Путешествие Нильса с дикими гусями

Сельма Лагерлеф

Путешествие Нильса с дикими гусями

 

Глава I. ДОМОВОЙ

 

1

 

Вестра Вемменхёг - так назывался приход в шведской провинции Сконе, где находился торп - небольшой клочок земли родителей Нильса Хольгерссона. Они взяли эту землю в аренду и обрабатывали её, чтобы прокормиться.

Родители Нильса были людьми работящими и прилежными, с утра до ночи трудились на своём крохотном участке, и в последнее время уже не только куры да поросёнок, а даже коровы и гуси появились в их хозяйстве. Жить бы да радоваться, но вот беда - единственный их сын рос балбес балбесом. Учиться ему было лень, а уж дома - ну ничем помочь не хотел. Ему бы всё без дела слоняться да воробьёв из рогатки стрелять. А то возьмёт поймает кота - и давай ему хвост крутить. Кот орёт, а Нильс хохочет-заливается. С трудом пристроили его пасти гусей. Но и это он делал с неохотой.

Как-то раз воскресным утром собрались его родители в церковь. Нильс, ясное дело, идти с ними не пожелал.

«Останусь дома один,- думал он.- Что захочу, то и буду делать. Некому будет ворчать да понукать меня. Вот, например, сниму со стены отцово ружьё - и постреляю. Весело!»

Но отец точно услышал его мысли.

- Вот что,- сказал он строго.- Раз ты остаёшься дома, садись и читай воскресную проповедь. Понятно тебе?

Матушка быстро подошла к полке и положила перед Нильсом книгу, раскрыв её на нужной странице.

«Ну и ладно,- подумал Нильс.- Ну и прочту парочку страниц, а потом всё равно повеселюсь».

Что ты будешь делать! Отец снова как-то разгадал, о чём он думает.

- Гляди у меня,- продолжал он.- Чтобы читал внимательно! Вернёмся - перескажешь каждую страничку, не то так и знай, оборву уши.

Родители ушли.

Утро было чудесным. И хотя на дворе был всего лишь март месяц, стояла настоящая весна. Ведь Вестра Вемменхёг находился на самом юге провинции. Небо было голубым и по-мартовски высоким, почки на деревьях набухли, отовсюду слышались звоны-перезвоны весенних ручейков, лицо обдувал ласковый душистый весенний ветер. Природа радовалась, а на душе у родителей Нильса было смутно.

«Один у меня сын,- думал отец,- а такой лоботряс и бездельник. Я так надеялся, что вырастет у нас в доме дельный помощник».

«И почему, почему у него такое жестокое сердце? - думала матушка.- Почему в радость ему мучить животных? Почему он такой недобрый к людям?»

Тем временем Нильс, оставшись дома один, пододвинул к столу отцовское кресло и, взобравшись на него, уставился в книгу Угроза отца показалась ему серьёзной. Он стал бормотать себе под нос слова проповеди.

Ой, какая скучища! А на улице-то как хорошо! И солнышко светит, и уже зеленеет трава, и расцветают подснежники, и буковый лес вдали кажется пушистым от набухших, готовых распуститься почек. Погулять бы, побегать! Нет, всё-таки надо одолеть проповедь, ничего не поделаешь, иначе и правда схлопочешь хорошую оплеуху.

Он принялся прилежно читать. Только глаза его стало точно заволакивать дымкой, голова клонилась, Нильсу смертельно захотелось спать. Он помотал головой, отгоняя дрёму, но одолеть её не смог. Его щека коснулась раскрытой книги. Нильс уснул.

 

2

 

Проснулся Нильс от какого-то странного шелеста. Что это там шелестит? Над столом висело большое зеркало, в котором отражалась вся комната. Нильс поглядел. Вроде бы в комнате никого не было. Он пригляделся попристальнее. Что это? Матушкин большой сундук, который она всегда держала на запоре, открыт. Крышка откинута. Воры! Он проспал воров! Снова послышался шорох, и тут он увидел на краю сундука крошечного человечка.

На нём был чёрный кафтан почти до самых пяток, с кружевными манжетами и воротничком, и красивые сапожки с серебряными пряжками.

«Да это же домовой,- догадался Нильс.- Вот он какой! А уж крошечный - чего же такого пугаться? Вот я его столкну в сундук и захлопну крышку. То-то матушке будет сюрприз! Ха-ха! Впрочем, нет. Лучше я его сейчас поймаю!»

Он схватил старую мухоловку, которая висела возле окна, и - раз! - проворно накрыл сеткой крошку-домового!

Готово! Бедный человечек барахтался на дне мухоловки, цепляясь за сетку, а Нильс вертел в руках сачок и потешался над тем, как домовой, пытаясь выбраться оттуда, смешно размахивает своими крошечными ручками.

- Ну что? Попался? Будешь шарить по чужим сундукам?

Правда, Нильс и сам хорошенько не знал, что же ему дальше делать с домовым. Запереть в сундук? Отпустить? Но тут домовой заговорил.

- Как же тебе не стыдно, Нильс! - сказал он тихим голоском.- Я давно живу в вашем доме и немало добра сделал твоей семье. Отпусти меня, пожалуйста, на волю!

- Вот ещё, не хватало так прямо взять - и отпустить!

- Я дам тебе золотую монетку, большую-пребольшую. Согласен?

- Ну, что ж, давай монетку, я накуплю себе конфет и марципановых барашков.

Он перестал размахивать мухоловкой, и домовой совсем было уже выбрался на волю, как Нильсу вдруг стукнуло в голову, что он остаётся внакладе.

«Дурак я, дурак,- подумал он.- Домовые ведь умеют колдовать, что ж я не потребовал от него, чтобы воскресная проповедь мне сама собой запомнилась безо всякого труда?»

И он как следует тряхнул мухоловку. Но вдруг кто-то, неизвестно кто, дал ему такого подзатыльника, что он с размаху полетел на пол, а руки сами собой разжались и выпустили мухоловку.

 

3

 

Когда Нильс пришёл в себя и, шатаясь, поднялся на ноги, комната была пуста. Крышка сундука была закрыта, а старая мухоловка по-прежнему висела на гвозде.

- Шуточки,- проворчал Нильс.- Померещилось мне это всё спросонья, что ли?

Надо было скорей читать, а то не миновать ещё одного подзатыльника. Кто это ему поверит про всю эту историю с домовым?

Только… только что это? Комната стала такой огромной! Стены расступились, потолок был где-то высоко-высоко. А кресло! Бог ты мой, чтобы взобраться на него, Нильсу пришлось карабкаться, как на высоченную сосну. Книга всё ещё лежала на столе и была по-прежнему открыта на той же самой странице. Но попробуй-ка почитай её, когда каждая строчка в ней была длиной с дорогу до соседней деревни! Нильс на животе прополз от слова к слову и, прочитав всего две строки, так устал, точно одолел всю книгу от корки до корки.

- Что же это такое? Что же это сделал проклятый домовой с комнатой, и с мебелью, и с книгой? Попадись он мне ещё раз…

Тут его взгляд упал на зеркало - и Нильс просто раскрыл рот от удивления. В зеркале отражался маленький человечек, но не домовой, а кто-то другой. В кожаных штанах и клетчатой рубахе. Он растерянно смотрел на Нильса. Этого ещё не хватало!

- Эй ты, катись отсюда! - закричал Нильс и замахнулся на незваного гостя.

Тот замахнулся в ответ. Что за притча?

Нильс погрозил ему кулаком, стал дразниться, показывать язык, и приседать, и подпрыгивать. Человечек в точности повторял все его кривляния. Он тоже погрозил кулаком, и показал язык, и точно так же приседал и подпрыгивал.

«Постой, постой,- вдруг подумал Нильс.- Кожаные штаны… Но ведь и у меня такие же! Клетчатая рубашка… А на мне что надето? Нет! Не может быть!»

Он закрыл глаза, надеясь, что всё ему только привиделось. Снова открыл. Нет. Всё то же. Маленький человечек с белыми прямыми волосами, с веснушками на носу, в кожаных штанах и клетчатой куртке. Конечно! Это же он, Нильс Хольгерссон, отражается в зеркале! Домовой разозлился на него и заколдовал его, и вот теперь он, Нильс Хольгерссон, стал таким же домовым - маленьким-премаленьким, которого легко было поймать мухоловкой!

Что же делать? Что же ему делать?

«Надо немедленно отыскать домового и помириться с ним,- подумал Нильс.- Наверно, я был слишком груб. От меня не убудет, если я попрошу у него прощения».

Он обыскал всю горницу, но в доме домового не было. Нильс решил выйти во двор. Пока он добирался до порога, ему пришло в голову:

«А как же мои деревянные башмаки? Они же теперь по сравнению со мной будут как две огромные лодки».

Но башмаки лежали на крылечке на своём обычном месте и были маленькими - как раз ему впору.

Как только Нильс вскарабкался на порог, его увидал скакавший возле гусиного корытца воробышек. Вчера Нильс охотился на него с рогаткой, да промазал.

- Чик-чирик! Чик-чирик! - зачирикал воробышек.- Поглядите на Нильса! Поглядите на Нильса! Нильс - гусиный пастух - превратился в малышку! Превратился в малышку! И теперь его будут звать Тумметотт-Малыш, ростом с палец!

Куры, услышав воробья и глянув на Нильса, закудахтали:

- И поделом ему! И поделом! Так и надо! Так и надо!

Что самое удивительное - Нильс теперь всё понимал, что они говорят.

- Замолчите вы! - крикнул им Нильс и кинул в них палкой. Он забыл, что он теперь крошечный и никто, решительно никто его не боится!

Куры кинулись к нему и заклевали бы, наверно, да тут наудачу во дворе появился кот.

С котом никому из них связываться не хотелось. Они разбрелись кто куда и стали сосредоточенно разрывать лапками землю в поисках зёрнышка или червячка.

- Миссе, милый Миссе,- обратился Нильс к коту.- Ты видишь, домовой заколдовал меня, помоги мне отыскать его, Миссе, голубчик.

- Да? - сказал кот.- Помочь тебе за то, что ты столько раз таскал меня за хвост и швырялся в меня камнями? Отойди от меня, иначе отведаешь моих когтей!

Нильсу хотелось попросить у кота прощения, но кот отвернулся от него и пошёл своей дорогой.

Бедный Нильс опустился на землю и горько заплакал. Только теперь он окончательно понял, что с ним случилось. Было просто страшно подумать, какой он несчастный! Теперь он больше не будет играть со своими друзьями. А в какое отчаяние придут отец с матушкой, когда увидят его такого!

Сквозь слёзы смотрел он на отчий дом, такой маленький, но теперь слишком большой для него, Нильса! Он больше не человек. Нет, не человек…

А погода стояла дивная. В ясном высоком небе летели стаи перелётных птиц. Теперь, с весной, они направлялись на север. Среди перелётных стай Нильс угадывал аккуратные клинья диких гусей. Они летели высоко, но до него доносился их крик. Они кричали:

- Летим на север! Летим на север!

А некоторые, пролетая над птичьим двором, звали своих родственников, домашних гусей:

- Летите с нами! Летите с нами!

Домашние гуси прислушивались.

- Нам и здесь хорошо живётся! Нам и здесь хорошо живётся! - отвечали они попервоначалу.

Но гусиные стаи всё летели и летели, одна за другой, одна за другой, и домашние гуси начинали беспокоиться. Ах, полететь бы в вольном небе в далёкую и неведомую Лапландию!

- Придите в себя,- говорила им старая мудрая гусыня.- У диких гусей столько испытаний на пути. Их подстерегают и голод и холод, и голод и холод.

«Надо всё-таки рискнуть,- подумал молодой гусак по имени Мортен.- Всё. Решено. Я лечу со следующей стаей!»

И вот в небе появилась ещё одна стая, и дикие гуси кричали так же, как пролетавшие до них:

- Летите с нами! Летите с нами!

- Погодите! Погодите! - закричал белый гусак.- Я - с вами! Я лечу с вами!

Он раскинул крылья, разбежался, сумел подняться в воздух. Но тут же свалился на землю. Он не привык летать.

Скорее всего дикие гуси услышали его крик, потому что клин развернулся и полетел обратно.

- Возьмите меня с собой! - снова закричал домашний гусь.

«Как же так? - подумал Нильс, который понял все их разговоры до последнего слова.- Это же самый лучший мамин гусь. Мама огорчится, когда вернётся из церкви и не найдёт его на птичьем дворе».

И, забыв, какой он теперь маленький и слабый, мальчик кинулся к гусю.

- Эй, ты! - закричал он.- Ты эти штучки брось!

И он обхватил обеими руками шею белого гусака.

Но в этот самый момент гусь наконец понял, что надо делать, чтобы взлететь. Он оторвался от земли и полетел, не обращая внимания на уцепившегося мальчишку.

 

 

Мощные взмахи крыльев быстро поднимали гуся в небо. Нильс посмотрел вниз. Батюшки! Земля стремительно удалялась от него. Спрыгнуть? Ну нет! Разобьёшься - и всё тут. Единственное, что ему оставалось,- попытаться перебраться гусю на спину и сесть верхом. Так будет надёжнее.

 

Глава II. ВЕРХОМ НА ГУСЕ

 

1

 

В воздухе у мальчика кружилась голова и перехватывало дыхание. Свистел ветер, хлопали крылья, ему казалось, что вокруг бушует гроза. Высоко ли они летят или низко? И куда, главное - куда?

Он набрался духу и поглядел на землю. Это земля? Но она совсем не похожа на землю! Там, внизу, была расстелена какая-то клетчатая скатерть. Клетки были большие и поменьше; одни были жёлтые, другие - зелёные, а некоторые - и вовсе чёрные.

- Что же это такое там, внизу? - спросил он вслух, не ожидая ответа.

Но гуси отозвались.

- Поля и луга, поля и луга,- прогоготали они.

Вот оно что! Нильс сообразил, что зелёные клетки - это там, где всходят озимые злаки, жёлтые - ещё не распаханные прошлогодние поля, а чёрные - земля, оставленная под паром.

Мелькали голубые лужицы озёр, проносились золотисто-бурые клетки - буковые леса. Вся эта пёстрая картина так развеселила Нильса, что он не удержался от смеха. Гусям это не понравилось.

- Плодородная, хорошая земля! Плодородная, хорошая земля! - прокричали они с укором.

Но Нильс уже снова загрустил.

- И чему это я вздумал радоваться, когда со мной случилась такая беда! - вздохнул он.

 

2

 

Большой белый Мортен-гусь был горд собой и безмерно счастлив, что летит со стаей диких гусей над всей равниной Сёдерслетг.

Но к вечеру он стал уставать. Хоть и старался изо всех сил, но что поделаешь, был он всё-таки гусем домашним, непривычным к полёту. Где ему угнаться за дикой перелётной стаей!

- Акка! Акка! - закричали те, что летели в конце гусиного клина и видели, как трудно ему приходится.

- Что нужно? - недовольно отозвалась гусыня - старая прославленная Акка с горы Кебнекайсе, летевшая впереди всех.

- Белый отстаёт! Белый отстаёт!

- Передайте ему: лететь быстро легче, чем медленно. Пусть знает,- сказала гусыня, не замедляя полёта.

Мортен с Нильсом на спине попробовал лететь быстрее. Но где там! Крылья его тяжелели и отказывались повиноваться. Он стал стремительно терять высоту.

- Акка! Акка! Акка с Кебнекайсе! - закричали летевшие в хвосте клина.

- Ну, что опять? - сердито спросила гусыня.

- Белый опускается, ему трудно лететь высоко!

- Внушите ему: лететь высоко легче, чем лететь низко,- отозвалась она и продолжала полёт.

Мортен изо всех сил замахал крыльями, пытаясь взлететь повыше, но у него чуть не лопнуло сердце от напряжения.

- Акка! Акка! - снова закричали дикие гуси.

- Да отвяжетесь ли вы от меня в конце концов? - гневно спросила она.

- Белый падает! Белый падает!

- Так пусть запомнит: кто не умеет летать, должен сидеть дома. Не может лететь, пускай возвращается.

- Может быть, правда вернёмся? - с надеждой сказал Нильс.

- Замолчи! - зашипел на него Мортен.- Скажешь слово - сброшу тебя на землю.

Мортен вдруг понял, что дикие гуси вовсе и не хотели, чтобы он летел с ними, а звали домашних гусей с собой просто так, чтобы подразнить.

«Так вот оно как! - подумал он.- Ну, подождите, бродяги, я покажу вам, что и домашний гусь кое на что способен!»

От обиды он изо всех сил замахал крыльями, взмыл ввысь и вскоре поравнялся со стаей.

Сил Мортену хватило ненадолго, но тут ему повезло. Наступил вечер, и стая спустилась на ночлег на озеро Вомбшён.

 

3

 

Господи, как было мрачно на его берегу! Уныло шумели тёмные вершины сосен, и хотя лёд у берегов уже подтаял и между берегом и кромкой льда плескалась вода, с озера тянуло промозглым холодом. Нильсу показалось, что зима ни за что не хочет покинуть эти места. Вся стая диких гусей, опустившись на землю, тут же направилась к воде. На берегу остались только гусь Мортен и Нильс. Нильсу стало страшно. Вот в какие края они забрались! Разве отсюда найдёшь дорогу домой! А может, Мортен найдёт? Может, всё-таки попытаться уговорить его вернуться?

- Мортен…- начал было он и вдруг увидел, что белый гусь лежит на земле, вытянув лапки и шею, и едва дышит.

- Милый Мортен-гусь,- стал умолять его Нильс,- подберись к воде, глотни водички, тебе станет легче, вот увидишь.

Но Мортен не шевелился. Тогда Нильс, такой маленький и слабый, обхватил гусака руками и поволок его к воде. Мальчику было невыносимо тяжело.

- Ну же, Мортен, встань, пожалуйста!

Но Мортен не вставал.

Нильс всё подтаскивал и подтаскивал Мортена к воде из последних сил, пока ему не удалось столкнуть гуся в озеро. У Мортена сразу открылись глаза. Он сделал глоток воды. Потом ещё один. И вот он уже плывёт, низко опуская шею и выискивая в озёрной глубине съедобные водоросли. Только теперь Нильс ощутил, как он голоден. Он ведь ничего не ел с самого утра. Но где же найдёшь пищу в этом пустынном месте?

Мортен вышел на берег. В клюве у него был маленький окунёк. Гусь доковылял до Нильса и положил перед ним свою добычу.

- Угощайся. И спасибо тебе за помощь,- сказал он.

Это были первые добрые слова, которые Нильс услышал за весь день.

Только как же есть сырую рыбу? Разве попробовать? Нильс пошарил в карманах, нашёл свой складной перочинный ножичек. Подумать только! И ножичек стал чуточным - величиной с булавку. Он выпотрошил окуня и съел его.

«Верно, я и в самом деле уже больше не человек,- с горечью подумал он.- Разве человек станет есть сырую рыбу?»

- Видно, мы с тобой попали в компанию заносчивых особ,- заметил Мортен.- Они явно презирают всех домашних птиц.

- Да, мне тоже так показалось,- согласился мальчик.

- Но я им докажу,- продолжал Мортен,- что и домашний гусь кое на что годится!

- Разве мы с тобой не вернёмся домой? - робко спросил Нильс.

- Я доставлю тебя обратно к родителям по осени, даю тебе слово. А пока что - летим вместе в Лапландию. Одному мне, пожалуй, не выдюжить.

- Постой. Ты же должен ненавидеть меня за всё… за всё прошлое?

Но Мортен-гусь предпочёл забыть обо всём. Он помнил лишь одно: мальчик только что спас ему жизнь.

Нильс подумал, что, может, и хорошо в таком виде подольше не появляться дома, и уже готов был сказать, что он согласен, как сзади послышался гогот и сильный шум. Вся гусиная стая разом вышла на берег, расправляя крылья и отряхиваясь.

Мортен успел только шепнуть Нильсу:

- Молчи про то, что ты человек.

Гусыня-предводительница, Акка с горы Кебнекайсе, обратилась к новичкам со строгим вопросом:

- А теперь говорите, кто вы такие? Мы не принимаем к себе в стаю кого попало.

- Что ж обо мне говорить? - скромно потупился Мортен.- Появился я на свет прошлой весной в Сканёре. А осенью меня купил Хольгер Нильссон, крестьянин из Вестра Вемменхёга. Вот и всё.

- Да, роду ты невысокого,- заметила Акка.- Как же это ты решился лететь с высокородной стаей Акки с Кебнекайсе?

- Мне захотелось доказать вам, что и домашний гусь кое на что годится!

 

 

- Смело! - заметила Акка.- Что ж, отважный спутник нам, пожалуй, подойдёт. Ну а это кто, объясни мне, пожалуйста?! - спросила она, взглянув на Нильса.

- Это… это товарищ мой…- замялся белый гусь.- Он пасёт гусей. Он может оказаться полезным в пути.

- Пха,- презрительно фыркнула Акка.- Домашнему гусю, может, пастух и в самом деле нужен. Как его зовут?

- По-разному…- неуверенно начал Мортен.- Теперь… теперь его зовут Тумметотг.

- Вот как? Он что, родственник домовым?

Мортен молча поглядел на гусыню. Ох, до чего же она была стара! Её перья, видно от старости, торчали в разные стороны, была она тощая и костлявая, но глаза её горели молодым огнём.

- Слушай ты, домашний гусь,- сказала она.- Запомни: я - Акка с горы Кебнекайсе. Я вожу гусиные стаи вот уже сто лет. А гуси в моей стае - все из знатных и благородных семей. Мы не заводим знакомств с кем попало. И не оставим при себе даже хотя бы на одну ночь того, кто не пожелает открыть нам, к какому он принадлежит племени.

«Они прогонят нас, и что же нам тогда делать?» - со страхом подумал Нильс.

Он сделал шаг вперёд.

- Я открою тебе, кто я такой,- сказал он, обращаясь к гусыне.- Имя моё Нильс Хольгерссон, и до сегодняшнего утра я был человеком…

Что тут началось! Гуси захлопали крыльями, стали сердито шипеть, вытягивая шеи. Вот-вот они забьют его своими крепкими клювами!

- Человек! - воскликнула Акка со злобой.- Человек во все времена был врагом гусиного рода.

Нашими предками завещано нам никогда не иметь дело с людьми. Прочь отсюда! Человеку не место среди вольной гусиной стаи.

- Смилуйся, Акка,- стал просить её Мортен.- Он такой крошечный. Что ж ему делать одному ночью в лесу? Да первая же встречная ласка съест его в одно мгновение. Не может же благородная стая обречь живое существо на верную погибель?

- Так и быть,- сжалилась, наконец, Акка.- Но только на одну ночь. Впрочем, стая собирается ночевать на льдине, посреди озера. Вряд ли вам это подойдёт.

- Напротив,- возразил Мортен.- Место для ночлега выбрано очень разумно. Льдину окружает вода, и, значит, ночью никакой хищник не застанет нас врасплох.

- Ладно,- сказала Акка.- Ты отвечаешь за то, что ночью этот человек не причинит нам зла. Но завтра утром он покинет стаю.

- Что ж, выходит, вы прогоняете и меня? Я ведь дал слово не оставлять его!

- Твоё дело,- сказала гусыня.- Куда ты полетать, ты решаешь сам.

Она взмахнула крыльями и опустилась на льдину посреди озера. Вся стая диких гусей последовала за ней.

- Что же нам делать, Мортен-гусь? - чуть не плача спросил Нильс.- Мы до смерти замёрзнем на этой льдине.

- Ничего, не робей,- отозвался белый гусь.- Набери-ка побольше сухой травы.

Когда Нильс нагрёб сколько смог сухой прибрежной осоки, Мортен подцепил его клювом и перенёс на льдину. Из осоки Нильс сделал подстилку ему под лапы.

- А теперь полезай мне под крыло,- сказал гусь.

Нильс так и сделал. Под гусиным крылом было тепло и уютно. Уставший, измученный мальчик сразу же уснул.

 

Глава III. НОЧНОЙ ВОР

 

1

 

Крепко спал Нильс. Крепко спали гуси. Но не спал в эту ночь страшный разбойник Смирре-лис. Он был очень голоден. Этот хитрец ещё на закате выследил прилетевшую гусиную стаю. И вот теперь, дождавшись ночи, вышел на охоту. И надо же было случиться такому везению: ночью поднялся ветер и прибил льдину, на которой расположились гуси, к самому берегу.

- Ага! - сказал лис.- Сейчас полакомимся гусятинкой!

Тихо и осторожно подкрадывался он к стае и совсем было подобрался к крайней гусыне, но поскользнулся, когти чиркнули по льду, лёд зазвенел.

Миг - и проснувшаяся стая взмыла в воздух. Однако Смирре успел подпрыгнуть и ухитрился-таки сцапать одну из гусынь. Он сжал её зубами и помчался на берег.

Когда Мортен, ничего не соображая со сна, рванулся вслед за стаей, Нильс шлёпнулся на лёд и проснулся.

Не понимая, что произошло, он огляделся и тут вдруг увидел, как какая-то маленькая рыжая собачка стремглав удирает и волочёт гусыню.

Он тут же кинулся в погоню и даже не услышал, как Мортен-гусь крикнул ему вслед:

- Берегись, Тумметотт!

Нильс бежал, хорошо различая каждую трещинку во льду. Ведь теперь он обладал зоркостью домового!

- Отпусти гусыню, брось сейчас же, проклятый вор! - кричал Нильс.

Смирре не стал оглядываться. Не всё ли равно, кто там чего кричит? Он нёсся к лесу, и Нильс отважно его преследовал.

- Пусть знают, пусть знают! - бормотал он про себя, вспоминая, с каким высокомерием разговаривала вчера с ним Акка.

- Эй ты, как тебе не стыдно! - кричал он лису.- Вот погоди, гадкая собачонка, я расскажу о твоих проделках твоему хозяину.

Смирре так громко захохотал, что чуть не упустил гусыню.

Надо же, его, грозного охотника, нагонявшего страх на все окрестности озера Вомбшён, его Смирре-лиса, приняли за какую-то шавку?!

Нильс бежал изо всех сил. Вот он уже почти догнал вора-лиса.

- Отдай гусыню! - закричал он и, не задумываясь, вцепился в лисий хвост.

Лис обернулся. И что же он увидел? Крошечного человечка!

Ему ли, Смирре-лису, было бояться этого малыша!

Нильс разглядел его острую морду и жёлтые злые глаза. Батюшки, да ведь это не собака!

Смирре понял, что преследователь ему совершенно не страшен.

- Ха-ха! - издевался он над мальчиком.- Иди-иди, пожалуйся хозяину. Ох, как я его боюсь!

Он положил гусыню на землю, слегка придавив её передними лапами. Но Нильс рассвирепел и страха не испытывал никакого.

- Ах так! Ты ещё насмехаться!

Он с такой силой дёрнул лиса за хвост, что от неожиданности Смирре выпустил гусыню. Гусыня, с трудом взмахнув измятыми крыльями, всё-таки смогла подняться в воздух. Правда, у неё не было сил помочь Нильсу. Она полетела к озеру.

 

 

Нильс аж заплясал от радости.

- Рано радуешься,- мрачно заявил Смирре-лис.- Уж тебя-то я не упущу, хотя закуска из тебя и неважнецкая.

Нильс по-прежнему крепко держал его за хвост. И как только лис собирался схватить Нильса, хвост относило в сторону. Смирре завертелся колесом, но дотянуться мордой до Нильса ему не удавалось.

Однако руки у мальчика затекли, и пальцы вот-вот готовы были разжаться. Нильс приметил поблизости молодое деревце, которое из-под тёмных сосновых крон тянулось к свету. На него-то он и вскарабкался в одно мгновение. А лис всё кружился и кружился, догоняя свой хвост.

- Отдохни от своих плясок! - крикнул ему Нильс.

- Ах вот оно что! Ну погоди же! Ты ещё попадёшь в мои лапы!

Смирре улёгся под деревом и стал ждать.

«Уснёт - и свалится»,- думал он.

 

2

 

Ах, как жутко было в ночном лесу! Темно. Холодно. Казалось, солнышко так никогда и не проглянет.

Только что это? Вот оно показалось, ясное и тёплое, посылая свои лучи во все концы, в каждую ямочку, в каждую лощинку. Перед его светом отступили все ночные кошмары. Защебетали птицы. Над озером раздался гусиный гогот. Гуси выстроились клином и полетели.

- Куда же вы? А как же я? - крикнул им Нильс, но все четырнадцать растаяли в небе, так ничего ему и не ответив.

«Наверно, они решили, что лис меня давным-давно сожрал»,- с горечью подумал мальчик.

- Ну что? - ехидно заметил Смирре.- Видно, твои друзья покинули тебя, не очень-то ты им нужен. Лучше уж тебе слезть с дерева, а?

- Замолчи,- сказал Нильс.- Не слезу.

Но на душе у него было смутно.

Прошло немного времени. Вдруг под кронами сосен показалась гусыня. Она летела низко и, по-видимому, с большим трудом выискивала дорогу. Она направлялась в сторону Смирре, как бы не замечая его. Лис весь напружинился и прыгнул.

Ах, всего-то на волосок от гибели была гусыня! Но ей удалось улететь. Через минуту появилась другая. Она летела так же, как и первая: неуверенно и очень низко. Её-то Смирре уж точно поймает. Прыжок! Фу ты, досада какая, опять промахнулся! И эта гусыня ускользнула от него.

Так же пролетела четвёртая, пятая, потом три молодых гуся сразу, потом ещё целых пять.

А Смирре всё прыгал, всё подскакивал, вертелся, кружился, лупил когтистыми лапами по воздуху. Но нет, нет, нет, ни одного гуся не удалось ему поймать!

Прошло ещё какое-то время. И тут под кронами деревьев показалась старая гусыня, тощая, вся в седых перьях. Она еле-еле взмахивала крыльями, заваливалась на бок, казалось, она вот-вот рухнет на землю. Смирре помчался за ней и гнался аж до самого озера. Всё напрасно!

А пока он носился к озеру, в лесу появился белый-белоснежный гусь. «Ну уж этого-то,- решил Смирре,- я обязан поймать. Вот будет обед так обед!» Нет, не удалось! Гусь спокойно, как и все остальные, пролетел мимо его носа.

- Слезай сейчас же! - закричал разъярённый и оголодавший Смирре. Он задрал голову и… На молодом деревце никого не было. Куда же подевалось это странное существо?

Но ответа на этот вопрос Смирре-лис найти не успел. Совсем низко над его головой опять летела первая гусыня. За ней вторая, третья… Последними летели старая гусыня и белый гусак. Они закружились над головой лиса и долгодолго медленно плавали в воздухе, заставляя его гоняться за ними и подскакивать, доводя его до исступления.

Смирре просто падал от усталости, перед глазами его всё мелькало, и кружилось, и вертелось. Он уже не различал, где гуси, а где просто солнечные зайчики. Он кидался то в одну сторону, то в другую.

Эти гусиные игры продолжались чуть ли не до самого вечера. Под конец Смирре растерял всю свою красоту. Его пышная рыжая шкура свалялась, хвост обвис, язык свесился на сторону. Он и правда стал похож на шелудивую собаку.

Но гуси и не подумали его пожалеть. Они перестали дразнить Смирре только тогда, когда он в изнеможении повалился на землю.

- Ты будешь долго помнить стаю Акки с Кебнекайсе, паршивый лис! - прогоготали они и, выстроившись клином, улетели.

 

Глава V. ПОГОНЯ

 

1

 

Смирре-лис вынужден был покинуть свою родную провинцию Сконе. Его подлые повадки заставили всех зверей объединиться против него. Их терпение лопнуло, когда Смирре-лис напал на гуся во время великого перемирия всех зверей - в ночь праздничных весенних игрищ на горе Куллаберг. Даже его сородичи-лисы дали согласие на его изгнание. Он опозорил весь лисий род. Ему разодрали ухо в знак того, что он не имеет права появляться в Сконе. И Смирре-лис отправился в провинцию Блекинге. В пустом северном краю провинции бродил он, голодный и облезлый, рыскал по лесу, но ничего не мог найти себе в пищу. Как-то раз он даже не погнушался схватить тощую сороку, но та вырвалась, оставив в его пасти несколько перьев из хвоста.

Однажды ближе к вечеру, в лесу, неподалёку от реки Роннебю, заметил он стаю диких гусей. Гуси летели как раз в сторону реки. И была это, несомненно, стая Акки с Кебнекайсе. Только с её стаей летал такой крупный белоснежный гусь. А уж там, где белый гусь, там, конечно, и этот паршивец Тумметотт.

«Ну, погодите,- подумал Смирре.- Сейчас-то я вас не упущу! На этот раз я полакомлюсь гусятинкой да и отплачу вам за все обиды!»

И он помчался к реке.

Гуси, по-видимому, искали место для ночлега.

«Ясное дело,- думал Смирре,- они расположатся где-нибудь на берегу реки».

Река Роннебю не какой-нибудь там могучий водный путь. Но слава о ней идёт далеко за пределами провинции, потому что уж очень она красива. Воды её чисты и прозрачны. Часто река пробивает себе путь в каменной горной породе. И тогда берега её становятся как высокие стены, а там, наверху, растут кусты жимолости и боярышника, смотрится в воду черёмуха и свешивает свои тонкие ветви плакучая ива.

Но это всё летом. А пока деревья были голы, на берегах не было ни травы, ни цветов. Дул такой холодный ветер, что было трудно понять: весна ли наступает, или длится ещё зима.

Небольшая песчаная отмель, которую выбрала Акка для ночлега, гусям очень понравилась. На ней как раз могла разместиться вся стая. С одной стороны стремительно неслась река Роннебю, бурливая и необычайно полноводная от тающего льда и снега. А с другой - высилась каменная стена, крутая и гладкая. Со стены свешивались ивовые ветки и прятали гусиную стаю от посторонних глаз.

- Молодец, Акка,- сказала одна из старших гусынь.- Трудно выбрать место лучше этого.

Гуси расположились на ночлег и быстро заснули. Только Нильсу не спалось. Он вылез из-под тёплого гусиного крыла. Какая-то неясная тревога мучила его. То ли он вообще затосковал по людям, то ли мысль о родном доме не давала ему покоя.

Он сел на песок рядом со спящим Мортеном.

 

2

 

В это время наверху скалистого обрыва появился Смирре-лис.

- Ага! - обрадовался Смирре.- Вот они, голубчики. Но до чего же хитра эта Акка! Как же мне спуститься к ним по этой отвесной стене?

Он побегал по откосу, поискал, не ведёт ли вниз к отмели какая-нибудь тропа. Но нет, никакой тропы не было. Смирре сел, не сводя глаз со спящих гусей и поминутно сглатывая голодную слюну. Будь они неладны, эти гуси! Сколько он из-за них натерпелся! И вот теперь опять же из-за гуся его изгнали из родных мест, и он вынужден скитаться по этому бедному и безрадостному Блекинге. Провались они все! Плюнуть, что ли, и забыть о них навсегда?

Вдруг Смирре услышал шорох: по стволу сосны, что росла прямо напротив него, спустилась белка и помчалась в сторону леса. За ней следом, как молния, соскользнула куница и кинулась её догонять. Миг - и белка оказалась в её лапах.

Смирре позавидовал ей.

«Вот бы мне ловкость и быстроту куницы! - подумал он.- Тогда уж я добрался бы до старой Акки! Но если не я, так, может, хоть она,- пришло ему вдруг в голову.- Вот бы натравить её на гусей!»

И Смирре направился к кунице. Он постоял в сторонке, чтобы показать, что он нисколько не собирается отнимать у неё добычу. Затем вежливо поздоровался. Куница хоть и была красива и изящна, но хорошим воспитанием не отличалась. Она весьма невежливо что-то буркнула ему в ответ.

- Поздравляю тебя с удачей,- сказал Смирре.- Только я удивляюсь тебе.

- Почему это?

- Потому что ты гоняешься за костлявыми и жилистыми белками, когда рядом с тобой такая добыча!

- Какая ещё добыча?

- Ты что, не видела на отмели под скалой диких гусей? Или ты только по деревьям лазить горазда, а спуститься по скале боишься? - подзадоривал её Смирре.

- Где ты видел их, говори скорей!

- Да вон же, у тебя под носом!

Миг - и куница ринулась вниз по отвесной скале, как по сосновому стволу.

Она скользила и извивалась, когти её цеплялись за малейшее углубленьице или расщелинку.

«Вот,- думал Смирре,- наконец-то! Уж она-то их не пощадит! Сейчас узнают гуси, какой жестокой умеет быть красавица-куница и как умеет отомстить за себя Смирре!»

Но что это?

Стая гусей бесшумно поднялась в воздух, а до лисьего слуха донёсся сильный всплеск, что могло обозначать только одно: куница плюхнулась в воду.

Смирре хотел было броситься вслед за стаей, но любопытство пересилило. Что же случилось с куницей? Мокрая куница выбралась на берег, потирая ушибленную голову.

- Ну вот,- сказал Смирре,- растяпа! Как же это ты сверзилась в реку?

- Ничего подобного,- сказала куница.- Никуда я не сверзилась. Я добралась до гусей и уже собиралась схватить жирного белого гусака, как вдруг какой-то мальчишка, крошечный, меньше бельчонка, как швырнёт в меня камнем - и угодил прямо в голову. И только я было…

Но Смирре уже не слушал её. Он нёсся как угорелый, преследуя стаю.

Стая летела вдоль реки на юг. Уже сильно стемнело. Хорошо ещё, что небо было безоблачным и светил молодой месяц.

Река извивалась чёрной блестящей лентой. Пока ещё хоть что-то можно было разглядеть, Акка спешила добраться до водопада Юпафош. Перед самым водопадом река Роннебю ныряет под землю, и там, пробившись сквозь скалы, её прозрачные, точно стеклянные, струи, сверкая и переливаясь, устремляются вниз, в глубокое ущелье. У самого подножия водопада на чёрных валунах и разместилась стая диких гусей. Место это не было таким уж уединённым, возле водопада вечно маячили люди, пришедшие полюбоваться его красотой. Но в этот поздний час никого вокруг не было видно, поэтому стоило рискнуть. Что до хищных зверей, то они обычно обходили такие места.

 

3

 

Усталые гуси уснули. Только Нильсу, взволнованному неожиданным визитом куницы, никак не спалось. Ему было не до красот природы. Так что он даже и не смотрел на водопад.

«Странно,- думал Нильс.- Обычно Акка так безошибочно выбирает безопасные места для ночлега. Что такое сегодня стряслось?»

Скоро к водопаду примчался Смирре. Ой, как пенится и бурлит вода! Нет, туда ему не добраться. Но до чего же всё-таки хочется отведать гусятинки! Он сидел, глядя на гусей, и облизывался. Время шло, гуси спали. Но лис не уходил.

 

 

Вдруг что-то зашевелилось на берегу неподалёку от того места, где он сидел. Лис пригляделся попристальнее.

На берег вылезала выдра, зажав в зубах тонкую серебристую уклейку.

- Эх, ты! - сказал Смирре с презрением.- Питаешься жалкой рыбёшкой. А рядом весь берег кишмя кишит жирными гусями!

- Знаем, знаем тебя, Смирре! Уж очень ты сладким голоском поёшь, когда хочешь чужой добычей попользоваться.

- Это ты, Грипе! - сказал Смирре, приглядываясь к выдре.

Выдра Грипе не раз ловила рыбку на озере Вомбшён в провинц