VIII. Романтика «телепузиков»

 

«Что-то я размечтался. – подумал Дима. – Как плохо, что в жизни нет места чудесам! Все можно заранее предвидеть и рассчитать. Если, конечно, у тебя голова на плечах, а не пепельница. А вот если бы все люди вели себя непредсказуемо, то сколько бы вокруг было романтизма! Скажем, вор забирается в чужую квартиру, находит чифир и в благодарность оставляет под ковриком деньги и свою визитку. Влюбленные приходят в японский ресторан, и парень вместо суши преподносит своей девушке сушку, то есть засушенные суши с бриллиантом. Причем желательно, чтобы кольца были на всех ногах осьминога. Сердобольный олигарх создает свою финансовую пирамиду в Египте, затем рушит ее и все деньги перечисляет для мумий, то есть в дом престарелых. «Только без рук!» – кричит комар, усевшись на носу косящегося на него грибника.

Или вот, к примеру: некрополи отдали клубу некрофилов, а зоопарк – зоофилов. Кремлевские башни продали с молотка иностранным инвесторам. Теперь вместо прежних названий появились новые: не Тайницкая башня, но Тампаксова, не Спасская, а Сникерсова. Вместо звезд на башнях красуются рекламные щиты: на Водовзводной – «Не дай себе засохнуть», а на Сникерсовой – «Не тормози, сникерсни», причем последний плакат повернут во внутреннюю сторону Кремля. На телевидении все программы можно разыграть в лотерею. Допустим, «Телепузики» достанутся Генштабу, «Третий глаз» – Всероссийскому обществу слепых, «Библиомания» – патриарху, а «Тушите свет» – жителям Балашихи…».

Люда прервала Димкины размышления, обратившись к нему со словами:

- Ты не проводишь меня?

- Конечно, провожу. А куда?

- До крыши дома моего.

- И зайди к моей Жанне – скажи, что раньше вторника ноги моей дома не будет. – сказал Егор.

- Да зачем ей твои ноги? И почему именно не раньше вторника?

- Просто так. Другие дни недели звучат менее угрожающе.

- Но ведь я совершенно не знаком с Жанной. – замялся Димка. – Удобно ли посреди ночи проситься к ней в квартиру? Может, она уже давно спит...

- Кто тебе сказал, что это ее квартира? Нет, ты пойдешь в мою квартиру, и если Жанна дрыхнет, то пусть она проснется!

- Хорошо, я загляну туда под утро, но сперва провожу Люду.

- И не забудь: обязательно передай, что раньше четверга я не вернусь!

- Да-да, идите. – Оля начала поторапливать Димку и Люду, как если бы давно ждала их ухода, чтобы остаться наедине с Егором.

«Вот и пойми, чего хочет женщина! – удивился Дима. – То она зовет меня на танец и отталкивает от Люды, то наоборот, выпроваживает вместе с Людой за дверь. Судя по всему, Оля устала от игры и, видя, что я собираюсь проводить до дома Люду, рассердилась на меня. Что ж, тем лучше. Мне тоже надоело положение волчка, который крутится в разные стороны. Но, прежде чем я уйду, мне следует успокоить Олю. Не люблю, когда кто-то на меня обижается».

Поэтому одевшись, Димка обнял хлебосольную хозяйку и чмокнул ее в щечку.

- Пойдем, нам пора. – нетерпеливо проговорила Люда и, схватив Димку за руку, оттащила его от Оли.

«Ого! – хитро прищурился Димка. – Уж не ревнует ли она меня? Приятное ощущение, но неловкое. Надо бы еще раз повторить, чтобы определиться». На его счастье, Оля встала на носки и сама поцеловала Димку.

- Мы торопимся. – занервничала Люда и опять оттащила Димку в сторону порога.

Неожиданно в прихожей появился Егор и, решив воспользоваться ситуацией, протянул руки к Люде. Но Оля встала между Людой и Егором и не дала осуществиться его бабническим планам. Видимо, Егор не очень-то переживал, потому что его руки не опустились и потянулись к Оле. «Неужто Люда так дурна, что даже Егор предпочитает не ее, а Олю или Жанну? – нахмурился Димка. – Так почему мне всегда достается испорченный товар? Не лучше ли поговорить с Олей, а Люду отпустить восвояси? Егор мне не помеха – он все равно вернется домой к жене, и Оля будет моей. Правда, я не хочу, чтобы у меня с ней зашло очень далеко, иначе насильно отправят жениться, а я противник грубого насилия. Да и Люду огорчать не хочется... Все, пойду провожу Люду – она сама лезет ко мне в руки, как та синица в известной поговорке. А Оля, если ей это действительно будет надо, когда-нибудь еще припорхнет в мои объятья... И вообще, надоели они мне – Ирки, Людки, Оли. Честное слово, зайду сегодня к Жанне и посмотрю, какую кралю отхватил себе этот счастливчик Егор...»

Холодное дыхание каменных плит обдало Диму и Люду сумрачной горечью, едва только они оставили Олину квартиру. Все – и стены, и потолок как будто не переставали твердить: «Чужие, чужие!» Хочется бежать из этого тлетворного, враждебного, серого мира, но некуда, ибо и в других городах, и в лесу, и в горах – везде ты будешь в полном одиночестве, если тебе некому будет излить свою душу. Даже пьяницы куражатся и не договаривают о том, какая накипь у них на душе. Никто не хочет быть откровенным, и порою люди заходят так далеко, что обводят вокруг пальца самих себя. И в то же время, каждому хочется с кем-нибудь поделиться как своими радостями, так и тревогами. А с кем лучше всего делиться, как не с любимым человеком?

Это мужья, обманывая супруг, навирают губастым любовницам, что их жены – сущие ведьмы, а сами они ангелочки в носочках. А по-настоящему влюбленный тюфяк должен говорить правду, ибо рано или поздно любимая откроет страшную тайну, что никакой он не ангелочек, после чего доверие выветрится, а без доверия нет любви. И чем раньше любимая узнает, какой он криворукий, заспанный и неряшливый, чем раньше любимый поймет, какая она истеричная, недалекая и несносная, тем крепче будет их союз. Гораздо хуже, когда проходит несколько лет, и он узнает, что она не умеет готовить пельмени и не чистит зубы по вечерам, а до нее наконец доходит, что он не рожден для стирки носков и мытья тарелок и вообще, променял семью на три аналогичные вещи: бормотуху, телевизор и соседку Машу.

А то еще бывает так: проходит несколько лет, и муж получает послание: «Доброжелательная анонимка. Твой жена беременный от двух близнец – сантехника Вася и логопеда Ваня. Твой анонимный друг Лумумба». Разгневанный муж окунает в бачок сантехника Васю и доводит до заикания несчастного логопеда Ваню, а потом на свет Божий рождается сынка – ну вылитая копия анонима. При этом муж колотит жену и приговаривает: «Ах ты, изменщица! От меня еще никогда негры не рождались! Посмотри на детей соседки Маши – один белый, другой серый. Учись, дура, как рожать наших, а то ишь, учудила – негритенка принесла!» «Так ведь я, пока была на сносях, пила черный кофе. – протестует жена. – Вот ребеночек-то и почернел». «А я, по-твоему, бегал к соседке с мороженым? – кричит муж. – Нет уж, не отвертишься! Теперь я знаю, кто сожрал всю черную икру в холодильнике. Получай, обжора!..»

«Вот что случается, когда брак построен без взаимного доверия... А интересно, если бы я женился на Оле или Люде, было бы между нами доверие? – прикинул в уме Дима. – Определенно нет. Оле вообще доверять нельзя, а с Люды будет достаточно и того, что она узнает цвет моей зубной щетки. По правде говоря, цвет ее зубной щетки меня даже не волнует».

Люда и Дима долго шли молча, лишь изредка перекидываясь словечками типа «да уж» да «угу». Когда повторять их стало невмоготу, не терпевший молчаливости Димка начал нести какую-то чепуху о луне и погоде. Увидев впереди снеговика, он обрадовался и прошелся по нему парой-тройкой теплых фраз. Не зная, что еще сказать, Димка пнул снеговика ногой в пах, или то, что под ним могло подразумеваться. Голова снеговика накренилась, а пуговицы, заменяющие глаза, вылетели из орбит. Внезапно Димка проникся состраданием к немому истукану и, подобрав пуговицы, воткнул их на место.

- Ты не смотрел фильм про снеговика-убийцу? – спросила Люда, помогая Димке вправлять мозги снежному инвалиду.

- Эка невидаль – снеговик-убийца! В Голливуде уже всех перебрали: Дед Мороз – убийца, клоун – рецидивист, плюшевый мишка – маньяк. А слабо снять эротический триллер о снеговике? В роли снеговика – Арнольд Шварценеггер, в роли сосульки – снежная баба.

- Пойдем отсюда, оставим снеговика в покое. – Люда взяла Димку за руку и оттащила его от игрушки. – Пока, снеговик! Счастливых тебе снов!

В американском кино в таких случаях снеговики злобно кривят рты, а потом хватают топоры и расправляются с двуногими обидчиками так, что только конечности летят в разные стороны. Удивительно, но в России все выглядит намного прозаичнее: снеговик не только не скривил в оскале рот, которого у него не было, но даже напротив, смотрелся, как затюканный голый мужик после бани, которого собутыльники изваляли в январском снегу.

Покачав головой, Димка отвернулся и пошел туда, куда его тянула Люда. Поэтому через минуту они оба оказались на катке. Вернее, это была дорожка между школой и поликлиникой, известная тем, что на ней побилось множество больных и простых учительниц. Причем если больные падали, кувыркаясь, то здоровые учительницы обычно шмякались о лед задом. Вполне естественно, что люди падают тем местом, которое перевешивает. Кроме того, одежда учительниц столь бедна, что ее не жалко измарать хоть мелом, хоть грязным снегом.

Люда заскользила под стать учительнице и вцепилась в Димку.

- Держись за меня, и я тебя выведу. – предложил Дима.

В следующий момент Люда чуть не упала, и только благодаря своему спутнику удержалась на ногах. При этом она так сильно прижалась к его груди, что он почувствовал, как бьется ее сердце. По-прежнему прижимаясь к Димке, Люда посмотрела снизу в его шоколадные глаза. И он уловил в девичьем взгляде такую нежность, которой никак не ожидал и которую очень трудно подделать непосвященным. Потрясенный Димка с секунду стоял неподвижно, а потом улыбнулся и, не сказав ни слова, обнял подружку одной рукой за талию и не спеша продолжил с ней путь по гололеду.

«Ох уж эта Люда! – подумал Дима. – Таким влажным, искрящимся взглядом можно лишить меня жизни. Она словно прожгла мое тело насквозь. Признаюсь, что я напрасно хотел променять ее на двуличную Ольгу. А что я там плел сам себе насчет Людкиных ушей? Уши как уши, не лопоухие. Что, у Оли они лучше? Кажется, у нее они даже слегка коротковаты».

Дима подивился изменчивости своего настроения. Он столько раз ловил себя на мысли, что полчаса назад думал одно, а потом другое, что невольно пришел к выводу о противоречивости своего характера. «В чем истоки внутренних противоречий? В сомнении. А о чем говорит сомнение? О безволии и нерешительности. А что такое нерешительность? Это слабость. Неужели я так слаб духом? Смотри, вот и сейчас я проявляю обычную нерешительность: иду бок о бок с миловидной девчонкой и вместо того, чтобы наплести ей с три короба что-нибудь о любовных грезах и о цветущих мимозах, глухо соплю, а затем и вовсе расстанусь с ней, не сумев извлечь из близости никакой пользы. И почему я уродился таким обалдуем? Все потому, что я сам не знаю, чего я хочу и хочу ли я от нее чего-то или нет... Ага, значит, я все-таки сомневаюсь в ее искренности... Боже мой, я опять чувствую, что она мне надоела! Хватит. Не думай о всяких пустяках, и лучше вообще не думай».

Димка попытался отключить мозги, но, как назло, они имеют свойство отключаться только тогда, когда этого не требуется.

- Тебе понравилось у Оли? – обратилась Люда к Диме, и как раз вовремя.

- Ничего. Она умеет развеселить.

- А тебе понравилась Оля?

- А тебе понравился Егор?

- Нет, мне больше нравишься ты.

- Да? Ну а мне приглянулась ты.

Люда рассмеялась:

- Егор теперь долго будет бегать по туалетам. Со слабительным шутки плохи.

- Когда он вернется домой к Жанне, она добавит ему слабительного в горькую настойку.

- Ты и вправду намереваешься идти к Жанне? – вырвалось у Люды.

- А что? Егор же попросил меня.

- Егор был не в себе. Брось эту глупую затею! Жанна тебе даже не откроет дверь.

- Это мы еще посмотрим, кто, что и где откроет. – вкрадчивым голосом произнес Димка. Но он быстро взял себя в руки, так как сообразил, что Люде не понравится его ехидный тон. Поэтому Димка обнял спутницу покрепче и уверенно повел ее вперед.

За школой ледяная дорожка оборвалась, но в том не было никакой беды. Дом Люды стоял напротив, и Димка с облегчением признал, что миссия его закончена. Осталось только проводить девушку до подъезда. Почему именно до подъезда? Да потому что после разговора о Жанне Люда заметно охладела к нему, и наш герой почувствовал нутром, что лучше не вторгаться в Людкину святую святых и не подниматься с ней на лифте в квартиру, где ее определенно поджидают придирчивые родственники, которые начнут рассматривать Димку и приставать к нему, как к ухажеру, или того хуже – как к жениху своей очаровашки.

«Жениться не буду. Не дождетесь!» – твердо постановил Димка и еще посмеялся над Людкиными родителями. Мысленно он их себе уже представил: низкорослый, седоватый с проплешиной мужик, у которого из-под майки вылезают обезьяньи волосы, и морщинистая, ушастая женщина со стрижкой-каре и нескладной фигурой, готовая сперва одарить тебя улыбкой, а потом спустить на тебя же собак. «Да, у них обязательно должна быть собака. У ушастых, коротко стриженных женщин и у мужчин с обезьяньими волосами на теле непременно должен быть четверолапый друг, это факт. Скорее всего, рыжая коли. Небось, папашу тоже зовут Колей. – рассуждал Дима. – Вот и женись на таких! Еще собаку заставят выгуливать по три раза в день, а когда появятся дети – заставят выгуливать детей. Будешь кричать: «Коля, ко мне!» – и тебе принесут в зубах кость и пес, и ребенок. Нет уж, увольте! До свидания, прекрасная Людмила, я отправляюсь к Жанне».

 

IX. Штрихи к букве «Ж»

 

К кому только не пойдешь со скуки! Хоть к замужней женщине, хоть в зоопарк к крокодилу. И неизвестно, что попахивает большей опасностью и экзотикой. Димку с детства влекло к крокодилам, а когда он повзрослел, и к рептилиям добавились женщины, пришлось делать настоящий, мужской выбор. Кто-то, быть может, по неопытности выбирает резиновых крокодилов или резиновых женщин, но Димке нравилось любоваться и теми, и другими в живую. И уж, конечно, по возможности, не в одном и том же плавательном бассейне.

Димку уже одолевала зевота, но жажда приключений оказалась сильней, и ноги сами поволокли его к Егоровой жене. Кроме того, как честный человек, он не мог отвертеться от данного обещания: «Заскочу на секунду, передам бравурные слова Егора и пойду домой отсыпаться». Однако, на самом деле, Димке хотелось посмотреть на вторую половину Егора, о которой он был немало наслышан от разных малокомпетентных лиц. «Бесспорно, Жанна – страшная гордячка и легко выходит из терпения, иначе почему она изгнала из квартиры своего молодого мужа? Но, поскольку молодые ссорятся – только тешатся, уместно предположить, что характер у нее энергичный и жизнерадостный». – Димке было чрезвычайно важно составить некий туманный образ Жанны, прежде чем вломиться в чужой, да еще и женский монастырь со своим уставом.

«Чего следует ожидать от подобного рода людей? В зависимости от настроения такая дамочка может спустить мужа с лестницы или встать перед ним на колени, стянуть с ног грязные сапоги и поднести ползком белоснежные тапочки. Хм, второй вариант предпочтительнее, и лучше настроиться на него. Разумеется, Жанна не будет спускать меня с лестницы или становиться передо мной на свои хрупкие коленки, но разговор нужно повести так, чтобы она приняла меня не как посланца от изгнанного за грехи супруга, а как вернувшегося из глухой тайги мужа-геолога – несчастного, покусанного гадюками и комарами и подарившего Родине очередное месторождение торфяника. Пусть она меня погладит по головке и раскроет все свои женские секреты. Ведь если она мне не доверится, то кому?»

Через двадцать минут Дима подошел к подъезду того дома, где проживали Жанна и Егор. «Опять кодовый замок. – покачал головой Дима. – Сейчас мы его разгадаем...» Он принялся нажимать на все кнопки, и дверь поддалась. Дима ощутил специфический запах ухоженного подъезда – запах хлорки и половой тряпки. Того и гляди, из-за угла выскочит призрак уборщицы со шваброй, и замогильный голос проверещит: «Ходят тут всякие, а потом хлорка пропадает! Хо-хо-хо!» Димка еще помнил, как одна особенно ревностная уборщица наподдала шваброй профессору Стаканскому, решив, что это он наплевал в лекционной аудитории на кафедру. Святая простота! Настоящий чемпион по плевкам – это ректор.

Дима поднялся по лестнице на пятый этаж и уткнулся в кожаную обивку полуоткрытой двери. То, что дверь была полуоткрыта, явилось для него абсолютной неожиданностью. Растерявшись, он не знал, как ему следует поступить в данной ситуации: «Если я осторожно, без стука, войду в квартиру, то наверняка напугаю Жанну. Если я войду со стуком, то напугаю ее еще больше. В принципе, я не имею привычки заходить в каждое открытое помещение. Может, Жанна, не выдержав тоски по Егору, перерезала себе вены и плавает там себе в ванной с резиновой уточкой? Я зайду, посмотрю, оставлю на уточке отпечатки пальцев, а потом приедет милиция и скажет, что я изобличен в чудовищном убийстве и что мне пора сушить сухари... Тем не менее, я лучше зайду, но аккуратно. Если Жанна спит – выйду и позвоню в звонок, если плавает в ванной – позвоню в милицию и сообщу: мол, плавает тут такая-то, приезжайте поскорей и раскройте это преступление».

И Дима на цыпочках зашел в квартиру...

- А, явился! Получай! – только и успел он услышать, получив по голове утюгом.

«Нет, она не встала предо мной на колени. И не спустила с лестницы. Все оказалось гораздо неприятнее. – подумал Дима и постарался сосчитать искры, посыпавшие из глаз. – Ох, как больно! «Тефаль», ты всегда думаешь о нас. О-о!..»

Когда Димка пришел немного в себя, его потянуло к стулу, но тело не повиновалось желанию ушибленной головы, промахнулось и чуть не повалилось бревном на пол.

- Простите... – растерянно пробормотала хозяюшка. – Я думала, муж вернулся.

«Простите! И это все, что она может сказать в свое оправдание! – огорчился Дима. – Одно служит утешением: на моем месте мог быть Егор. Так ему и надо!»

- Вам очень больно? – забеспокоилась молодая женщина, не выпуская из рук злосчастного утюга.

- Разве что самую малость. – процедил сквозь зубы гость. – А вы, вероятно, Жанна?

- Да... – хозяйка сделала удивленный вид, но, кажется, тут же позабыла о своем удивлении.

Жанна помогла Димке встать на ноги и, дав ему на себя опереться, подвела к спальной кровати.

- Извините, что побеспокоил вас... – сдавленным голосом проговорил Димка. – Только ради Бога, не бойтесь, я не вор...

- Дайте я посмотрю, нет ли на голове шишки. – Жанна не слушала его и, казалось, была погружена в свои печальные мысли. – Вроде, все обошлось. Давайте я сделаю мокрую повязку и повяжу ее вам на голову.

- Это было бы любезно с вашей стороны...

Жанна удалилась из комнаты, и Димка, потирая больное место, осмотрелся по сторонам. «Просторная комната. Должно быть, от того просторная, что обстановка в ней небогатая. Мебели мало и ни ковров, ни картин... Вон, и над шкафом свисает лоскут содранных обоев. Но в целом, после появления дома кота легкий беспорядок меня никогда не смущал». Димка принял горизонтальное положение и растянулся прямо на той кровати, на которой его устроила Жанна. «Ничего, пришибленному человеку позволительно поваляться на чужой постели, особенно, когда она разобрана, а мужа нет дома». – успокоил себя Дима.

Жанна вернулась и, сев на кровать рядом, положила Димкину голову на свои обнаженные колени.

- Сейчас я вас перевяжу. Лежите спокойно... Вот так...

Увечный посмотрел на нее снизу вверх и только сейчас понял, с какой очаровашкой в буквальном смысле слова столкнула его судьба. На Жанне была только ночная сорочка, но присутствие незнакомого молодого человека ее нисколько не смущало. Она была занята благим делом – оказанием помощи пострадавшему от утюга, и ее худенькие, загорелые ручки проворно справлялись с этой работой.

«Ну да, ей не привыкать. Во-первых, она не новичок, ведь ее выгнали из медучилища. А во-вторых, так виртуозно владеть утюгом может только опытная рука». – Димка почувствовал, что вполне может доверять этой опытной руке и, закрыв глаза, блаженно улыбнулся. Ему представилась батальная сцена: поле боя, кругом окопы, рытвины от снарядов, дымящиеся покореженные танки, самолеты и лошади. «Все, не могу больше! – кричит рядовой Егор, выползая из соседнего окопа. – Я ранен!» «Я тоже ранен, только в голову. – отвечает Димка. – Не хнычь, сейчас медсестра нас спасет от смерти». Появляется Жанна в белом халате и выдергивает вражеский штык из зада Егора. «Спасибо, сестра!» – пускает слезу Егор и уползает обратно в окоп. А Жанна тем временем склоняется над головой Димки, чтобы перевязать ее, и тревожное дыхание, выходя из уст спасительницы, заставляет бойца забыться...

- Все готово. – перевела дух Жанна.

Дима открыл глаза и еще раз посмотрел на медсестру. Теперь их взгляды встретились, и Дима почувствовал, как мурашки пробежали у него по коже. Возможно, Жанна не являлась красавицей и не походила на стройную топ-модель с коробки слабительного, но ее круглые, большие и ясные глаза с длинными, густыми ресницами притягивали к себе внимание, заставляя позабыть обо всем остальном. Самое удивительное, что оторваться от ее взгляда было просто невозможно. Димка замер и даже перестал ощущать головную боль. Да что там головная боль, складывалось ощущение, будто у него нет ни головы, ни тела, а лишь воздушная, широкая душа, словно птица, вылетевшая из клетки.

Димка первый отвел глаза, признав себя побежденным. Затем он вспомнил о Егоре и ухмыльнулся: «Скажи на милость, зачем этот остолоп ушел к Оле, направив меня, как козла в огород, к такому сокровищу? Конечно, Оля не дерется утюгами, но ради того умиротворения, что я сейчас испытываю, любой утюг можно принять за ватное одеяло. Глупый Егор! Совсем не ценит, что имеет».

Диму всегда поражало то, как на него смотрят молодые замужние женщины. В их озорных глазах обычно сквозит любопытство, как будто они сравнивают с ним своих мужей, в которых, естественно, еще влюблены, но уже начали выискивать недостатки. «Взгляд Жанны – типичный лукавый взгляд молодой женщины. – подумал Дима. – Она знает, что неотразима, и пользуется своим преимуществом. А вот если бы я вмазал кому-нибудь утюгом, что тогда? Ни мои глаза, ни моя улыбка не избавили бы меня от грубой истерики пострадавшего. Более того, если б я, отутюжив какого-нибудь добровольца, при этом еще б и улыбался, то, полагаю, что единственное желание счастливчика свелось бы к стремлению дать мне по зубам».

Димка снова почувствовал боль и едва не застонал. Но, так как мужчины боятся показать себя слабыми в глазах женщин, он вовремя спохватился и лишь слегка всхлипнул. «Любая фурия может свить из мужчины веревку той формы, какую надумает ее бесноватая фантазия. Ей ничего не стоит превратить его в лепешку, а он по-джентльменски стерпит удар и через день-другой глядишь – приползет назад приплюснутый и попросит у феминистки вторую порцию лепешек. – призадумался Дима. – Правда, я еще не встречал истинных феминисток, так как все известные мне женщины говорили, что они против половой дискриминации своей женской нации, но отказываются работать на шахтах, наивно полагая, что наглые самцы сплошь и рядом узурпировали все самые доходные профессии, оставив прекрасной половине человечества лишь кастрюли и швейные машинки. А кто мешает женщине стать президентом или профессором кислых щей? Никто. К тому же, трудно найти хоть одну сферу деятельности, куда бы не встряли женщины и где бы они проявили себя лучше мужчин. Ни военное дело, ни управление, ни медицина, ни философия, ни музыка, ни литература не могут похвастаться женским гением. Даже в ресторанах повара-мужики значительно важнее, нежели бабы-посудомойки, официантки и тестомешалки.

И пусть все будет так, как оно сложилось в веках: плечистые и головастые мужики пусть правят, варят сталь, изобретают велосипед и воюют, а хрупкие дамы пускай рожают детей, ибо ни Эйнштейн, ни Коперник при всем желании не смогли бы стать беременными, а любой женщине забеременеть – это раз плюнуть. Единственное, что остается спорным, это противоречие между мужской логикой и женской интуицией. Дело в том, что вокруг столько дохлых и безумных мужиков, что при взгляде на них удивляешься: почему именно они, а не выносливые, проникновенные женщины хозяйничают в государстве, банкротят заводы и занимаются изобретением велосипедов? Достаточно посмотреть, во что мужики превратили и государство, и наши заводы, а уж о том, что они там изобретают, и говорить тошно. Вот, утюг изобрели... для милых дам, для милых дам. Спасибо, конечно, но можно было бы изобрести что-нибудь полегче – и женам, и их мужьям подобная конструкция пошла бы только на пользу...»

 

X. Неженатый – невиноватый

 

Неожиданный звонок в дверь взбудоражил раненого и медсестру, которая сбросила голову жертвы с колен, словно баскетбольный мячик.

- Если это муж, то скажи, что ты – мой брат. – переполошилась Жанна.

Димка ничего не ответил, а только разразился после паузы громким смехом:

- Хорош браток! Развалился на чужом супружеском ложе и братается!

Дима приподнялся на локтях и пристально посмотрел на Жанну.

- Иди и открой, и не вздумай твердить, что я – твой брат, иначе вспыхнет новый скандал. – сказал он, прищурив левый глаз – давняя, детская привычка застенчивого хитрованца.

За порогом послышался голос Егора:

- Пусти скорее! Не могу, ох не могу!

«Кретин! – Димка стукнул кулаком по спинке кровати. – Зачем, спрашивается, он меня заслал к жене, если сам приперся следом? Нет, друзья так не поступают. Если уж отдаешь жену во временное пользование, так отдавай, и нечего меня дразнить!»

Егор буквально влетел в квартиру и, увидев Димку, лежащего в постели, прохрипел что-то невнятное, после чего скрылся в уборной.

- Привет. – Димка улыбнулся и помахал ему рукой, а про себя подумал: «Российское средство от тараканов и заграничное слабительное с черепом на упаковке, похоже, произвели в его желудке цепную реакцию. Да он и сам похож на цепного пса, только сорвавшегося с цепи... Боже мой, как Жанна и Егор подходят друг другу! У него несносный характер и гулящая душонка, а она дерется утюгами и приводит домой меньших братьев. Вот и выходит, что Жанна не для меня. Пускай молодые сами тут разбираются, а моя задача – поскорее откланяться и ретироваться».

- Твой муж, будучи в гостях у Оли, просил передать, что б раньше вторника ты его не ждала. – обратился Дима к Жанне и прокричал: – Егор, я выполнил твою просьбу! И теперь я, пожалуй, пойду.

- Да-да, иди. – промычал Егор.

- В чем дело? – вытаращила свои крупные, как антоновские яблоки, глаза Жанна.

- Спроси у Егора. – усмехнулся Дима, покидая квартиру, и добавил: – Прощай, дорогая сестрица.

- До свидания. – медленно и растерянно выговорила Жанна и захлопала густыми ресницами.

Тяжко вздыхая и потирая ушибленную голову, искатель приключений спустился вниз по лестнице. Сам для себя он извлек горький урок из случившегося: «Не гонялся бы ты, братец-кролик, за крольчихами. Чем плоха рыженькая Люда? И чем же так хороша взбалмошная Жанна? Каждому свое: Егору – домашнее тепло от утюга, уют, домашние склоки и домашние питомцы в виде детишек, которые, уверен, при таком ходе событий у него не замедлят народиться. Ну а мне – папка, десяток листов и огрызок карандаша, чтобы написать историю моей жизни на потеху ветреному молодняку и вечно хмурым пенсионерам...».

Дома Димка долго не мог заснуть и, лежа в холодной постели, ворочался с боку на бок. За окном поднялся грозный ветер, который выл баритоном и колотил надутыми кулаками в голые стекла. «Хоть бы их вообще выбило. – заиграли мрачные мысли в Димкиной голове. – Ну зачем, зачем я родился на свет? Егор родился, чтобы наслаждаться плодами чужого гостеприимства, Оля родилась, чтобы шутить с людьми и получать удовлетворение, ставя их в неловкое положение. Все устроены и по-своему счастливы. А для чего я живу? Меня никто не любит и никто не ждет, да и почему меня кто-то должен любить и ждать? Нет в этом мире ни одной, даже самой заманчивой и привлекательной вещи, которая могла бы меня порадовать. Пусть я выползу из грязи в князи и стану толстым, крутым и богатым Буратино – все равно я не смогу понять, для чего мне нужна ваша дурацкая жизнь. Кругом на улице все пестрым-пестро, а в душе пустота, и нет в ней ничего, кроме отчаяния... Страшно подумать, но если быть честным, то и отчаяния не осталось, так как не из-за чего отчаиваться.

Я ненавижу жизнь и смерть, потому что жизнь – ненужная, скучная штука, и после любого веселья мгновенно приходит болотная и лютая тоска. А смерть способна испоганить то хорошее, что время от времени улавливает мой взор на необозримом жизненном пространстве. Хуже нет того ощущения, когда жить не хочется, но ты знаешь, что ты обречен на жизнь, и никуда от этой подлой обязанности тебе не деться. Сумасшедший на моем месте пошел бы, да и выпрыгнул из окна, но я-то понимаю, что смерть не панацея от внутренних хворей, и если есть Бог, который зачем-то сотворил жизнь и смерть, то ему надо лечиться, ибо большей ерунды придумать просто невозможно.

Зачем мне Люда или Жанна, зачем мне зима или лето, зачем мне леса и поля, реки и моря, если все это навевает такую скуку, что хочется плюнуть, хлопнуть дверью и куда-нибудь провалиться, да и этого делать не станешь, потому что какой смысл в моих плевках? Эх, лучше бы я не рождался и не беспокоил понапрасну других людей, и лучше бы ничего не было, кроме молчаливого небытия. Ведь что я делал всю свою недолгую жизнь? Вначале портил родителям нервы, докучал им своими капризами, как и всякий младенец, требовал заботы и, по большей части, кормился. Став чуть старше, я продолжил усиленно кормиться и изводить родительские деньги, получая рубашки и штанишки, игрушечных солдатиков с глазами непуганых идиотов, поедая мороженое за 20 копеек и бегая в кино с такими же, как я, никчемными шалопаями. Промозолив глаза учителям, продавщицам продуктовых отделов и толстопузым старухам-блокадницам, беспрестанно сгонявшим меня с уютных местечек в вагонах метро, я с позором докатился до института и до защиты диссертации, но что толку? Разве от того, что я съел лишний брикет пломбира или написал толстенную диссертацию о покойных боярах, в мире что-то переменилось к лучшему? Нет, и еще раз нет!

Не хочется хныкать, да я и не люблю тех людей, которые плачутся в платочек: ах, посмотрите, какие мы несчастные! Пожалейте нас и дайте нам из жалости что-нибудь вкусненькое! Такие плаксы – просто эгоисты, жалеющие себя любимых. А я себя не боготворю и потому не жалею. Я других жалею – тех, кто живет не понапрасну и по-настоящему страдает в нашем несовершенном мире, наполненном несправедливостью. Я переживаю за больных и инвалидов, беженцев и сирот, а также животных, над которыми подчас издеваются все эти сироты и инвалиды. Ох, тяжело бремя жалостливого человека!»

Вспомнив о жалости, Дима так загрустил, что ему стало немного жалко и себя. Пожалев себя и пожурив весь белый свет, он успокоился и зевнул. «И тем не менее, жить можно. Подумаешь, в жизни нет смысла! А зачем он, этот смысл? Живи, как живется, и не забивай пустую голову пустяками, вроде страданий побитого камнями котенка или обезглавленного бандитом русскоязычного жителя Грозного. Все отлично знают, что поблизости столько бедствий и страданий, и при этом организуют праздники, влюбляются, ходят на гулянки и вовсе не задумываются о проблемах посторонних. Для большинства людей посторонних вообще не существует... Что ж, я тоже могу ни о чем не думать – уткнусь в подушку и просплю до одиннадцати часов, а после выйду на работу и, свеженький и бодренький, продолжу заигрывать с легковерными девчатами, с которыми, при желании, легко забываются все печали».

Ветер на улице стих и, кажется, смирился со своей переменчивой судьбой. Убаюканный тишиной, Димка последовал его примеру и вскоре заснул. Что ему снилось, он бы никогда не отважился пересказать, но было в этом предутреннем сновидении нечто такое, что ублажает и расслабляет мятежную душу. Да, именно мятежную, ведь неприятие жизни есть самый отчаянный и откровенный бунт – бунт против Богом данного и без нашего ведома и согласия установленного исконного миропорядка.

Димке снилась рыженькая Люда, которая постепенно преобразилась в светловолосую, а затем перевоплотилась в брюнетку. Последний образ спящему понравился больше, и он воскликнул: «Хватит метаморфоз, довольно! Оставьте вариант С». И не потому, что ему особенно нравились брюнетки. Просто черноволосая и меднокожая Люда давно привлекала его ненасытное любвеобильное сердце. «Пойдем, что ли». – сказал Дима и уверенно взял Люду за руку. «А куда?» – улыбаясь, спросила девушка. «Да хоть на край света! Кстати, сегодня в театре дают «Войну и мир». Пошли, я покажу тебе Кутузова в кедах...»