Певцы-поэты, вдохновением пылая, три песни пели в разных племенах. Людей собою образы прекрасные влекли, и люди шли из разных мест в Египта племя.

Через пять лет всего из небольшого племени Египетское государство возродилось. Все остальные племена, что некогда значимее других считались, попросту распались. И ничего правители воинственные сделать не могли против распада. Их власть слабела, исчезала, их что-то побеждало, но не было войны.

Привыкшие в материи сражаться они не ведали, как образы над всем сильны, те образы, которые душе людской по нраву, те образы, которые влекут сердца.

Пред образом, даже одним, но искренним, незамутнённым постулатом меркантильным, бесполезны войска земные, копьём вооружённые или любым иным оружием смертоносным, повержены окажутся войска. Пред образом войска бессильны.

Египетское крепло государство, разрасталось. Его правителя жрецы назвали фараоном. Жрецы, уединившись в храмах от людской суеты, законы создавали, им следовать правитель фараон обязан был. И каждый житель рядовой их исполнял с желаньем. И каждый жизнь свою равнять по образу стремился.

И в главном храме, средь жрецов верховных, отец мой жил. И девятнадцать лет жрецы ему внимали. Науку высшую из всех наук стремились познавать, как образы великие творятся. Отец всё искренне стремился рассказать, благим намереньем пылая. Познали всю науку или часть её жрецы — теперь неясно, да и смысла не имеет уточнять.

Однажды, через девятнадцать лет, верховный жрец собрал к себе приближённых жрецов.

Верховный жрец собравшимся сказал:

— Великую науку мы познали. Всем миром позволяет управлять она, но чтобы власть наша была над всем навечно, из этих стен даже крупицы знания о ней нельзя отдать. Мы свой язык должны создать и изъясняться меж собою будем им, чтоб даже невзначай никто из нас не мог проговориться.

Трактатов множество в века на разных языках в народ отправим. Пусть все дивятся, думают, что всё мы излагаем. И будем излагать мы множество наук чудесных и открытий разных так, чтобы от главного всё дальше уходили простолюдины и правители. А мудрецы в грядущих пусть веках трактатами мудрёными, науками других дивят. От главного при этом удаляясь сами, и других от главного подальше уведут.

— Пусть будет так, — с верховным согласились все. Отец один молчал.

И жрец верховный продолжал:

— Ещё один вопрос нам нужно разрешить немедля. За девятнадцать лет ученья постигли мы, как образы творятся. Любой из нас теперь способен образ сотворять, который может мир менять, разрушить государство или укрепить, — и всё ж загадка остаётся. Сказать мне может кто-нибудь из вас, всё ж почему, по силе разный у каждого творится образ? И почему по времени мы долго так творим? …

Меж тем средь нас один способен быстро образы творить, и сила их непревзойдённой остаётся. Всех нас он девятнадцать лет учил, но недосказанное остаётся.

Потребовал главный жрец тогда, чтоб праотец Анастасии до конца все тайны науки образности раскрыл жрецам под страхом смерти:

— Сейчас для всех ты тайну силы образов своих раскроешь, расскажешь, как и чем они творятся, и тогда объявлен будешь ты жрецом после меня вторым и станешь первым, когда я уйду. Перед тобой живущие все будут преклоняться. Но если тайну не раскроешь нам свою, перед тобой второй предстанет путь. Ведёт он только в эту дверь.

Жрец указал на дверь, ведущую из зала храма в башню, в которой не было ни окон, ни вторых дверей наружных. … Ты в эту дверь войдёшь и никогда не выйдешь из неё.

Отец спокойно с места встал своего. В лице его ни страха, ни упрёка не было, лишь грусть слегка морщинкою легла. Он вдоль сидящих в ряд жрецов прошёл, в глаза им каждому взглянул. И в каждой паре глаз познанья жажду видел. Познанье, но и алчность были в каждой паре глаз.

Отец к двери, ведущей в башню, подошёл и, повернувшись, всем ответил:

—... По вашей воле я в башню навсегда уйду. Перед уходом тайну всем открою, как смогу и знаю, мой ответ мне путь второй не принесёт. Вот потому и получается, что выбрал полтора пути.

— Так говори! Не медли, — голоса вскочивших с мест жрецов под сводами звучали. — Тайна где?

— Она в яйце, — спокойно прозвучал ответ.

— В яйце? В каком яйце? О чём ты, поясни? — отца собравшиеся вопрошали, и он собравшимся ответ давал.

— Яйцо от курицы цыплёнка курицы взрастит. Яйцо от утки возродит утёнка. Яйцо орлицы миру принесёт орла. Кем ощущаете себя, то и от вас родится.

— Я ощущаю! Я - творец! — верховный прокричал вдруг жрец. — Скажи, как всех сильнее образ сотворить?

— Неправду ты сказал, — отец жрецу ответил, — не веришь сам тому, что говоришь.

— Тебе откуда может быть известно, сколь силы вера у меня?

— Творящий никогда просить не станет. Творящий отдавать способен сам. Просящий ты, а это значит, ты в скорлупе неверия...

Два дня с высокой башни пел отец. Жрецы в уме своём считали, на сколько тысяч лет один пред всеми строит будущее человек. На третий день с рассветом слова последней песни прозвучали, что с сыном своим спел отец и удалился, их люди слушавшие разошлись.

После чего он умер.

И над могилою отца, седую голову верховный жрец склонив, сказал:“Никто из нас не скажет о себе, что он познал, как ты, как образы великие творятся. Но ты не умер. Только тело мы твоё похоронили. Вокруг, в тысячелетьях над землёй жить будут образы, тобой сотворены, в них ты. Потомки наши душой соприкасаться будут с ними. Быть может, кто-то в будущих веках познать сумеет суть творенья, какими нужно людям стать. И мы учение великое должны создать, и в тайне его будем сохранять в тысячелетьях, пока не осознает кто-нибудь из нас или потомков наших, на что свою великую направить силу должен человек”.      

  Египетским жрецам часть тайны передал отец. Вот и сейчас, сегодня правители земные в государствах правят по схеме, механизму тех жрецов. Всё меньше смысл и механизм правленья понимают. Не совершенствовался он, а деградировал с веками.