Тело не забудет и расскажет свою историю

 

Кэт было пять лет, когда ее мать ушла от отца. У матери были веские основания прекратить этот брак. Кэт вспоминает, как во время одной из ссор отец сбил с лица матери очки, швырнул на землю и растоптал.

Однажды мать Кэт вместе с дочерью поехала к бывшему мужу в его химчистку.

«Подожди меня в фургоне (у них был автофургон с жилой секцией), – сказала она девочке. – Я быстро, только на минутку. Мне надо поговорить с твоим папой».

Кэт помнит, что она лежала, мурлыкая что-то себе под нос, и раскрашивала книжку. Через какое-то время она услышала пронзительный крик. Вздрогнув, девочка подняла глаза и только теперь осознала, что мамы нет уже давно. Она не знала точно, сколько времени прошло, но ей стало не по себе. К тому же в фургоне было жарко, очень хотелось есть, но больше всего хотелось оказаться рядом с мамой.

Кэт выбралась из машины и пошла к зданию. Дверь была заперта; подергав ручку, девочка подошла к окошку и встала на цыпочки, надеясь увидеть внутри кого-нибудь из родителей.

Сердце тут же ухнуло в пятки – она увидела ступни и щиколотки матери на полу.

– Мама лежала лицом вниз на ковре и не двигалась, – вспоминает Кэт. – Я попыталась открыть дверь, но у меня ничего не получилось. Я стучала – меня никто не слышал. Никто не пришел. Тогда я бегом вернулась в фургон и заперлась изнутри.

Через несколько минут к фургону подошел отец.

«Твоя мамуля зависла на телефоне, котеночек, – сказал он улыбаясь. – Это надолго. Вот что мы сделаем: я заберу тебя к себе».

Напуганная Кэт вышла из фургона и послушно села в отцовский автомобиль.

– Пока мы ехали к нему домой, он продолжал улыбаться, будто все было прекрасно…

Кэт до сих пор хранит газетные вырезки и видеоматериалы того времени: полиция заподозрила ее отца в убийстве матери, но тела не нашли. Фургон стоял у химчистки незакрытым, но салоне не было ни одного подозрительного пятнышка. Следов крови не обнаружилось и в помещении химчистки.

Детективы попросили Кэт разыграть сцену с куклами, что она и сделала, а потом, в суде, ей предстояло рассказать, что именно она видела в тот день.

– Я прижимая к себе любимого плюшевого мишку и отвечала на вопросы, – говорит Кэт. – При этом каждой клеточкой я чувствовала, как отец смотрит на меня. Он будто бы посылал мне сигнал: «Котеночек, ты же знаешь, я никогда никому не причинял вреда». Но я никак не могла выбросить из головы ту картинку: ноги моей матери, лежащей на полу. Мама не двигалась, и я уже тогда точно знала, что случилось нечто ужасное.

Показания Кэт позволили отправить ее отца в тюрьму.

Когда Кэт было восемь лет, отец сознался в своем преступлении, написав в «Вашингтон пост». Подробности были ужасны: он отрезал бывшей жене голову и выбросил ее в реку Потомак. Обезглавленный труп он вывез в лес и закопал. А с пятнами крови ему, владельцу химчистки, справиться было несложно.

Он указал место, и детективы нашли могилу; экспертиза показала, что останки действительно принадлежат матери Кэт.

– А дальше был какой-то абсурд, – говорит Кэт. – Отец был осужден за убийство по неосторожности, и по непонятной мне причине его не могли осудить за то, что он сделал, так, как он того заслуживает. Он должен был получить пожизненное, а вместо этого продолжал отсиживать свои десять лет…

На этом кошмар не закончился. Семья устроила повторные похороны. «Сначала были похороны без покойника, заочные, – вздыхает Кэт, – а потом… Я была маленькой девочкой, но меня заставили смотреть на останки, чтобы я знала: мама «не просто исчезла, а правда умерла». Как будто я этого и так не знала! Я стояла и смотрела на кости моей матери – такие белые и… без черепа. Ничего не осталось от мамочки, которую я любила и которая любила меня.

 

* * *

 

Кэт и я сидим наверху в темном баре с деревянной отделкой в отеле «Метрополитан» Балтимора. Мы обе молчим в течение нескольких минут, и меня начинает трясти, когда я пытаюсь представить, что она чувствовала.

Я подумала, что мы неправильно выбрали место встречи: темные панели бара и кирпичные стены делали эту историю еще более мрачной. То, о чем рассказывает Кэт, произошло почти тридцать лет назад, но время не вылечило раны. Прошлое преследует мою собеседницу всю жизнь, и ее самое большое желание – освободиться наконец от этих призраков. Может быть, поэтому она согласилась встретиться со мной? Хотя нет, я знаю, что есть еще одна причина.

Все оставшееся детство Кэт кочевала по родственникам, жившим на Восточном побережье. К моменту окончания школы она сменила четыре дома. Будучи старшеклассницей, она прожила несколько лет со своей бабушкой, матерью ее матери, которую она называла Ба-Бу. После этой ужасной сцены на кладбище никто не говорил с ней об убийстве ее матери.

– В нашей семье прошлое было Большим Секретом, но я-то все прекрасно помнила, – говорит она.

В старших классах Кэт успешно училась и даже входила в команду чирлидеров. Симпатичная девчонка, как казалось, уверенная в себе. Однако втихаря от всех она «лечилась» алкоголем.

– А как иначе? Ночами я не могла заснуть, я просто лежала и чувствовала, как меня охватывает паника. У меня была припрятана бутылка, к которой я потихоньку прикладывалась. Это помогало. Уж не знаю, каким богам мне молиться, что я все-таки смогла соскочить…

После школы она поступила в колледж, а окончив его, стала работать в рекламном агентстве, но в один прекрасный день уволилась, чувствуя, что работа ей не нравится. Два года она проучилась в магистратуре.

– Потом я решила попробовать себя в качестве учителя. Вроде бы все получалось, но у меня начались отношения с коллегой, а когда они разрушились, я ушла из школы.

В возрасте тридцати четырех лет Кэт перебралась жить к брату и его семье на Гавайи. Чтобы не сидеть у него на шее, она устроилась парковщицей автомобилей при гостинице.

– После работы я возвращалась домой, проходила в отведенную мне темную спальню и лежала там, чувствуя одиночество и отчаянье. Не знаю, как я выжила…

Она решила вернуться на Восточное побережье и поселилась в Нью-Йорке, где начала работать барменом в бруклинском баре.

– По ощущениям, я скатилась ниже некуда. Мне тридцать четыре года, у меня была степень магистра, а я парковала машины и смешивала коктейли. Я была ходячим призраком. А тоска была такой, что хоть на стенку лезь. У меня ничего не получалось – как бы я ни старалась изменить свою жизнь, она шла в никуда. Я никогда не чувствовала себя нормально в этом мире. Полный тупик.

 

* * *

 

Как и следовало ожидать, острый эмоциональный стресс, пережитый Кэт в детстве, начал проявляться на физическом уровне.

– У меня появились высыпания по всему телу. Руки, ноги, живот… Мне казалось, что моя многолетняя боль пузырями выходит наружу.

Она показывает фотографии – это не просто сыпь, я вижу сочащиеся язвы по всему телу.

– Врагу не пожелаешь такое испытать, – говорит Кэт. – Я не могла спать. Я все время чесалась. Моя одежда прилипала к влажным язвам. Мне приходилось отдирать ткань от тела. Это было так мучительно…

Врач, к которому обратилась Кэт, посадил ее на преднизолон. Но симптомы только ухудшились.

– Мои суставы опухли. На работу я обычно ездила на велосипеде. Но педали приходилось крутить одной ногой. Одно колено так воспалилось, что я не могла согнуть ногу.

Анализы крови показали бесконтрольное размножение лейкоцитов, что свидетельствовало о серьезном аутоиммунном заболевании. Мнения медиков разделились: одни говорили о красной волчанке, другие – о прогрессирующем ревматоидном артрите.

Кэт посетила еще нескольких врачей, и один из них, после того как выслушал историю ее детства, задал вопрос, который навсегда изменил жизнь молодой женщины. Он спросил ее: «Вы когда-нибудь думали о взаимосвязи между сильным стрессом, испытанным вами тридцать лет назад, и воспалением, от которого вы страдаете сейчас?»

– Меня это очень удивило, – говорит Кэт. – Я пришла домой, легла, уставилась в потолок и стала думать. Снова эти призраки… Я, конечно, давно поняла, почему у меня ничего не получается в жизни, почему я одна, почему у меня нет нормальной работы. Если бы мама была жива, если бы всего этого не произошло… Но мне никогда не приходило в голову, что та история аукнется сбоем иммунной системы спустя чертову кучу времени.

Затем врач указал на еще одну деталь, которую Кэт абсолютно упустила из виду, и эта деталь ее поразила.

– Он посмотрел в анкету и вдруг выдал: «Так вашей матери было тридцать пять лет, когда ее убили… Через несколько недель и вам будет тридцать пять. Вы подходите к тому возрасту, когда ваш отец убил вашу мать…» Для меня это стало окончательным подтверждением того, что все мои болячки, да и вообще все мои проблемы, связаны с детским стрессом. Первая мысль была – возразить ему, но я знала, что он говорит правду.

Кэт надолго замолчала, устремив взгляд в пространство, а потом продолжила:

– Знаете, это было похоже на то, будто я бегу от своего прошлого, от своей истории, от своей боли – и снова с размаху сталкиваюсь с этим…

Она потрясла головой, отбросила челку и подняла на меня светло-карие глаза.

– На самом деле я благодарна доктору. Я почувствовала облегчение: у меня появилась подсказка к тому, что со мной происходит. Но если бы все было так просто… Чем больше я размышляла об этой теперь уже столь очевидной связи, тем хуже мне становилось. Сердце просто разрывалось. Как же так, думаю я, ведь я могла бы прожить совсем другую жизнь, будь мое детство не таким ужасным. Я могла бы быть здоровой и счастливой. Ну почему все так вышло? Детская травма не дает мне стать тем, кем я хотела бы стать…

 

* * *

 

История Кэт, равно как и истории Лоры, Джона и Джорджии, показывает, что прошлое может тихо сидеть в нас, а потом взорваться, как взрывается бомба с заведенным часовым механизмом. На клеточном уровне наше тело не забывает прошлое.

Кэт можно присвоить по одному очку в каждой из следующих категорий негативного детского опыта. 1) Она, по сути, явилась свидетелем убийства матери. Перезахоронение останков в присутствии восьмилетнего ребенка – еще один сильнейший удар по психике. 2) Ближайший родственник Кэт – ее отец – сидел в тюрьме; позже Кэт осознала несправедливую мягкость наказания, и с этим ей тоже надо было жить. 3) Дополнительное очко по шкале АСЕ присвоим за утрату обоих родителей. 4) Кэт выросла с ощущением, что она никому не нужна. После смерти матери родственники ее просто отфутболивали; исключением, возможно, была Ба-Бу, но о ней Кэт почти ничего не рассказала, а так как Ба-Бу была матерью погибшей женщины, то легко предположить, что она находилась в глубокой депрессии и вряд ли интересовалась делами девочки. 5) Никто из членов семьи не заботился друг о друге; нет признаков того, что они сплотились в горе.