Догматическое мышление: подход к проблеме

Со времен европейского Просвещения к словам «догма», «дóгмат» и «догматика» сложилось довольно негативное отношение ввиду их неразрывной связи с теологией монотеизма, и примерно с этого же исторического момента начался процесс секуляризации этих концептов[3]. По мнению британского политического философа Д. Грея мы и до сих пор «живем среди неразобранных руин проекта Просвещения, который был главным предприятием Современности»[4].

В Античности у термина «догма» было социально-юридическое значение, которое исторически предшествовало его философскому смыслу, в пространстве которого догмы со временем стали выполнять роль основополагающих метафизических утверждений, и на них, в свою очередь, строились аксиология, нравственные, социальные, эстетические, политические и другие учения^[5].

В русском языке используются две формы этого концепта: форма, образованная от именительного падежа, — собственно «догма» и форма, образованная от родительного падежа, — «дóгмат», которые семантически равнозначны. Первая редакция чаще находит применение в научной литературе, а вторая использовалась в дореволюционных источниках, и в настоящее время к ней обращаются, когда говорят о религиозных догмах^[6].

Догма является объемным понятием, и в гносеологическом плане оно соотносится с такими категориями, как допущение в научном поиске, парадигма в философии, аксиома в математике, постулаты в физике, доктрины в идеологии и политике. Здесь вполне уместно вспомнить о догматизме законов И. Ньютона, И. Кеплера, Д.И. Менделеева, Н. Бора и других выдающихся ученых, признавая, что догматизм есть составная часть большинства наук, где под догмой понимается система базовых постулатов учения или научного направления[7].

Между тем, не только политика, международная дипломатия, идеология, но и правовые системы, выступая регуляторами поведения людей, также строятся на догматических основаниях[8]. Право в своих нормах закрепляет политический строй общества, механизм функционирования государства, регламентирует политические отношения, регулирует деятельность субъектов политической системы и пр. Так, благодаря разработкам догматической традиции право состоялось как фундаментальный социальный институт, положенный в основу устройства современных цивилизаций[9]. Без правовой догматики недостижимо согласие в правовых понятиях и невозможна нормотворческая, правоприменительная деятельность[10].

В широком смысле наше мировосприятие предполагает приобретение знаний догматически, т.е. априорно (аподиктически), в готовом виде, на веру, и это знание не требует каких-либо аргументов и доказательств, формируя тем самым догматическое мышление[11]. К примеру, Гегель в «Феноменологии духа» соотносил догматический способ мышления с непосредственным знанием[12].

Мир современного человека, как и прежде, в известной мере строится на получаемой им информации, и он, даже не выходя за порог, может оказаться практически где угодно. Но при этом он привычно соглашается с тем, что будет смотреть на мир чужими глазами — догматически. Профессор В.А. Кутырёв по этому поводу заметил, что иметь по всем вопросам свое мнение — задача непосильная. Приходится верить[13].

Как видим, догма выполняет важные познавательные функции, на что в свое время указывал К.Г Юнг. При этом он считал, что религиозные догматы выполняют не только психологическую, но и насущную психотерапевтическую роль. По его словам, они предохраняют человека от непосредственного соприкосновения с огромной психической энергией, закрепленной в истории психического развития в идее божественного, и адаптируют образы коллективного бессознательного, рационализируя их в форме абстракций ^[14].

Осознание этой логики познания, которая дается далеко не всем, требует от человека рефлексивного усилия, направленного на понимание и усвоение отмеченного догмой пространства знания. Собственно, рефлексия, будучи механизмом осознаваемой психической активности и определяет фазовый переход от догматического мышления к диалектическому. Поэтому мы можем говорить о том, что догматическое мышление, будучи многомерным феноменом нашего субъективного мира — не колючая проволока, запрещающая выходить за очерченные пределы. Это, скорее, дверь, через которую можно войти в просторы, обычно недосягаемые и часто не замечаемые[15]. Осознание, понимание и преодоление догм опосредствуется рефлексивными процессами, в результате чего мы актуализируем свой субъектный ресурс[16], реализуем креативный потенциал, выходим за пределы самого себя и преобразуем то, что нам дано догматическим восприятием мира[17].

В обществах монотеистической культуры, когда человек в процессе своего взросления из «естественного индивида»[18] становится социальным субъектом, у него априорно формируются догматически детерминированные установки мышления в контексте той культурно-цивилизационной системы, к которой он принадлежит[19]. Как видим, строй догматического мышления объективно становится фактором социализации. Он обладает интегративным свойством, формирует целостную модель мира в сознании масс людей. Другими словами, каждый человек сызмала получает знание об основах устроения жизни, которое в своей сущности и есть вера; и эти две сферы — знание и вера не только не разъединимы, но даже и не различимы[20].

Тем не менее мы привычно воспринимаем суждения о дóгматах как о некой архаичной и нелепой системе религиозного сознания, которая будто бы состоит из ограничений и запретов, «мешает свободному развитию» личности, ее «творческой самореализации», «ограничивает» творческое мышление и проч.[21] Как раз именно это восприятие по своей сути также является догматичным. Но при этом одно слово — догма — вызывает у нас реакцию как минимум в форме настороженности или раздражения. Но наше понимание дóгмата как некоего запрета, наложенного на мысль, неверно в том отношении, что дóгмат никогда не затрагивает и не определяет те дела и заботы, которые находятся в сфере повседневной жизни.

Как видим, весьма актуальным аспектом в понимании догм является то обстоятельство, что догматичность мышления для большинства людей является неосознаваемой и потому практически невидимой, так же как и давление атмосферного столба или закон всемирного тяготения.

Закон контекста

Все из того, что я осознаю, есть то, к чему я имею доступ.

                                          Дэниел Деннет^[22].

В чем причина этой неосознанности? Мы уясняем не только конкретные факты, сти­мулы и ситуации, но и общий контекст как нечто неизменное для различных событий. Однако как раз этот привычный контекст довольно быстро выбывает из нашего сознания^[23]. Мы можем назвать этот процесс контекстуализацией. Обратное происходит, когда информация меняется либо субъективно, либо объективно. Тогда контекст вновь обнаруживается, он снова осмысливается,и в таком случае речь идет о том, что он — деконтекстуализируется ^[24]. В этом плане, следуя за У. Джеймсом^[25], мы можем говорить о законе контекста, в соответствии с которым стабильные, неизменные компоненты внутреннего и внешнего мира уходят из нашего сознания^[26].

Так, в повседневной жизни мы обычно не задумывается, например, об уникальности своей личности или самобытности собственной биографии — все наши особенности выступают по отноше­нию к большинству актуальных проблем как неизменный контекст. При этом мы можем интерпретировать свое «Я» как сложную контекстуальную организацию — как устойчивый, инвариантный и при этом доминантный контекст, который мы не осознаем. Но, подобно любому контексту, «Я» имеет аспекты, которые могут быть деконтекстуализированы и пережиты как объекты сознания. Эти превращенные в объекты сознания аспекты «Я» могут затем использоваться для построения модели самого себя^[27].

Или вот, например, осмысление тех или иных обыденных событий не предполагает ни одно­временного осознания языка, которым мы пользуемся, ни названия города, в котором они произошли, ни времени года. Все это составляет тот устойчивый, неизменный фон, который не осознается до тех пор, пока к этому контексту не будет привлечено осознанное внима­ние^[28]. То есть, получить сознательный доступ к контекстам можно через их деконтекстуализацию или, говоря другими словами, путем рефлексивного опосредствования^[29]. По мнению профессора Б. Баарса, контекст в известном смысле состоит из того, к чему мы уже адаптировались, и он служит той основой, относительно которой выявляется, определяется и осознается новая информация^[30].

Таким образом, человек как социальное существо объективно контекстуален — он всегда включен в многомерную среду. Он существует в природном, антропологическом, культурно-цивилизационном, ментальном, политическом и, наконец, духовном пространстве. В психологическом плане он неразрывно связан с этими пространствами и, наконец, в определенной мере, имплицитно или эксплицитно включает в себя эти пространства[31]. Иначе говоря, все мы живем в тех и иных контекстах, при том что все возможные контексты нельзя ни зафиксировать, ни перечислить^[32]. Контекст — это как раз то, что всегда наглядно, привычно и не осознаваемо, поскольку люди не обращают внимание на то, что исходно представляется им очевидным. Но контекстуальная система может быть деконтекстуализирована нами посредством рефлексивного усилия, чтобы снова стать частью сознательного опыта.

Как видим, контекстуальные ограничения при их осознании становятся деконтекстуализированными, но дело это чрезвычайно трудное. Вместе с тем, усомниться в адекватности контекста или сделать его предметом рефлексивного усилия — это отнюдь не безнадежный труд. Так, теория относительности А. Эйнштейна деконтекстуализировала постулаты И. Ньютона о пространстве и времени, а создатели квантовой механики сделали то же самое с допущениями А. Эйнштейна о детерминизме. Однако деконтекстуализировать чьи-то постулаты, — не каждому по силам^[33].

Таким образом, догмы, в контексте которых мы живем с рождения, привычно воспринимаются нами как инвариантные, неизменные структуры, как истины а priori. Они не требуют фиксации внимания и не вызывают у нас каких-либо вопросов. Это обусловлено тем психологическим обстоятельством, что априорно усвоенные образы, представления, понятия, ценности, самоочевидные истины и догмы — по закону контекста У. Джеймса — переходят в базовое содержание сознания и… перестают осознаваться^[34]. Поэтому человеку, находящемуся в контексте того или иного менталитета, чрезвычайно сложно увидеть и понять, в чем именно состоит его догматическая обусловленность. И мы со всем этим живем, мечтаем и говорим о свободе, демократии, возможности независимого выбора, субъектности...

Проблема взаимодействия с контекстами как аспект догматического мышления находится за пределами внимания политологов, политических психологов и представителей других наук о человеке и обществе. Может быть потому, что они сами испытывают сложности деконтекстуализации того пространства, в котором живут и работают. Так если, например, набрать в поисковой строке словосочетание «политический контекст», то в результате мы ничего не получим.

Между тем, каждая культурно-цивилизационная система в течение исторического времени создает свои доминантные политические и иные контексты, которые не осознаем и не изучаем. И здесь нельзя не согласиться с профессором А.И. Юрьевым в том, что все коммерческое и политическое давление на поведение масс целиком строится на законах и механизмах бессознательного^[35], где закон контекста занимает не последнее место.