Лирический герой Б. Пастернака

Наибольшей точностью самовыражения обладает лирическая поэзия. Лирический герой, выдуманный и отстраненный, на самом деле оказывается самым адекватным, самым ясным самовыражением поэта. Поэт пишет как бы не о себе и в то же время - именно о себе. Он может поставить своего лирического героя в вымышленные обстоятельства, прибавить или убавить возраст, в котором существует реально, может, наконец, наделить его не испытанными им лично чувствами, но это будет все-таки он сам через кого-то другого. И напрасно думают, что поэт, если пишет от первого лица, всегда имеет в виду одного лишь себя. Да, поэт пишет и о себе, но раскрывает свое духовное, свое поэтическое "я" необязательно через реальные события и обстоятельства, в которых находится сам. Так же точно поэт может писать в третьем лице, но именно о себе. Человек наделен поразительной способностью к перевоплощению, но это перевоплощение одновременно есть способность к воплощению своих дум и чувств, своего отношения к окружающему через другого. И поразительно, что человек, воспринимающий лирику, очень часто именно через нее воспринимает и самого себя, в той или иной мере отождествляя свое "я" с "я" лирического героя. Этого не могло бы произойти, если бы поэт писал строго документально о себе, претендовал бы на фактографичность всего им сказанного.

К отчетливым характеристикам поэтического мира Бориса Пастернака относится кажущаяся пассивность лирического "Я”. Лирическое "Я" отходит на второй план и предоставляет свое место миру фрагментарных элементов, природных явлений и объектов. Создается впечатление, будто само лирическое "Я" выступает в роли "объекта" и как бы на равных с другими объектами входит в этот мир элементов: Поэт начинает вести себя "как предметы вокруг”. Говоря словами самого Пастернака, действительность в поисках "свободной субъективности” берет поэта на вооружение.

Об этой особенности поэтического мира Бориса Пастернака не раз писалось. Роман Якобсон уже в 1935 году в своей знаменитой работе о прозе Пастернака подробно проанализировал это своеобразное - говоря словами Виктора Эрлиха - "виртуальное отсутствие лирического героя. Образы окружающего мира здесь выступают как метонимические выражения лирического "Я”. Иными словами, лирическое "Я" присутствует здесь в не меньшей степени, однако реконструировать его можно лишь из рефлексов на окружающий мир. Не случайно одной из главных категорий для пастернаковского понимания искусства является восприятие. Искусство, пишет он полемически в статье "Несколько положений" 1922 года, не может быть разложено на средства изобразительности, "оно складывается из средств восприятия”. Не случайно у Пастернака часто встречается метафорическое определение искусства как "губки”.

Марина Цветаева, с восторгом отозвавшаяся на "Сестру мою - жизнь”, в своей статье "Световой ливень” не случайно говорит о Пастернаке как о "поэте наибольшей пронзаемости”. Если Ахматова, по ее убеждению, пишет о "природе в себе (уподобляя, уподобляясь) или о себе в природе”, то Пастернак пишет "ее самое в упор”. Однако такое полное растворение лирического "Я" Пастернака в природе достигло своего апогея не случайно в книге "Сестра моя - жизнь”, ведь стихи писались в то время, когда стихийные силы природы в восприятии поэта как бы ринулись навстречу подъему человеческих сил и чувств:

Сестра моя - жизнь и

сегодня в разливе

Расшиблась весенним дождем

обо всех, [.]

В пастернаковском поэтическом мире стихия выступает не в качестве абсолютной сущности бытия, лишь бросившись в которую лирическое "Я" в состоянии самособраться. Лирический герой Пастернака, кажется, скорее ищет и находит повсюду в окружающем мире отклики на свое "Я”.

В этом контексте интересно наблюдение Михаила Гаспарова: "У Пастернака не только природа уже существует независимо от создавшего ее Бога, но и вещи независимо от создавшего их человека; и вещи братаются с природой, а человек оказывается оттеснен в неожиданное панибратство с Богом. ” Не эта ли неожиданная позиция лирического героя поэта приводит к тому, что он нуждается в своеобразном сотворчестве всех природных элементов и вещей окружающего мира? Лирическое "Я" Пастернака нуждается не столько в существовании стихии как абсолюта, сколько в диалоге с действительностью, чтобы самоутвердиться, причем самоутвердиться в роли медиума именно тех стихийных сил, созвучие с которыми оно ищет и находит.

В начале 30-х годов произошел мучительный для поэта разрыв этого созвучия. Действительность, превратившаяся в "условную”, в "мираж”, "прерывает" со своей стороны диалог с поэтом. В письме к Сергею Спасскому 1930 года Пастернак высказывает свое ощущение, что поэт отныне "экстерриториален” в жизни. Разрыв этот приводит к отчетливым изменениям в его поэтике: здесь, в частности, лежат корни нового стилистического жеста в цикле "Волны”, прежде всего необычного для Пастернака непосредственного обращения к жизни и новой ноты заклинания жизни. ^[Это ощущение "экстерриториальности” поэта в новой, советской реальности накладывает отпечаток, однако, не только на поэтику, но и на стратегии жизни. Для Пастернака все более важными становятся жесты укоренения в нормальности бытовой жизни: дом, пригород, огород, собственная рабочая комната.

Параллельно к этим жизненным стратегиям уже с конца 20х годов в творчестве Пастернака усиливается тема осмысления своего жизненного и творческого пути. За этим стоит стремление противопоставить тому "окостенело разрастающемуся автобиографизму”, о котором Пастернак пишет родителям 1 марта 1930 года, свой взгляд на собственное место в русской культуре на сломе эпохи. "Охранная грамота”, задуманная изначально как эссе памяти Райнера Марии Рильке, превращается в страстную защиту автономного статуса поэта и мирообъясняющего потенциала его поэтического слова.

Пастернак не раз высказывал свое убеждение о том, что любой человек для того, чтобы собрать себя воедино, нуждается в отклике другого лица. "Если у индивидуальности есть лицо”, писал он, в частности, в письме Валерию Брюсову в августе 1922 года, "если оно - целостно, то в любой из эмоциональных плоскостей этой индивидуальности (любовной, волевой, творческой и пр.) обязательно имеется другое человеческой лицо, к которому целостность первой восходит как к своему началу и в присутствии которого лицо индивидуальности потрясается, освящается, собирается воедино. ”

Создается впечатление, что в поэтике Пастернака тенденция к более "прямому" присутствию лирического "Я" усиливается, тенденция, в которой выражается своеобразное сопротивление эпохе. К тому же - такого родства со стихией, как во время создания "Сестры моей - жизни”, Пастернак по собственному признанию больше в своей жизни не испытывал.

Марина Цветаева подметила в дневнике: "Б [орис] П [астернак] поэт, как прозаик, прежде всего нуждается в сподвижничестве. Рука, ищущая встречной (а скорей даже - "coup de main"! 1933г.)". "И в силу именно этой необходимости в сотворчестве, этой полной своей зависимости от другого, он так единственен, уединен и одинок. ”