Глава «Игровая зависимость и доминанта на лицо другого»

В этом смысле актуальными видятся слова одного миссионера[12], занимавшегося оказанием помощи людям, в том числе, пристрастившимся к казино. Он говорил, что доминанту «надо понимать в целом, то есть личность человека, его мировоззрение, миропонимание. В целом, поведение его [то есть зависимого человека] в страсти является доминантой». А потому «относиться к реабилитации можно только объемно, а не в частности». Такие выводы миссионер сделал, наблюдая за людьми, которые «входят в церковное пространство» и меняют свое состояние, освобождаясь от игровой «области». Автор этих слов знаком с сотнями пациентов. И, по его наблюдениям, из болота зависимости выбираются только те люди, которые, в итоге, появляются в храме. Именно в храме люди, которые воцерковляются, «меняют вообще доминанту поведения». «С тяжелейшими падениями, со страшными срывами, потихонечку, [они] как-то поменяли свое поведение». «Все те, кто приходил вот так вот, за «таблеткой» (я знаю многих людей) никто из них не выжил. Это практически невозможно». Что такое частности? «Рефлексы <…> у уже захваченного человека, – это уже частности»[13].

По всей видимости, здесь имеется в виду то, что пытаться каким-то образом приглушить проявления игрового психоза (например, принимая успокоительное), – это частности. А к вопросу нужно подходить объемно, то есть – менять доминанту поведения.

Объясняя технологию «порабощения личности» игровому автомату, указанный автор отмечает, что жертвами ее часто становились «вполне приличные люди, которые пошли помочь своим знакомым, уже попавшим в зависимость от игровых автоматов. И, как это ни парадоксально, пробыв вместе с ними в салонах и мельком сыграв несколько партий, стали такими же зависимыми». Став зависимыми они даже не могли понять, как это могло произойти. Ведь мало того, что они не были расположены к игре. Они питали даже неприязнь к игровому автомату.

Словами о некоем абстрактном азарте данную загадку не объяснить. И указывая на иные «механизмы захвата человеческой психики» отец Иоанн говорит о искусственном формировании паталогической зависимости от автоматов. Система формирования этой зависимости скурпулезно продумана с точки зрения психологии и психофизиологии. Игрок становится зависимым в результате перестройки «деятельности небольшой группы клеток некоторых отделов головного мозга». К особой деятельности эту группу клеток стимулирует, например, «отслеживание вращающегося барабана в игровом автомате». В результате воздействия раздражителя доминирующей функцией этих клеток становится «отслеживание вращения барабана и все с этим связанное».

Образуется как бы «новый орган», вся задача которого заключается в контроле процесса взаимодействия с предметом. Этот орган становится как бы представителем игровой системы в человеке, как бы «продолжением» игрового автомата. Причем, поведение этого органа, состоящего из группы клеток, будет агрессивно по отношению к соседним отделам головного мозга. Иными словами он будет подавлять их.

«Транспортом к непосредственному очагу патологического возбужденного участка мозга, к доминанте» может стать даже мигалка машины, убирающей улицы. Свет от мигалки может включить цепную реакцию в мозгу игрока, у которого уже сформировались рефлексы в отношении мигания лампочек на игровом аппарате. Связанные с игрой рефлексы зацикливаются на появившемся в недрах мозга новообразовании. Что приводит к выработке организмом «эндорфинов» – химических веществ, «которые сами по себе вызывают особого рода химическую зависимость». Происходит, в некотором смысле, организация «центра удовольствий». Возможность чего отец Иоанн усматривает в феномене происходящем в мозге после хирургического удаления «центра удовольствий». «При удалении пресловутого “центра удовольствий” его функцию перенимали на себя соседние отделы мозга».

Не все детали механизма формирования зависимости от игровых автоматах было здесь приведены. Были упомянуты лишь те мысли, которые имеют непосредственное отношения к идеям данной статьи. Для их развития важна сама возможность опоры на то учение, что послужившее опорой и для идей статьи отца Иоанна. Хотя он и отметил, что рассмотреть проблему игровой зависимости можно было бы «и вне учений Павлова и Ухтомского, но нам они ближе, и их работы – базисные для мировой науки о физиологии в целом».

Фамилию Павлова – ученого, создавшего науку о высшей нервной деятельности, не мешает привести и в рамках данной статьи. Он говорил о уме, как о специальном органе развития, в результате работы которого могут быть преодолены имеющиеся у нас дефекты. Описывая их в лекциях ««Об уме вообще, о русском уме в частности» Павлов свои характеристики не называет приговором. Он видит дело так, что есть у человека и «надежды» и «шансы». У какого-либо человека процесс торможения, устанавливающий порядок и меру, может быть очень слабо развит, что приводит к определенным последствиям. «Но после определенной практики, тренировки на наших глазах идет усовершенствование нервной системы, и очень большое. Значит, не взирая на то, что произошло, все-таки надежды мы терять не должны»[14].

Выводы Павлова, сделанные применительно к тем проблемам, которые он озвучивал в своих лекциях, актуальны и для данной статьи. Ведь о тренировке нервных центров говорил и Ухтомский. Он говорил, что какую область нервной деятельности человек упорно тренирует, постоянно фиксируя на ней свое внимание, та и становится доминирующей[15].

Главной доминантой в деятельности мозга Ухтомский видел «доминату на лицо другого», сущность которой состоит в умении подойти к человеку, в умении войти в его скорлупу и зажить его жизнью. Изучавший этой учение один исследователь отмечает, что «главную доминанту Ухтомского невозможно понять иначе как христианское мировоззрение, найденное внутри нейрофизиологической науки»[16].

В воспитании этой «драгоценной доминанаты безраздельного внимания к другому» и видится исследователю выход из «тупика человеческой замкнутости на самого себя». Для человека, который «все время подвертывается под свое “я” и никак не может вырваться из заколдованного круга», связанных с этим проблем, может быть только один выход. «Все силы и все напряжение, вся “целевая установка” должна быть направлена на то, чтобы прорвать свои границы и добиться выхода в открытое море – к ”ты”».

Придя к этому выводу, исследователь восклицает: «Вот где можно прорвать границы собственного “аутизма” – они прорываются через лицо другого, через “ты”!» И после этого победного клича он то ли с чувством изумления, то ли с чувством растерянности пишет: «Но ведь это же… Вторая заповедь Христа: «Возлюби ближнего твоего» (Мф 22. 36–40). «Нет больше той любви, если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15. 13)».

То, к чему приходит исследователь вследствие этих размышлений, потрясает его. Он пишет следующее: «В теории физиолога Ухтомского (и не только его одного) заповеди христианства становятся законами нейрофизиологии. Из области человеческой нравственности, которую XX век отринул, как никому не нужное и докучливое социальное ограничение, они переходят в область биологии мозга и психиатрии»[17].