Из воспоминаний Мясищевой (Бильдиной) Веры Васильевны

«Когда мне сказали, что меня отправят в Германию, я шла домой и мне хотелось кричать. Я не знала, что будет со мной. У меня перед глазами стояла моя мамочка, я её не увижу, я несмогу увидеть её лицо, её глаза, её руки, обнять и прижаться к ней. Моя тётя всю ночь не спала, тихо плакала. Она готовила мне узелок, напекла пирожков, приготовила всякую еду, что бы мне не было голодно. В день отправки мы шли на вокзал, везде были немцы. На перроне было очень много людей. Нас стали вызывать по списку, когда назвали мою фамилию, тётя упала и её полицейский ударил прикладом, она схватила меня за плечи, но тут рослый немец оттолкнул её в толпу. Плакали все, плакала и я. Когда поступил приказ по вагонам, я думала, что рухну на землю, закричу во весь голос, так было трудно расставаться с Родиной, с родными и близкими, ноги не слушались, идти было очень тяжело. Погрузили нас в грязные, душные, вагоны предназначенные для перевозки лошадей. Всё, что взяли с собой, никто даже не притронулся к еде. Продукты выбрасывали, когда останавливался состав.

Первым пунктом назначения была Польша. Здесь для нас устроили «дезинфекцию». Первым делом отправили в баню, а затем всех согнали в барак, где стояли кровати, с голыми сетками, на полу была налита ледяная вода, открыли окна и двери сделали сквозняк. В таких адских условиях нам пришлось ночевать. Тех, у кого утром поднялась температура, увозили в неизвестном направлении, их больше никто не видел».

В таких же грязных вагонах военнопленных везли из Польши в Германию, в город Лейпциг. Здесь их определили на работу, на швейную фабрику. Их хозяйка была строгая и грубая женщина. Фрау Марта безжалостно била за малейшую провинность, причем всем, что попадалось под руки. Кормили плохо. Вера Васильевна вспоминала хлеб, имеющий зеленый оттенок, который она не могла есть. От него начинались жуткие боли в животе. И если кому-то из девушек удавалось где-то добыть хоть маленький кусочек обычного хлеба его делили по крошке на всех.

Но мир, как известно, не без добрых людей. И на пути Веры Васильевны встретился такой человек – пожилой француз, который работал на кухне поваром. Он отнесся к русской пленной, как к родной дочери, жалел, всегда отдавал ей лучшее. Если ему передавали посылки из дома, всегда делился. Наверное, это и помогло выжить, держаться до последнего: вера в добрых людей, вера в победу.

Но фрау Марта решила, что столько рабочих рук для неё слишком накладно, и часть рабочих было переведено в другой лагерь.

Новый лагерь-дом представлял из себя одинокий барак, стоящий рядом со зданием вокзала и выходивший окнами прямо на платформу. Барак был разделен на две части – в первой находилось пять двухэтажных кроватей (нар) с матрацами, подушками из соломы и некоторым подобием одеял в клетчатых пододеяльниках, во второй части располагались кухня, кладовая с продуктами и жилая комната для повара. Новый хозяин был добрее. Кормили их раз в день – по вечерам. Но это как правило, был суп вермишелевый или крупяной с кусочками жира (мяса не давали ни разу), четыре тоненьких кусочка хлеба на один укус, два из которых были смазаны таким же тоненьким, как сам кусочек, слоем маргарина, а два других – свекловичным мармеладом. Но есть хотелось постоянно, даже во сне снилась еда.

В качестве одежды рабочим полагались брюки и куртка из непонятной ткани, ломающейся на сгибах и расползающейся при стирке, на ноги – ботинки из материала, очень напоминающего по качеству дерматин, прибитого к деревянным подошвам. Работали они под руководством троих мастеров-пенсионеров ежедневно по 12 часов – с 6 утра и до 6 вечера, кроме воскресенья. Этот единственный день предназначался для хозяйственных работ (к примеру, ремонта обуви, так как деревянные колодки регулярно снашивались).

Из воспоминаний Мясищевой (Бильдиной) Веры Васильевны:

«Однажды, вместе с другими девушками мы решили сходить в кино. Шел фильм «Станционный смотритель». И нам очень хотелось посмотреть кино, услышать русскую речь. О последствиях мы не думали. На улицах было много людей, но в основном, это были женщины, на них мы смотрели с завистью, нам очень хотелось иметь такие платья как у немок, научиться красиво делать прически, украшать их яркими платками, и вот такими пристальными взглядами мы себя выдавали. А у нас были нашивки с номером- и это клеймо преследовало потом меня всю мою жизнь,  также как и 526913 советских граждан, принужденных нацистами работать на германскую экономику (нашивки мы сняли и оставили в бараке). Нас привели в немецкую комендатуру, вели допрос, всех спасла девушка из Украины, Вера Иванченко которая хорошо знала немецкий язык, и отвечала на вопросы. Но утром, нас всех наказала хозяйка, почему-то больше других досталось мне, хозяйка била меня кирзовыми сапогами, хотя после подошла и сказала, чтобы я шла на ужин, но я отказалась за это она меня оставила ночевать в цеху. Так как пол был холодный, цементный и я спала, а может и не спала,а прибывала в забытье сидя на стуле. На следующее утро немецкая девушка по имени Инга, которая работала рядом предложила свой завтрак, но я тоже отказалась.»

Все ждали, когда же закончится каторжный непосильный труд, ведь работали до изнеможения иногда падали. Работали каторжно, работали до смерти на самых грязных и опасных производствах. От голода и непосильного труда, невыносимых условий проживания жестокого обращения ежемесячно умирали тысячи «остербайтеров».

А потом до пленных стали доходить слухи о том, что победа близка. Совсем близка! Все затаились, осталось только надеяться, верить и молиться. Самый радостный и в то же время жуткий день Вера Васильевна вспоминает с содроганием.