От солдата Великой Отечественной войны Васильева Михаила Фёдоровича.

Посмертный медальон.

Еловый лес, иссечённый неловко осколками,

И старшина немолодой, прищурив левый глаз,

Даёт видавшую огонь старинную винтовку

Сто штук патронов россыпью, запал, противогаз.

 

Даёт листок, пропитанный пороховою пылью,

Я трубочкой кручу, в посмертный медальон кладу,

В него вписав своей рукой фамилию Васильев

М.Ф. рождённый в октябре в двадцать втором году.

 

И в скатку туго закрутив суконные шинели,

Оружие повесив на плечо в строю стоим.

А мысль тебя сверлит и гложет: «Неужели

Команда похоронная воспользуется им?»

 

Март 1942 года.

Мясной бор, Северо-Западный фронт, 13 стрелковый полк, 2-ая стрелковая дивизия.

 

Отдых в окопе.

А сверху бьёт гроза, и сыплет крупный град,

Дробя листву зелёную на крошки,

Я в жизни первый раз грозе свирепой рад:

Она страшна, но легче, чем бомбёжка.

 

На реке Волхов, май 1942 года.

 

 

На переднем крае обороны.

 

Куда ни глянь – всё топи да вода,

Неосторожный шаг – увяз по уши.

И неизвестно, будет ли когда

Солдату под ногами грунт посуше.

 

А впереди, за кромкою болот,

Сосновый бор гудит не умолкая.

Оттуда смотрит к нам немецкий дзот,

Чуть выпрямишься – пулями швыряет.

 

Огонь и дым, и нет такого дня,

Чтоб кто-то не погиб в болотном тесте.

Лягушки, те, не выдержав огня,

Попрятались в воде, но мы на месте.

                                                                                         

Май 1942 года. Мясной бор, Северно-Западный фронт.

 

 

После боя.

 

Окончен бой, улёгся дымный смрад,

Ложусь на землю тёплую в сторонку.

Я жив остался и безмерно рад,

Что на меня не пишут «похоронку».

 

Не смерть пугает, ведь она за мной

Придёт сегодня, завтра или вскоре.

Страшит другое, что к семье домой

Войдёт незабываемое горе.

 

              Май 1942 года. Мясной бор, Северно-Западный фронт.

 

 

Пленный.

 

Передо мной стоит обросший парень,

Не молодой и не такой уж старый,

Зудит кулак, чтоб дать ему по харе,

Но сердце прочно держит от удара.

 

Передо мной стоит немецкий пленный.

Фашист иль друг? Залезь попробуй в душу.

Вчера с него сняла в бою надменность

Смертельным залпом русская «Катюша».

 

Но бой для нас сложился очень плохо:

В атаку шли волной за ротой рота,

А на пути стоял лесистый Волхов,

А за рекою – топкие болота.

 

Зудит кулак, чтоб дать ему за друга

Вчера упавшего со мною рядом,

Но сердце говорит: «Терпи, Калуга,

Устав солдата нарушать не надо.

 

 

Терпи солдат до времени, до срока,

Когда повсюду смолкнет канонада,

Он сам себя накажет и жестоко,

За всё, что натворил под Ленинградом.

 

Июнь 1942 года, в районе Мясного бора.

 

После боя.

После боя в лесной сторожке

Отдыхала рота под вечер.

Вдруг в сторожку вбежала кошка,

Пулей раненная в предплечье.

 

И, теряя остаток силы,

Прислонившись ничком к порогу,

Показалось, она просила:

- Помогите, друзья, немного.

 

Встрепенулись от сна солдаты,

Заскрипели Времянки-нары,

Нас спросил старшина усатый:

- Кто работал ветеринаром?

 

Это слово меня кольнуло,

Будто шилом проткнуло нервы,

Я недавно совсем под Тулой

Заболевших лечил на фермах.

 

- Есть такие, скрывать не стану,

Мне работа знакома эта.

Я бинтом запечатал рану

Из последнего санпакета.

 

Кто-то подал кусок селёдки,

Самый старший, Сергей Морозов,

Предложил полстакана водки,

Как снотворное для наркоза.

 

И посыпались сто советов

Остроумней один другому,

Словно с кошкой в сторожку эту

Забежала частица дома.

 

Дым махорочный встал стеною,

Засветились улыбкой лица,

Словно не было утром боя,

Словно больше не повторится.

 

И под гомон и смех весёлый,

Запахнувшись в углу полою,

Мне припомнился мой посёлок

Меж Алексином и Дугною.

 

Суждено ли мне будет снова

В доме к матери стукнуть дверцей

Может пуля в бою суровом

Оборвёт биение сердца.

 

Но уж коли солдатский заступ

Не засыплет меня в воронке,

Я не сгорбленный и зубастый

Появлюсь на своей сторонке.

 

Северо-Западный фронт, лесной кордон у Мясного бора, 13 стрелковый полк, 2-ая стрелковая дивизия, 1 батальон, 2 рота.

 

 

Большой Хинган.

 

Колёса и буксуют и скользят,

Смешалось всё: гранит и кварц, и глина.

И оглянувшись через час назад

Дивишься диву, как прошла машина.

 

Срываясь, камни бьют как в барабан,

Вниз пропасти опущены стеною,

Но шаг за шагом – и Большой Хинган

Всё дальше остаётся за спиною.

 

А впереди ещё и там, и тут

Ущелья, перепады, скалы, горы…

Но я уверен, русские пройдут,

Ведь через Альпы проходил Суворов!

 

Большой Хинган, 9 октября 1945 года, 5-ая гвардейская армия генерала Людникова.

 

 

Дорога на Ченду.

 

Верста песок и две версты песок,

Ландшафт однообразный и унылый.

Да солнце в полдень целится в висок

И, что ни шаг, то отнимает силы.

 

Да в вещмешке солдата провиант

Своею тяжестью гнетёт дорогу,

А помкомвзвода, молодой сержант,

Ещё кричит: «Равняйся! Твёрже ногу!»

 

А как идти стройнее и быстрей,

Когда печёт неимоверным жаром,

Все вьюки даже сняли с лошадей,

Те падают от солнечных ударов.

 

Язык, как вобла, не закроешь рот,

И на зубах скрипит песок сыпучий.

Здесь пострашнее волховских болот.

Невыносимей, чем Хингана кручи.

 

Сейчас бы не идти, лежать на льду,

От зноя снега напихать за ворот.

Дорога по пустыне на Ченду

За тридевять земель в китайский город.

 

12 октября1945 года, 16 армейский стрелковый полк, Китай.