Глава E. Наш космический дом

 

Тревога!

Прерывистый мяв сирены и пронзительные красные проблески катапультируют меня с постели. Одеяло улетает в сторону. Одним движением проскальзываю в комбинезон, ёжась, когда холодная, остывшая за ночь материя касается голого тела. Ноги в ботинки - они шевелятся как живые, подстраиваясь под стопы.

Хочется хотя бы немного пригладить взъерошенные со сна волосы - но потом, потом! Вместе со всеми бегу по полутемному коридору, озаряемому красными вспышками. Сирена продолжает противно завывать, но кто-то ее затыкает на полувзвизге, и слышится только встревоженный топот десятков ног.

Хватаю с подноса большой - не меньше ноль трех литра - картонный стакан. Губы кривятся от пронзительно острой сладости, но с мозгов словно кто-то рывком сдергивает сонную паутину. Все кажется предельно ярким и четким. Глаза сами собой выхватывают из окружающего хаоса отдельные детали. Вижу даже, как в дальнем углу все еще крутится, затухая, сброшенная впопыхах на пол пластиковая крышечка.

Короткие подготовительные процедуры, и техники помогают нам надеть полетные легкие скафандры. Еще один небольшой забег с откинутыми шлемами, и мы вваливаемся в огромный низкий ангар, весь наполненный суетой. В нем ровными рядами стоят летательные аппараты, похожие на космические истребители из "Звездных войн", но более крупные, стремительные и даже на вид мощные и опасные. На подкрыльевых пилонах укреплены ракеты, у одной из них на красной боеголовке намалевана щерящаяся акулья пасть с треугольными зубами.

Ноги сами знают, куда бежать. Взлетаю вверх, кажется, даже не касаясь ступенек легкой лесенки. Фонарь кабины медленно опускается, но я уже втискиваюсь в узкое кресло-ложемент. Вижу, как в соседнем истребителе занимает свое место пилот. Это Мичиёши-Миша, его широкое лицо спокойно и неподвижно, на голове белая повязка с черными иероглифами.

Что здесь делает Миша?! А что - я?! Где мы?! Кто мы?!

Не важно. Руки захлопывают шлем, проворно подключая скафандр к бортовой системе жизнеобеспечения. Приборная панель вспыхивает многочисленными огоньками. Мне известны значение и назначение каждого из них. Проверка систем... Норма!... Норма!... Норма!...

- Красный-четвертый готов! - слышу в наушниках свой собственный голос.

Блин! Куда же это я попал?! Неужели действительно в мир "Звездных войн"?! А я случайно не джедай?!

- Внимание всем! - сухой голос, раздающийся в наушниках, мигом прогоняет прочь все посторонние мысли. - Это не учения! Повторяю: это не учения! Противник атаковал орбитальные станции в шестом, втором и двенадцатом секторах! Внешний периметр прорван! Существует угроза прорыва внутреннего в шестом секторе! Приказываю! Встретить противника на входе в плотные слои атмосферы и уничтожить!

- Есть! Есть! Есть! - звучат вразнобой ответные голоса.

Ворота ангара широко распахиваются. Стартовые ускорители выносят мою машину в бездонное, покрытое легкими облачками, небо. Перед глазами на внутренней стороне шлема загорается карта с обстановкой.

- Какая, к дьяволу, угроза?! Оборонительный периметр прорван! Беспорядочное, на первый взгляд, мельтешение меток на экране недвусмысленно складывается в совершенно ясную и, увы, крайне опасную и тревожную картину. Прямо нам на головы валится Большой десантный корабль - на нашем сленге, "Жирный" - в окружении многочисленной свиты.

- Зеленой, золотой и черной эскадрильям - атаковать машины сопровождения! - распоряжается сухой голос в наушниках. - Красная и синяя, ваша цель - десантный корабль! Белой и лиловой - расчистить дорогу красным и синим!

На мгновение меня охватывает отчаяние. "Жирный" нам не по зубам, наши ракеты лишь оцарапают его бронированную шкуру. Или кто-то бросает нас, элиту пилотов истребительной аэрокосмической авиации, в самоубийственную атаку в безумной надежде на лаки-шот?!

Но кто-то твердый и спокойный внутри меня давит панический страх в зародыше. Там, внизу, - люди, которые отрывали от себя и своих детей последнее, чтобы я и мои товарищи получили оружие, способное сражаться на равных с техникой пришельцев, и научились им в совершенстве владеть. Все долгие месяцы подготовки они отдавали нам все самое лучшее, а теперь пришел наш черед вернуть долг, уплатив его собственной жизнью!...

- Любой ценой не пропустите его в тропосферу! - устало говорит голос с земли. - Задержите его, продержитесь до прихода подкрепления! Помощь идет!

И верно. Стоит "Жирному" опуститься хотя бы до десяти километров, и там, внизу, воцарится ад... Они не должны пройти, не должны...

- Что приуныли?! - звучит в наушниках веселый голос красного лидера, нашего тактического командира. - Как только белые откроют окно, атакуем из верхней полусферы! Идти на форсаже, в москитном режиме! Ракеты запускать с расстояния не больше пятидесяти километров! И давайте как следует взгреем этого "Жирного"! Пусть он, зараза, у нас похудеет!

Мозг деловито просчитывает варианты. Лидер прав: если мы атакуем с предельной дистанции, защита "Жирного" расстреляет все наши ракеты еще на подходе. Пятьдесят километров - это наш шанс! Это расстояние ракеты пройдут всего за полминуты, их просто не успеют сбить!

Осталось только подобраться к цели на пятьдесят километров... Защитные установки "Жирного" имеют дальность до двухсот пятидесяти. Наша скорость - две тысячи, на форсаже мы будем идти на двух четыреста. Минус потери времени на "москитные" уклонения и "змейки", чтобы сбить с толку вражеские системы наведения. Итого что-то около шести или семи минут игры в салочки со смертью, безумных рывков и перегрузок...

- Эй, парни! - снова хохмит командир. - Вы там постарайтесь, не дайте "Жирному" себя убить! Я буду без вас очень скучать!... Бой!

Кричу в ответ что-то невнятное. Уже не до того. Нас встречают. "Белые" уходят вперед, прикрывая нас и позволяя нам уйти вверх.

Эта часть плана выполнена. Теперь наша очередь. Тревожный писк: мы вошли в зону поражения ракетами "Жирного"! Рука щелкает переключателями на пульте. "Плазменное зеркало" - моя защита от вражеских радаров и головок самонаведения ракет! "Москитный" режим! Форсаж! Бортовой компьютер матюкается: так может и не хватить горючего на обратный путь. Затыкаю назойливого умника. Поехали!

Одна минута, полет нормальный!... Перед глазами темно из-за частых перегрузок. Компьютер что-то бубнит в ухо, о чем-то предупреждает... Не слышу, вернее, не воспринимаю. Все внимание - на экран. В центре торчит крупная, жирная метка цели, и к ней мучительно медленно прорывается рой красных искр. Внезапно одна из них гаснет, тут же - еще одна!

Решительно отключаю внешний обзор. Теперь я слеп, но это уже не имеет значения. Автоматика не подведет, она выведет меня точно к цели. И лучше не знать, сколько товарищей, пошедших в атаку в одном ряду со мной, еще живы...

Компьютер наконец-то доводит до моего сведения, что выработано больше половины горючего, и теперь мне уже по-любому не вернуться на родной аэродром. Не важно. Внизу - моя земля, она примет меня живым или мертвым. Палец ласкает кнопку запуска ракет. Если я не дойду, все равно успею нажать ее, отправив их в полет. Я успею...

Время словно прекратило свой бег. Оно замерло. Я мчусь со скоростью, в несколько раз превышающей скорость звука, и одновременно застыл, как муха в янтаре. Как москит...

Еще одно уклонение... Перегрузка... Внезапно машину встряхивает - я прошел эти двести километров под огнем, теперь мой черед наносить удар! Ракеты ушли к цели!

Теперь вверх, подальше от плюющегося смертью "Жирного" и его клевретов! Возвращаю обстановку на экран. Взгляд ищет красные искры. Четыре, пять... Мы живы! Мы достали его! А сверху уже наплывают новые метки. Это подоспели к нам на помощь "большие парни"! Теперь они вцепятся в "Жирного" своими клыками, обратят его в бегство, надерут его жирную зад...

Говорят, свою ракету не увидишь. Не увидел и я. Просто перед глазами внезапно вспыхнул клубок разноцветной тьмы. За какую-то неуловимую долю секунды он настиг меня, расширился до размеров вселенной, поглотил и уничтожил...

 

Чер-р-рт!

Я рывком сел на постели, прижимая руки к груди. Сердце колотилось как сумасшедшее, частое дыхание с хрипом вырывалось у меня изо рта.

Ну и приснится же такое! Ночные видения уже слегка поблекли, как это всегда бывает с наступлением утра, но меня все еще переполняли бурлящие эмоции. У меня и раньше случались яркие, запоминающиеся сны, но никогда не было настолько реальных, с таким "эффектом присутствия". Настолько похожих на настоящую жизнь или... на кинофильм. Уж не устроили мне сегодня ночью просмотр киносеанса с помощью дримстера?

Встав с постели, я проверил прибор. Нет, отключено, вернее, замкнуто на себя, как и в первую же ночь после моего переселения в корабельную каюту. Тогда в чем же дело?!

Сами по себе такие сны, разумеется, не приходят. Я действительно ощущал некое томление, неприятную смутную тревогу, чувство чего-то несделанного или пропущенного. Это можно было списать на приближающийся старт экспедиции, до которого оставалось всего несколько часов, но я точно знал, что он здесь не при чем. Нет, все мои проблемы имели земное происхождение. Вот только не понятно, останутся ли они позади после начала полета?...

На часах было без двадцати семь - почти час до подъема. Однако спать мне совершенно не хотелось, словно пронзительно сладкий энергетический напиток, выпитый во сне, подействовал на меня и наяву. Вставать, впрочем, тоже не хотелось. Удобно устроившись в постели, я прикрыл глаза и начал вспоминать последние дни. Может быть, приведя память в порядок, я пойму, что стало причиной моей тревоги и вызвало из неких глубин моей души тревожный сон о войне с космическими пришельцами.

Обычно воспоминания начинают раскручивать с конца, но я решил взяться за них с самого начала. Да, определенно, первым было именно это.

 

Воскресенье, 31 октября. Позади все медкомиссии и последние проверки. После недолгой официальной части началась вечерняя "встреча без галстуков" с мировыми лидерами, провожающими посланцев Земли в далекий путь к звездам.

В той, прежней жизни, я лично общался с двумя президентами Украины - правда, еще до того как они стали президентами. На пресс-конференциях и выступлениях видел еще нескольких глав государств. Может быть, мои впечатления были поверхностными, но ни один из этих людей не показался мне по-настоящему незаурядным. Да, в той или иной мере у каждого присутствовали лидерские качества, энергия, воля, готовность распоряжаться чужими жизнями и судьбами, однако не чувствовались в них ни сила, ни решительность, ни государственный ум. Одним словом, невыдающиеся люди, в какой-то степени волею случая вознесенные на самый верх общественной пирамиды.

Что же, какие времена, такие и президенты. Когда во всем торжествует серая посредственность, откуда взяться во власти умным и ярким людям? А если и возьмутся, то почему-то мерзавец на мерзавце, хоть святых выноси.

Так вот, если судить по этому признаку, то время, в которое меня угораздило (или посчастливилось) попасть, было каким угодно, только не серым. В небольшом зале, где происходило все мероприятие, количество выдающихся личностей на единицу площади просто зашкаливало.

Чего только стоил, например, японский премьер-министр Коичи Нива, монументальный старик, кажущийся вечным и незыблемым как сама Страна Восходящего Солнца и не менее могущественным, чем сам Будда?! Если в мои прежние времена премьеры в Японии менялись через каждые два-три года, сливаясь в какой-то серый безличный ряд, то Нива впервые возглавил страну в семьдесят три года, в беспрецедентно "молодом" возрасте для нынешней Японии, и с тех пор бессменно правит страной. Сейчас ему крепко за сто...

Парни, Кэнджи и Миша-Митч, удостоившись беседы с великим старцем, выглядели совершенно обалдевшими и, кажется, до сих пор боялись даже лишний раз вздохнуть от благоговения.

Впрочем, не будем. Я сам, наверное, выглядел ничуть не лучше после общения с родным руководством. Андрей Фатьянов, президент Евразийского Союза, произвел на меня самое приятное впечатление. Он был общительным, открытым, демократичным и напоминал, скорее, главу крупной корпорации, чем политика, - такой же деловитый, умный и, без сомнения, очень компетентный. А вот от министра иностранных дел Наиля Шарипова я бежал как от огня. Этот старый татарин с малоподвижным лицом и по-восточному непроницаемыми глазами был, похоже, еще тем волчиной. От одного взгляда на него мне тут же подумалось, что этот хитрый чингисхан меня в момент раскусит, прожует и выплюнет, как вишневую косточку - облупленным и очищенным от каких бы то ни было тайн и секретов.

Стараясь держаться от него подальше, я попал в группу, собравшуюся вокруг американского президента Грэхема Бака - тоже личности во всех смыслах выдающейся. На первый взгляд, мистер Бак не казался важной персоной. Невысокий сухонький старичок; сигару в зубы, и получится вылитый пан Датчанин из польской кинокомедии "Ва-банк". Однако в недалеком прошлом этот старичок был боевым генералом, прошедшим Четвертую Мексиканскую войну, два Тихоокеанских конфликта и операции в защиту интересов США (в это время обходились без лицемерных эвфемизмов) в Гайане, Ассаме и Асире. То, что такого деятеля избрали в прошлом году президентом, было, по-моему, очень симптоматично.

Естественно, я не собирался обращать на себя внимание и этого замечательного человека, но тут мне, что называется, подкузьмил Олег Давыдов, которого каким-то ветром поднесло к американскому президенту.

- Мистер Бак, сэр, - улыбаясь, сказал он со своей обычной непосредственностью. - А вы знаете, в каком интересном местечке мы находимся? Оказывается, в двадцатом веке на месте этого космодрома находилась тайная база - Зона 51! Вот, нам о ней Константин рассказывал.

- Хм, интересно, - взгляд президента, пару секунд поблуждав по залу, остановился на мне. - Вы говорили, Зона 51? И чем она была так замечательна?

Кажется, теперь на меня смотрели все окружающие, включая Марка Брайтона и его собеседника, высокого моложавого госсекретаря Алистера Коттона, похожего на пожилого Ричарда Гира. Очевидно, эта тема заинтересовала всех.

- Да, была здесь такая база, - вздохнул я, понимая, что отвертеться от рассказа не удастся. - Давно, два с половиной века тому назад. Официально она считалась испытательной, там работали с различными экспериментальными летательными аппаратами. Однако ходили слухи...

Когда я через несколько минут закончил, вокруг стояла тишина. Все смотрели на меня с неподдельным интересом.

Блин! "Если взялся что-то делать, так делай хорошо" - нормальный принцип, но не в этой же ситуации! Я так пытался не привлекать ничьего внимания, а вышло все наоборот.

Впрочем, на помощь мне пришел Ив Рош.

- Мистер президент, - произнес он своим мягким приятным голосом. - Скажите, в том, что рассказывал Константин, есть хоть часть правды? Действительно ли люди встречались с космическими пришельцами - тогда, в двадцатом веке?

- С тех пор прошло так много времени, - президент, вроде бы, начал отвечать Иву, но его взгляд был по-прежнему направлен на меня. - А вы можете мне сказать, чем вызван ваш интерес к столь давним событиям, мистер Пашкевич?

- Вторая половина двадцатого века и начало двадцать первого - это вообще очень интересный период! - я попытался воспроизвести ничем не замутненный, чистый научный энтузиазм Ива. - Небывалое торжество науки - и одновременно массовое увлечение мистикой, тайнами, мифами. Вера в инопланетян, в контакты со внеземным разумом - одно из самых ярких проявлений этой тенденции. Однако любой миф имеет под собой какую-то основу. И, конечно, интересно, что послужило этой основой в отношении мифа о космических пришельцах? Какие-то реальные события или просто постарались писатель Герберт Уэллс со своим романом "Война миров" и первый в мире уфолог, автор идеи палеоконтактов Эрих фон Дэникен?

М-да, а не слишком ли сложно я выражаюсь? Это для меня Уэллс и Дэникен - близкое прошлое, а для них - древняя история, что-то типа Тредиаковского.

- Интересная постановка вопроса, - Грэхем Бак слегка улыбнулся. - Well, не могу сказать, что там было до 1950 года, но готов ответственно заявить, что впоследствии ни в двадцатом, ни в двадцать первом веке никакие гости из космоса на Земле не появлялись.

- Хотя это не означает, что их вообще не существует, - добавил госсекретарь Коттон. - Скорее, наоборот. Если в системе Хары вы действительно найдете инопланетную цивилизацию, то весьма вероятно, что где-то есть и другие.

- Поэтому, ребята, будьте внимательными! - сразу посерьезнел президент. - А если встретите там плохих парней, как следует надерите им задницу!

- Ай-ай, сэр! - радостно откликнулся Олег.

Тут Алистер Коттон как-то очень ловко и естественно перевел разговор на другую тему, и больше к космическим пришельцам в тот вечер мы не возвращались. Но разговор оставил после себя неприятное ощущение незавершенности, недосказанности.

 

Вот тогда у меня и укрепилось подозрение, что от нас что-то скрывают. А окончательно оно превратилось в уверенность, когда на следующий день (за два дня до старта, ага) мы, наконец-то, переселились на "Одиссей", а я приступил к инвентаризации своей каюты.

Не знаю, как им удалось этого добиться, но корабль буквально до последнего винтика соответствовал тому, что мы изучали на тренажерах и компьютерных моделях. Открывая каждый ящик, каждую дверцу, я точно знал, что там находится внутри, для чего это нужно и как им пользоваться. Соответствие было абсолютным, пока я не добрался до оружейного шкафчика.

Да, у каждого из нас было личное оружие. Большие автоматические пистолеты, напоминающие "Маузеры" времен Гражданской войны, но изготовленные из титанового сплава и поэтому весящие полностью снаряженными менее килограмма. Двадцать патронов в магазине, эффективная дальность не более тридцати-сорока метров, но точность очень хорошая для короткоствола. Калибр девять миллиметров, высокое останавливающее действие пули, возможность использования различных спецбоеприпасов... Вполне подходящее оружие, чтобы шугануть непрошенного хищника или подать сигнал, применив пистолет в качестве ракетницы.

Но в моем оружейном шкафчике вместе с пистолетом неожиданно обнаружилась некая неопознанная здоровая дура с длиннющим стволом, забранным в толстелезный кожух, массивной ствольной коробкой и громадным прикладом с какими-то непонятными широкими вырезами. Удивленный, я осторожно вытащил эту фузею наружу - она весила килограммов пять, но все-таки казалась довольно легкой для своих размеров.

Вблизи оружие выглядело еще менее понятным, чем внутри шкафчика. Там не было ни одного привычного узла, зато сбоку ствольной коробки в специальном гнезде обнаружился мощнейший аккумулятор, какие в этом времени называли энергопатронами.

Все страньше и страньше. Я приставил ружье к стенке и вынул из шкафчика толстую тетрадь, очевидно, с техническим описанием. Открыв ее, я просто офигел. Неопознанная бандура оказалась гауссовкой - оружием, в котором снаряд разгонялся сильнейшим магнитным полем, последовательно возникавшем в катушках-соленоидах, окружавших ствол.

О подобных штуках я читал еще в старом двадцать первом веке, но тогда никто не воспринимал их в качестве возможного ручного оружия, даже в далекой перспективе. С к.п.д. хуже, чем у паровоза, жрущие массу энергии, чудовищно громоздкие, они уступали традиционному огнестрелу практически по всем параметрам. Да и здесь, в двадцать третьем веке, мне ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-то брал гауссовки на вооружение.

Я перелистнул еще несколько страниц. От описания всяких технических чудес у меня просто рябило в глазах. Высокотемпературные сверхпроводники, суперсоленоиды, сверхмощные энергопатроны и сверхъемкие конденсаторы... Чтобы создать такую игрушку как та, что стояла у меня под стенкой, наверняка, пришлось поработать не одному институту, и все равно вышел девайс стоимостью никак не меньше хорошего автомобиля... Странно, а работа немного грубоватая, словно сэкономили на отделке. Сразу видно, здесь поработали инженеры, а не пиарщики с дизайнерами.

Только интересно, зачем нам всучили эти карамультуки? На корабле и так есть разнокалиберные охотничьи стволы у Сергея и Брату да Сильва и пара автоматов в капитанском сейфе. К чему нам еще и эти экспериментальные электромагнитные плевалки?! Рассмотрев на очередной странице их ТТХ, я чуть не присвистнул вслух. Кто здесь сошел с ума?! Мы, что, собираемся на Харе охотиться на диплодоков или каких-нибудь бронехвостых цеппелинов?! Либо отражать атаки латной драконницы?!

Мое настроение резко испортилось. Гауссовка - единственное в мире оружие, способное одинаково эффективно действовать в атмосфере и в космосе, в безвоздушном пространстве. Все эти вырезы в прикладе как раз и предназначались для того чтобы из этой штуки можно было стрелять, даже находясь в космическом скафандре. Ружье для стрельбы по космическим монстрам, галопирующим бронтозаврам или пробивания лат... ага, таких пластиковых, бело-черных, с дурацкими шлемами... Неужели я действительно попал в мир "Звездных войн"?! Чего от нас ждут - боя в открытом космосе, что ли? А может, кто-то уже точно знает, с кем мы встретимся, и решил соответственно вооружить нас на всякий случай?...

Взяв в руки гауссовку, я внимательно осмотрел ее со всех сторон. Нет, производство не американское, а какого-то Max Juncker Werke. В конце тетради с техническим описанием обнаружилось что-то вроде рекламного буклета этого предприятия, расположенного в городе Хаген, Европейский Союз. "Подлинный вызов нашему мастерству...", "уникальный опыт...", "наш вклад в звездную экспедицию...", "настоящее космическое оружие для нового космического века..." и прочие "бла-бла-бла"...

В отличие от вымершей прямой рекламы, всяческие акции, спонсорство, продакт плейсмент и прочие виды косвенного капания на мозги потребителям никуда не делись и в двадцать третьем веке. И что может быть естественнее частной оружейной фабрики, решившей изготовить специально для межзвездной экспедиции безумно дорогие, но понтовые гауссовки, чтобы прославиться и получить новые заказы?! Я был уверен, что, задав вопрос, получу именно такой ответ.

Вот только задавать вопросы мне совершенно не хотелось. Находка произвела на меня самое гнетущее впечатление. Получив часть личности Константина, я не перенял у него вкус к приключениям, а меня от них навсегда отвратили кое-какие события, участником которых я вынужденно оказался в середине 90-х. И мысль о том, что в конце пути нам может повстречаться враг, в которого придется стрелять из космических гауссовок, изрядно испортила мне настроение.

 

Все это произошло позавчера, первого ноября. А вчерашний день начался для всех нас с новой порции тревожных новостей, имевших на этот раз сугубо земное происхождение. В Эфиопии - государстве, дружественном Евразийскому Союзу, произошел государственный переворот.

Судя по всему, ситуация возникла очень острая. Информагентства передавали сюжеты об охвативших Аддис-Абебу и другие крупные города страны демонстрациях, беспорядках и уличных боях, о мощном взрыве на крупнейшей в стране водородной электростанции и диверсиях на железнодорожном транспорте. Как подчеркивали все без исключения комментаторы, за переворотом торчали уши Панафриканской Гегемонии, которая не только заявила о своей полной поддержке путчистам, но и привела в боевую готовность войска, стоящие на эфиопской границе.

Весь день Лагос, Москва, Вашингтон, Берлин, Рим и Лондон обменивались заявлениями и дипломатическими нотами, тон которых становился все более напряженным и угрожающим. На евразийской базе на острове Сокотра и на американской "Диего-Гарсия" объявили боевую тревогу. На демаркационной линии между Верхним и Нижним Египтом начались перестрелки, перешедшие в обмен артиллерийскими и ракетными ударами. Из Момбасы в океан вышла британская авианосная группа в сопровождении тучи беспилотников. Гиперзвуковые стратегические бомбардировщики прогревали моторы, космические станции на низких орбитах совершали маневры уклонения.

К вечеру британское имперское правительство выступило фактически с ультиматумом, потребовав невмешательства великих держав в события в Эфиопии. Так как к тому времени было уже точно известно, что путчисты получают обширную военную и информационную помощь от Панафриканской Гегемонии, данное заявление выглядело чистым издевательством. В ответ Грэхем Бак заявил, что Штаты и их союзники будут действовать так, как считают нужным, и намекнул, что они там парни простые, могут и шарахнуть сверху чем-нибудь тяжелым.

Это было уже не 080808. Мир на моих глазах вкатывался в большую войну, которая вполне могла стать ядерной. От этого на душе становилось тягостно и тревожно.

Да что там говорить, страшно было. Что мы увидим на Земле через три с половиной года, когда вернемся домой из космических далей? Не дай бог, это будут свежие воронки и радиоактивные развалины на месте цветущих городов! В такие минуты я был готов согласиться с тем, чтобы у землян где-то в космосе появился общий враг, лишь бы они перестали постоянно грызться между собой...

Тем тревожным вечером я буквально столкнулся в освещенном редкими лампами техническом коридоре с Дэвидом Джонсом.

- Костя?! - остановил меня Дэвид, обратившись ко мне по-русски. - Хорошо, что я тебя встретил! Ты можешь... э-э-э... посвятить мне несколько минут?

- Думаю, смогу, Дэв, - я слабо улыбнулся. - Только, пожалуйста, не о политике!

- Эта тема для тебя неприятна? - Дэвид посмотрел на меня с неожиданным подозрением.

- В данный момент - да. Терпеть не могу такие хреновые ситуации, когда все идет к чертям, а ты ничего не можешь сделать! Это я об Эфиопии, если ты не понял.

- Хреновие? Это значит - очень-очень плохие, да?! - Дэвид, в принципе, свободно говорил по-русски, но иногда проявлял незнание разговорной лексики, причем, в самых неожиданных местах. - Костя, я не буду говорить с тобой об Эфиопии. Ты прав, это очень грустно! Я хочу говорить о тебе!

- Обо мне?! - я хмуро уставился на Дэвида. - Ты думаешь, эта тема сейчас актуальна?! Если вспомнить, что у нас намечено на завтра, что-либо менять уже поздно.

- Менять?! - теперь уже удивился Дэвид. - Костя, может, уже хватит перемен?! Завтра начинается наш путь. И мы должны быть все вместе. Мы из разных стран, но все мы - земляне, мы один экипаж. У нас не должно быть тайн друг от друга!

- Возможно, - проворчал я. - Хотя, как мне видится, нас могут просто не посвящать в некоторые вопросы.

- Э-э-э... не посвящать - это не информировать, да?! Но это же и есть самое важное! Костя, скажи, что ты знаешь об инопланетянах?!

- О ком?!

В моей голове завертелся настоящий вихрь тревожных мыслей. Почему Дэвид спрашивает об этом?! Ему просто интересна эта тема или он сам что-то знает и пытается выяснить, что известно мне?! Может ли он быть посвященным в секреты американского правительства?!

- Об инопланетянах, - терпеливо повторил Дэвид. - Пришельцах из космоса. Ты сам о них говорил. Несколько раз. Рассказывал о Зоне 51, называл какие-то имена, упоминал некие события. Что тебе о них известно? Почему ты остаешь... оставляешь всех нас в неведении?!

Что называется, приплыли! Несколько секунд я просто находился в ступоре, не зная, что сказать.

- Дэв, - наконец, выдавил я из себя. - Я знаю только то, что на месте космодрома, на котором мы находимся, двести с лишним лет тому назад размещалась секретная Зона 51, вокруг которой ходили всякие слухи. Включая и те, что связаны с инопланетянами. Больше я ничего не знаю, и знать не могу! Это секреты американского правительства, Дэв! Твоего правительства, а не моего! И это у вас появились... - я осекся. Может быть, Дэвид и не был связан с американскими спецслужбами, но раскрывать перед ним подозрения Ивана Александровича, пожалуй, не стоило.

Моя заминка, увы, не осталась незамеченной.

- Я понимаю, Костя, ты не можешь говорить, - лицо Дэвида как-то отвердело, из-за чего он стал похож на профессора, распекающего нерадивого студента. - У тебя есть обязательства перед твоим правительством...

- Да нет у меня никаких обязательств! - воскликнул я. - Поверь мне, я не являюсь членом никаких тайных правительственных служб!

- О, да! Ты только добровольный помощник. Как это у вас говорят... woodpecker... дьятель?!

- Черт! Дэвид, да с чего ты это взял?! Из-за этой истории с Зоной 51?! Но ты же сам увлекаешься историей двадцатого века и должен понять...

- Понять что?! У тебя есть какие-то секреты, Костя! Ты спас Марка от террориста, но ты действовал как профи, не как космический пилот. Ты сам говорил, что инопланетяне действуют на Земле! Зона 51 - это не есть общедоступная информация. Я проверял, с нее до сих пор не снят...э-э-э... знак секретности...

- Гриф, - машинально поправил я.

- Да, наверное. Тебе лучше знать. Мы летим с Земли к звездам. Мы не знаем, кого там встретим. Если ты знаешь больше нас, скажи! Завтра старт, мы улетим, и ты ничего не нарушишь. Это все равно останется секретом.

- Дэв! - глубоко вздохнув, я посмотрел в глаза американцу, поймав его взгляд. - Я очень убедительно тебе говорю, я не знаю ничего об инопланетянах! Мне не известно, кого мы встретим на Харе! Я могу только догадываться. И мне кажется, кто-то из наших общих знакомых... или кто-то из твоих знакомых знает об этом больше меня.

Несколько бесконечных секунд Дэвид молча сверлил меня взглядом.

- Я подумаю об этом, - наконец, произнес он бесцветным голосом. - Спасибо, Костя.

И ушел, не оборачиваясь, оставив меня в сомнениях и тревогах. Правильно ли я сделал, что намекнул ему на секреты, связанные с инопланетниками? Ведь фактически я рассказал Дэвиду о своих подозрениях насчет того, что там что-то спрятано. И что вообще вынес Дэвид из нашего разговора? О чем он теперь думает и кем меня считает?...

Эти мысли настолько занимали меня, что во время ужина я был невнимателен и рассеян больше обычного. И, безусловно, ребята - а кто там был? Кажется, Цветан с Кэнджи, Стив, Эрик, Хавьер и еще кто-то - это заметили. Хорошо, если они связали мое смятение с предстартовым мандражем, а если нет?!

После таких встрясок и в самом деле станешь ночью воевать с космическими пришельцами. Впрочем, и других причин для стресса у меня более чем достаточно. Знаете, что самое трудное для попаданца тире вселенца?! Жить той самой простой повседневной обыденной жизнью, в которой ничего особенного не происходит, но которую приходится проживать час за часом и день за днем! Заниматься тем, что раньше было для тебя совершенно чуждо, общаться с почти не знакомыми людьми, которые считают тебя своим старым приятелем, и постоянно - ежечасно, ежеминутно - контролировать себя, чтобы не сказать что-то "не то" или не поступить как-то "не так".

Это действительно очень тяжело, и поэтому так хочется что-то изменить, покинуть колею, сделать что-то свое, от себя, чтобы выйти из тени человека, за которого тебя принимают, и зажить, наконец, своей собственной, настоящей жизнью, пусть и в другом теле! И стать пилотом аэрокосмического истребителя, защищающего Землю от враждебных пришельцев из космоса, - это, согласитесь, не худший вариант!

 

Ладно, что-то это я совсем разошелся. Так и до срыва недалеко. Дурную голову лучше всего лечат натруженные мышцы. Соскочив с постели, я приступил к утренним упражнениям, благо, места для них хватало.

Традиционно жилые помещения на космических кораблях представляются как очень тесные и до предела заполненные необходимыми вещами. Однако у нас не было необходимости экономить каждый килограмм и каждый кубический дециметр свободного пространства. Поэтому дом, в котором нам предстояло провести ближайшие три с половиной года, был комфортным и уютным.

Моя каюта состояла из двух больших комнат. Первая из них, длинная как трамвайный вагон, на первый взгляд, напоминала кладовку - так много в ней было всяких шкафов и шкафчиков. Однако в ней легко умещались письменный стол с рабочим местом, уютный угловой диванчик, где можно удобно устроиться с книгой или виртом, бытовой блок с компактной стиральной машиной и сушилкой, а также небольшая кухонная ниша с настоящим холодильником, микроволновкой и многофункциональной печкой. У нас не было хранов и линий доставки, но зато имелся самый настоящий камбуз, в котором хозяйничал Ив Рош. Готовил француз великолепно, как настоящий повар, но, помимо этого, каждый имел возможность при желании угоститься сам или угостить друзей чем-то оригинальным, своим.

Но самым интересным, что, казалось бы, никак не соотносилось с космическим кораблем, было окно. Самое настоящее окно с легкой золотистой занавеской, за которым виднелись сочная тропическая зелень, большие яркие красно-оранжевые цветы и красногрудая птаха с блестящим бирюзовым оперением, скачущая по веткам.

Птица была, конечно, видимостью, фантомом, а вот зелень и цветы - самыми настоящими. Жилая палуба представляла собой кольцо, по внешнему краю которого находились склады, различные рабочие и хозяйственные помещения, внутренний образовывали каюты, а в центре располагалась круглая оранжерея, куда выходили все окна. Никакой живности там, естественно, не водилось, но внутри приятно пахло свежей зеленью, глаз радовали многочисленные цветы и росли плоды, приятно разнообразящие наш стол.

Занимался оранжереей биолог Брату Иванов да Силва, у которого это была основная обязанность во время полета. К слову сказать, Сергей Сухина - третий наш космонавт-исследователь, чья работа начиналась только после прибытия в систему Хары, исполнял функции завхоза, каптера и кастеляна, нес ответственность за поддержание в порядке жилой палубы, рециклинг отходов и переработку мусора.

Вторая комната в моей каюте - та, что поменьше, была спальней. Сама постель размещалась в глубокой стенной нише, внутри которой можно было задать любой режим освещенности или вообще изолировать ее от внешнего мира, задернув штору. В этой комнате также находились встроенные шкафы для белья и одежды, спортивные тренажеры и большое мягкое кресло с широченными подлокотниками, которые можно было использовать в качестве столиков, - настоящая мечта лентяя и сибарита.

В спальне тоже наличествовало окно, но на этот раз фальшивое. Изображение за ним (к слову сказать, трехмерное и очень натуральное) задавалось компьютером, который каждый день выбирал один из доброй сотни вариантов. Картинка не была статичной: за окном весь день словно шла настоящая жизнь. Вот и сейчас я видел за стеклом широкий и, по раннему времени, пустынный пляж, едва освещенный пробивающимся сквозь неплотные тучи восходящим солнцем. Низкие волны накатывали на берег, по песку бродили понурые чайки, а по самой кромке воды медленно брел высокий худой человек в полурасстегнутой рубахе и высоко закатанных штанах, несущий на плече большой сложенный мольберт. Возможно, если я снова выгляну в это окно через пару часов, то увижу, как он пишет картину, а к вечеру она будет готова.

Помимо окна, в спальне еще насчитывалось целых пять дверей. Одна вела в длинный кабинет-гостиную, вторая и третья - в душевую кабинку и санузел, четвертая, представлявшая собой запасной выход, - в техническую галерею, опоясывавшую оранжерею, а последняя, пятая - в небольшую комнатку, большую часть которой занимал массивный аппарат, напоминавший помесь солярия с древнеегипетским каменным саркофагом. Этот аппарат назывался sec, от слова "second", "второй", что означало то ли "вторую жизнь", то ли "вторую реальность". На русском он именовался как "цек", а для меня, естественно, стал цаком - без гвоздей и довольно удобным.

Чтобы воспользоваться цаком, надо было раздеться догола, натянуть на себя специальную сбрую, важной частью которой являлась сменная накладка типа памперса, и надеть шлем. После этого достаточно было забраться внутрь, и автоматика сама закрывала цак, заполняла его особым желеобразным веществом и поднимала вертикально - как ни странно, из всех человеч