом за улепетывающими воришками выскочил Теодор Башенка, размахивая ружьем и выкрикивая «Только суньтесь еще!». Сцена была немедленно запечатлена Паскалем, после чего Катерина нажала на газ и вскоре нагнала крысят. Те и привели журналистов в запущенный сарай на стыке города и Сабельных гор, в котором, к удивлению Катерины и Паскаля, их уже ждали.

– Здравствуйте, дорогие гости! – радовался выбежавший им навстречу крыс с любительским фотоаппаратом на шее. – Вы ведь приехали сделать фотографии для газеты, не так ли? Идемте, все уже готово к съемке!

Он завел журналистов в сарай, где обнаружилась дюжина тощих‑претощих крысят.

– Вот, – довольно сказал крыс‑фотограф. – Две недели голодом морили, всё вас ждали. Видите, какие они голодные и несчастные?

– Впечатляет, – кивнула Катерина, оценив костлявость натурщиков.

– Это еще что! Смотрите. – Крыс‑фотограф приказал крысятам: – А ну‑ка, войти в образ!

«Актеры» опрокинулись на грязную землю и скорчились в страдальческих позах, прижимая лапки к животам и изображая на мордочках предсмертные муки. Два крысенка при этом развернули плакатик, на котором трогательным детским почерком было намалевано: «Башенки, мы ведь тоже хотим кушать».

– Супер! – просиял Паскаль, любуясь композицией в объектив.

– Вот и чудненько! – радовался крыс‑фотограф. – Снимайте, сколько хотите. А после фотосессии нас всех ждет банкет!

Услышав про банкет, крысята одобрительно заурчали.

 

В Доме на Окраине Несчастные застали только младшее поколение Башенок, так как Мама и Папа отправились в редакцию «Правд» – публиковать опровержение. Дети же остались дома и предавались унынию – кроме Аркадия, который был еще слишком мал, чтобы в полной мере оценить размер неприятностей. А Теодор и Ирина плохого настроения не скрывали и даже успели немного повздорить прямо на глазах у гостей – когда Ирина предположила, что, может, статья не так уж и ошибается, и Башенкам стоит прислушаться к справедливой критике. «Мы ведь действительно не любим крыс, – сказала она, – считаем их менее цивилизованными, чем мы, смотрим на них свысока. Вот и расплачиваемся за это. Если мы поменяем свое отношение к ним, то проблема будет решена». В ответ Теодор ужасно возмутился и призвал Несчастных выступить арбитрами, высказав мнение со стороны. Берта, Константин и Евгений всецело поддержали негодование молодого тигра, заверив хозяев дома, что они не верят ни единому слову мерзкой статьи, а любить того, кто делает тебе гадости – неправильно. Ирина слегка притихла, но убежденной не выглядела. Судя по выражению ее морды, она продолжала культивировать в себе чувство вины по отношению к несчастным крысам.

– К тому же, – заметила она, – к нам стали хуже относиться.

– Глупости! – возразил ей брат. – Мы же выходили в город за покупками, никто нам и слова дурного не сказал! Наоборот, уверяли, что не верят статье.

Ирина в ответ удрученно покачала головой.

– Это они нам в глаза так говорили. А за спинами шушукались, я даже слышала, как кто‑то сказал, что очень жаль, что мы оказались такими жестокими и нехорошими. Ты просто не хочешь этого замечать, Теодор!

Но брат только раздраженно махнул лапой и предложил гостям чаю. Друзья отказались, сославшись на спешку, и добавили, что пришли к Башенкам за помощью.

– Поможем, – легко согласился Теодор. – Что вам нужно?

По молчаливому согласию объяснить суть дела взялась Берта.

– Наш друг ушел в горы и не вернулся. Мы очень беспокоимся. Думаем, что крысы могли его видеть… Они ведь бывают везде – и в горах, и в городе, все видят и все слышат. Как нам их найти?

Башенки нахмурились.

– Есть, конечно, логика в ваших словах, – сказал Теодор. – Только с крысами связываться небезопасно.

– Так мы и не связываемся, – возразила Берта. – Мы только хотим спросить.

Теодор вздохнул.

– Ладно. Действительно, у вас же с ними никаких разногласий. Пожалуй, риска нет. Тогда слушайте…

Он объяснил, что надо идти в горы от дома Башенок по узкой тропинке, никуда не сворачивая, и тогда где‑то через полчаса Несчастные выйдут к очень толстому дубу, которому по преданию миллион лет. Надо постоять около него, и тогда крысы сами появятся.

– С чего это они вдруг появятся? – удивился Константин.

– Ах, да! – всполошился Теодор. – Секундочку.

Он спустился в погреб и вернулся с большой головкой сыра.

– Вот, возьмите с собой. Иначе с какой стати крысы станут вам помогать? Положите около дуба и ни в коем случае не ешьте, тогда они точно придут. Решат, что это приготовлено для них в качестве платы за предполагаемую услугу. Что, кстати, правда.

Друзья принялись наперебой отказываться, но Теодор их не слушал. Вдобавок и Ирина присоединилась к брату:

– Берите‑берите! Крысам надо заплатить, а то ничего не узнаете.

Несчастным ничего не оставалось, как уступить. Они от души поблагодарили Башенок, взяли сыр и ушли в горы…

Когда они добрались до дуба‑долгожителя, солнце уже не скрывало своих закатных намерений.

– Поскорее бы они пришли, – проворчал Константин, прислоняя головку сыра к дубу. – А то мне не улыбается торчать здесь, когда стемнеет.

Крысы появились очень скоро. Двое, самцы, высокий и низкий, одетые в пятнистые комбинезоны и серые плащи. Они возникли рядом с дубом совершенно неслышно, чем привели ожидающих в замешательство. В районе пояса их плащи топорщились, намекая на наличие чего‑то холодного или даже огнестрельного.

– Что вам нужно? – спросил высокий, бывший, похоже, в этой паре главным. Взгляд его не выражал ни единой эмоции.

– Мммм… Нам нужна… помощь, – сказала Берта.

– Небесплатно! – немедленно вставил Константин, указав на сыр.

Высокий бесстрастно кивнул.

– Смотря какая помощь, – сказал он.

– Просто информация, – ответила Берта. – Мы ищем друга… Он где‑то здесь, в горах. А может, в городе…

– Что за друг? – резко спросил крыс, уставившись на лисицу в упор. Берта изо всех сил старалась не отвести взгляд.

– Он лис… Молодой.

– Имя?

Берта замялась. Но в итоге решила, что вранье только навредит.

– Улисс.

– Есть фотография?

– Да… – лисичка вытащила из сумочки фото Лиса Улисса и протянула высокому. Тот, не глядя, передал карточку низкому:

– Займись.

Низкий крыс отрывисто кивнул, развернулся и исчез в кустах.

– Это не займет много времени, – сказал главный крыс, скрестив лапы на груди.

Друзья чувствовали себя ужасно неуютно в обществе неподвижного и почти не моргающего крыса, но старались не подавать виду, кидая якобы заинтересованные взгляды на небо, деревья и друг друга.

– Вы не из Вершины, – внезапно произнес крыс.

– Верно, – ответила Берта. – А что? Это плохо?

– Нет, это хорошо.

– Почему? – удивился Евгений.

– У Вершины серьезные проблемы, – уклончиво ответил крыс.

– С чем? – спросил Константин.

– С вулканом.

– Но… Здесь же нет никаких вулканов.

– Есть, – невозмутимо возразил крыс. – Мы и есть вулкан. Мы, крысы. Советую вам не задерживаться в городе.

– Не очень понятно… – растерялась Берта. – Почему вы – вулкан?

– Потому, – отрезал крыс таким тоном, что стало ясно – иного ответа не будет. Он немного помолчал и добавил: – Уезжайте и забудьте о Вершине и ее жителях.

– Вы не любите вершинцев? – с пониманием спросил Константин.

– Скорее не уважаем.

– Что, всех? – удивилась Берта.

– Нет, почему же… Не всех. Башенок уважаем.

Такого ответа никто не ожидал. Несчастные изумленно вылупились на крыса.

– Башенок?! Уважаете?! – выразил общие чувства Евгений.

– Да, – спокойно ответил крыс и пояснил: – Они нас не боятся.

Зашелестели кусты, и около дуба материализовался низкий крыс. Он отдал фотографию главному и что‑то сообщил ему на ухо.

Высокий кивнул и сказал, возвращая Берте снимок:

– Вашего друга нет ни в городе, ни в горах.

– Что? Но этого не может быть! – воскликнула лисичка.

– Никто из наших его не видел. Это означает только одно – его здесь нет. Другого объяснения не существует.

– Погодите! Как же так! Поспрашивайте еще!

Крыс покачал головой.

– Не о чем больше спрашивать. И, кстати, вам лучше проваливать. Ходит слух, что вы дружите с Башенками. Сюда уже приближаются недовольные.

– Но вы же сказали, что уважаете Башенок! – напомнил Евгений.

– Уважаем. Но не любим.

Высокий пихнул низкого, тот подскочил к дубу, схватил сыр, и оба крыса растворились в наступающей темноте.

– Мошенники! – рассердился Константин.

Но Берта не согласилась.

– Не похожи они на мошенников… – сказала она, озабоченно покачав головой.

– Очень ты знаешь, как выглядят мошенники! – фыркнул кот.

– Знаю, – усмехнулась Берта, многозначительно поглядев на друга.

– Ребята, хочу вам заметить, – подал голос Евгений, – что сюда движутся какие‑то недовольные. Подождем, чтобы познакомиться, или быстро свалим?

– Свалим! – решительно ответил Константин, подавая друзьям пример.

Они расслабились и замедлили шаг, только когда оказались в пределах города, на освещенной фонарями улице, между снующими туда‑сюда Бумажными Зверями.

– И что же теперь делать? – озадаченно сказала Берта. – Мы так ничего толком и не выяснили.

– У меня есть идея… – осторожно произнес Евгений.

– О‑па! Еще одна! – поразился Константин.

– Только она немного странная… – предупредил пингвин.

– Ха! Кто бы сомневался!

– Я думаю, надо поговорить с Флейтистом‑В‑Поношенном‑Пальто.

Друзья остановились.

– Хм… – задумалась Берта. – Что‑то в этом есть. Но я не могу понять, что.

Евгений взялся объяснить:

– Это на уровне интуиции. Ситуация очень странная. И Флейтист очень странный. Так кого же спрашивать, как не его?

– Дебильная идея, – прямолинейно высказался Константин. – А это означает, что она будет принята. Так мне подсказывает опыт.

Опыт подсказал ему правильно. Большинством в два голоса было решено ближе к ночи отправиться в дом Неизвестного Гения, где они впервые увидели Флейтиста. Может, им повезет снова с ним встретиться. А пока надо вернуться в гостиницу и передохнуть.

 

Отдых Берты был прерван визитом Бенджамина Крота. Морда влюбленного археолога выражала гамму чувств. В гамме числились: любовное томление, страдание, раскаяние и надежда. Крот протянул Берте гвоздику. На этот раз лисичка была настроена благосклонней, чем прежде, и цветок приняла. К гамме енотовых чувств прибавилась осторожная радость.

Берта подумала, что три поклонника за один день – это круто. Она идет на рекорд. И ни капли не удивится, если сегодня с признаниями в любви появятся еще волки‑мафиози, Проспер и, допустим, Папа Башенка. Лисичка вздохнула: увы, даже если и так, это будет количество, но никак не качество.

Бенджамин Крот расценил ее вздох по‑своему.

– Вас тяготит мое общество? Моя любовь вам не в радость?

Берта посмотрела на него с озорным интересом.

– Скажите, Крот, а почему вы так уверены, что любите меня? Может, у вас ко мне не любовь, а просто сезонное увлечение, которое скоро пройдет само собой?

– Как вы можете так говорить! – ужаснулся енот. – Да я полюбил вас… – он запнулся.

– С первого взгляда? – насмешливо предположила Берта.

– Э… Если честно, то с третьего.

Берта рассмеялась. Крот обиделся:

– Вы не верите в любовь с третьего взгляда?

Берта не ответила и, решив, что довольно лирики, перешла к делу:

– Вы выполнили задание? Видели Лиса Улисса?

– Конечно! – глазом не моргнув, соврал Крот. – Я же обещал!

– Где он? – нетерпеливо спросила Берта.

Археолог замялся.

– Видите ли… Ну, в общем…

– Та‑ак… – нахмурилась Берта.

Крот поежился.

– Он не сказал, где он. Уж я спрашивал, спрашивал…

Лисичка гневно сверкнула глазами.

– Вы не выполнили задания!

– Нет‑нет! Погодите! – засуетился Крот. – Зато он просил передать вам нечто важное!

– Что именно?

– Он сказал… Э‑э… Сказал… – Кроту пришла в голову спасительная мысль: он же может выдать за слова Лиса Улисса то, что намеревался сообщить прекрасной агентше сам. – Он сказал, что вы не можете оставаться в городе! Здесь опасно!

– Это почему еще?

– Тут повсюду Бумажные Звери! Это очень плохо!

– Но они же безобидные.

– Не в этом дело. Просто… Ну… Это плохо, когда появляются Бумажные Звери. Это как симптомы болезни.

Берта встревожилась. Ей не нравилась осведомленность Крота о Бумажных Зверях. Опять этот Улисс приходит во сне кому ни попадя и разбалтывает секреты!

– Болезни?

– Вроде того. Бумажные Звери – это признак времени. Больного времени – плохого и опасного. Затем могут появиться Деревянные Звери. Это будет значить, что болезнь прогрессирует. Ну а если придут Железные… Об этом лучше не думать.

Берта какое‑то время переваривала услышанное.

– Вам надо уехать, и как можно скорее, – добавил Крот.

– А сами почему не уезжаете? – подозрительно спросила лисичка.

– Я хочу уехать. Еще чуть‑чуть поищу сокровища и свалю отсюда куда‑нибудь подальше.

– Ну, значит, и у меня пока есть время в запасе, – заключила Берта.

– Но… – начал было Крот, но лисичка не дала ему договорить:

– Мне нужно знать, где Улисс! Да что вы в самом деле, не можете сделать такую простую вещь, как поспать побольше и все для меня узнать?!

– Так ведь…

– Вы меня любите или нет?!

– Конечно, да!

– Тогда идите и спите! Немедленно! Если завтра не скажете, где Улисс, можете забыть о моем существовании! И о своем тоже!

Бенджамин Крот чувствовал себя несчастным. Но делать было нечего. Повесив голову, он понуро удалился к себе в номер заслуживать благосклонность дамы сердца.

 

Текущий выпуск «Вечерней правды» был объявлен «экстренным», содержал «сенсационные материалы» и разошелся за считаные минуты. Вся первая полоса была посвящена злодеяниям Башенок и несчастьям крыс. На этот раз информация сопровождалась ужасными фотографиями, «добытыми сотрудниками газеты с риском для их жизней». На одном снимке было видно, как вооруженный ружьем Теодор Башенка с перекошенной от злости мордой гонится за тремя насмерть перепуганными крысятами. Подпись под фотографией гласила: «Жестокие развлечения: Башенки охотятся на беззащитных крысят». Беззащитным крысятам была посвящена и другая вызывающая оторопь фотография: множество истощавших детенышей корчатся на земле в голодных судорогах. И подпись: «Генерал Гаубиц: Башенки пробрались к нам и съели все запасы». Крысиную подборку венчал гигантский заголовок: «Башенки уморили голодом миллионы крыс». В самом низу страницы крохотными буковками неуверенно и стыдливо чернел заголовочек «Опровержение Башенок по поводу публикаций в наших газетах», но вместо текста, уже нормальными буквами, было набрано: «Не принято в виду наглости и бессовестности опровергающих».

На развороте помещались интервью, взятые деятельной Катериной у некоторых видных горожан.

В первую очередь – с мэром Вершины. Главный тигр города в осторожных выражениях высказывал глубокую озабоченность бессердечностью и гнусностью Башенок, из‑за которых городу угрожает конфликт с крысами. Он добавил, что, как ему сообщили, некоторые отчаявшиеся крысы совершили грабительские нападения на ряд почтенных вершинских домов, вместо того чтобы совершить их на Дом на Окраине, где и живут виновные. И хотя крысиный предводитель генерал Гаубиц принес извинения за неприятные инциденты, лично он, мэр Вершины, крайне встревожен и призывает Башенок одуматься и пересмотреть свою антикрысиную и, по сути, антивершинскую позицию, пока из‑за них еще кто‑нибудь хороший не пострадал.

(Интересно, что когда Катерина, закончив интервью, покидала кабинет мэра, она заметила на стене древнее золотое блюдо с танцующими саблезубыми тигрицами.)

Полной неожиданностью для читателей явилось открытое письмо Альфреда Муравейчека. Он передал его Катерине, когда та заявилась к нему в камеру взять интервью. Но никакого интервью не понадобилось, так как письмо было и так более чем красноречиво.

Прежде всего Похититель заявлял, что провел в тюрьме несколько долгих часов, которые полностью его изменили. И теперь он искренне раскаивается в содеянном и умоляет девушек простить его, хотя сам он себя простить никогда не сможет и вообще считает, что за его преступления даже смертная казнь – слишком слабое наказание. Поэтому он советует к этой мере не прибегать, чтобы не вышло, будто он легко отделался. А похищенных девушек он любил совершенно искренне и любит до сих пор.

Далее Муравейчек заявлял, что он чувствует себя не вправе осуждать Проспера, так как сыщик просто выполнял то, что казалось ему долгом. Хотя, конечно, совершенно непростительно, что этот пришлый лис посягнул на единство и сплоченность вершинского общества. Мерзко поступил Проспер, подло и гадко, но Муравейчек не имеет к нему претензий.

А взяться за перо его заставил страх за будущее его прекрасного города, в котором происходит еще более опасная несправедливость, чем та, что была допущена по отношению к нему. Он, разумеется, имеет в виду крысиный вопрос. По его мнению, крыс не понимают так же, как не понимали его. Своими поступками несчастные серые создания взывают к сочувствию и милосердию жителей города, посылают им сигнал бедствия. Но если Вершина останется глуха к их страданиям, стоит ли удивляться, если скоро весь город будет ассоциироваться у крыс с коварными и жестокими Башенками? Этот страх заставляет сжиматься сердце Муравейчека, испытывающего стыд за то, что он ничем не может помочь несчастным. Из тюрьмы попробуй помоги! Но тот гуманист, которым он стал за время заточения, требует от него обратиться к согражданам с воз<