Диалоги у калитки да шалаша в заречье.

Сахалинские юмористические рассказы...
(г. Лесогорск/Заречье, Сахалин, 1980 г.)

 

Светлой памяти друга и товарища по Заречью

Игоря Кавуна посвящает автор строки этого рассказа!

 

I

– Почём горбуша, соколики?

– По пять! – отвечаем мы (браконьеры – типа рыбаки).

– А почему так дорого?

– Рискуем на пятьдесят пять (25 "кошка", 30 хвост)?!

 

Саня Баранчик встаёт с завалинки; мы тормозим у его калитки.

Смотрит прямо в рыбу (которая на "кошках") – сильно подрана или нет:

 

– Где ловили?

– На мосту.

– Только что?

 

– Ага. Упустили много. Чуть до мешка не поймали.

Дядька на «Москвиче» помешал.

Спросил что делаем. И как.

Мы показали: парочку подцепили и вытащили.

Интеллигент. Не купил. Наверное из Шахтёрска.

Сказал, что могут рыбзики подъехать, вот-вот.

Вроде уже в Лесогорске их УАЗик (козлика) видел.

Сказал... и уехал (оказалось – он сам и есть рыбнадзор, да мать хорошо знал; пожалел нас).

 

– А вот эта, дядь Саш, ещё живая! С икрой! Видите?

В мешке. Жабрами шевелит – смотрите?!

– Что смотреть. Тащите в хату. За пузо и на мост.

Отходняк у неё! Шалопаи.

– Где оставить? (заругался – чуем: пошла сделка; радость)

– У Натахи спросите. Пусть возьмёт пару самок.

Вдогонку слышим:

– Только с икрой пацаны – по пятёрочке (5); горбылей – за трёху (3), если что?

Какой базар. Выберем. Не промахнёмся.

 

– Тётя Ната-Ша!.. – в семи метрах от крыльца кричим: дальше Джек (овчарка с висячими ушами, но мощной мордой) контролирует двор.

– Джек! Фу!

 

Мы повторили тот же куплет.

Отгремела цепь.

Пёс в будке.

Но морда наружу.

 

– В таз положите.

– Тёть Наташ, – горбылей, за два пятьдесят (2,50), если что, отдадим!

– Оставьте парочку: молоки себе поджарю.

 

Рыба посыпана крупной солью.

Нам выносят из дома к калитке:

 

– Деньги возьмите.

– Спасибо, тётя Наташа.

 

Нам чутка стыдно: своим продали, а не городским (углегорским, шахтёрским).

 

– Саня! Иди рыбой займись.

– Сейчас чайку (с ковшика) хапну...

 

Наташка (между нами босяками) в тапках и в цветочном халате – домой почапала.

 

– Спасибо пацаны...

– Дядя Саш? А вам большой штраф выписали?

– Аккурат под зарплату, – грусть в глазах. – На пикник хватит?

– Хватит... – на выдохе; глаза в землю, за калитку, – движемся.

– Только родителям ничего не говорите.

– Замётано.

 

Заглянули ещё в пару домов по этой же улице «Октябрьской».

Где по пятёрочке, где за четыре рубля (без скидок) и горбыли улетели.

Из мешка. Сиговату легче стало.

На кошках подсохла и обпылилась.

Не товарный вид стал. И за трёху не брали!

А ниже мы не уступали. Сами съедим. Дома.

Баба Мария целую сковородку сейчас нажарит. В муке.

Хвосты и головы в уху. Но это для них – для взрослых.

Поэтому, из мешка в основном – по пятёрочке.

 

Важные слишком покупатели были. Никакой жалости.

Партийные боссы на пенсии: местного калибра.

Не боимся. Рыбаки. Какие скидки? Из мешка, с икрой?!

Скажите спасибо, что по червонцу не гоним!

 

II

Лафа.

Расторговались.

До обеда.

 

Остатки по домам сбросили и на Тайхату – в магазин.

Почти полтинник в кассе. Общий сбор.

 

«Т...-134», «Род...», «Инт...» (кому какие нравились) – болгарские; пряники, конфеты, батон; зелёный горошек мозговых сортов. Шоколадка. Чёрная. Одна на всех. Дядьке, первому встречному у магазина – пятьдесят грамм за углом и «Слынч... Бряг» початый тоже с нами.

 

В шалаш. На край поляны. К речке Лесогорке.

Пикник. Пацанячий. На пять персон.

Мы – боги: нам по пятнадцать – одиннадцать лет.

Девчонки в интерес не входят. Даже мысли такой нет.

Ни в карты сыграть, ни подколоть, ни дела обмозговать.

Воздушные пирожные они. Поклонницы одуванчиков, обедов по расписанию да темы по-пионерски. В трусах. На пушечный выстрел лучше не подпускать.

 

Одна сегодня Кавуну показала в его пастушьем шалаше. Наскоряк. За рубль.

Да отцу сказала, дома за обедом. Ну, дэ-дэ? А?!

Он потом за Кавуном с дрыном носился, по поляне – глаза на выкат!

Весь серо-буро-малиновый. Как рубероид.

А пацан-то (на год старше нашего), только посмотрел?!

Мы ему не завидовали.

Благо, в первые часы он отцу Маринки на глаза не попался.

 

Орлов тоже дэ-дэ. Мой сосед по колхозу. Хозяйственный – коровы, быки, свиньи; амбар, сено, работа; свой пацан – лет пять, и две дочери жены: одиннадцати, да тринадцати лет – от первого брака. Полный наворот! Но нас он знал: велики «Орлёнки», мопеды «Риги», рыба красная, болгарские, да винишко слегка.По-крутому: покер по ушам, да по пузу. Покупались и по домам. Нормальная психика. В детстве Орлов сам такой же был. Но с дрыном он, другой! Невменяемый.

 

Мы ему (когда в очередной раз мимо нас, по кустам, пробегал):

– Дядь Петь! А что случилось?

– Где этот Кавун? Пастух недоделанный.

– Да был. Да ушёл. В шалаше у него пусто (взять нечего).

Сказал, что вашей Маринке денег дал. За что не знаем.

– Прибью... Так и передайте. Мопед на уши одену!

– Накажем! Сами. Дядь Петь. Успокойтесь!

Пять капель. Вроде успокаивается. Дрын в сторону.

– Доверяю. – Пригубил пять капель. Вроде успокаивается. Дрын в сторону.

И к себе пошёл. Есть чем и кем заниматься.

 

Конечно, передадим – за деньги с Кавуна!

Скажем: еле отмазали тебя. Гони четвертной!

Неплохой заработок и кассе общей не в напряг сделка.

 

Кавун при деньгах: коров каждое лето пасёт.

Пятьсот (500) рублей получает в месяц (июнь, июль, август):

– десять – корова, пять – бык, три – тёлка.

Работящий. Не отдыхает летом.

А старшенькую зря тронул (взглянул).

Понимаем Орлова, дядю Петю.

Старшенькая и так страшненькая: проблемы. Кому?

 

А тут ещё Кавун – искуситель колхозный.

Разговоров больше по Заречью будет. Стыдоба.

И не женишь. Грех на душу – зять такой!

А Ольга красивая. Младшенькая. Умненькая.

Вот бы показала?! Посмотрел бы. Кайф.

 

III

Через пять минут забыли про «это».

Сиговат в покер проиграл. Толстопузый.

Будем сейчас ему по пузу голому колотить. Картами.

Послюнявим. Чтобы смачно. Жирный кабан!

 

Ещё к столу подход, да купаться пойдём!

Без взрослых и женщин отдых – рай.

И на вчера – ой, на утро ещё деньги остались.

 

 

Я ВИЖУ ОБЩЕСТВО ТАКИМ... №4 (1)

(Стендап-формат на 2 минуты выступления)

 

I

Москва и Владимир – со времени прихода капитализма в нашу страну – стали полярными городами, хотя и находятся в 178 км друг от друга.

 

Знаете чего я не могу сказать, когда приезжаю в Москву на съёмки?

 

Я не могу сказать о том, что работаю на кладбище!

Меня не поймут, удивятся или даже засмеют.

 

Потому что в Центральной России:

 

– Жизнь не удалась: к сорока годам... ушёл из семьи, потерял престижную работу, вышел из себя... остался без денег, друзей, смысла жизни... ушёл из директоров в разнорабочие на кладбище, из журналистов в плиточники переместился – за город, от цивилизации подальше – в себя, в немоту, в точку невозврата.

 

А в Москве так:

 

– Жизнь удалась – я работаю на кладбище...

– Жизнь не удалась – меня не взяли на кладбище (в ритуальный бизнес), пришлось идти в актёры... сниматься на телевидении... становиться знаменитым, но бедным!

 

И, по мнению москвичей, приезжать из Владимира (кладбищенского бизнеса) в Москву на съёмки (на телевидении, в рекламе, в кино) в столицу – массовка, группповка, иногда роли... может только человек, который хочет поиздеваться над нами, столичными актёрами, в режиме реального времени!

(7 января 2020 года)

 

 

II

Излом в мировой истории произошёл в Москве 21/25 августа 1991 года.

Теперь рабочие сами защищают свои интересы перед властью.

 

Им посредники в виде партий больше не нужны. Сами с деньгами.

Это надо признать. И не вещать рабочим, а слушать рабочих.

 

Теперь сделка, тарифное соглашение, проценты в банке – наше всё.

И мы сами защитим свои интересы – качеством конечного продукта!

(Август 2017 года)

 

 

III

Говорят «девяностые» никуда не делись.

А они и не должны были никуда деваться.

 

Всё тоже самое вокруг... только дети выросли.

Без отцов росли? Снова в «девяностых» мы!

(Декабрь 2019 года)

 

 

IV

Самый дорогой товар со времён рабовладельческого строя – юноши (мужчины).

 

Купил раба, взял на работу по договору ныне, и работает у тебя парень/человек двадцать пять, тридцать лет кузнецом, плотником, пахарем... водителем, электриком, плиточником – и становится мастером своего дела – золотые руки. И сам он в достатке и ты в богатстве!

 

Так делали раньше помещики на Руси.

Закупали работников молодых оптом для нужд поместья, а девок своих хватало.

 

И если на ярмарку съездил хозяин и купил девок – шалман, а не юношей – табун... или одну девку привёз размалёванную из города в деревню, в усадьбу – то семья: мать, жена, дочери его самого выгоняли из дома – раз спятил и решил всё хозяйство, нажитое веками непосильного труда – одной покупкой развалить.

 

Энергия мужского профессионального, грамотно направленного труда нужна была всегда – и тогда и сейчас! И что-то случилось с нами совсем недавно: стали от блажи, от безделья, от непонимания того, откуда берутся деньги... заглядываться на женские, девичьи тела и покупать их.

 

Так можно и вылетели... из страны, труда и... жизни!

(Август 2018 года)

 

V

У кого деньги — тот и молод!

(А вгуст 2017 года)