Глава 15. Ухожу, пока не поздно

 

***

(А с к а н и о)

 

Давно я не был так счастлив. Если вообще когда-то… им был.

Словно мир перевернулся - и в мой ад… нечаянно ворвался, свалился Ангел.

Такой чистый, нежный, хрупкий. Я нужен ему, ей, чтобы жить, и он, она мне нужна – чтобы мог существовать я.

 

Впервые за долгое время заснул с улыбкой на устах. Счастливой улыбкой. Крепко, по-детски жадно. Обняв единственную, дорогую, желанную женщину. Обняв ЛЮБИМУЮ, отпустил бренный мир, не боясь… что сон растает.

Я знал, знал – теперь всё будет по-другому, по-другому в моей жизни.

Теперь я нашел смысл… своей вечности.

 

Я счастлив.

 

***

(Р и т а)

 

Вот и всё. Всё, я сломала последнее, что у меня было.

Зачем, зачем я ему теперь? Добился – и больше нет во мне … ничего ему интересного. Сказка обратилась в реальность.

Завтра, с восходом солнца… не утро, не рассвет придет – а жестокая, кровавая правда.

Откроются тайны – и я останусь одна, с разодранным сердцем.

 

В охапку сгребаю свои вещи. Мигом натягиваю штаны, футболку, кофту…

Едва слышно, едва уловимо…

Сбегаю.

 

Ухожу, ухожу, прежде чем окончательно пойму, что произошло.

Прежде, чем осознаю свое счастье – и тут же его потеряю.

УХОЖУ, ПОКА НЕ ПОЗДНО.

 

 

Часть ВТОРАЯ. Терновник последствий

 

                             Из шатких карт построенный наш Замок,

                             Фундамент кладенный из лжи.

                             Сейчас я выдираю пику даму -

                             И пусть разрушатся все сны.

Глава 16. Эшафот

 

***

(Р и т а)

 

Бреду, волочусь босяком по лужам.

Небо. Небо, зачем ты плачешь со мной на пару?

Тебе так же больно, как и мне?

Не верю.

 

Автостопом. Добраться бы домой и забыть всё к чертовой матери. Выбросить из головы. Напиться валиума и провалиться в сон.

 

Ловлю авто, ловлю удачу.

Закончен бал, моя карета давно превратилась в тыкву.

Что же, Золушка, сама хотела Сказки.

А теперь – тряпку в зубы, и добела вычищай… свою паршивую, больную жизнь. Нет, нет в ней больше Асканио.

Нет. И не будет.

 

***

(А с к а н и о)

 

Чертовы дети! И кто вообще пишет эти правила игры?

 

Нет, нет. Я многое могу понять. Понять ее поступок. Ее испуг. Ее сомнения. Ну, черт, черт, черт! ЗАЧЕМ ЖЕ ВООБЩЕ вычеркивать меня из своей жизни?!

Хотя бы поговорить. Хотя бы последний раз увидеться.

Я, я уйду, если не нужен. Уйду.

НО ТАК - НЕЛЬЗЯ!

 

Нельзя.

Как идиот, целых две недели околачиваюсь на кладбище. Терроризирую старика-сторожа. Езжу в этот пропащий парк.

НЕТ. НЕТ. НИГДЕ ЕЕ НЕТ!

 

Хожу теми путями, где она бродила. НЕТ! НЕТ ЕЕ!

 

Все-таки сон? Сон - это был? Больной сон?

Видение Ангела, а не… падение?

 

ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ!

 

***

- Не было?

- Не было, - нервно скривился старик и снова присел в свое замусоленное кресло.

 

Нервно сжимаю в зубах сигарету.

На пределе. На пределе я уже.

Чиркаю зажигалкой – и тут же жадно затягиваюсь больным, вонючим дымом, мнимым успокоителем.

 

Ну и с*ка ты, Амели.

ЧЕРТ! Люблю, люблю, ЛЮБЛЮ Я ТЕБЯ!

Люблю… а толку?

Выбросила, вышвырнула, как какую-то мерзость.

Сбежала в ночи, ничего не сказав, не объяснив.

Исчезла.

 

А вдруг с ней что-то произошло? Вдруг…

(бью, бью себя в лоб, выталкивая ужасные мысли)

Да что? В десятый раз обзванивать больницы, морги, полицию?

 

Чертова, чертова девка! (нервно сплюнул вбок и выбросил бычок в урну).

Не Ангел – а Бес. Бес меня попутал.

 

***

- Хреново выглядишь, дружище.

- А не пошел бы ты?

- Прости, я лишь беспокоюсь. Замученный такой. Опять не спал?

- Давай к делу, и не хрен ковыряться в моей душе, если не хочешь раньше времени сдохнуть.

- Пардон, пардон, - поднял руки вверх Матиас, сдаваясь. – Уже смолкаю.

 

***

- Асканио, чего ты весь взвинченный такой? Что-то произошло?

- Я к тебе лезу?

Нервно скривилась Виттория и закатила глаза под лоб:

- Да кто тебя трогает. Сходи с ума и дальше, только нечего нападать на других.

- Скажи спасибо, что я твоего Филлини на кусочки не порубил, а только закопать велел.

Прищурилась:

- Ты, ты снова выпил? – шаг ближе. – Асканио? - расширились глаза от ужаса. - Я тебя не узнаю.

- Да пошли вы все нах*р! Тоже мне заботливые нашлись. С собой разбирайтесь, за собой следите.

Мгновения удивления, шока, ужаса - и бешено заорала:

- Пошел отсюда! Вон с Искьи, Неаполя. Вон в свой Рим! И там сходи с ума! Нечего позорить нас!

- А перед кем? Перед кем позорить? Перед теми отбросами, что сюда бегут, сползаются, вымаливая участи и заботы, или теми твоими шавками, что здесь живут, боясь оторваться от мамкиной юбки?

- Идиот! – от обиды надувшись, отвернулась.

Смолчал, проглотив гнев. Еще усердия отыскать в себе крупицы былого рассудка – и выдавил на грани искренности:

- Прости, - резкий разворот и долой.

Чертовая жизнь. Скоро снова откроется Cimitero Acattolico. Я должен успеть приехать до девяти.

Может, сегодня? мне больше повезет…

 

***

- Была?

- Нет, - тяжело вздохнул и тут же отвернулся.

- Тед, где она может быть? Где? – отчаянно выпалил я, обращаясь к тому единственному, кто знает мою тайну.

Кто? Кто мне теперь за друга? Человек. Седоволосый сторож с Протестантского кладбища!

Абзац. Полный абзац. Приехали.

 

Присел на корточки рядом с его креслом, оперся спиной на стену, взглядом уткнулся в пол.

И снова нервы на пределе, и снова натянутая струна, и снова схожу с ума. Когда я здесь, то тупое ощущение, что вот-вот – и она появится, совершенно срывает с катушек, делает больным маниакальным психопатом. Сигарета за сигаретой. Если я раньше не курил вообще (давно уж бросил), то теперь и три пачки в день - мало.

 

- Понимаешь, мне хотя бы узнать, удостовериться, что все с ней в порядке. Что ЖИВА, что удачно добралась из Феррары. И все. И будет проще. Понимаешь? – не знаю, было это обращение больше к самому себе, или все же к старику – молчит старый пень. Никак не торопится спасти меня от конечной моей участи, ведь не думаю, что надолго меня на вот это всё хватит. И одному только черту известно, что тогда из того взрыва выйдет.

 

Феррара. ДА БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ МИГ, когда я решил повезти ее туда.

Придурок. Конченный идиот.

С*ка, старый похотливый урод.

И чего ты свои грязные руки распустил?

Чего полез к ней?

ЗАЧЕМ?

…Сейчас бы она была рядом,

а не сбежала бы, как от больного ублюдка.

 

Разве я хотел ей сделать больно? Разве я ее заставлял?

Уже неважно. Она сбежала.

ЧЕРТОВ ПОДОНОК!

НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

 

- Да бабы сами не знают, чего хотят, - тяжело вздохнул Бранско и уткнулся локтями в стол, спрятав лицо в ладони.

- Не знают, - раздраженно скривился я и сплюнул на пол. Черт, я уже не знаю, что мне делать. Завтра стукнет три недели. Я так больше не могу. Не вытяну. Но и бросить ждать…

…Тед?

Обернулся к нему и, выжидая, замер.

- Что?

- Водку будешь?

 

Глава 17. Как на ладони

 

***

(А с к а н и о)

 

- Что? Смысл сидеть здесь, – тяжелый вдох; казалось, я уже разговаривал сам с собой. - Может, опять пройтись по соседним зданиям? Вроде же, где-то работает в этом районе.

- Дык, - неожиданно отозвался (уже полностью пьяный) Тед. – А на Марко Поло был?

- А что там?

- Она же, вроде, там в каком-то ресторане, или кафе, не помню точно, официанткой… работала.

- МАРКО ПОЛО? Ресторан?!! – будто кто током шандарахнул меня, приводя не только в чувства, но и трезвость. Вскочил, что черт на пружине. - И ты только сейчас мне об этом говоришь?!!

От волнения закашлялся Бранско:

- Да… да я думал, ты знаешь.

- Да задницей ты думал! – завопил ему в лицо, желая едва ли не разорвать этого идиота за такую нелепость. – Чертовы ублюдки!

 

Помчал, полетел, словно бес разъяренный, едва не круша все на своем пути.

 

***

- Девушка, художница, черненькая такая, невысокого роста.

- Бренская, что ли?

- Да.

- Уволилась она. Да давно уже, недели три прошло, правда же, Мила?

- Да.

- А где я могу ее найти? Можете мне ее адрес дать?

- Мужчина, - глупо играя роль достойной дамы, важно вытянулась, расправилась, расцвела женщина. – Я же не могу выдавать такую информацию о своих сотрудниках. Пусть даже и бывших.

- А так? – злобно стукнул, ляскнул ладонью по барной стойке, бросив сотню евро.

От удивления изогнулись ее брови:

- Нет, ну, в принципе, вы же хороший ее знакомый? – и уставила на меня свои, загоревшиеся алчностью, глаза.

- Оч-чень, - и еще пять накинул.

И снова театральная пауза, тяжелый вздох:

- М-может, пройдем в мой кабинет?

- Может и пройдем.

 

***

- Чего вы барабаните и трезвоните? Не открывает – значит, нет, - забрюзжала старушенция, высунув свой длинный крысиный нос в щель приоткрытой (из соседней квартиры) двери.

 

- А где она сейчас? Не подскажите?

Замялась та на мгновение, замерла, изучая меня с ног до головы – мило улыбнулся ей в ответ, состроив лицо добропорядочного человека.

- Я - ее старый друг. Приехал в Рим погостить. Думаю, дай зайду, проведаю Бренскую. А вы говорите, - спешно подошел ближе (но застыл на расстоянии пары шагов – дабы не спугнуть ржавую кастрюлю). – Ушла куда-то? Нет ее?

- А откуда приехал? – все еще выпытывает, выманивает, недоверчивая Шапокляк.

- Неаполь.

- А звать как?

Не выдержал, право, не выдержал. Шаг навстречу - и прикипел стальным взглядом: сейчас ты мне все расскажешь, выложишь, как на ладони.

…Давно уж не использовал гипноз на людей. С ними всё намного проще, чем с вампирами и полукровками: как раскаленным ножом по маслу. Несмотря даже на мое хмельное состояние, всё прошло очень легко и безболезненно: от а до я, без уловок и интриг, как есть, так и выдала.

 

- Уехала, на кладбище.

- Cimitero Acattolico? Близ Тестаччо?

- Да не, чего бы? На свое… Верано, участок для иностранцев, там у нее кто-то из близких захоронен.

 

Глава 18. Правда

 

***

(А с к а н и о)

 

Идти? Я просто не мог идти. Я бежал, ЛЕТЕЛ, как голодный, взбешенный зверь, чуя добычу.

Моя. Моя. МОЯ!

Я нашел, нашел, нашел тебя!

Нашел?

 

Между могилами, едва не спотыкаясь о надгробия, пробирался вперед. Черный, печальный силуэт… словно маяк одинокий в ночи среди угрюмых скал, серых каменных лиц мертвых.

Рванул, кинулся из последних сил…

(лишь приближаясь, учтиво сбросил скорость – принимая вид… человека)

 

- Амели, Амели! – жадно закричал ей в спину.

Еще шаг, еще…

Дернулась, вздрогнула, но так и не обернулась.

 

А в груди кто лезвием вычерчивает больные узоры.

- Амели, - едва слышно позвал.

 

Рабочие, которые памятник, надгробие устанавливали, невольно застыли, с интересом всматриваясь на меня.

 

- Амели, - стал вплотную, замер за ее спиной.

Несмело попытался дотронуться, схватить за локоть и обернуть к себе, лицом. Но в тот же миг, словно предчувствовала, услышала, дернулась, увильнула от меня.

Нелепое подобие бега - пошагала, побрела прочь.

- Амели! - ошарашено, едва ли не взвыв, закричал я и тут же кинулся за ней.

Еще, еще ее, мои спешные шаги.

Едва не наступала на могилы, шаталась из стороны в сторону. Нелепая попытка бежать – и вдруг упала.

Я только и успел подхватить ее, когда ноги согнулись, и едва не расселась, не развалилась на земле.

Нервно дернулась – что-то хрустнуло под нами…

…черные очки.

- Амели, что происходит?!

 

Вмиг обернулась.

Твердый, жестокий взгляд…

Но куда-то мимо меня.

 

Стеклянные глаза… потеряли эмоции. Слезы, болезненные слезы срывались с ресниц и бежали по расцарапанному, немного припухшему лицу.

Нервно дернулась, вырвалась – а я замер в шоке.

Не мог поверить в то, что вижу…

 

Быстро сорвалась (кое-как) на ноги, и все еще смотря куда-то вдаль, мимо меня, (хоть и пыталась, силилась нащупать взглядом) дико заорала:

- РИТА! РИТА - Я! РИТА! НЕТ АМЕЛИ! НЕТ! И НИКОГДА НЕ БЫЛО!

 

Резвый разворот и спешно пошаркала к дороге.

Я только что и мог, что смотреть ей вслед, не моргая и не дыша. Будто так, в такой способ видение не сможет реализоваться или исчезнуть, растаять.

Душа рвалась догнать, но тело оцепенело, не слушая меня, не поддавалось.

…что это было?

ЧТО?!!

 

***

Еще мгновения, целая вереница непростительных мгновений - и лишь затем разум понемногу стал оттаивать, приходить в норму, справляясь с хаосом эмоций, жути.

Уехала, давно уже уехала в такси…

 

Дурак ты, Асканио…

Несмело обернулся, прошелся к могиле.

Работа уже почти завершена. Памятник установлен. Каменный Ангел лежал на мягкой, просторной постели, усеянной множеством мелких, ажурных подушек. Спящий Ангел. Спящий? Или просто… устал и прикрыл свои веки?

 

Взгляд невольно скользнул вниз, к эпитафии:

«Спи,

Спи мой Ангел, я знаю - устала.

Жизнь без жалости

Вечно… тобою играла.

 

Спи,

тебе нужен покой…

Помни, я сердцем –

…вечно с тобой,

  дорогая, любимая мама».

 

«Елена Бренская

10.10.1962 – 14.02.2005»

 

Глава 19. Обеты

 

***

(Р и т а)

 

Слепая.

 

Будто кто лампочку в туалете выкрутил и заколотил двери снаружи. И я теперь сижу, забитая в маленькой комнатушке, метр на два, и не могу выбраться, вырваться наружу.

Страшно, до безумия страшно

…жить в темноте.

Страшно и больно.

 

Первое время… чувствовала себя маленьким, испуганным ребенком, забытым мамой в темном, черном, беспроглядном чулане. Забытой, на время. Ошибка. Недоразумение. Глупость…

Я ждала, выжидала, что вот-вот гадкий сон закончится, вот-вот – и я проснусь. Очнусь – я снова увижу солнце, небо, деревья… Мир вокруг себя. Увижу людей.

Но нет. Нет. Мой телевизор неисправен….

…И я самолично отказалась его «чинить».

 

Выбор. Тяжелый – или легкий?

 

Выбор. Между миром красок, света, радости (о, Господи! я даже и не подозревала, какое это... счастье – созерцать весь этот чертов мир!) – и своей мечтой.

 

Когда-то, два года назад (когда более менее пришла в себя, окончательно осознала, признала, что случилось) я дала маме слово – обет, что ее могила не будет обезличена. Что ее место на этой планете, в этом мире – будет законно отпечатано и закреплено на земле. Ни крестом, ни курганом, ни гранитной плитой. Ангелом. Ангелом неземной красоты, уникальным, ИДЕАЛЬНЫМ ангелом… будет увенчана ее жизнь – ведь именно им, таким человеком она была для меня. Таким.

День у день я старалась, усердствовала ради этой клятвы – откладывала деньги, копила, копила, работая не жалея сил, и когда оставалось совсем чуть-чуть… немного, мне говорят, что я должна отдать все это… на операцию. Операцию. Зрение?

Не факт, что все это мне поможет.

Отказаться от мечты?

От такой БЛИЗКОЙ?!!

…Нет. Не могу.

 

Не хочу, не хочу!

Да и жить дальше… тоже не хочу.

Зачем? Зачем мне всё это?

Забрав отступные «виновника торжества», а также средства, отпущенные по страховке деньги на процесс привыкания, вливания в мир… слепых, я и осуществила свою мечту - досрочно, без сожалений и раздумий.

 

…А знаете,

Знаете, что больше всего забавно?

Я сейчас сжимаю в своих руках бусинки, твердые, шершавые бусины (ох, как отлично я их чувствую своими пальцами), но цвета, цвета их так и не знаю.

Белые, розовые, синие… а, может, черные?

Какие глаза у моей смерти?

И имя какое?

Нагребла первые попавшиеся из аптечки…

 

Глубокий вдох.

Последние посиделки… вот так, посреди знакомой комнаты, на полу, возле дивана.

 

Последние рассуждения.

Сожаления.

Мысли.

 

Прости меня, мама.

Ты всегда кричала, если я просто даже… шутила на эту тему.

Всегда наставляла меня, что никогда, никогда я не должна отступаться – всегда выбирать жизнь. ЖИТЬ. И НЕ СДАВАТЬСЯ!

 

НО…

Не хочу.

…и не буду.

Хватит с меня.

 

Судьба мне подарила возможность быстрее исполнить данное тебе обещание.

И всё – ВСЁ!

Отныне, сегодня я – СВОБОДНА!

И я хочу… к тебе.

…ХОЧУ.

 

Но едва я поднесла свои руки к губам, дабы проглотить, встретиться один на один со смертью,

как вдруг тут же кто-то забарабанил в дверь.

 

- ОТКРЫВАЙ! – гневно зарычал мужской голос.

Ас… Асканио?

Замерла, не дыша (а руки дрожат).

И снова грубый, дикий стук. И снова крик.

 

- Я знаю – ты там! ОТКРЫВАЙ! Нам надо поговорить! Бренская! Открывай!

Поежилась.

Молчу, испуганно прижавшись к дивану.

- Открывай, иначе выбью дверь!

- Уходи… - едва слышно, шепотом (будто услышит?).

- НЕ УЙДУ! С меня уже хватит молчания! Нам нужно поговорить!

И на последнем слове – резкий глухой удар, запищала дверь, застонали петли, эхом шаркнуло по стенам подъезда.

Сжалась. Замерла, не дыша.

 

- ТЫ... ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?! – гневный удар по моим рукам (не сразу поняла, что происходит) – живо отдернула, словно от кипятка – резкая боль пронзила тело. Выскочили, вырвались из моих ладоней таблетки, рассыпавшись, цокая по полу; испуганно сжала, спрятала кисти. – ТЫ С УМА СОШЛА? ТЫ ЧТО СОБРАЛАСЬ СДЕЛАТЬ?!! – дико, гневно кричал, завопил на меня Аско, едва не захлебываясь яростью, ненавистью, болью обдавая с ног до головы. Жадно ухватил за плечи и нервно затряс, словно пытаясь выбить из меня не только дурь, но и душу.

 

Испуганно обхватила я голову, затыкая себе уши. Прячась, кроясь от безумия… в собственный кокон тьмы. А слезы холодными реками тут же сорвались с глаз, убегая по щекам от боли: и душевной, и сердечной.

 

Дернулся, присел, завалился на пол рядом и жадно обнял, сжал меня в своих объятиях – замер.

 

- Дура, дура ты… - отрешенным шепотом, нервно качаясь со мной из стороны в сторону. Слышу, внимаю его голосу, чувствую его – но не вижу. И ощущение странное, жуткое, будто всё – нереальное, придуманное, ненастоящее.

Я умерла – и теперь в раю? В аду? Или просто галлюциногенном сне?

- Амели, что ты творишь?

Полосонул по сердцу.

- НЕ АМЕЛИ Я! – нервно дернулась, попытка вырваться. – Отпусти! Уходи! УХОДИ!

- Позволь, - и снова крепко сжал, лишая возможности шевелиться. – Позволь мне тебе помочь. Есть же способ.

- Нет! Нет его!

- Не ври! Я найду хороших врачей. Я, я найду способ. Доверься. Прошу. Обещаю.

- НЕТ! – и вновь гневно дернулась. – НИЧЕГО МНЕ ОТ ТЕБЯ НЕ НУЖНО! НИ-ЧЕ-ГО! УБИРАЙСЯ! ПУСТИ МЕНЯ! – и вновь ударила, оттолкнула со всей силы.

 

Замер. Застыл, не дыша. Секунды сомнений – и разжал хватку, объятия. Отодвинулся.

 

Тихо, робко, едва слышно, шепотом:

- Позволь мне исправить всё.

Молчу, глотая злость – сжалась, тщетный раз силясь спрятаться в мысленный угол.

- Прошу…

- НЕТ! – гневно рявкнула… в пустоту, на шорох. – Не нужно мне от тебя ничего! Не хочу быть зависимой!

- Зависимой? Ты ничего не будешь мне должна. Позволь, пожалуйста, я все оплачу, - словно вновь нашел зацепку, загорелся, затараторил. Движение ближе – но коснуться не осмелился. - И если… Если… ты так хочешь. Боишься… Как только… ты поправишься, я сразу уеду. Обещаю.

 

И вновь немотствую вместо ответов.

 

- Я исчезну из твоей жизни, - несмело продолжил. - Навсегда. Даю слово. И никто никому ничего не будет должный.

 

И снова тишина вместо тысячи колких или молящих отзвуков.

 

- Только пообещай… Пообещай, что больше никогда не будешь искать своей смерти?.. Прошу. Тебе шанс выпал, шанс жить, чего не дали твоей матери.

 

- А ТЫ НЕ ТРОЖЬ ЕЕ!

- Успокойся. Никто и не трогает. - Тяжелый вздох, немая пауза. - Прошу, позволь… всё исправить - и я уйду, обещаю.

 

Глава 20. Навеки

 

***

Эта авария, в ту злосчастную ночь… Феррары, ливень, скользкая дорога, непроглядная пелена перед глазами, и самоуверенный водитель… изменили всю мою чертову жизнь.

Но я приняла. ПРИНЯЛА ВСЕ ЭТО!

ПРИНЯЛА!

И даже нашла выход…

А теперь? А ТЕПЕРЬ ЧТО?

 

Анализы, подготовка, беседы.

Новый ад, которого, казалось, у меня уже не будет – сама же отказалась.

Но… нет.

Нужно снова поднимать руки – и жить.

Зачем? Ради чего?

 

И снова обещания. И снова – клятвы.

Снова путами обязанностей окутывают, обматывают меня – лишая свободы.

 

Зачем? Зачем я пошла на это? Зачем согласилась?

 

 

В его объятиях – мир иной? В его объятиях – сказка?

 

Но гордость… гордость и страх держат меня в ежовых рукавицах. Да и сам Аско – исправно исполняет данное мне слово.

Я слышу (не раз уже улавливала), что он где-то рядом, там, в коридоре, за дверьми… С врачами беседует, предлагает что-то, спорит, отстаивает свое.

Воюет, сражается за меня, но ни на шаг к предмету спора не подходит.

Ни слова, ни полслова.

 

Избегает, словно уже… его нет в моем мире.

 

***

Операция. Наркоз. Повязка.

Белое, легкое, воздушное полотно на глазах, приклеенное мертвым пластырем к коже. Еще немного, еще чуток предстоит подождать, прежде чем окончательно узнаю, что будет дальше.

 

И снова слышу его голос где-то там, вдалеке.

Снова спорит о чем-то с доктором.

 

Мой Асканио…

 

***

Страшнее всего было… открыть глаза – и увидеть, узреть, что ЕГО рядом… больше нет.

 

Белый свет, колкими лучами ужалил в зеницы.

Испуганно зажмурилась, снова прячась в покровительственную, заботливую, материнскую тьму.

 

- Ну, же. Рита. Открывай глазки! – радостно скомандовала медсестра.

 

А я боюсь. Мне страшно.

Не слышу его голоса.

Не слышу – может, просто… молчит?

Рядом, но молчит?

 

И снова попытка пустить в свой чулан суетный мир.

И вновь испуганно сжалась, прячась в темноту.

Как испуганный котенок, приученный к вечному (но зато безопасному) подвалу, я мечусь на пороге, дергаюсь, то за дверь – то снова назад, в погреб.

Боюсь…

 

Третья попытка –

… размытые силуэты.

 

Дрожу, мурашки по телу.

А слезы безудержными реками текут по щекам, разжигая эмоции.

Счастливые, еще счастливые слезы –

я верю, он здесь.

 

Взмахи ресниц, мучения век – и картинка становиться четче.

 

НЕТ. НЕТ его...

 

Врач, медсестра…

…и исправно исполненное обещание.

 

Ушел.

 

Одна.

Навеки.

 

Глава 21. Дочь Беллини

 

***

Странное, чудное письмо. Я никогда с ним не расстанусь, хоть и до конца не понимаю смысл тех строк, тайну, что в нем заключена.

Словно чувствовала, словно знала… За полгода до своей смерти Она написала мне его, с наставлением на будущую жизнь. Жизнь, БЕЗ НЕЕ. Словно мне была отписана вечность, в то время как у нее – и года не оставалось в запасе. Мой Ангел, моя милая, дорогая мамочка, что-то знала, но что?..

Так и не смогла рассказать, раскрыть мне правду - не успела.

 

На память уже заучила эти строки, перечитывая, выплакивая их по сотому кругу.

 

«Если совсем уж станет туго, и не к кому будет приткнуться, согреться, если в душе засядет мрак, а в сердце – пустота, езжай на Эйзем, дивный остров рядом с Римом. Колыбель тишины и покоя. Найди Клариссу Марию и попроси приютить, тебя, дочь Фернандо Беллини».

 

Дочь… этого ублюдка. Мамочка, маменька, уж лучше бы я вообще не родилась, чем быть отродьем этого подонка, труса, что сбежал от нас, едва я родилась на свет.

 

ТРУСА и СВОЛОЧИ!

 

***

Эйзем. Не слышала раньше никогда о таком. Сколько в Риме… Да и никто из знакомых не ведает, где искать это чудо-место.

 

Сегодня съезжу в порт. Спрошу, может, что там толковое подскажут.

 

***

- Монастырь клариссинок?

Вздернула плечами:

- Не знаю. Возможно.

- Фу, дурное то место. Нечего туда даже нос совать. Там давно уже не пахнет ничем праведным. Такие слухи ходят… что жутко даже в шутку повторять.

 

Не думаю, что моя мать послала бы меня в ад, к бесам, или демонам, как обмолвилось здесь пару рыбаков. Просто, видимо, не всем дано понять, объять, принять чужие, непривычные простому миру, уклады.

 

- Так вы можете меня туда отвезти?

Нервически скривился:

- Если уж так хочешь, только назад я тебя дожидаться не буду. Там уже ищи извозчика.

 

***

- У Ферни дочь?! – удивленно вскрикнула монахиня, и даже невольно приподнялась, вскочила та с места.

- Он нас бросил, - холодно, жестоко отрезала я, отметая глупые домыслы, будто его родство для меня что-то значит.

- Неважно, - вдруг ответила та. Взгляд, бессмысленным лучом, скатился с меня в сторону. - Д-да, конечно, - вновь продолжила. - Мы примем тебя. - Тяжело сглотнула, и тут же уставилась в глаза: - И как зовут тебя? Дочь Беллини.

- Амели, - попытка мило улыбнуться – не вышло.

- Что же, добро пожаловать на Эйзем, Амели.

 

 

Часть ТРЕТЬЯ. Воздаяние

 

 

А время - оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта… И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль… и новую жизнь… Время - плохой доктор… Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые… Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты… И с каждым годом на душе все растет и растет количество плохо наложенных повязок…

 

Э. М. Ремарк

Глава 22. Мучительница

 

***

(А с к а н и о)

 

Время шло.

Я отчаянно старался исполнять данное мной обещание.

 

Пытался забыть.

Пережить.

Выбросить из головы, как глупую, грубую, гадкую ошибку. Непростительную ошибку.

Но с кем не бывает?

Да?

Повело не туда.

 

Но мне не легче. Не легче ни от этого понимания, ни от этих попыток!

Змеей залезла в сердце – и наотрез отказывается выбираться вон.

 

…

Сны.

Мечты.

Простые вещи, словно яд терзающие гадкими (о, черт! сладкими, СЛАДКИМИ!) воспоминаниями.

Ничего не проходит. Всё остается внутри.

 

Прошло три года.

А словно только вчера… я ушел. Словно вчера.

Но отчего тогда… дыра в душе настолько огромная?

Черная дыра – и от этой боли все эмоции лишь чернеют, рушатся и тлеют.

 

Мне не просто дали глоток воздуха. Не просто дали унюхать счастье. Нет! НЕТ!

Они меня окунули в него целиком, с головой. Наполнили душу, тело, разум, а затем бах – и ВЫСОСАЛИ всё назад, оставив лишь воспоминания.

В каждой клетке, в каждой ячейке – ВЕЗДЕ ОНА.

 

Ненавижу ли я ее… за всё? За всё, что разрушила?

Нет! Нет.

Только сильнее люблю, как глупый, больной мазохист боготворю свою Мучительницу.

Я всё, всё прощу, всё отдам, всё принесу в жертву.

Но ничего не нужно ей. Лишь покой, и мое отсутствие.

 

Вот покорно и исполняю волю своего Божества.

 

…Прямо до горького смеха доходит порой осознание того, как ты меня изменила.

С каких-то пор я стал любить ходить пешком, гулять в дождь. Восторгаюсь гениальности Гарофало. Представляешь? Какого-то там Тизи.

Перечитал Китса, Оскара Уайльда.

Все полки забиты Шевченко, Коцюбинским, Ахматовой… и кем ты там еще восторгалась?

Всем, всем…

 

Моя кровать нынче усыпана маленькими ажурными подушками, словно у барышни вредной.

Люблю лазанью, люблю Тирамису… мороженое с вишневым джемом.

Всё то, что так любила ты.

 

Я больной. Больной придурок.

Я знаю.

Каюсь.

Прости…

Я - твой маньяк, болеющий тобой.

 

В Ферраре я стал бывать чаще, чем в Риме – хожу теми улочками, что и ты. Восторгаюсь всем тем, что и ты.

 

Меня не вылечить.

В моих глазах – ты. Ты, и только ты.

И вечно так будет.

Мне все равно, что я тебе не нужен.

Давно уже смирился.

Авось, переживу…

 

***

Вчера сорвался. Приехал проведать старого друга на Cimitero Acattolico.

Его?

Я искал тебя, я больше не мог. Сорвался…

Прости.

Но тебя нигде не было.

А знаешь, старый Тед умер в прошлом году. Инфаркт, до больницы и довезти не успели.

 

…

Всё уходит. Все уходят. И ты ушла.

 

Я проведывал твою мать. Прости, если нельзя было.

 

Ты не часто здесь бываешь. Да?

Могила опрятная, но цветы засохли, и листья желтые лежат мерным покрывалом.

 

Но знаешь, я думаю, она не грустила. Спала. Спала, летая где-то в светлых снах.

 

Прости…

Я, наверно, зря всё это затеял. Зря.

Прости,

…уже ухожу.

 

Глава 23. Один день

 

***

(Р и т а)

 

Время шло.

 

Я пыталась жить дальше.

Новый мир, размеренный, непоколебимый уклад. Расписано всё – отсутствие эмоций.

Лишь по ночам… я открывалась.

Горько, дико ревела, выла от боли.

 

Говорят, время лечит?

Нет, нет – только сильнее болит,

потому что НАДЕЖДА… крошится,

рассыпается.

 

С каждым годом… всё больше праха от грёз,

всё больше золы – от сердца.

Ничего не лечится. Все так же болит. А я… люблю сильнее.

 

Мне удается выбраться с Эйзема три раза в год.

Удается? Или просто не хочется?

 

Я устала искать. Едва высаживаюсь по ту сторону пролива - как тут же спешу, бегу, галопом мчу на наше… C. A.

 

Нет тебя.

И в этот раз нет.

 

- Здравствуй, Ферни. Как дела? Что нового?.. Как твой друг? Давно видел? Молчишь? Молчи. Не говори. Не нужно мне знать.

Не нужно.

 

…

Мамочка, как ты тут? Скучаешь?

А я конфеты твои любимые принесла. Жаннет передала пирожки, а Кальми – печенье.

 

И цветы я тебе принесла. Белые ромашки. Помнишь,, как мы из них плели венки? Давно это было… лет пятнадцать уже прошло.

 

…

Ты знаешь, я уже не плачу. Проще стало. Сны теперь снятся… не о нем. И кошмаров меньше.

Арина была права, настой тех трав – что-то невероятное, меньше стала дергаться по ночам, меньше сдают нервы.

 

На следующий год… я вот думала съездить в Киев, в Печерские Лавры. Жаклин обещала все оплатить, организовать. Мне выделят… целых три дня. Во Львов не поеду. Родственников видеть запрещено.

 

…

Мам, почему он ушел?

Ах, ладно. Молчу. Молчу. Я знаю, знаю – тема запретна.

 

Ладно, пойду я уже. Пора. Скоро стемнеет, а мне еще нужно извозчика найти до Эйзема.

 

Люблю тебя, и скучаю.

Не грусти…

 

…

Сегодня твой День рождения. Прости, но выбраться смогу только завтра.

Прости…

 

***
Бегу, мчу на встречу, жадно сжимая в руках букет белых роз, твои любимые конфеты и

в подарок - вазу!

Красивую такую нашла, медная с черными отливами, ручной работы гравировка.

Ведь старая уже - облезла, ржавчина поел…

 

Что это?

(несмело замерла на расстоянии полушага)

 

Белые ромашки, нежные, яркие, веселые, мило улыбались мне, возвышаясь из серебреного кувшинчика.

 

Робко опустилась на колени. Дотронулась, коснулась, словно пробуя видение на прочность – живые. Свежие.

 

Кто это мог быть?

Об этом месте только ты знаешь.

Только ты, Аско.

Или нет?

 

Неужели, неужели?!!

 

…до сих пор помнишь?

 

Болезненный ком застрял в горле, обещая провалиться, рухнуть внутрь и тут же безжалостно раздавить душу.

Замерла, не дыша.

 

Ты пришел поздравить… мою маму с Днем рождения?

А я… а я… опоздала на один день. Один – зато какой.

 

Остановитесь, остановитесь слезы! Молю!!! Я не должна расстраивать свою маму!

Остановитесь, успокойтесь, прошу…

 

Прости, мамочка. Я не хотела. Оно само… Само…

 

***

Целый год я молилась на этот день. Целый год я считала мгновения, словно предчувствуя что-то НЕВЕРОЯТНОЕ. Предчувствуя ЧУДО. Предчувствуя встречу с ТОБОЙ!

 

Бегу, мчу, ЛЕЧУ навстречу!

 

Но в кувшинчике… мертвые цветы. Желтыми листьями укрытый Ангел. Спит.

Ты не пришел.

Ждала до самой ночи.

 

***

И снова год – и снова тебя нет.

Самообман.

 

А я так… верила.

 

Глава 24. Решение

 

***

(А с к а н и о)

 

Двадцать лет прошло. Двадцать…

Уже двадцать.

 

Теперь… даже не верится, что всё то было… реальным.

Сон, милый, нежный, далекий сон, выдумка, детская сказка.

Отчаялся? Утратил веру?

Наверно.

 

Пусто теперь в душе.

Даже боль… плесенью с паутиной покрылась.

Чертова душа разодранная в клочья… и даже уже не пытается собраться воедино.

 

Я… я снова впустил в свою жизнь… женщину.

Попытка быть счастливым?

(невольно рассмеялся)

Наверно.

 

Жозефина…

Маленькая, бешеная, дерзкая, взбалмошная…

 

Но они чем-то похожи… Похожа она на мою Риту.

Такая же нежная, хрупкая, ранимая…

Порой упрямая и гордая, порой - сумасшедшая.

Вечная жажда к совершенству…

 

Черт. ЧЕРТ! Чего я снова заладил с этой Ритой? Чего сравниваю с ней?!

Нет. НЕТ больше Бренской! НЕТ!

 

Глубокий вдох, прогоняя безумие.

 

Она, наверно, давно уже замужем. Дети. А, может, и внуки. Своя семья, свои заботы.

Муж, любящий… Кум, кума. Счастливые родственники.

Ха.

Забудь, Асканио. Забудь. Теперь ты ей… уж точно не нужен.

 

«Нет Амели. И никогда не было» - так, кажется, она сама говорила. Кричала тебе в лицо. Чего же ты до сих пор не веришь?..

Чего?

 

Пора жить дальше. ПОРА!

 

Да и Жозефине… без меня не справиться.

Не вынести ей всю ту боль, что причиняет Бельетони.

 

Отличный человек. Прекрасная женщина. И, кажется, я к ней неравнодушен.

Рита, Рита… БУДЬ ПРОКЛЯТ ТОТ ДЕНЬ, КОГДА Я ТЕБЯ ВСТРЕТИЛ!

…и полюбил.

 

Когда поверил в Сказку.

 

…

Ты, наверно, уже и не вспоминаешь про меня?

Забыла… как дурной сон?

Да?

 

Правильно. Я не виню.

Правильно.

 

И мне пора так сделать. Сколько же… еще ждать? СКОЛЬКО?

 

***

Женюсь. Я женюсь – и всё будет иначе.

Я люблю Жозе. Люблю.

Не так, как тебя. НО… люблю.

По-своему. По-другому.

 

Она мне радуется, улыбается. Для нее – я друг. Опора. Защита. Всё то, что я всегда желал дать тебе.

Хех. Но, почему-то, ты посчитала меня недостойным. Слабым? Трусливым? Глупым?

Не знаю.

 

Я принял решение. И я им – доволен.

Я начинаю жить дальше.

Без тебя.

…и не кривлюсь я, просто… так улыбаюсь.

 

Глава 25. Чертовая вечность

 

***

(А с к а н и о)

 

- Куда ты меня тащишь, Жозе?

- На кладбище.

- Зачем? – изумился.

- Она там. В общем, неважно.

- Мы должны уже ехать.

- Короче, не хочешь - не надо. Я сама быстро к ней сбегаю, расскажу всё – и вернусь!

 

И на этих словах тут же сорвалась с места, убегая по тонкой улочке, между жилыми постройками от меня.