Разговорные типы речевой культуры и хорошая речь

 

Кроме элитарного и среднелитературного, в сфере действия литературного языка формируются литературно-разговорный и фамильярно-разговорный типы речевой культуры. Носителями этих типов является в основном молодежь, но поскольку в последнее десятилетие они все активнее проникают в средства массовой информации, можно ожидать более широкого их распространения. Поскольку основным признаком этих типов является владение их носителями только одной функциональной разновидностью литературного языка, а различия между ними сводятся к степени сниженности речи, мы объединяем их рассмотрение в один раздел.

Как уже сказано выше, их отличительный признак – владение только системой разговорной речи. Поэтому хорошую речь носители этих типов могут продуцировать только в непринужденном персонально адресованном общении в неофициальной обстановке. В таких ситуациях их хорошая речь может ничем не отличаться от хорошей речи в этих же ситуациях носителей элитарного или среднелитературного типа: такое же соблюдение ортологических норм, доступность и понятность речи собеседнику, возможны творческие удачи, т. е. в таких ситуациях разговорные типы речевой культуры достаточно эффективно обслуживают повседневную коммуникацию.

При этом хорошая речь носителя литературно-разговорного типа возможна в любой повседневной коммуникации, тогда как хорошая речь носителей фамильярно-разговорного типа – только в условиях близкородственного или близкодружеского общения (о чем свидетельствует и начальный элемент номинации типа- фамильярно).

Правда, значительно чаще, чем у носителей других типов речевой культуры, у них получается не очень хорошая или даже плохая речь. Вряд ли можно назвать хорошей речь изобилующую жаргонными словами. что заставляет предполагать пересечение фамильярно-разговорного типа речевой культуры с жаргонизирующим, а использование большого количества ненормативной, даже табуированной лексики – пересечение с просторечным типом. Вместе с тем подобное неумеренное употребление жаргонных и грубых слов встречается нередко у студентов и молодых выпускников вуза: в «своем кругу» матерятся даже девушки.

Жаргонизирующий и просторечный тип речевой культуры могут неплохо обслуживать повседневную коммуникацию в рамках «своего круга», но не могут создавать хорошую литературную речь.

Совершенно беспомощными носители разговорных типов (тем более жаргонизирующего и просторечного) оказываются в любой официальной ситуации, с трудом справляются с письменными формами коммуникации из-за сбивчивости речи, отсутствия логики текстообразования, привычки только к диалогической, но не монологической речи. В их речи в официальной обстановке может не быть нарушений ортологических норм, но, даже если они не употребляют (а это бывает очень редко!) ни бранных, ни жаргонных слов, их речь не соответствует обстановке, условиям коммуникации не с непосредственным, персонально известным говорящему или пишущему адресатом, а с отсутствующим (письменная речь) или массовым (выступление по радио или телевидению) адресатом. Особенности подобной беспомощной речи исследованы И.С. Фишер [Фишер 1995].

Как правило для речи носителей разговорных типов характерна погоня за модой: модными же сейчас являются далеко не лучшие элементы речи: жаргонизмы, максимальная сниженность речи и «высокая» книжность, насыщенность иностранными словами. Подобная смесь речь, конечно, не красит. В печатных средствах массовой информации в чистом виде разговорные типы речевой культуры фактически не представлены (очень редко в таблоидных изданиях встречаются в буквальной передаче речи «героев» интервью), а вот на телевидении и радио эти типы представлены прежде всего речью молодых гостей передачи. Кроме того, насколько можно судить по речи в теле- или радиопередаче, носителями литературно-разговорного типа являются многие ведущие молодежных передач (игровых, интерактивных, некоторых музыкальных и т. д.) Даже если ведущие соблюдают нормы ударения, не используют жаргонных слов (бывает и такое), то показателем именно разговорного типа их речевой культуры служит ставшая модной скороговорка с очень нечеткой дикцией, вполне нормальная для повседневной сферы общения, но неприемлемая для общения через эфир. В фатических жанрах общения через эфир, она еще простительна, поскольку явное пустословие ведущего (см. [Федосюк 2000]) не требует понимания, но свойственна она и информационным жанрам (рекламе), мешающей возможности ее использовать (невозможно разобрать названия рекламируемых лекарств, номера сообщаемых телефонов и т. д.). Чаще всего произносительная нечеткость сопровождается модными англицизмами и жаргонизмами (см. [Чепкина 2000]), что еще больше затрудняет понимание.

Понимание в условиях непринужденного общения обеспечивается не столько вербальными средствами, сколько общностью апперцепционной базы, «вплавлением» в речь ситуации, возможностью переспроса. Тот, кто владеет только разговорной системой общения, привык к тому, что его всегда понимают, и не способен предусмотреть особых мер для предотвращения непонимания. Очень характерно, что и в телепередачах носители разговорных типов, даже если в студии присутствуют другие участники передачи, ориентируются в своем выступлении только на ведущего (часто хорошего знакомого выступающего) и постоянно проверяют Ты меня понимаешь? При этом ведущий, может быть, и понимает, но не понимают телезрители и даже присутствующие в студии (см. [Фишер 1995]).

Переполненная жаргонизмами и матом речь может быть вполне нормальной для определенного круга молодежи, вполне удовлетворять их (а на постороннего наблюдателя она не рассчитана), но даже в этих условиях ее нельзя назвать нормативной, а следовательно, и хорошей.

Повседневная речь коллег, переполненная иноязычными терминами и профессионализмами, вполне удовлетворяющая общающихся, не выходит за рамки узуально нормативной речи, а потому может считаться в определенных ситуациях хорошей, если во всем остальном она отвечает критериям хорошей речи (правильность, соответствие этическим и коммуникативным нормам).

Именно по отношению к речи носителей разговорных типов речевой культуры труднее всего применять критерии хорошей речи. Если за пределами сферы повседневного (в том числе и повседневно-профессионального общения) хорошая речь из-за полного неумения строить текст просто невозможна, то в повседневном общении речь их носителей бывает так же хороша, как речь носителей других типов речевой культуры. А в некоторых случаях может быть даже прекрасной: яркой, выразительной, творческой – но в пределах разговорной речи.

Так, например, в целом совершенно беспомощная речь П.А. Каплевича или А. Лаерского [Фишер 1995] в соответствующих телепередачах была бы вполне уместной в частной беседе с другом, а временами даже очень удачной и выразительной: Мы вокруг стиля это будем все крутить // Понимаешь? Мне не нравится / абсолютно / вот это / безымеджевое наше существование // Понимаешь? И оно было всегда // Понимаешь? Ну нельзя все сводить до серых пиджаков кашемировы // Понимаешь? И пальто этих // Понимаешь? То есть нельзя все сводить / то есть хорошо выглядеть только в этом // Я считаю что нет // жизнь / игра //

П.А. Каплевич ищет поддержки у ведущего (бесконечные вопросы Понимаешь? – это у него не слово-паразит, а именно вопросы), вероятно, тот его понимает. Понятен, вероятно, ему и емкий выразительный образ все сводить до серых пиджаков кашемировых (почти униформа советской партийной элиты), но вполне приемлемая, несмотря на бесконечные вопросы Понимаешь? для дружеского общения, эта речь становится просто непонятной и беспомощной, когда звучит в телепередаче. И тут не помогает известность, даже модность этого художника-дизайнера по костюмам. Для телепередачи такая речь хорошей не является.

Разговорный тип общения существовал, существует и будет существовать всегда, однако в самостоятельный тип речевой культуры он стал формироваться (с разновидностями литературно- и фамильярно-разговорного) только в последнее десятилетие ХХ века.

Дело в том, что раньше он охватывал только ситуации повседневного общения, то есть разговорную речь – в принципе одинаковую для любого типа речевой культуры в сфере действия литературного языка. В официальной коммуникации разговорный тип общения практически не использовался по очень простой причине: в советский период в этих ситуациях использовалась только письменная речь и озвученная письменная речь (прочитанная по бумажке или выученная наизусть). Устной же речью пользовались только носители элитарного (прежде всего) и реже – среднелитературного типа речевой культуры. Не говоря уж о выступлениях на митингах и собраниях, даже лекции во многих вузах (конечно не в таких, как МГУ, ЛГУ или Саратовский университет, в которых за редким исключением преподаватели – носители элитарного типа) тексты лекции не только целиком писались и потом читались, но и утверждались на заседаниях кафедр.

С началом перестройки активно действующими стали две тенденции: с одной стороны, сужение сферы письменной речи, появление никем не утвержденных и заранее не написанных выступлений, а с другой стороны, возникновение явной реакции на прежний официоз, казенность речи, советский новояз и отсюда отталкивание от прежних образцов литературной речи, часто выливающееся в излишне широкое и далеко не всегда оправданное использование как лексических, так и синтаксических элементов разговорной речи в официальных ситуациях. Особенно это распространилось и продолжает распространяться в печатных и электронных СМИ.

Поскольку носители разговорных типов общения ориентируются на окружающую языковую среду, средства массовой информации (прежде всего телевидение) и второсортную художественную литературу, то их эталон хорошей речи стал однородно разговорным, другого они просто не знают. Это обстоятельство позволило им со своим разговорным типом общения (в лучшем случае варьируя литературно-разговорный и фамильярно разговорный) выходить на трибуну, пользоваться им перед телевизионной камерой, зная, что передача идет (или пойдет) в эфир. Выход такого типа общения за пределы повседневного общения и означает формирование самостоятельных разговорных типов речевой культуры, не дающих возможности продуцировать хорошую речь в официальной обстановке.

 

ГЛАВА 7

 

 

ТВОРЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ

КАК ОДИН ИЗ ПРИЗНАКОВ ХОРОШЕЙ РЕЧИ

 

7.1. ТВОРЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РЕЧИ

 

Творческое своеобразие как качество хорошей речи в первую очередь свойственно художественной и публицистической сфере общения, в меньшей мере – повседневному общению, почти исключено в точных науках из-за строгих, традиционных канонов научной сферы и немыслимо в письменной деловой речи, с ее абсолютной стандартизованностью.

При изучении творческого своеобразия, которое может быть присуще хорошей речи, необходимо ответить на следующие вопросы: 1) каково содержание понятия «творческое своеобразие»; 2) насколько эта характеристика обязательна для хорошей речи; 3) в чем творческое своеобразие может проявляться?

Дело в том, что не всякое своеобразие является творческим. Характерные для человека особенности произношения, темп речи, частое употребление каких-либо излюбленных слов, склонность к выбору жаргонной или диалектной лексики и многое другое может восприниматься окружающими как индивидуальное своеобразие говорящего, по которым узнается, а иногда может и пародироваться речь конкретного человека. Тем не менее все эти приметы речи сами по себе не формируют ее творческого своеобразия.

Творческое своеобразие предполагает новизну и оригинальность, неожиданность, небанальность, что может касаться как смысловой, так и стилистической стороны речи. Принципиально по-разному творческое своеобразие проявляется в текстах различных функциональных стилей. Одним стилям оно может быть противопоказано (официально-деловой), в других – проявляться факультативно (научный, некоторые жанры публицистики, разговорная речь). Но есть область, в которой творческое своеобразие необходимо, – это художественный стиль. Без него существование этого стиля (в ином понимании – «поэтического языка») утрачивает смысл.

Степень творческого своеобразия внутри отдельных стилей может исторически варьироваться. Показательны в этом отношении изменения научного стиля. В середине XX века, по сравнению с его началом и более ранним периодом развития научного стиля, отмечено возрастание внутристилевой нормативности, выработка лексических и синтаксических клише, сужение состава нетерминологической лексики и почти полное отсутствие синонимов и эмоциональной лексики [Лаптева 1966, Сиротинина и др. 1969].

Как правило, это связывают с редакторской правкой в процессе подготовки научных текстов к печати, которая в недавнем прошлом была абсолютно обязательной в СССР, сохраняется во многих издательствах и сейчас. В меньшей степени редактированию подвергались труды выдающихся ученых, что является одной из причин проявления большего авторского своеобразия именно в их работах. Другими причинами, видимо, следует признать сформированность их индивидуального стиля, более творческий характер мышления, а также бóльшую смелость авторитетного ученого в выражении своей мысли [См., например, Опыт... 1989].

В последнее десятилетие наблюдается противоположная тенденция, которая в частности отразилась в названиях лингвистических научных статей, содержащих метафору: «Анатомия жанров бытового общения» (К. Ф. Седов), «Текст сквозь призму метафоры тканья» (Т.В. Шмелева), «Капризными путями (опыт прочтения поэмы М. Кузмина «Форель разбивает лед»)» (Е. Э. Бабаева) или включающих в свой состав примеры литературной аллюзии – прецедентные тексты из художественной или публицистической речи: «Что такое «плохо» (Фрагмент наивной этики (М.Я. Гловинская), «Две реальности, или русская разговорная речь в зеркале видеоклипа» (Л. А. Капанадзе).

Авторское своеобразие характерно для некоторых жанров публицистического стиля, правда, далеко не всегда оно является творческим. В устной публицистике это прежде всего авторские программы на телевидении и радио, авторский характер которых зачастую подчеркивается их названием, например, «Герой дня без галстука» с Ириной Зайцевой (НТВ), «Русские горки» с М. Таратутой, «Репортер» с М. Дегтярем (РТР), Программа Натальи Бехтиной «От первого лица» (Радио России) и т. д.

Частным проявлением речевого своеобразия можно считать средства оценочности в речи журналистов, политиков и государственных деятелей, в выборе которых сказываются индивидуальные предпочтения [Хлынова 2000]. Склонность к созданию свежей метафоры, обновлению сочетаемости, обеспечивающая наибольшую выразительность речи, отмеченная автором в выступлениях Н.К. Сванидзе, В.А. Рыжкова, А.Б. Чубайса следует, на наш взгляд, оценивать как проявление творческого начала. См. также анализ текста Ю. Богомолова (Известия) в главе 3 и образцы хорошей газетной речи.

Противоположностью творчества является первоначально, возможно, творческий, а впоследствии выработавшийся авторский стереотип (см., например, явно авторски своеобразный, но при этом довольно стереотипный стиль Марка Дейча (МК) и Максима Соколова (Известия).

В ряде жанров телевизионной речи, не имеющих явной публицистической, социально-политической направленности, творческое своеобразие обнаруживается более отчетливо. Сферы общения и темы, с которыми связаны эти передачи, позволяют их авторам смелее включать в свою речь элементы художественного и разговорного стилей, творчески обыгрывать ситуацию. Например, речь ведущего передачи «Пока все дома» Тимура Кизякова отличается индивидуальным стилем, связанным именно с творческим характером дискурсов, включающих не только выражение оценки (что больше свойственно публицистике), но и взаимосвязанный набор стилистических средств, формирующих определенный образ – доброжелательного, склонного к юмору собеседника, который не лезет за словом в карман и имеет запоминающуюся, неповторимую манеру общения, подходящую для разговора и со взрослыми, и с детьми.

Любая ситуация обыгрывается ведущим. Так, появившийся в поле зрения «фирменный» чайник программы сопровождается рассуждениями о жаргонном значении слова чайник. Действие программы обычно переносится в дом актеров или иных популярных людей. Разговор при этом чаще всего происходит на кухне, в обстановке, располагающей к непринужденному общению.

В целом, для речи Т. Кизякова характерна игра словом, реализуемая рядом приемов, таких как сознательное искажение фразеологизмов, актуализация внутренней формы слова, использование каламбуров, перифраз и т. д.: Общеизвестно, что в темной комнате трудно найти темную замочную скважину, особенно не тем ключом; Объявляется конкурс на лучший конкурс, принимаются предложения в любом виде, даже непечатном, то есть рукописном; Пока все нормальные дома отдыхают, как ненормальный работает один двигатель торговли (так вводится реклама).

Т. Кизяков активно взаимодействует со своим собеседником, обыгрывая значения слов, употребленных в его речи. В качестве примера можно привести включение в диалог следующей реплики-реакции Тимура Кизякова на слова собеседника-актера, рассказывающего историю своей женитьбы: после эпизода, связанного с переломом ноги, его отношения с будущей женой переросли из дружбы в любовь. Реплика Кизякова: Я как чувствовал, что должен быть переломный момент в судьбе, – вот он.

Подобные реплики придают законченность рассказу собеседника, помогают оформлению целостного текста-повествования в его «речевой партии».

Однако всегда есть угроза перерастания творческого своеобразия в авторский шаблон. И как только это происходит, передача фактически умирает, поскольку не несет в себе ничего неожиданного, нового. И длительное сохранение творческой новизны – одно из свидетельств мастерства речи тележурналиста.

И в названиях телевизионных передач, и в газетных заголовках явно присутствует стремление к творчеству: Несентиментальное путешествие (РТР) Непутевые заметки (ОРТ), Тихая сенсация (АРТ), Редкая птица долетит до середины Днепра – об экологической обстановке на Днепре; Богатые тоже платят (КП). Но, к сожалению, слишком часто авторам изменяет чувство меры, языковое чутье и вкус. Например, в погоне за сенсационностью появляется анонс следующего номера в газете КП 10.01.2001: Читайте завтра в «Комсомолке»: в Брянске было совершено покушение на Владимира Владимировича Путина. И на первой полосе КП 11.01.2001 – огромный заголовок: Покушение на Путина!, а на стр. 8 и 9 – на весь разворот статья о брянском майоре В. В. Путине. И это не единичный пример.

Следует обратить внимание на тексты, устные и письменные, смешанной (гибридной) стилевой природы, в которых наличие и степень творческого своеобразия предопределены не столько их функционально-стилевой соотнесенностью, сколько характеристиками пишущего или говорящего, такими, как профессия, принадлежность к определенному типу внутринациональной речевой культуры, индивидуальными склонностями к выбору речевых стратегий и т. д. Это неофициальная переписка, дневниковые записи, выступления известных людей (писателей, актеров, политиков, ученых) на встречах со всеми, кого интересует их деятельность. В таких формах довольно ярко проявляется языковая личность и те ее параметры, которые сформированы профессией. Они могут также зависеть от возраста, пола, уровня культуры [Язык и личность 1989; Кормилицына 1996; Ножкина 1993].

Менее всего изучено творческое начало в устной речи, не связанной с профессиональной деятельностью. Рассмотрим с этой точки зрения устную публичную речь актеров, их выступления на встречах со зрителями, беседы с журналистами в телевизионных передачах. Обращает на себя внимание, что в бытовой речи актеров творческое своеобразие проявляется гораздо меньше [Куликова 1989].

Творческий характер большинства исследованных актерских дискурсов обусловлен прежде всего такими качествами речевого поведения актера, как образное восприятие действительности и способность ее моделировать и эстетическое отношение к слову, сложившееся под влиянием работы с художественным текстом (подробнее о влиянии профессии на несценическую речь актера см.: [Куликова 1996]). Моделирование «второй реальности» спектакля, оживление драматургического текста, требует от актера умения всем комплексом вербальных и невербальных средств создавать целостный образ.

В записях речи актеров на встречах со зрителями (творческие встречи в концертной студии Останкино, в передаче «Маркиза» саратовского телевидения, диалоги с ведущими в программах «Момент истины», «Театр + ТВ» и др.) обнаружены многообразные проявления творческого начала. Так, актеры не просто рассказывают о своих учителях, партнерах, каких-то известных людях, а, как правило, «показывают» их. Например, в передаче «Маркиза» М. Неёлова, рассказывая о В. Гафте, подражает его интонации, мимике. Создавая зрительный и психологический образ Гафта, она отмечает все изменения в его облике и состоянии, комментирует их: Он вдруг страшно меняется в лице… и старается это выразить мимически. Иногда у актеров мимика даже заменяет слова, например, вот как рассказывает Константин Райкин о Марине Неёловой («Театр + ТВ»): Она может показать тебя так в каких-то проявлениях твоих (делает гримасу), что ты… (делает другую гримасу). Ведущая программы «Театр + ТВ» (РТР) Е. Уфимцева говорит о такой особенности общения с собеседником-актером: «Создается впечатление, что перед тобой сидит не один, а несколько актеров».

В речевом поведении актеров наблюдается легкое включение в игру, «цитаты» из созданных ими сценических образов. Для выступлений актеров на встречах со зрителями характерны многочисленные рассказы про обыгрывание различных житейских ситуаций и розыгрыши партнеров по сцене [см. Куликова 1998]. Существенно, что игровое начало в поведении актеров выходит далеко за пределы сцены и каких-то иных форм общения со зрителями. Характерен в этом отношении рассказ М. Неёловой об А. Абдулове («Маркиза»), который, опаздывая на съемки или репетиции, всегда придумывал мотивировки и предъявлял то счета, то билеты на самолет(...), то пулю, которая чуть не попала в него. За этим следует комментарий актрисы: Эти объяснения так талантливы и наивны.

Профессия во многом определяет характер восприятия действительности, что находит выражение в слове. Для актеров в высшей степени характерна склонность к образному определению понятия. Наибольший интерес в этом отношении представляют рассуждения актеров о своей профессии. Это попытки «дойти до самой сути» предназначения артиста, определить его место в обществе и т. д. Ср.: Актерская профессия – «блинная»: пока горячий блин, он кому-нибудь нужен … (А. Петренко в передаче«ЖЗЛ» на ОРТ); Мы торговцы эмоциями. (Там же); Мы развлекаем, и увлекаем, и отвлекаем… (В. Смехов – «Тема» на ОРТ ); Мы одним крылом где-то в вечности, а другим мусор подметаем. (О. Ефремов – «Вести» на РТР); о коллегах: Галина Борисовна – это как хорощее вино, вкус которого лучшеет с годами. (К. Райкин о Г. Волчек – «Театр + ТВ »; Марина – мастер спорта по обрезанию крыльев...Жесточайший человек, и по отношению к себе.( Там же );Мне с ним было безумно легко работать: ты ему – петельку, он тебе – крючочек. Он был идеальным партнером. (О. Басилашвили обО. Борисове – «Останутся в памяти»).

Афористичность актерской речи во многом обеспечивается активным использованием слов в метафорическом значении, созданием индивидуально-авторских метафор, а также расширением сочетаемости слов. Например: Стул успокаивает пространство (С. Юрский – «Час пик»); Они мои сверстники… духом. (В. Смехов – «Маркиза»); Мы торгуем эмоциями (А. Петренко об актерах – «ЖЗЛ» на ОРТ)

Творческое своеобразие речи, в том числе и речи актеров, выражается в ее нешаблонности (в богатстве синонимии, свежести и меткости оценок, использовании окказиональной лексики, актуализации внутренней формы слова). Например: Реализовал страшно, жестоко, буквально сценарий самоубийства. (Л. Филатов о Г. Шпаликове – «Чтобы помнили»); Он причудлив, витиеват, загадочен, манок… Кот Баюн, он затягивает в свою атмосферу. (Н. Гундарева о Э. Радзинском в программе «Маркиза»); Я там был фрагментом, пьяным фрагментом. (А. Ширвиндт о своем участии в передаче «Белый попугай» – «Маркиза»). Это другая энергия, энергия властности, самости. (А. Демидова о Ю. Любимове); Все-таки корень цензуры – ценз. Вот ценза у нас нет. (А. Ширвиндт о современном телевидении – «Маркиза»).

Творчество в речи есть там, где употребляется не первое попавшееся слово, а реализуется сознательный выбор лучшего варианта. У актеров при этом предпочтение отдается более экспрессивному варианту: иногда устаревшему слову, иногда сниженному, даже словам из профессионального жаргона. Ср.: Когда я бываю счастлив до увлажнения вежд… (З. Гердт в разговоре с Э. Рязановым на ОРТ); И вот свалив со школьных занятий... (О. Табаков на встрече со зрителями в Саратове); Когда в зажиме четвертой степени выходишь в спектакле… (Е. Симонова в программе «Маркиза»). Использованием экспрессивной лексики часто достигается юмористический эффект или создается иронический контекст. Например: В. Гурвич. Вас природа ничем не обделила, кроме внешности. – А. Ширвиндт. Рядом с тобой, кого ни посади, – всё дрянь. (Из диалога с ведущим передачи «Старая квартира»); Податливый… Я поддаю, когда мне что-то не нравится. (В. Смехов – «Бомонд»).

Для придания большей выразительности речи может намеренно искажаться фонетический облик слова. См., например, Этих ста [ тю ] эток раздали уже всем. (А. Ширвиндт о множестве кинофестивалей – «Маркиза»).

О творческом отношении к своей речи свидетельствует и поиск наиболее точного слова, а также элементы языковой рефлексии в актерских дискурсах. Ср .: Это не радость, не восторг, не счастье – это необъяснимая энергия … (А. Ромашин о своих чувствах в связи с рождением позднего ребенка – «Женский взгляд» на НТВ); Актеры работают не только за деньги, но и из желания отдавать, дарить, возвращать… (О. Табаков. Интервью на Саратовском телевидении); Движется само по себе – витально / назовем такое нерусское, грубое слово (В. Смехов – «Тема»); Я смотрю так… ретроспективно / красивое слово (З. Гердт – «Момент истины»); Я так боюсь этого слова теперь (М. Глузский о слове интеллигентность в программе «Момент истины»).

Безусловно, творческое начало в речи актеров может быть связано не только с формой выражения мысли, но и с новизной, неожиданностью ее содержания. В некоторых актерских дискурсах нами отмечена парадоксальность суждений, что, видимо, в большей степени обусловлено индивидуальностью человека, чем его профессиональной принадлежностью. Однако именно установка актерской речи на выразительность делает возможным проявление в публичной речи этих индивидуальных черт. Например: Ум – помеха актеру (М. Боярский – «Час пик»); Ненавижу, я вообще ненавижу зрителей <...> Они сразу меня не принимают… Но в этой борьбе и смысл (А. Демидова в программе «Колизей» на РТР ); Боюсь в себе актерства (В. Тихонов – «Час пик»).

Профессиональные характеристики сложно взаимодействуют с индивидуальностью человека, психологическим типом, культурой базовой и приобретенной (что, например, ярко проявляется в публичной речи Н. Мордюковой), принадлежностью к тому или иному типу внутринациональной речевой культуры. Творческим своеобразием, как правило, отмечены публичные выступления актеров, известных и как писатели, например, С. Юрского, А. Демидовой, В. Смехова, В. Гафта, а также многих актеров-режиссеров: О. Табакова, Г. Волчек, Р. Быкова, М. Козакова (См. комментарии к фрагментам публичных выступлений актеров в разделе «Образцы хорошей речи»).

Творческое своеобразие речи предполагает не просто новизну и оригинальность отдельных речевых средств, а их гармоничное сочетание и единство. Следует также заметить, что творческое начало, проявляющееся в рассмотренных дискурсах прежде всего состоит в игровой природе актерского речевого поведения и внимании к эстетической стороне слова, только к ним не сводится. В этом можно убедиться и на примерах актерской речи, и на примерах речи носителей элитарной речевой культуры в других сферах деятельности [См. «Образцы...»]. Эффективность речи, ясность, лаконичность, точность выражения мысли при отсутствии «украшений речи» также могут быть приметами творческого своеобразия [См. Поэтика...1996; Речевой портрет 1995; Кочеткова 1998; Куприна 2000]. Творческое начало может проявляться и в выборе или в сочетании неожиданных, нестандартных стратегий и тактик в построении дискурса [См. раздел о жанрах].

Проявление творческого начала можно проследить и в использовании говорящим и пишущим отдельных языковых средств. Покажем это на примере выбора приглагольного определителя, который может реализоваться в речи по-разному.