Часть 5 – 13 процентов страха

 

Полеты по стране, раздираемой войной, были непростым занятием. Сэм не знал об этом, пока не оказался в воздухе на борту вертолета, который выглядел так, словно сильный порыв ветра превратил бы его в металлолом, а пилот пытался избежать попадания в них пули. Несмотря на то, что он договорился с правительственными чиновниками об интервью, попросить о котором ни у кого больше не хватило дерзости, новости об этом, очевидно, не дошли до простых солдат.

Сэм бы воспользовался системой оповещения вертолета, чтобы объявить обо всем солдатам, но это не сработало первые пять раз, когда их чуть не подбили. У Сэма возникло ощущение, что сейчас это тоже не сработало бы.

К этому моменту ситуация вывела пилота из себя. Он продолжал кричать что-то на родном языке – который для Сэма звучал как нечто, отдаленно напоминавшее смесь французского и урду – и Сэму оставалось только вздрагивать и пихать ему еще больше денег.

Он уже вполне ясно начал понимать, почему в этой стране шла гражданская война. Сэм был всего лишь внештатным корреспондентом, пытавшимся помочь в освещении бедственного положения (по крайней мере, с его точки зрения; на самом деле он собирался продать историю политическому журналу, который предложит наивысшую цену, когда вернется в США). Правительство даже не хотело никого посылать. Пилотом, чье имя Сэм не мог выговорить, оказался местный житель, умевший управлять вертолетом.

Но эта история должна была сделать Сэму карьеру, независимо от того, через что ему пришлось бы пройти. Он и его команда полусумасшедших фотографов стали бы миллионерами, когда это все закончилось бы.

Хорошо, может, не миллионерами. Но они смогли бы жить прилично, а это все, чего хотелось Сэму.

Через два дня полета они наконец приземлились на небольшой взлетно-посадочной площадке для вертолетов на крыше какого-то здания. Местность была лесистой; пролетев над столькими лесами, Сэм не мог не думать, что это слишком… нормально для правительственной базы. Может, в этом и заключалась гениальность.

Как только лопасти перестали разрезать воздух, на крыше появилась группа людей; высокие бронзовокожие мужчины с ручными пулеметами на ремне и достаточным количеством боеприпасов для лобовой атаки. Чем больше Сэм узнавал о стране, тем больше понимал, почему никто не написал историю об этом. Он и его фотографы сошли с вертолета, подняв руки и оставив свое оборудование под сидениями.

Пилот и охранники (Сэм не знал, как их еще назвать) начали разговор на более быстром, грубом диалекте, чем тот, которым пилот изъяснялся раньше. Диалог оказался очень коротким, и через пять минут их повели в здание.

Ну, «повели» – это довольно относительное понятие. Все их оборудование осталось в вертолете, и их поощряли резво шагать периодическими тычками пулеметов. База была не очень большой по стандартам Штатов, и Сэм заставлял себя запоминать путь. Журналам очень нравились описательные интервью, так ведь?

Их повели под землю, в помещение, вдоль стен которого располагались камеры с деревянными решетками и глиняными перегородками.

Свет проникал сюда снаружи, рассеивался, и в дальнем конце помещения стояла почти чернильная темнота. Выбраться наружу можно было только по длинному отлогому коридору. Ни один охранник не следил за пленниками в камерах; Сэму это сначала показалось странным, но потом он понял, что этого не требовалось. У узников не было шанса сбежать, потому что им пришлось бы все равно проходить мимо стоявших у входа в коридор охранников, чтобы выбраться отсюда.

Это было умно, хотя и примитивно.

Их команду согнали в камеру в задней части помещения, всех четверых собрали в крохотном пространстве. Сэм тут же порадовался, что им не разрешили взять оборудование; будь в камере что-то еще, они бы с трудом дышали.

Самый высокий охранник сделал шаг вперед и закрыл панель из деревянных планок, служившую дверью. На одном краю висел заржавевший замок, охранник продел его сквозь глиняную перегородку и планку, а затем закрыл.

При этом звуке между деревянных решеток по обе стороны помещения протянулось множество рук, старавшихся за что-нибудь ухватиться; худых, истощенных рук с пальцами, как у скелета. Раздавались голоса и слова, которые для Сэма были тарабарщиной. Хорошо, что тут стояла темнота. Ему не хотелось видеть лица узников, которые находились тут, внизу, днями, неделями. Некоторые камеры оставались безмолвными.

Сэм надеялся, что они были пустыми.

Когда охранник скрылся из виду, руки исчезли в камерах, стенания прекратились. Везде стало жутковато тихо.

– Милый приветственный комитет, – прокомментировал Эш, сев на песчаный пол. Никто не ответил, не сразу, во всяком случае; всех занимал один тот же вопрос, хотя никто не хотел задавать его вслух. Сэм не позволял себе беспокоиться, запоминая каждую деталь, надеясь, что сможет удержать все в памяти.

Когда они выберутся отсюда – когда, а не если, чем грозила обернуться ситуация – у Сэма руку сведет от скорости, с которой он будет все записывать.

Невозможно было сказать, какое время дня наступило, поэтому нельзя было определить, как долго они тут находились. Может, несколько часов, минут, дней. Они не знали.

Позади послышался щелчок, и, повернувшись, Сэм был тут же ослеплен огнем, освещавшим лицо Элен.

– Жалко, что нет зажигалки, – произнесла она, затушив спичку, когда огонь подобрался к пальцам, и зажгла другую. Эта погасла так же быстро, и Элен перестала пытаться. Здесь все равно не на что было смотреть, хотя они не так бы нервничали, если бы видели хоть что-то.

– Знаете, что мне бы хотелось узнать? – произнес старший член группы и ведущий фотограф Бобби из дальнего конца камеры. – Если они так плохо обращаются с нами, то каково же этим бедным повстанцам?

Где-то в темноте (возможно, слева, но точно определить было трудно) кто-то рассмеялся. Звук был слабым, жалким, его бы не услышали, если бы не стояла такая тишина. Сэм напряг зрение, стараясь определить, откуда исходил звук.

– Гораздо хуже, – прохрипел голос с той же стороны, и это было так неожиданно, что они все подпрыгнули.

– Ты говоришь по-английски? – спросил Сэм. Вопрос для начала оказался не очень репортерским, но он довольно сильно удивился, что кто-то здесь понимал их.

– Это мой родной язык.

Сэм предположил, что этот парень находился в соседней камере, хотя и не был полностью уверен.

– Ты репортер?

Если это так, то понятно, почему никто не рассказал эту историю. Правительство не позволяло никому делиться ею.

Он уже почувствовал подступавший ужас, когда парень заговорил:

– Нет. Но если вы – репортеры, ребята, я вам не завидую, – его голос звучал так, словно он не пил воду несколько дней. Сострадание Сэма быстро оказалось поглощено страхом, который подстегнул его чересчур буйное воображение. У него появилось ужасное чувство, что они останутся тут, пока не умрут от голода и жажды, истощенные и превращенные в скелеты, как и остальные.

– Что ты имеешь в виду?

Узник рассмеялся и тут же зашелся сухим кашлем. Сэм беспокойно ждал, схватившись за дерево решеток, как будто мог увидеть того, с кем разговаривал, если бы получилось вытянуть шею. Он чувствовал, как в ладони впиваются занозы, но это казалось небольшой неприятностью по сравнению со всем остальным.

– Я имею в виду, – продолжил парень, когда откашлялся, хотя дышал неровно. – Они дадут вам историю. А потом все равно убьют вас, так или иначе.

– Ты – пленный повстанец, да? – спросил Сэм, все поняв.

Парень саркастически фыркнул.

– Думаю, это все, что от меня осталось, да.

– Что… – начал Сэм, но Элен заставила его замолчать. В коридоре раздалось эхо от шагов, отражаясь от стен как выстрелы, и на входе появилась группа охранников. Один из них направился к их камере, связка ключей звенела при каждом шаге, и море рук опять протянулось к нему, касаясь формы, ища свободу. Охранник отдал единственную бессмысленную команду, все отпрянули назад в камеры и замолчали.

Он открыл замок в их камеру и распахнул дверь, заставив их выйти. Остальные охранники окружили их, как только они вышли из коридора на яркий свет, проникавший сквозь окна основного здания.

Еще несколько извилистых коридоров, а потом их ввели в комнату, которая была значительно лучше обставлена, чем остальные помещения, и намного превосходила размерами камеру, в которой они сидели.

Их оставили одних в комнате, и фотографы с Сэмом тут же разошлись в стороны.

– В следующий раз, когда у тебя появится безумный план, напомни мне остаться дома, – сказал Эш.

Через несколько минут дверь распахнулась, и вошел важного вида мужчина (эта комната, как предположил Сэм, являлась чем-то вроде приемной или кабинета). По обе стороны от него находились охранники, оснащенные более тяжелой артиллерией. Это выполняло ту функцию, которую и должно было – служило каждому из них предостережением, если они вдруг решили бы выйти за рамки дозволенного.

– Вы попросили интервью, – произнес мужчина. Его английский был довольно неплохим, но из-за сильного акцента ушло несколько секунд на то, чтобы понять, что он сказал. Сэм на мгновение замешкался, не зная, должен ли он отвечать, но потом понял, что все смотрели на него. Он прочистил горло.

– Да. Я, – на него вдруг снизошло вдохновение, и, спросив себя, не слишком ли это нагло, все равно решил задать вопрос: – Но я бы хотел узнать, можно ли провести интервью еще и с повстанцем, которого вы взяли в плен. Чтобы получить полную картину, понимаете?
Смех мужчины прозвучал не очень добро.
– Вы, американцы, любите испытывать удачу, – он выплюнул слово «американцы», словно оно его лично оскорбило. – Я не должен этого позволять.
Глупая-глупая гордость Сэма приняла вызов.
– Я хорошо заплачу за вашу помощь. Не знаю, что сделали с моим пилотом, но можете его спросить; я даже напишу все так, что правительство будет показано с хорошей стороны. Мне просто хочется получить интересную историю.
Было что-то освобождающее в осознании, что, как только Сэм выберется из этой страны, он сможет написать историю так, как захочет, и у них не будет никакой возможности на это повлиять.

 

Часть 5.1

 

Последовал очередной непонятный разговор между этим мужчиной и его охранником, после чего охранник вышел в коридор. Мужчина рассмотрел их четверых, оценивая, какую угрозу они могли представлять.

– Вы получите свое интервью, но должны будете уехать сразу же после него.

– Это точно не проблема, – шепотом произнес Бобби где-то позади Сэма. Тот едва сдержал желание рассмеяться. Это было бы не только оскорбительно, в самой ситуации не находилось ничего смешного, разве только вызванного истерикой.

– Можно нам получить свое оборудование? – спросила Элен.

Мужчина махнул рукой и раздраженно фыркнул.

– Конечно. Мой человек возьмет кого-то из вас, чтобы забрать то, что вам надо.

Один из охранников вышел вперед, Сэм не оборачивался, но практически чувствовал, как его команда решает, кому идти. Выбрали Эша, и то, как он посматривал на ружье охранника, заставило Сэма пожалеть, что у него были такие высокие амбиции.

Через несколько минут дверь скрипнула, открываясь. Сэм ожидал увидеть Эша с оборудованием, но охранники ввели внутрь пленного.

Им не пришлось его тащить, он едва сопротивлялся. Возможно, это как-то связано с бледностью его кожи, приобревшей восковой оттенок после долгого времени, проведенного в камере под землей. Солнце еще садилось за горизонт, яркий свет проникал в комнату сквозь большое окно за спиной Сэма, и пленник крепко зажмурился, когда вошел, нахмурив брови, словно от боли.

Элен закрыла окно, когда поняла, в чем дело, на секунду раньше Сэма, она дернула упрямые странные жалюзи, прежде чем он смог встать и сделать то же. Пленного посадили на стул напротив дивана, где расположился Сэм.

Он задумался на минуту, подготавливая вопросы, стараясь, чтобы они звучали довольно безобидно на случай, если кто-то из охранников понимал английский или их босс подслушивал из соседней комнаты. Охранники отошли назад; у пленника руки были связаны за спиной, очевидно, они не считали, что он представлял собой угрозу.

Сэм хотел дождаться возвращения Эша с оборудованием, действительно хотел, но никто не мог сказать, сколько времени это займет, да и ему могли дать только несколько минут с пленником. Сэм был уверен, что сможет запомнить интервью и без какой-либо помощи, он не знал, получится ли забыть что-нибудь из произошедшего.

Сэм поднял глаза, открыл рот, чтобы представиться и задать первый вопрос, но остановился, так и оставшись сидеть с отвисшей челюстью. Это было не самое лучшее первое впечатление, отстраненно осознал он, но ничего не мог с собой поделать.

В комнате стало темно, достаточно темно, чтобы пленник смог открыть глаза. И даже в потемках у него были самые красивые глаза, которые Сэм когда-либо видел. Огромные, особенно выделяющиеся на бледном истощенном лице. Теперь, когда он видел все, то мог представить, как выглядел этот парень, когда был здоровым, от этого Сэм забыл все вопросы, которые собирался задать.

Сэм таращился на него целую минуту, и пленник стойко встретил его взгляд. Теперь он заметил то, что охранники упустили: они, вероятно, считали, что сломили его дух, но где-то в нем все еще горел огонь в ожидании пороха или воспламеняющейся жидкости, чтобы ярко вспыхнуть и поглотить оказавшихся рядом.

Бобби произнес «Парень…» позади него, предупреждая, Сэм отвел взгляд от пленника и заметил, что охранники свирепо смотрели на него. Он терял время. Поэтому Сэм прочистил горло, не зная, куда смотреть, когда задал первый вопрос:

– Как тебя зовут, и какой была твоя позиция в этом конфликте до того, как тебя взяли в плен?

Пленник двинулся, словно собирался податься вперед, словно это вторая натура, но без рук движение оказалось неуклюжим, скомканным. Он опять откинулся на спинку стула и прочистил горло.

– Зовут меня Дин. Приехал сюда в отпуск несколько лет назад. Ну, когда еще было приятно здесь отдыхать. И так и не уехал обратно. Я думал, что могу помочь. Оказалось, что у меня это очень хорошо получается, так что меня сделали лидером, – голос у Дина был скрипучим, хрипловатым. Сэм не знал, будет ли воспринята просьба принести воды как наглость, поэтому опустил глаза и притворился, что не замечает этого.

– Как ты стал лидером повстанцев?

– Сперва они мне не доверяли, думали, что я какой-то шпион; но после нескольких вылазок, на которые меня взяли, они стали смотреть на меня по-другому, – Дин опять прочистил горло, и Сэм задался вопросом, как долго тот был под землей, сколько времени прошло с тех пор, как он разговаривал с человеком, с американцем.

Он продолжил после небольшой паузы, и его голос звучал слабее.

– Произошла какая-то… не знаю, стычка, когда правительство обнаружило нашу базу, открыли огонь. Меня ранило пулей, когда я прикрывал их лидера, это уложило меня на больничную койку на несколько недель. Думаю, это помогло. А потом лидер погиб во время рейда, я едва мог ходить, но все обратились ко мне за тем, чтобы я сказал, что делать.

Сэм знал, что запомнит это. Не было нужды в камере, за исключением того, что ему хотелось иметь фотографии, что-то, чтобы помнить Дина не только по его истории. Даже если она оказалась мучительной.

– Ух ты, – произнес он, когда Дин замолчал. Сэму столько всего хотелось спросить, что он вышел из рамок интервью и начал просто беседу, потому что потом все равно сможет ее отшлифовать. – Значит, тогда ты хорошо знаешь, в чем тут дело. Когда… когда это началось, почему это происходит?

Дин фыркнул, опять дернулся, подавшись вперед, и Сэм попросил бы развязать ему руки, если бы не чувствовал взгляд охранников, готовых применить оружие, если только он выйдет за рамки дозволенного.

– Все началось так же, как и в любой другой гражданской войне. Правительство притесняет группу людей, с которой не согласно, и люди начинают бунтовать. Ты меня удивляешь.

Последнее предложение застало Сэма врасплох.

– Что?

– Я помню, как смотрел передачу «60 минут», когда еще был дома. Знаю тип журналистов, которым ты пытаешься быть: профессиональным и проницательным, но на самом деле не испытывающим сострадания. Весь смысл в продаже статей и рейтингах, да? Но ты не похож на них. Ты другой.

Это было не то место, где Сэм надеялся заняться самоанализом. Ему не хотелось, чтобы его судили или оценивали, ему хотелось сделать свою работу. Только теперь это стало б о льшим, потому что Дин был прав. Все, за кем Сэм когда-либо наблюдал, каждый журналист или корреспондент, с которыми он когда-либо работал, были беспристрастны.

А он – нет. Сэм знал об этом уже какое-то время, но слова, произнесенные Дином вслух, почти заставили его понять это.

Почти.

Теперь дело было не в истории. Сидевший напротив мужчина с прозрачными печальными зелеными глазами не просто бросил вызов превратить это в нечто большее – Сэм обязан был что-то сделать, прямо сейчас.

Что именно, правда, до сих пор оставалось неясно.

– Что будет с тобой? – тихо спросил Сэм, и воздух вокруг них словно наполнился статическим электричеством.

Дин пожал плечами.

– Во дворе есть старомодная гильотина, которая ждет меня. Завтра в это же время будет не важно, что я сказал какому-то репортеру. Увидеть последствия я уже не смогу.

Ничего из того, что Дин сказал раньше, не причинило Сэму физической боли, но эти слова смогли. Это было неправильно. Не только война в общем, потому что о ней он знал уже давно, но… люди, которые оказались в гуще войны, ее жертвы никогда не должны были испытывать тех лишений, которые на них обрушились. Люди в этой стране должны были жить в мире, и Дин должен был заниматься обычной работой, смотреть футбол по воскресеньям и жарить бифштексы на заднем дворе.

Жизнь Сэма никогда не была такой, но больше ему этого не хотелось. Казалось несправедливым, если она у него будет, когда существовали люди, как Дин, вовлеченные в то, что их не касалось, и умиравшие – медленно от обезвоживания или быстро от удара блестящего ножа гильотины.

Сэм собирался вернуться домой, чтобы написать свою историю, и только тогда решить, что знал, что обязан был сделать.

Это небольшой шаг, не то, что поможет кому-то, кроме Дина, но уже что-то. Меньшее, что Сэм мог сделать для американца.

Дин со странным выражением наблюдал за ним, ожидая реакции, и Сэм задался вопросом, были ли все его мысли написаны на лице.

– Как ты думаешь, твои повстанцы придут тебя спасать?

Вопрос был задан осторожно, и, судя по выражению глаз Дина, он понял все.

– Не думаю, – сказал он. – Последнее место, где у них был лагерь, насколько я знаю, находилось далеко вверх по реке. Они всегда могут назначить другого лидера. Там есть женщина, Памела. Тоже американка, я, правда, не знаю, как она здесь оказалась, но она вроде заместителя командира. Они, наверное, слушаются ее.

– А, понятно. Тебя казнят на закате?

– Да. Классика.

Сэм кивнул и взглянул через плечо на Элен и Бобби. Они не обязаны были помогать, если не хотели рисковать своими жизнями. Сэм бы понял. Ему же просто необходимо было сделать это; казалось, это может быть самым важным, что Сэм когда-либо сделал.

– Как… – но его прервали гвалт и крики охранников, и Сэм машинально наклонился как можно дальше. Они схватили Дина за руки и подняли его, опять Дин не сопротивлялся, примирился с этим. Но он все время по пути из комнаты смотрел на Сэма, и в его затравленном взгляде появилось столько надежды, сколько было возможно.

Вскоре их погнали обратно к вертолету. Пилот находился там, бледный и потрясенный, Сэм никак не мог его осуждать. Когда они забрались внутрь, то ожидали увидеть Эша или обнаружить, что оборудование пропало, но все лежало на месте, а четвертого члена команды нигде не было видно.

– Эш? – позвал Сэм, словно ожидая, что тот выпрыгнет из-за вертолета. Пилот резко дернул головой. Сэм позвал еще громче, пилот издал писк и еще сильнее помахал головой, ухватившись за рычаги управления так, что побелели костяшки пальцев.

Сэм бросился на охранников, злой и испуганный, но они, очевидно, уже перестали быть дружелюбными. Все до единого пулеметы были направлены на оставшуюся команду и пилота, их подталкивали к вертолету медленно и размеренно.

 

 

Часть 5.2

 

– Пусть это будет для вас предупреждением, – сказал самый высокий охранник, и Сэма охватил ужас. Он не знал, что они говорили по-английски, не осознавал, что все, сказанное им Дину, могло быть передано их боссу. – А теперь лезьте внутрь и убирайтесь.

Когда охранник закончил говорить, пулемет оказался прижат к груди Сэма, и он понимал, что если откроют огонь, от него не останется ничего, что можно было бы отправить домой.

Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и попытался справиться со злостью, не дать себе прибегнуть к насилию, потому что невозможно было напасть на человека, державшего пулемет, и выжить, как бы сильно Сэму этого ни хотелось.

– Дерьмо, – сказал он, не совсем ругательство, скорее вздох. Сэм медленно повернулся и залез в вертолет, кивнул, чтобы Элен и Бобби сделали то же самое. Охранники по-прежнему выглядели угрожающе, размахивая оружием, и Сэм понял, что они не получат Эша обратно.

Проклятье, это была его идея. Полностью его идея, и Эшу не хотелось в ней участвовать, а теперь ему предстояло погибнуть из-за этого. Если он уже не был мертв. Вертолет взлетел, и Сэм пнул ногой дрянной металл двери, услышал менее чем удовлетворяющий звон, отдавшийся по всему корпусу.

Это определенно пробило брешь в его планах. Сэм не ожидал, что потеряет кого-то, не здесь, не сейчас. Он не знал, есть ли у Эша семья, но когда вернется в Штаты, он собирался найти их. Он собирался найти их, постучать в их дверь, представиться и рассказать, что Эш погиб по его вине.

Потому что он обязан был это сделать. И уж если у него не вышло выполнить первый план, то эта идея почти не уступала ему.

– Черт, – произнесла Элен, когда они направились в ту сторону, откуда прилетели. Сэм услышал слезы у нее в голосе, понял, что ей не хотелось бы, чтобы кто-то об этом знал. Он сделал глубокий вдох, откинул голову на сидение и опять глубоко прерывисто вздохнул.

Черт.

Быстро опустилась ночь; вертолет ориентировался на реку, и Сэм видел, что пилоту хотелось приземлиться и отдохнуть, но это было небезопасно. Местность тут оказалась слишком дикой, и, если их не убьют звери, то это точно сделают местные жители. Сэм теребил шнурок с удостоверением личности Эша, натягивал его и отпускал, потом начинал все снова, стараясь не смотреть на фото на пластиковой карточке, висевшей на шнурке.

Никто не сказал больше пары слов с того момента, как они покинули штаб-квартиру, а когда Сэм обернулся посмотреть на своих двух оставшихся фотографов, те отвели глаза. Он занял себя тем, что рассматривал природу, проплывавшую под вертолетом.

Река стала черной как смоль, в ней отражались только звезды. Было так темно, что когда где-то впереди появился свет, Сэм выпрямился и стал ждать приближения. Когда они подлетели, он заметил, что это был большой широко растянувшийся лагерь; между палатками горели небольшие костры, как попало стояли замаскированные машины, а за палатками виднелся огромный неуклюжий вертолет.

Они не особо скрывались. Но Сэм подумал о Дине, запертом в камере, ждущем завтрашнего заката, потому что ему, по крайней мере, было чего ожидать, когда его поведут на казнь, подумал о том, что мог изменить прямо здесь и сейчас.

– Приземляйся там, – скомандовал Сэм, показав на место, достаточно удаленное от лагеря, чтобы их не сочли угрозой (если он только не ошибся, в этом случае они все встряли по уши. Почему он просто не прекратит рождать идеи, в конце концов? Они все равно не работали, только причиняли вред людям). Пилот настороженно взглянул на него, а потом сделал, как было сказано.

– Нехорошо, – сказал он, и Сэм склонен был согласиться, но не собирался говорить об этом вслух.

Как только они приземлились, вертолет окружили. Эти люди не носили форму, как охранники в правительственной штаб-квартире; каждый был одет по-своему, но все были вооружены. По крайней мере, они не направляли ружья на Сэма и его команду. Это всегда являлось плюсом.

– Я выйду, – сказал он, хоть это было необязательно.

Как только Сэм оказался на земле, его окружили.

– Подождите, – сказал он, надеясь, что его выслушают. – Я, эм… Я встретил вашего лидера. В правительственной штаб-квартире. Я репортер, – добавил Сэм, поясняя. Люди, окружавшие его, обменялись взглядами, ведя, казалось, безмолвный разговор, и Сэм принял решение: когда и если он выберется из этой ситуации, то перестанет оказываться под прицелом ружей.

Заместитель командира – Памела – разговаривала и на местном языке, и на английском. Она с тревогой встретила Сэма, сперва вела себя довольно холодно (потому что была обязана, Сэм понимал; он просто только что пережил очень длинный день и перестал переживать о подобном). Но она оказалась слишком доверчивой. Возможно, потому что он – тоже янки, возможно, из-за выражения его глаз. В любом случае, Памела выслушала историю о недолгом пребывании в правительственной штаб-квартире и встрече с Дином.

Когда Сэм дошел до части об Эше, ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы продолжить.

Еще один, менее продуманный план выработался у Сэма. И он собирался довести его до конца. Сэм рассказал Памеле о своих планах в конце концов, и она наотрез отказалась их выполнять.

– Сэм, мы не можем сделать это. Мы не можем напасть на правительственную базу. Да, Дин – хороший лидер, я понимаю, почему ты хочешь спасти его, но это… это слишком рискованно. Он бы не хотел, чтобы мы пошли на это ради него.

– Правда? Он рассказал мне, где находится ваш лагерь, когда я спросил, придет ли кто-нибудь спасти его, – Сэм хотел увидеть реакцию Памелы, оценить ее и решить, как далеко он мог зайти. – Мы должны это сделать, Памела. Я должен это сделать. Так что ты можешь либо одолжить мне пулемет и дать сделать все самому, либо помочь мне, тогда, возможно, у нас будет шанс.

Она оглядела лагерь, людей, бродивших между палатками, и вздохнула.

– Это самоубийственная задача. Ты это понимаешь, да?

– Нет, – сказал Сэм, пытаясь сделать так, чтобы его голос звучал достаточно убедительно. – Нет, я этого не понимаю.

– Хорошо, – Памела вздохнула и наклонила голову. – Но ради одного человека? Если мы живыми выберемся из этой ситуации, Дин, наверное, сам нас убьет.

В конце концов они смогли собрать сорок человек, которые захотели пойти с ними. Памела не вводила их в заблуждение по поводу того, в чем заключалась их задача и что могло произойти. Она вела себя с ними честно и прямо, и Сэм задумался, представляя каким лидером могла стать Памела. Он нащупал пластиковую карточку с удостоверением личности Эша в своем кармане и стал вспоминать, где были спрятаны его загранпаспорт и другие важные документы.

Они ему понадобятся.

Памела отослала Элен и Бобби из лагеря на хорошем вертолете, а на другом они всю ночь перевозили солдат небольшими партиями как можно ближе к правительственной базе, стараясь в то же время оставаться незамеченными. Оставшийся путь они собирались преодолеть походным маршем с утра, пройти через кольцо караульных, которые, без сомнения, располагались в лесу вокруг штаб-квартиры, и Сэм надеялся, что им удастся добраться до самой базы в то же время, когда Дина поведут к гильотине.

План был рискованным; слишком многое могло не удаться, слишком многое возлагалось на него, но Сэм ни на минуту не задумывался, что оно того не стоило. Ему дали ружье, хоть Сэм едва знал, как им пользоваться. В крайнем случае, оно поможет выглядеть более устрашающе.

Сорок человек разделились на смены по десять, чтобы стоять на карауле и спать по очереди. Когда взошло солнце, Сэм был полон особой нервной энергии, которой никогда не обладал. Конечно, он также никогда не проводил героическую самоубийственную миссию. Ощущение оказалось опьяняющим.

Только Сэм точно не собирался когда-либо это повторить после сегодняшнего дня.

Полдень они встретили, тихо пробираясь к базе. Они уже столкнулись с несколькими караульными и сняли их всех; следовало надеяться, что никто не узнает об их приближении.

Солнце, клонившееся к горизонту на западе, указывало время, и с каждым взглядом на него Сэм нервничал чуть сильнее. Но на самом деле волноваться не стоило; когда небо стало менять цвет, они уже так близко подошли к стенам, что могли видеть их неяркий песчаный цвет между деревьев.

И вот здесь все стало интереснее.

Сэм не знал точно, где находился внутренний двор. Он даже понятия не имел. Если бы ему предложили прикинуть, Сэм бы сказал, что двор располагался в центре комплекса, а это означало, что им придется туда пробиваться с боем. И когда они достигнут цели, свежие силы правительственных войск будут нападать отовсюду.

А их было всего сорок человек, сорок два, если считать Памелу и самого Сэма.

Он уже поверил словам Памелы о самоубийственной задаче.

– Когда мы должны?.. – начал было Сэм, но прежде чем он закончил предложение, Памела прошептала:

– Сейчас! – и все как один двинулись к ближайшему входу.

Несколько человек выбили окно и проникли на первый этаж. Остальные начали искать другие окна или двери, потому что, забираясь через одно окно, они бы потратили много времени и подняли бы всех на ноги. По крыше ходил охранник, и Памела застрелила его, не задумавшись. Единственный звук раздался, когда его тело упало на землю с тошнотворным стуком, и они двинулись дальше.

Все продолжалось таким же образом, пока они наконец не обнаружили внутренний двор, и какое-то мгновение Сэм переживал, что они опоздали. Повстанцы двигались тихо, скрытно, их отряды располагались в разных местах вдоль наружной стены внутреннего двора. Посреди двора находилась толпа охранников с важного вида мужчиной, которого Сэм посчитал за босса, а в самом центре – Дин, уже прикованный к гильотине.
Это зрелище не успокаивало. Сэму уже несколько раз пришлось сдержаться, чтобы не проблеваться, пока они продвигались к двору, переступая через изуродованные тела, истекающие кровью. Обычно Сэм такого не видел.
Но Дин поднял голову, словно знал, что они здесь, наклонил шею назад, насколько позволяла толстая деревянная доска. Он посмотрел прямо на Сэма, зеленые глаза отражали яркий свет, блестели, и огонь, который Сэм в них раньше заметил, вернулся с полной силой.
Сэм улыбнулся, несмотря ни на что. Такая реакция была довольно странной.

 

Часть 5.3

 

 

Памела вдруг наклонилась к нему и прошептала на ухо:

– Вытащи его оттуда, хорошо? Мы отвлечем их. Только смотри, чтобы тебя не подстрелили, – сказала она как приказ, и Сэму захотелось, чтобы задача не попасть под пулю на линии перекрестного огня оказалось такой же легкой, как и просто пожелать этого. Только вряд ли это было возможно.

Памела подала сигнал, и тихий двор взорвался градом пулеметного огня.

Охранники совсем не удивились. Они отреагировали с бесстрастным равнодушием, обстреливая каждое доступное укрытие; мимо уха Сэма просвистела пуля, и он дернулся в сторону от нее. Все только начинало ухудшаться.

– Теперь они знают, что мы здесь, – прокричала Памела, перекрывая стрельбу. – Мы двигаемся вперед, а ты – к Дину.

Потом Памела выпрыгнула из укрытия, и все люди, пришедшие с ней, последовали ее примеру. Сэм дождался, когда они оказались в центре двора, готовые ввязаться в рукопашный бой, прежде чем бросился в обход.

Один из охранников выстрелил в него; Сэм чувствовал, как пули пролетали мимо. Что-то ударило его в плечо, сильно, но он не обратил внимания, продолжая безостановочно двигаться к центру двора, где ждал Дин. Сэм не знал, как откроет колодки, не знал ничего, кроме звука пролетавших пуль, ударявшихся о металл, землю, и глухого звука, с которым они попадали в человека.

Адреналин хлынул в кровь, и у Сэма не осталось времени задуматься о том, какой ужасной была эта идея.

Потому что он вдруг оказался на месте, остановился рядом с гильотиной и не знал, что делать с огромным тяжелым замком.

– Ты пришел за мной, – прокричал Дин, перекрывая шум, но не выглядел благодарным. Казалось, он испытывал боль, как будто каждая пролетавшая мимо них пуля попадала в него, и Сэм схватил замок, поворачивая его снова и снова, пригибаясь, чтобы уклониться от обломков и пуль. Боже, во что он ввязался?!

– Да, да, Дин. Я пришел. Боже, как эту штуку… – и потом Сэм вспомнил, что у него есть пулемет и спрятанный небольшой пистолет. Он взял пистолет, попробовал, как тот лежит в ладони. Сэм никогда не стрелял, никогда даже не целился, и ему было так страшно, что он попадет в Дина, что руки тряслись.

– Глаза открыты, готовься к отдаче, – сказал ему Дин, и Сэм кивнул и, держа оба глаза открытыми, прицелился в тяжелый замок, надеясь, что пистолет сработает, надеясь, что он не сильно опоздал, никто не погиб и все они смогут выбраться отсюда.

Когда он нажал на курок, пуля прошла мимо цели, срикошетила куда-то в толпу, и Сэм выругался. Дин поморщился.

– Давай, Джеральдо*. Спокойно.

Сэм почувствовал, как что-то попало ему в ногу, и выронил пистолет, непроизвольно потянувшись зажать рану рукой. При этом он избежал другого, смертельного выстрела и несколько секунд не мог дышать. Сердце билось слишком сильно, в крови было слишком много адреналина, Сэм не мог с этим справиться. Он знал, что терялся в кризисных ситуациях, но пытался, черт, пытался изо всех сил, и когда его пальцы сомкнулись вокруг рукоятки пистолета, он весь трясся и не мог сдержаться.

– Эй, – крикнул ему Дин, и Сэм взглянул на него, а потом на замок. Он сделает это. Даже если это последний поступок в его жизни, Сэм собирался вытащить их обоих отсюда живыми.

Он выругался, опять нажав на курок, и не ожидал, что сработает, но когда, хромая, подошел к гильотине, то увидел дыру на том месте, где раньше был замок. Он потянул колодки, и они рассоединились.

Едва веря своей удаче, он оттолкнул тяжелую деревянную планку. Дин упал на землю, и Сэм бросился к нему; они оказались под перекрестным огнем, на мгновение бросив вызов судьбе, прежде чем начать бежать.

Памела крикнула, чтобы они двигались, но ей не нужно было повторять это дважды. Дин ослабел от голода и обезвоживания и казался пугающе тонким и худым под одеждой. Нога у Сэма болела как проклятая, кровоточа, когда он переносил вес на нее, но Сэм думал, что бедренная артерия не задета. Он надеялся на это, потому что обратная ситуация стала бы слишком мелодраматической.

Они достигли края двора, и Сэм помог Дину перебраться через стену, надеясь, что тот сможет нормально приземлиться с той стороны. Забираться на стену с раненой ногой оказалось не самым приятным занятием, но у Сэма получилось, и он едва увернулся, чтобы не спрыгнуть на Дина.

– Черт, – сказал Дин, оставив какофонию обстрела позади. – Какого черта ты…

– Нет времени, – оборвал его Сэм и поморщился, вставая. – Нам надо убраться отсюда, пока кто-нибудь не заметил, что ты пропал.

Он помог Дину подняться, и они двинулись по проходу. Когда они подошли к зданию, Сэм выстрелил в ближайшее окно, убрал стекло из рамы и протолкнул Дина перед собой.

Он были на полпути к деревьям, на полпути к свободе, такой желанной, что Сэм практически мог попробовать ее на вкус, когда раздался выстрел, слишком громкий даже после того, что творилось во внутреннем дворе. Сэм почувствовал, как рядом с ним застыл Дин, почувствовал, как он обмяк, и с ужасом метнул единственный взгляд через плечо.

Это оказался мужчина, которого Сэм назвал боссом. Он стоял в окне, из которого они только что выбрались, все еще направляя на них пистолет. Глаза у него были безумные, полыхавшие ненавистью, но это все, что заметил Сэм, прежде чем утащить Дина дальше, за пределы досягаемости.

Когда он взглянул на Дина, у того на губах пузырилась кровь, а лицо стало бледнее, чем раньше. Глаза остекленели, глядя на что-то за деревьями, на что-то, чего Сэм не видел. Паника охватила его быстро и болезненно, как еще один выстрел, но он не остановился, не замедлил хода, пока