Высшая добродетель полярника

 

 

24 июня 1931 г.

 

Ни в нашей жизни, ни в погоде никаких перемен не произошло. Мы сидим в палатке,спим или едим, а погода по-прежнему киснет.

Почти беспрерывно стоит густой туман. В короткие моменты, когда онрассеивается, видна низкая, сплошная облачность. Температура воздуха неподнималась выше

Единственной новостью является маленькое разнообразие в нашем меню. Мы,наконец, нашли применение шоколаду. До сего времени мы его возили без пользы илишь утяжеляли на несколько килограммов загрузку саней. Очень редко, без особойохоты, съедали плитку и всегда при просмотре продовольствия недоумевали — зачеммы его таскаем. Взяли мы его с собой по какому-то недоразумению, должно быть,вызванному сложившимся убеждением об особой питательности этого продукта.Вероятно, питательность его действительно высока. Оспаривать этого несобираемся. Но мы убедились, что в полевых условиях шоколад все же не настоящаяпища. А потребность в сладостях у нас очень ограничена.

Теперь употребляем мы шоколад так: кладем в наш двухлитровый чайникполкилограмма и кипятим. Получается напиток, как говорится, на любителя.Основой нашего питания, как и раньше, служат мясные консервы, сухие овощи,масло, сахар, пеммккан, сухое молоко, чай и галеты. Мясные консервы мыодинаково охотно едим как в холодном, так и в разогретом виде.

На этот раз мы захватили изрядное количество сушеных овощей и необходимыхспеций,— пользуемся каждым удобным случаем, чтобы приготовить наш излюбленныйсуп. И только при наличии свежей медвежатины суп отходит на задний план.Основным нашим напитком теперь, в теплое время, является чай. Он прекрасноутоляет жажду и несравним ни с кофе, ни с какао. Когда жажда одолевает сильнееобычного, мы прибавляем в чай клюквенный экстракт. А после особо тяжелыхпереходов, когда мы измучены, мокры с головы до ног и дрожим от холода,извлекается со дна продуктового ящика заветная фляга, и мы пьем чай«по-монастырски», с коньяком.

Прекрасным по питательности и по вкусу оказался молочный порошок. К великомусожалению, качество порошка мы оценили слишком поздно и взяли его мало. Вполнеоправдали лучшие надежды галеты. Они приятны на вкус, питательны, занимают маломеста, стойки к сырости и не боятся тряски. Последнее качество особенно ценно.Будь у нас вместо галет сухари, они давно превратились бы в труху, а труха незамедлила бы заплесневеть. Кроме перечисленных продуктов, у нас есть ещемакароны и рис. Мы возим их в качестве неприкосновенного запаса и будемрасходовать в случае особой нужды. В среднем наш суточный рацион составляетпо-прежнему 1200 граммов на человека.

Собаки наши чувствуют себя очень плохо. Ненавистная для них сырость мешаетотдыху. На земле — лужи, а сверху — сырой туман. Каждая собака, выбрав себеместо для отдыха и согрев его, старается уже не вставать. Сегодня даже во времякормежки многие не поднялись и съели свои порции лежа. На вчерашнем переходе уменя охромела Блоха. Ошкуй сегодня стер обе задние лапы. Еще несколько такихпереходов, и пес может совершенно выйти из строя. Жаль. Он давно уже потерялсвой жир и лень и теперь стал примерным работником.

 

 

25 июня 1931 г.

 

Наше положение серьезнее, чем казалось. Сегодня рано утром туман исчез. Облакарассеялись, показалось солнце.

Мы на лыжах пошли на разведку. Добрались до мыса, замыкавшего Снежную бухту(так мы окрестили ее за обилие снега на льду) с запада, и проделали в оба концакилометров двенадцать.

В западной части бухта еще глубже врезается в Землю. Кут ее находитсякилометрах в четырех от западного мыса. За бухтой берег Земли уходит насеверо-запад. Ледниковый щит, против которого мы стоим, прерывается километрахв пятнадцати — двадцати. Дальше на северо-западе виден другой такой же щит.Между ними большой прогал.

Снегу на льду по-прежнему много, и за последние сутки он не стал ни крепче, нирыхлее — та же каша, что и была. Когда мы шли в первый конец, лыжи кое-какдержали нас на снегу, а возвращаясь обратно, вынуждены были снять их и поколено брели в жидкой снежной массе.

В кут бухты впадает большой поток, берущий начало, по-видимому, где-то междуледниковыми щитами. Сегодня скопившаяся вода прорвала многометровые снежныезабои в русле, и поток с шумом устремился на лед. Рев воды слышен наполтора-два километра и напоминает гул далекого водопада.

Вода все больше и больше заливает лед бухты и пропитывает снег. Это «вода нанашу мельницу». Чем больше печет солнце, тем скорее ручьи, потоки и речкипромоют себе сток в прибрежном забое, зальют прибрежные льды и растопят снег, имы получим возможность идти дальше.

Сидим и надеемся, что такая погода продержится хотя бы дня три-четыре. Думаем осолнце, о потоках воды. А в глубине души растет тревога: как бы эти потоки неоказались слишком мощными. В таком случае они не только растопят снег, но могутразмыть и прибрежные ровные льды. Тогда волей-неволей нам нужно будет идти поземле. Это будет слишком тяжелым предприятием и нарушит все наши планы.

Все же унывать еще рано. Пока мы можем выжидать. Остается к этой возможностиприбавить хорошую дозу спокойствия. Только вот из бухты надо выбираться припервой же возможности. Здесь может размыть лед раньше, чем у открытого берега.Тогда мы окажемся на положении зайцев в половодье. Если завтра продержитсятакой же день, то к вечеру снег должен осесть, и ночью мы попытаемся выбратьсяиз нашей западни.

 

 

26 июня 1931 г.

 

Ночью небо затянуло облаками, но утром они быстро рассеялись, и началопригревать солнышко. В полдень в тени термометр показывал +4,5°, а наповерхности снега +1,7°.

Днем спустили с цепей собак. Солнце и тепло оживили их. Они начали бегать,резвиться и скоро занялись охотой. Один из соседних бугров, наиболее сухой,оказался заселенным леммингами. Вся земля была изрыта норами. Наиболееудачливые собаки вернулись в лагерь с полными желудками и во время кормежкиотказались от своих порций пеммикана.

...Весь сегодняшний день стоит мертвая тишина. Я сижу недалеко от лагеря. Рядомсо мной несколько собак. Разомлевшие от непривычного тепла, они лежат бездвижения. Весь лагерь в покое. Бесконечно глубокий сапфировый небосклонопрокинулся над белым простором льдов. До предела чист и прозрачен воздух. Инад всем этим стоит абсолютная, мертвая тишина. Ни звука, ни шороха, нишелеста. Даже обычно крикливые чайки летают совершенно бесшумно.

Чтобы рассеяться, беру карабин и приглашаю Николая Николаевича прогуляться потундре. За нами увязываются собаки. Только через несколько часов возвращаемся влагерь успокоенные и уверенные в себе.

Пока мы бродили, вода в большом количестве скопилась в русле соседнего потока,но, не преодолев берегового забоя, устремилась в небольшую ложбину и нашлавыход к морю восточнее нашего лагеря. Палатка оказалась отрезанной от тундрышироким шумным ручьем.

Пора покидать эту бородавку. Кстати, в Снежной бухте все больше и больше темныхводяных пятен.

Идти, вероятно, будет легче. Во всяком случае попробуем выбраться отсюда.

 

 

27 июня 1931 г.

 

Вышли в полночь. Сразу встали на лыжи, но скоро выяснилось, что поканеобходимости в них нет. На протяжении нескольких километров поверх льда лежалслой воды глубиной от 5 до 15 сантиметров. Снег, попадавшийся небольшимиперемычками, был значительно тоньше, чем два дня назад. Собаки все ещестарались избегать воды, но потом, очевидно, поняв, что по воде тащить санигораздо легче, чем Даже по неглубокому снегу, сами стали тянуть к каждомуголубеющему озерку, как только оно попадалось им на глаза. Временами онипереходили даже на галоп, и тогда во все стороны от упряжки летели целыефонтаны брызг. Теперь за ними пешком было не поспеть. Мы сели на сани. Носидеть нам пришлось совсем недолго. В конце седьмого километра мы достиглизападной стороны Снежной бухты. Здесь берег образован рядом невысокихвозвышенностей, которые легко можно принять за отдельные островки. Однако всеони соединены или очень низкими перемычками, или намывными косами.

В месте нашего выхода лежал береговой намывной вал. Далее море небольшойизлучиной, шириной километров пять, вдавалось в Землю. Решили срезать излучину.

Здесь ни вблизи берега, ни в отдалении от него не было и признака воды. Всяповерхность излучины была бела, как скатерть. Мы уже знали, что это такое, и неошиблись. Как только сани вышли на лед, так и погрузились в снежное месиво.Белизна снега, как мы и ожидали, была только кажущейся. На льду скопился слойводы. Поверх нее лежал пропитанный водой снег, покрытый в свою очередькрупнозернистым фирном, и все это прикрывала корочка хрупкого льда.

Дорога была очень тяжела. Но что же делать? Надо было добраться до намеченногоберега. Чем дальше, тем становилось хуже. Сначала мы сбросили меховые рубашки,потом шерстяные фуфайки.

Остановки участились. Пришлось пробивать путь на лыжах. Они оставляли двеглубокие борозды. Собаки, видя впереди человека и какое-то подобие дороги, шлидружнее и 1 останавливались реже. Через восемь часов вы добрались донамеченного мыска.

Продвинулись от старой стоянки на одиннадцать с половиной километров. Этонемного, но все же лучше, чем ничего. Когда-то мы делали за один переход почтиполградуса широты, а теперь радуемся, если нам удается сделать полградусадолготы. Времена и условия меняются.

Мысок совсем обтаял, местами сухой. Много цветов. Ложечная трава, лютик-пигмей,камнеломка, сравнительно много мятлика. Узкой полоской, точно грядкой, южныйсклон мыса опоясан полярным маком. Много леммингов.

Разбили лагерь. Собак пустили на охоту.

 

 

28 июня 1931 г.

 

Опять целый день на месте. Начинает надоедать. Еще вчера мы успели осмотретьвесь клочок земли, на который вылезли после тяжелого пути. А сегодня делатьсовсем нечего. Единственное занятие — ждать, пока выправится дорога. Мы дажеприблизительно не знаем, когда наступит настоящее таяние снега. Может быть,завтра, а может быть, через неделю. А вдруг так протянется целый месяц? Здесь иэто возможно. Продукты убавляются. Пеммикана для собак осталось только натринадцать дней. На охоту сейчас надеяться трудно. Тяжела бездеятельность.Изобретаем занятия. Перетащили на другое место палатку. Сварили суп. Попыталисьзаснуть — не получилось. Кипятили чай, потом кофе. Наконец, занялисьсоставлением программы предварительного отчета экспедиции, хотя допредставления его оставалось еще года полтора-два.

Погода все же работает на нас. Беспрерывно дует ровный южный ветер. Онсправится со снегом лучше всякого тепла. Снег на льду тает. Количество водыувеличивается.

Надеюсь — сидеть осталось недолго. Но нужны терпение и выдержка.

 

Наш купальный сезон

 

 

29 июня 1931 г.

 

Тронулись! Сделали не переход, а настоящий прыжок. Продвинулись, не прерываясъемки, на 33,7 километра — расстояние, не предусмотренное самымиоптимистическими предположениями.

Вчерашний южный ветер сделал свое дело. Поднявшись в 5 часов утра, увидели, чтоприбрежный ровный лед, полосой от полутора до трех километров, почти сплошьпокрыт водой. Еще сутки назад здесь лежала снежная каша, воды не было и впомине, а сейчас ее было так много, что становилось не по себе от одной мысли оезде по ней на собаках. Целое море! Но вода давала возможность идти вперед.Позавтракали, собрали свое хозяйство и пустились в «плавание».

Собаки, немного поупрямившись, вбегают в воду. Сани сразу погружаются почти повязки, но идут легко. Это, а может быть, и надежда поскорее выбраться изледяной воды заставляет собак перейти на ходкую рысь. Нам не остается ничегодругого, как сидеть на санях, хотя, надо сказать, что и это занятие совсем непустое. На льду много углублений, где вода доходит до полуметра. Здесь собакивсплывают, а сани заливает водой. Надо зорко следить за дорогой, чтобы вовремяотвернуть в сторону. Кроме того, мы не застрахованы от попадания в промоину илиполынью, что может кончиться крупной неприятностью.

Первое время мое внимание было напряжено до отказа. Но постепенно я освоился сдорогой и по одному оттенку воды уже мог достаточно точно определять ее глубинуи добротность скрытого под ней льда. Дело пошло совсем хорошо. Только брызгиполетели.

Так мы прошли целых 27 километров. На этом расстоянии только два раза встретилинебольшие ледяные бугры, на которых с трудом поместились, чтобы датьвозможность собакам немного передохнуть, обсохнуть и обогреться. А один раз, ненайдя ни одного сухого клочка льда, вынуждены были посадить всех собак на сани.Все видимое пространство вода заливала слоем от 15 до 25 сантиметров.

Последние 7 километров шли снова по снегу. Он настолько осел и раскис, что ужене представлял для нас трудной преграды. Только отдельные участки были оченьнеприятными. Под пропитанным водой слоем снега была ледяная корка, покрывающаяфирновый рассыпчатый снег, что лежал над коренным льдом.

На этой ледяной корочке из крупных смерзшихся кристаллов фирна несколько собакпорезали себе лапы. Но теперь от этого уже не спасешься. Вода начинаетразъедать поверхность морских льдов и превращает их в терку. С каждым днем вупряжках будет увеличиваться количество охромевших собак, и, наверно, часть изних останется непригодной к дальнейшей работе. Применяемые осенью и раннейвесной собачьи чулки сейчас не годятся. Они размокают и не держатся на лапах.

На всем пройденном участке берег Земли низкий, сложенный из валунных суглинков.Здесь он почти сплошь еще покрыт снегом. На севере по-прежнему виден ледниковыйщит. Сейчас он от нас на расстоянии 10—12 километров. Мысок, на котором мыразбили лагерь, сложен известняками, выходящими из-под суглинков. Здесь почтинет растительности, если не считать единственной камнеломки и очень редкихлишайников.

Погода чудесная. Ясное небо, и по-настоящему жарко. Дует легкий юго-восточныйветер.

 

 

30 июня 1931 г.

 

Снова проделали только 10 километров, да еще с такими приключениями, каких досего времени не переживали.

Вышли со стоянки в 8 часов. Впереди, близко к берегу, лежали торошенные льды.Предвидя трудности, несколько сократили намеченный план перехода: решили пройтитолько (!) километров двадцать. На самом деле не выполнили и этого.

Уже через два километра подошли к небольшому торошенному участку,протянувшемуся всего лишь на несколько километров. Проложили курс и погналисобак. Через полчаса забрались в такую кашу, что единственной мыслью стало —как бы отсюда выбраться. Снег был до метра глубиной, а в отдельных местах итого глубже. Ясно, что он не держал ни саней, ни собак. Часто попадалисьнебольшие озера. Они сначала облегчали путь, а потом совершенно остановили нас.Собаки не находили опоры на рыхлом снежном дне озер. С трудом мы повернулиобратно и по пробитой дороге вылезли из торосов.

Первая попытка пройти вдоль берегового снежного забоя между берегом иприжавшимися к нему торосами, казалось, тоже сулила полную неудачу. Здесь снегбыл еще глубже. Через некоторые торосы весь груз и сани мы перенесли на руках.Наконец, нашли хоть и трудный, но проходимый путь. Дальше торосы чутьотодвинулись от берега, а снежный забой, несколько обезвоженный благодаряблизости приливно-отливной трещины, куда стекала вода, выдерживал собак и сани.Беспрерывно меняя курс и следуя всем извилинам берега, медленно шли вперед.

На пути встретили большую лагуну. Коренной берег Земли отодвинулся километра наполтора. От моря лагуну отделял невысокий намывной вал. Ровный лед лагуны былнастолько соблазнительным, что мы было направили туда упряжки, но вовремязаметили, что лед там вскрылся. Через полчаса с шорохом и скрипом ледустремился на юго-восток, к выходу из лагуны, и освободил ее северо-западнуючасть. Окажись мы в это время на льду — попали бы в малоприятную историю.Сколько нужно осторожности!

Так за первые четыре часа осилили 9 километров. Но все это были лишь цветочки.Ягодки мы попробовали в следующие три часа.

Обогнув лагуну, мы увидели перед собой глубокий залив. Осмотрев в бинокль береги не найдя на нем ничего примечательного, решили срезать залив по прямой. Онбыл покрыт сравнительно ровным льдом, уже обнажившимся от снега. Вода лежала нальду тонким слоем и благодаря неровностям образовывала на его поверхностипричудливый узор из озерков и заливчиков, соединяемых рукавами. Никакихтрудностей для прохождения этот участок как будто не представлял. В данныхусловиях это была наиболее благоприятная дорога, какую мы видели за последниедесять дней.

Выход из залива замыкала сплошная стена высоких торосов. Она шла почти попрямой линии с мыса на мыс. Вдоль этой гряды со стороны залива мы и направилисвой путь. Тянул еле заметный ветерок. Яркое солнце и ясное небо не предвещалиникаких неожиданностей. Сани скользили легко, и караван быстро прошел примернополовину залива, здесь-то и настигла нас беда.

Береговой ветер неожиданно засвежел. Он усиливался буквально с каждыммгновением и уже через десять минут превратился в шторм. Вода, покрывавшая лед,под бешеным напором ветра пришла в движение. На льду зажурчали ручьи, потомпотоки. А ветер свирепел — свистел, бесновался и гнал воду дальше, пока на еепути не встала облюбованная нами гряда торосов. Встретив преграду, вода началабыстро скапливаться. Уровень ее поднимался, а площадь расширялась все больше.Озеро, растущее на глазах, преградило нам путь. Вода начала заливать сани.Пробежав около сотни метров вперед, я убедился, что идти еще можно, и, надеясь,что мы успеем проскочить самую опасную излучину и добраться до выступающей изводы высокой льдины, погнал собак вперед. Но несколько минут, потерянные на моюкороткую разведку, оказались роковыми. Едва мы прошли половину разведанногопути, мои собаки и сани всплыли. Ветер свистел, вода прибывала с такойкатастрофической быстротой, что создавалось полное впечатление оседания льда нанашем пути. Подав команду Урванцеву гнать упряжку против ветра на мелкое место,я начал поворачивать свою. Но даже удержать ее было трудно. Плавающих собак исани ветром и течением воды тянуло в глубь озера. Несчастные животные подняливизг, полезли друг на друга. Видя, что это не помогает, они начали взбиратьсяна плавающие сани. Когда, наконец, удалось повернуть сани, вода доходила мнепочти до плеч. Собрав все силы, мы вытянули упряжки против течения на мелкоеместо.

Когда опасность миновала, мы осмотрелись вокруг. Вдоль всей гряды торосовстояло огромное сплошное озеро, а позади нас, к югу, и справа, к востоку,— всторону берега, лежал сухой лед.

Отсюда ветер угнал всю воду. И возможно, что лед действительно осел, так как усамой гряды торосов слой воды достигал двух метров.

Распутав собак, вышли на берег. Теперь по льду, обнаженному от воды, можно идтисвободно, но мы решили выждать. На собак жалко было смотреть. Накупавшись вледяной воде, они тряслись, точно в лихорадке. Да и сами мы выглядели вряд лилучше.

Выпрягли и отпустили собак. Поставили палатку. Хотели переодеться, ноубедились, что переодеваться не во что. Вода просочилась в мешки и вымочилазапасную одежду. Разделись, выжали одежду и снова надели ее на себя. Утешалисебя шутками о полезности компрессов.

Ветер по-прежнему гудел. В районе лагеря — сухой лед, но вдали волновалосьогромное озеро, прижатое к гряде торосов, точно к плотине.

 

 

1 июля 1931 г.

 

Вот и июль. Прошел месяц, как мы покинули нашу базу. Что-то там делается?

Во второй половике июля уже можно ожидать общего вскрытия льдов. Следовательно,мы располагаем только двумя гарантированными неделями для возвращения на базу.До нее остается километров 150. В зимнее время мы бы сказали: «Какие пустяки!Три-четыре перехода, и мы дома». Теперь думаем: «Ох, как еще далеко! Оченьдалеко!» Даже приблизительно мы не можем сказать, сколько времени нампотребуется для достижения базы. Все зависит от погоды — от солнца, от дождя иветра. Чем интенсивнее будет проходить весна, тем скорее мы будем дома.

Собачьего корма у нас осталось на одну неделю. Сократив норму, мы можемрастянуть его на десять дней. Хорошо было бы теперь добыть медведя. Но что-тоих не видно. От пролива Шокальского мы не встретили еще ни одного. Похоже, чтоих не тянет сейчас прибрежная зона. Нередко видим нерп, однако подползти к нимпо воде невозможно. Часто, но без всяких результатов рассматриваем в бинокльльды в надежде увидеть медведя. Пока не добудем зверя, порции собакам придетсясократить, хотя по теперешнему их состоянию надо было бы усилить кормежку.

Наши сегодняшние успехи не лучше вчерашних. С утра пошли вдоль берега,выписывая все его изгибы и не отрываясь от приливно-отливиой трещины. Водывблизи берега почти не было. Ветер, хотя и несколько ослабевший, продолжался. Угряды торосов по-прежнему стояло озеро, растянувшееся на многие километры.

Съемку не прерывали. То и дело приходилось останавливаться, чтобы взять новыйазимут в том или ином изгибе берега. Худо ли, хорошо ли, мы все-таки проходилиодин километр за другим, все больше и больше продвигаясь к северу. В душе мыуже были благодарны ветру, принесшему нам вчера столько неприятностей. Похожебыло на то, что сейчас он работал на нас, сгоняя воду е прибрежного льда. Нонаша благодарность была преждевременной. На десятом километре мы достигли кутазалива. Берег здесь повернул на юго-запад, и на пятнадцатом километре небольшаяизлучина в глубине берега стала перед нами непроходимой преградой. Ветер нагналсюда массу воды; она шумела и бурлила, а по ее поверхности ходили волны. Иприливно-отливная трещина и береговой забой были под водой. Оставался толькоберег, но с него в вершину излучины с шумом несся такой поток, переход черезкоторый был немыслим. На сегодня нам путь был отрезан.

Попробовали пробиться берегом, покрытым неглубоким снегом. Но чем дальше мыуглублялись, тем больше становилось преград. Поток разделился на два рукава. Вкаждый из них впадали десятки ручьев. Все притоки, овражки и ручьи за зиму былизабиты глубокими снежными заносами. Сейчас снег превратился в жидкую кашицу.Вода еще не везде пробила себе русло, но, как правило, пропитала снег до дна.Собаки здесь не могли ни идти, ни плыть. Сани погружались в снежное месиво, имы еле вытаскивали их. Работая по пояс в ледяной жиже, мы настойчиво искалипроходимого пути. Но проклятым овражкам и ручьям не было конца. Местами мы нетолько не решались загнать в них собак, но и сами опасались забрести туда,чтобы не погрузиться с головой. Собаки выбивались из сил, мерзли и беспрерывнодрожали. Они не отказывались работать, а просто не могли. Но и это еще не все.Тяжелые тучи заволокли небо. Скоро все покрыл такой густой туман, что мы виделитолько размытые силуэты соседней упряжки.

Дальше идти было безрассудно. По своему следу вернулись к морю.

Остается одно — ждать, пока не промоет прибрежный лед и не сбежит вода. Ждать,чего бы это ни стоило. Мучая собак и самих себя, мы все равно ничего недостигнем. Попробуем взять терпением и выдержкой.

Сейчас сидим в палатке. Стянули с себя мокрую одежду. Сушить ее не на чем —экономим керосин. Дождь сменяется снегом. Отжатое белье сушим на себе, сидя вспальных мешках. Согреваемся крепким кофе.

Собаки лежат точно мертвые. Их можно переносить с места на место, и они даже нешевелятся. Удивительно, как только они выдерживают такой путь.

Мы купаемся в ледяной воде всего лишь 4—5 часов в день и то коченеем, а они —беспрерывно. Их лапы разбиты и кровоточат. Они неохотно берут пищу, хотя порциипришлось сократить.

 

 

2 июля 1931 г.

 

До сего времени мы мокли снизу. Теперь поливает сверху. Начавшийся вчера дождьлил всю ночь и сегодня продолжается весь день. Крупные капли барабанят допалатке.

Иногда шум затихает. Дождь переходит в мелкий, моросящий сеногной, но вскоре,словно вновь собравшись с силами опять начинает лить густыми струями.

Одежда, как и вчера, лежит мокрой грудой в углу палатки. Собаки под проливнымдождем не издают ни звука. Укрыть их негде. В палатке даже людям тесновато, темболее что прислониться к полотнищу нельзя: сейчас же потечет вода. Мы сидим водном белье, высушенном на собственном теле. Почти не вылезаем из мешков.Теперь для нас это единственная возможность быть сухими.

 

 

3 июля 1931 г.

 

Все так же: с утра дождь, потом туман и снег и снова туман. Слабый ветер сюго-запада. Лед частью подняло, частью освободило из-под отступающей воды.Можно было бы идти, но в конце следующего перехода нам необходимо закрепитьсъемку на пройденном участке астрономическим пунктом. Для этого надо видетьсолнце, то есть снова сидеть и ждать. А так как сидеть всюду одинаково, торешили не двигаться с места.

 

 

4 июля 1931 г.

 

Все так же, все то же. Целый день небо окутано тучами. Крупными хлопьями падаетснег, а в короткие перерывы густой мокрый туман скрывает весь мир. Температуравоздуха в полдень +0,2°. Падающий снег не тает. К вечеру полная картина позднейосени — все бело. Барометр упал и по всем признакам не собирается подниматься.

После полудня я, натянув на себя мокрую одежду, пошел на разведку. Теплиласьтайная надежда увидеть медведя. Прошел километров пять от лагеря — никакихпризнаков зверя. В такую погоду даже тюлени предпочитают не вылезать из моря.

Вода ушла под лед. В заливе, где два дня назад было бурное озеро, теперь почтиголый лед.

Густой туман заставил меня повернуть обратно в лагерь. На берегу нашелнесколько мелких обломков плавника. Некоторые из них еще свежие и могутпослужить дровами. По-видимому, льды вскрываются здесь довольно часто. Всюдувидны выброшенные на берег водоросли и раковины моллюсков — следы прибоя иосенних штормов.

 

 

5 июля 1931 г.

 

То же, что и вчера. Беспрерывно снег и туман. Кругом все бело. После полуднябарометр пошел на повышение, но перелома в погоде пока нет.

Если завтра не будет надежд на ее улучшение, придется астрономическиенаблюдения оставить до лучших времен. Запасы собачьего корма позволяют нампотерять только один лишний день.

Во всяком случае завтра двинемся в путь и остановимся на сутки для определенияастрономического пункта, только если появится солнце.

Наступило время думать о возвращении на базу во что бы то ни стало. Пойдем сосъемкой, а астрономически закрепим ее в будущем».

 

Соблазн

 

 

6 июля 1931 г.

 

Нет, удача все же с нами! И мы сумели ею воспользоваться. Наше положениеизменилось к лучшему.

Еще вчера, боясь потерять собак, мы обсуждали возможности некоторого сокращенияобъема наших работ и совсем было решили не ждать солнца, оставить на будущееопределение астрономических пунктов и по возможности быстрым маршем идти наглавную базу экспедиции. До нее не менее 150 километров, а дорога такая, чтотеперь переход в 10 километров мы считаем уже достижением. Собачьего кормаосталось только на пять суток. Последние дни мы их кормили через день. Бедняги,чтобы чем-нибудь наполнить желудки, начали есть глину.

В общем перспективы всего лишь 12 часов тому назад были совсем нерадостными:большой путь впереди, отчаянно трудная дорога, изнуренные собаки, пятидневныйзапас корма для них и необходимость сокращения наших работ. Наше выступление излагеря не ознаменовалось ничем, кроме гложущего чувства тревоги за собак иработу.

За 12 часов мы продвинулись только на 8,5 километра. И этого оказалосьдостаточно, чтобы неузнаваемо изменить наше положение. На 8-м километре пути,осматривая в бинокль дорогу, я заметил недалеко от берега медведя. Он уходил вморе. Через 10 минут мы вышли на его след. Собаки, почуяв зверя, насторожились.До медведя было километра полтора ровного, местами залитого водой льда. Дальшешел торошенный лед, к границе которого приближался медведь. Но собаки былиизмучены, а близкое соседство торошенных льдов не давало уверенности, чтодобыча не уйдет. При погоне можно было еще больше изнурить собак и, не догнавзверя, оказаться в еще худшем положении. Что делать? Рисковать!

На разгрузку саней и переупряжку собак потребовалось только несколько минут. Навосьми наиболее сильных собаках я пустился в погоню. Наш медвежатник Тяглыймчался впереди по следу зверя. За ним неслась упряжка. Сани то и дело заливаловодой. Скоро на мне уже не было ни одной сухой нитки..

Медведь заметил собаку, бросился ей навстречу, но тут же, поняв опасность,повернул назад и быстро скрылся в торошенных льдах. Тяглый догнал его там,однако, опасаясь в тесноте попасть в лапы зверя, только бежал за ним и лаял,сохраняя приличную дистанцию.

Зверь, не обращая внимания на собаку, продолжал забираться в глубь торошенныхльдов. Я спустил еще одного пса, выбросил из упряжки уставшую собаку и осталсяна шестерке. Положение ухудшилось. Две собаки также не могли держать зверя. Амоя ослабленная упряжка по уши барахталась в снежной каше.

Торосы становились все гуще. С отчаянием я увидел, что расстояние между мной имедведем увеличивается. Зверь уходил!

Надо было прибегнуть к последнему средству. Я сосчитал имевшиеся патроны.Только 14. Ничего — должно хватить! Один выстрел за другим я начал выпускать ввоздух. После каждого выстрела собаки словно набирали сил и вновь неслись черезторосы и озера воды. Теперь расстояние между мной и медведем быстросокращалось. Услышав выстрелы, осмелели и медвежатники, преследовавшие зверя.Он начал останавливаться и отгонять наседавших псов. Я уже слышал его грозноерычание. Он был совсем близко, но стрелять я не решался. Оставалось только двапатрона. Надо было бить наверняка. Наконец, зверь, утомленный не менее собак,залез в озеро между двумя грядами торосов. Озеро было небольшое, но глубокое.Медведь плавал по нему. Я подъехал на 18—20 метров.

Последующие полчаса картина выглядела совсем мирной. Собаки обессиленно лежалиу воды. Высунув языки и тяжело дыша, они блестящими глазами следили за зверем.Медведь крутился посредине озерка. Я с карабином в руках сидел на соседнейльдине и курил трубку. Бить зверя на воде не входило в мои расчеты. Я бы не могдобраться до его туши. А он не желал покидать убежища. Я кричал, махал руками,но медведь в ответ только фыркал, показывал клыки и время от времени угрожающерявкал. Я принялся откалывать ножом небольшие льдинки и бросать их в медведя,стараясь попасть в наиболее чувствительное место — черный пятачок носа. Зверькрутил головой, увертывался. Наконец, после моего меткого удара он рассвирепели, выскочив на лед, бросился в мою сторону, но сейчас же упал с пробитойголовой.

Однако и теперь я еще не знал, радоваться ли добыче. Осмотревшись, убедился,что от ровных прибрежных льдов меня отделяют километра два с половиной торосов.Одно дело — ехать здесь на пустых санях, преследуя в охотничьем азарте медведя,другое дело — двигаться по торосам, погрузив на сани тушу убитого зверя.

Медведь оказался очень крупным и жирным. В живом виде он, должно быть, весил400—450 килограммов. Сняв шкуру и с душевной болью бросив ее, я уменьшил веспочти на сотню килограммов. Столько же убавили внутренности, 'толстый слойжира, срезанный с туши, голова и лапы. Погрузив остальное на сани, я пустился вобратный путь. Много труда потратил, пока добрался до земли.

Мы вышли на берег, нашли сухое место, разбили лагерь и решили дожидаться солнцадля астрономических наблюдений.

Скоро удача вновь посетила нас. По моему следу, привлеченный следами крови,стекавшей с саней, пришел второй матерый медведь. Он тщательно обнюхивал след исовсем не смотрел на берег. Уставшие и сытые собаки не почуяли зверя. Мыподождали, пока он подошел вплотную к берегу, и первая пуля Урванцева удвоиланаши запасы мяса.

Теперь мы сильны и можем не беспокоиться ни за нашу работу, ни за собак. Еслисолнце заставит ждать себя даже неделю, все равно мы отсюда не уйдем.

 

 

7 июля 1931 г.

 

День изобилия и отдыха. Собаки прямо-таки ходят по мясу. Время от временикакая-нибудь соблазнится куском повкуснее, погрызет его и снова укладываетсяспать на сухую землю. Давно они так не блаженствовали. Не постимся и мы.Освобожденная сковородка немедленно вновь заполняется медвежатиной ивозвращается на примус.

На глинистых местах берега много отпечатков медвежьих лап. Они посещают этиместа частенько. По-видимому, здесь у них «большая дорога» в период весеннеймиграции.

Весь день пасмурно. Часто летят крупные хлопья снега. Солнца не видно. Ну ипусть — рано или поздно, а мы его поймаем. Теперь праздник на нашей улице.

 

 

8 июля 1931 г.

 

Удалось сделать только полуденные наблюдения. Остальное время дня былопасмурным. На небе — тяжелые черные тучи. Идет снег. Слабый ветер в течение дняменял румбы почти каждые полчаса. К вечеру он остановился на восточномнаправлении и засвежел. Температура воздуха понизилась. Лед в прежнемсостоянии.

Трудно поверить, что сейчас июль. Где-то пышно распустилась зелень и палитсолнце, а мы в течение всего дня не снимали меховых рубашек. Только птицынапоминают о том, что и у нас сейчас лето. Около шкуры медведя и мяса стоитбеспрерывно галдеж и завязываются драки. Здесь пируют белые полярные чайки,поморники и несколько бургомистров. Мы их не трогаем. Знаем — шкуру все равнобросим, а мяса нам хватит.

Кроме чаек и поморников, нас часто навещают кулички. Несколько раз небольшимистаями появлялись гуси, которых мы не видели уже больше недели.

Наши предположения о том, что мы попали на «большую дорогу» медведей,подтверждаются. Сегодня после полудня в километре от лагеря опять появилсямедведь. Он шел спокойно. Обследовал каждую трещину, каждую льдину. Подойдя клагерю на верный выстрел, зверь почуял опасность, насторожился, вытянул длиннуюшею, втянул носом воздух и, круто повернув назад, скоро скрылся в торошенныхльдах. После этого появилась медведица с годовалым медвежонком.

Они больше двух часов провели на виду лагеря и приблизились метров на 300—350.Время от времени мамаша проверяла тюленьи лунки. Тогда медвежонок медленно брелпозади. Как только он видел, что мать переставала заниматься делом, догонял ее,кувыркался на ходу через голову и ласкался. Все их движения и позы говорили оспокойствии за свою судьбу. Мы без всякого труда могли бы убить зверей, но мясау нас хватало, и незачем было губить животных.

 

 

9 июля 1931 г.

 

Погода улучшается. Иногда появляется солнце. Провели несколько наблюдений.Завтра, надо думать, закончим определение пункта и двинемся дальше.

Какая-то будет дорога? Хочется надеяться, что будет легче той, которуюминовали. По правде сказать, эта надежда ничем не обоснована. Хотя вода и нашласебе выходы в море и освобождает поверхность льдов, но ее еще много.

Собаки заметно отдохнули и сегодня даже устроили потасовку, от которой неудержались и хромые. Но все они еще далеко не в форме: лапы разбиты икровоточат, нужен довольно длительный отдых, чтобы раны затянулись. А впереди,если воды и будет меньше, поверхность льда, несомненно, хуже, чем была.

Днем переменный ветер. Температура, как и вчера.

Убили гуся. В меню разнообразие. Видели глупышей. Эта птица обычно держится уоткрытого моря. Возможно, что где-нибудь поблизости началось вскрытие льдов.

 

 

10 июля 1931 г.

 

Прекрасный солнечный день. Все наблюдения закончены. Завтра в путь. Мы такобжились, так сроднились с местом, что не очень-то хочется покидать его, темболее что мысли о дороге совсем не радуют. Она, безусловно, будет еще тяжелее.Опять — вода, купанья, мучения собак и все прочее, вплоть до возможной нехваткисобачьего корма, продовольствия и керосина.

В связи с этим сама собой пришла мысль — не остаться ли нам на все лето в этомисключительно благоприятном для промысла уголке. У меня кет никаких опасений занашу жизнь при летовке в здешних местах. Зверя здесь достаточно, а добыть егом