Алексей молча кивнул и двинулся к двери. На пороге остановился и вместо прощания серьезно произнес:

— Жизнь продолжается.

* * *

Друзья Мишкина широко раскинули сети в поисках нужного специалиста. Было решено собрать максимум достоверных сведений о хирургах, оперирующих на поджелудочной железе. Олег отправился за советом к одному из своих учителей, хирургическому корифею Роману Рашидовичу.

— Роман Рашидович, можно вопрос по старой памяти?

— Ну, давай, давай. Ты уже получил профессора?

— Уже полгода, Роман Рашидович. Я вот по какому…

— Поздравляю, поздравляю. Это мне уже, наверное, придется тебе вопросики задавать, по возрасту. Пощемливает сердчишко иногда. Много ты настрогал этих шунтов? Или басурмане пока лучше?

— Да набираем материал, Роман Рашидович. Не всё басурмане. Скоро и к нам на шунтирование смело можно будет ложиться. А я вот…

— Да вы-то, понимаю, ничего, шить умеете. А аппаратура как? Небось, как всегда: то АИК сломается, то аикщик напьется, — и засмеялся. — Хотя смешного-то тут немного. Так что, выходит, не зря мы тебя учили? Слыхал, что ты неплохо шьешь сосудики. А нитки-то есть?

— Атравматику сейчас получаем хорошую, импортную. Так что маненько понаторел. Всё же практика, Рашид Романович…

— Эка ты! Роман Рашидович я, Роман.

— Ой, простите…

— Да уж ладно. Думаешь, я не знал, что вы меня Рашидом звали. Так в чем вопросик, Олежка? Или… Олег?.. Как же тебя по батюшке? Олег Сергеевич? Помню-помню, Олег Сергеевич, твою первую амурную эскападу. Ругались… А сами завидовали. Сестричка была, по-моему, а?

— Да было дело. А вот, собственно, с чем…

— Ты прямо на дежурстве тогда отмочил. А что? Мужик он мужик и есть, — Роман Рашидович коротко хохотнул. — Мужик и в Африке мужик, и на дежурстве. Джигит. Молодец, что не отнекивался, но девочку не выдал.

— Роман Рашидович…

— Нам на кафедре еще рассказывали, что тебя на комсомольском бюро песочили, а ты сказал будто: “Ребята, мы одни? Девок нет? Так вот! — если б вы знали, какая у нее...”

Роман Рашидович не договорил, захрюкал, заскрипел, что, видимо, означало смех. Несмотря на драматическую проблему, с которой пришел к учителю, самодовольно ухмыльнулся и Олег. — Ну и как бюро ваше? Не исключили? Помню, что не исключили. А?

— Да нет. Все разоржались. Тоже ведь коблы двадцатилетние. Все было, Роман Рашидович. Выговор дали. А как сформулировать, не знали. Записали: “нарушение дисциплины во время дежурства по экстренной хирургии”.

— Ну, ты, конечно, дал речь! — Рашидович опять захрюкал совсем по-стариковски, и Олег сумел начать про главное:

— А я совсем про другое. Я серьезно, Роман Рашидович. Был у меня практический учитель, Мишкин…

— Слыхал про такого. Да, да. Помню, чего-то он учинил в какой-то своей мелкой лавочке, что-то такое, чего и корифеи не делали. И лавочка-то тьфу, чуть не на двести коек. Так у тебя и в его больнице были амурные неприятности?

— Да нет же, Роман Рашидович. Беда у него. Рак. Поджелудочная. Головка. Желтуха.

Старый профессор тотчас сменил маску. Будто переоделся.

— Да-а?.. Ну, а я при чем? Это не ко мне. Пашкин департамент.

— Вот я и хотел спросить, чей департамент, кому лучше всего довериться.

— И говорить нечего. Шувалов, он больше всех настрогал. И результаты у него получше.

— А оснащение у него хорошее? Реанимация? Оборудование, аппаратура?

— Этого добра хватает. У Шувалова все найдете. А ты не смотри на все со своей колокольни. Зачемпионились вы, ребятки. Это у вас в сердечной — аппаратура на первом месте. А здесь руки важны. В хирургии поджелудочной особенно. К Пашке, Пашке иди. Все у него есть — от головы и рук до всякой там аппаратуры и ниток. Но главное — руки. И голова пока нужна.

— Роман Рашидович опять рассмеялся и подмигнул сразу всеми морщинками. — А вроде у тебя еще что-то было по эротической линии. А?

— Да ерунда, Рашид Романович…

— Роман я, прохиндей! Рашид мой папа — и тоже был не худший из хирургов.

— Простите… Да ничего особенного. Как обычно — с сестричкой. А партком вдруг вспомнил прошлое. Мне везло как утопленнику. А им тогда во все нужно… хотелось вникать. Да обошлось. Но не суть.

— Обошлось бы, так я бы про это не слыхал. А дома?

— Да все в порядке. Быльем поросло.

На том разговор и кончился. Старика никак не сбросишь с наезженной колеи. Она глубже для него и интереснее. А болезни… К болезням он привык, а думать о чем-то, что и так приближалось к нему, и вовсе не хотелось. Но главное он сказал — тоже отослал к Шувалову.

Олег распрощался и вышел в приемную. Неплохо живет старик: не каждый профессор у нас имеет такую приемную и секретаршу, грудью закрывающую подступы к великому. Олег увидел эту секретаршу мельком и был приятно поражен вкусом Рашида. Еще по пути к профессору он отметил всё это, а заодно выяснил, что девочку зовут Шурочкой. И несмотря на свои печальные заботы, Олег тем не менее искал способ задержаться в приемной: что бы ни случалось, пройти мимо достойного объекта ему не позволяло внутреннее беспокойство и поиск вечной красоты. Сказал же классик, что красота спасет мир. И Олег жаждал спасти мир всей силой, отведенной ему природой и Господом Богом.

— Шурочка, не могли бы вы посмотреть в кафедральной телефонной книжечке телефончик профессора Шувалова. Да я ж не представился: Олег Сергеевич, хирург, и даже профессор из соседнего с вами института.

— Я знаю, Олег Сергеевич. Я же вас записывала на прием.

— Да, конечно! Не учел. — Изображая из себя рассеянного ученого, Олег не счел нужным спрятать смешливое лукавство, неизменно приносившее ему расположение лучшей половины человечества. — Так поскольку вы все уже про меня знаете, а больше, правда, ничего и нет у меня за душой, то не скроете и найдете телефон Павла Маратовича.