Часы с циферблатом, но без стрелок

 

Во времена наших старых знакомых Праксагоры и Блепироса в Греции можно было кое-где встретить новые часы, гораздо более удобные. По преданию, новое изобретение пришло в Гре­цию из Азии, из города Вавилона, который давно уже славился учеными.

Вавилон в те времена был одним из самых больших городов

мира. Шумное движение на улицах; отряды солдат, проходящие в стройном порядке; торговцы, продающие благовонные мази, сладости, украшения; щеголи с искусно завитой бородой, с пер­стнями на пальцах и с тростью, украшен­ной золотым набалдашником; и над всей этой пестрой восточной толпой — высо­кие многоэтажные здания, — таков был Вавилон две с половиной тысячи лет тому назад. Неудивительно, что и наука про­цветала в этом богатом и многолюдном городе.

Вавилоняне научили греков многому, подобно тому, как нашими учителями были во времена Петра голландцы и шведы. Вавилоняне научили греков де­лить время на равные промежутки — ча­сы, а от греков это деление перешло через много лет к другим народам Европы. Они же, говорят, научили греков строить новые часы — первые часы с циферблатом. Надо сказать, что у этих часов не хватало одной «безделицы» — стрелок.

«Стрелок? — спросите вы. — Но разве бывают часы без стрелок?» Чтобы убедиться в том, что такие часы бывают, вам не придется ездить в Азию, туда, где когда-то высились дома Вави­лона. У нас в Ленинграде, да и во многих других городах СССР, вы можете найти часы вроде тех, которые были у древних ва­вилонян.

На старой дороге, веду­щей из Ленинграда в Моск­ву, до сих пор стоят кое-где каменные верстовые стол­бы, поставленные еще при Екатерине Второй. Есть та­кие столбы в Ленинграде на Международном проспе­кте¹ (у Фонтанки и у 7-й Красноармейской) и в городе Пушкине — у Орловских ворот. Там на столбе с одной стороны надпись:

 

От Санкт-Петербурха 22 версты

 

______________

¹Ныне — Московский проспект.

А с другой — плита с железной тре­угольной пластинкой посередине и римски­ми цифрами вокруг.

Римские цифры обозначают часы. А стрелки заменяет тень от пластинки. По мере того как солнце проходит свой путь по небу, тень от пластинки движется, как стрелка часов, и показывает время.

Это солнечные часы, вроде тех, которые были в ходу еще в древнем Вавилоне.

Проезжая мимо верстового столба, путе­шественник узнавал, выглянув из окна своей кареты, сколько верст ему осталось проехать и сколько времени он уже провел в пути.

Солнечные часы были, конечно, лучши­ми часами, чем гномон или посох факира. Они показывали время гораздо отчетливее и вернее.

И все-таки этим часам было далеко до наших теперешних. Вряд ли вы были бы довольны своими часами, если бы они шли только в ясную погоду, а ночью и в плохую погоду стояли. А между тем солнечные часы вели себя именно таким образом. Как говорили в старину, это были «дневные часы».

Очень давно — вероятно, в одно время с солнечными часа­ми — были изобретены и ночные часы.

 

 

Разговор Ивана Иваныча

С Иваном Петровичем

 

Два старых приятеля, Иван Иваныч и Иван Петрович, десять лет не встре­чались.

И вдруг они столкнулись на улице лицом к лицу.

Что в этом случае должен был сказать Иван Иваныч и что ему ответил Иван Петрович?

Не сомневаюсь, что Иван Иваныч в промежутке между двумя поцелуями вос­кликнул:

— Сколько воды утекло, почтенней-ший Иван Петрович!

А Иван Петрович ему ответил:

— Немало, Иван Иваныч, немало. Но понимают ли они оба — Иван

Иваныч и Иван Петрович, — что эта странная фраза значит?

О какой воде идет речь?

Куда она утекла?

Откуда?

Думаю, что наши приятели не смогли бы дать каких-либо пояснений на этот счет.

Фраза, произнесенная Иваном Иванычем, давным-давно утратила всякий смысл, и люди повторяют ее, как попугаи, не думая, что она значит. А значит она вот что.

Уже очень давно догадались, что время можно измерять с по­мощью воды.

Если наполнить водой самовар и приоткрыть кран, вода вытечет. Положим, для этого нужен час времени.

Если мы, не трогая кран, снова нальем в самовар столько же воды, сколько раньше, она вытечет в то же самое время — не в полчаса и не в полтора часа, а ровно в час.

Значит, самоваром мож­но пользоваться как часа­ми. Для этого надо только каждый раз, когда он опу­стеет, наполнять его снова.

В Вавилоне такие часы были в ходу еще две тысячи пятьсот лет тому назад. Только, конечно, воду на­ливали не в самовар — са­моваров тогда не было, — а в высокий узкий сосуд с от­верстием около дна. Осо-

бые люди, приставленные к часам, на восходе солнца наливали сосуд водой.

Когда вся вода выливалась, они громкими криками извещали об этом жителей города и снова наполняли сосуд.

Так они поступали шесть раз в день.

Водяные часы были очень неудобны: с ними было много возни. Но зато они могли показывать время и в плохую погоду и даже ночью.

Вот почему их называли в древности «ночными» часами, в отличие от дневных, солнечных часов.

Недавно еще в Китае можно было видеть старинные водя­ные часы.

Четыре больших медных котла расположены один над дру­гим на ступенях каменной лестницы. Вода переливается из одно­го сосуда в другой. Каждые два часа (или «ке», как говорят ки­тайцы) сторож вывешивает дощечку с надписью, обозначающей, который «ке» идет.

Нетрудно понять, зачем нужно было такое расположение котлов. Сторожу приходилось наливать только верхний котел, а остальные наполнялись сами собой — самотеком, один за другим.

Молочные часы

Молочные часы? Это еще что за ерунда? Бывают молочные поросята, молочные телята, молочный шоколад, молочные зубы. Но что такое молочные часы?

Об этих молочных часах я прочел в одной старой книге о часовом искусстве.

В ней говорится, что в древнем Египте на одном из нильских

островов был храм бога Озириса. Посре­ди храма стояло вокруг триста шестьде­сят больших сосудов с отверстиями у дна. К каждому сосуду был приставлен особый жрец, так что всего было триста шестьдесят жрецов. Ежедневно один из жрецов наполнял свой сосуд молоком. Молоко выливалось ровно в двадцать четыре часа. Тогда другой жрец напол­нял следующий сосуд, и так далее — круг­лый год.

Нам, конечно, трудно понять, зачем египтянам понадобилось столько молоч­ных часов и почему египетские фараоны не догадались произвести в храме Озири­са сокращение штатов.

Ведь содержать триста шестьдесят че­ловек, которые занимались только тем, что переливали из пустого в порожнее, стоило недешево.

Воду в водяных часах заменяли не только молоком.

Были в ходу, да и сейчас еще употреб­ляются,   песочные часы. Чтобы «завес­ти» часы, их нужно только перевернуть. Такие часы очень удобны для отмеривания небольших промежутков времени: по 3 — 5 — 10 минут.

Во флоте они были в ходу еще недавно. Каж­дые полчаса вахтенный переворачивал «склянку» песочных часов.

Приготовление песка для часов считалось в старину делом, требующим особого умения.

Говорили, что самый лучший песок получается из мраморных опилок, если их прокипятить девять раз с вином, снимая каждый раз пену, и после это­го высушить на солнце.

 

 

Часы и микстура

 

Сосуд с отверстием в дне, из которого вода вытекала капля за каплей, был самой простой и первоначальной формой водяных часов. Но уже очень скоро водяные часы были изменены и улуч­шены.

Первым делом надо было позаботиться о том, чтобы сосуд приходилось наполнять как можно реже.

И в самом деле, скоро догадались, что вместо маленького со­суда, рассчитанного на какой-нибудь час, можно взять большой, с запасом воды на целые сутки. А для того чтобы отмеривать все-таки не дни, а часы, разделили сосуд черточками на двадцать четыре части. Теперь уровень воды сам говорил, который час. Для этого достаточно было взглянуть, до какой черточки он опустился.

Вы, вероятно, видали стаканчики с делениями, в которых больным дают микстуру.

На стенке стаканчика три черточки: у нижней написано: «чайная ложка», у средней — «десерт­ная», а у верхней — «столовая».

В этом роде был устроен и сосуд водяных ча­сов. Только вместо трех черточек на его стенке было двенадцать или двадцать четыре, и мерили им не миксту­ру, а время.

Но было одно неудобство, с которым приходилось считаться.

Дело в том, что вода не всегда вытекает из сосуда одинаково быстро. Сначала, когда ее много, она течет быстрее, чем потом, когда ее становится все меньше и меньше. Это и понятно. Чем выше уровень воды в сосуде, тем больше давление, а чем больше давление, тем и скорость воды будет больше. Все равно, что в водопроводе: чем выше поставлен водонапорный бак, тем скорее бежит вода по трубам.

Выходило так, что вначале за час вы­текало больше воды, чем под конец.

Уровень воды сначала опускался бы­стро, а потом все медленнее. Чтобы часы все-таки не врали, приходилось ставить черточки не на одинаковом расстоянии одну от другой, а так, чтобы верхние бы­ли реже, а нижние чаще. Как видите, раз­метить водяные часы было совсем не так просто.

Был и другой способ, более удобный. Сосуд делали в виде воронки. Тогда, если воронка была правильно подобрана, можно было черточки ставить на одинаковом расстоянии.

В самом деле, между верхними двумя черточками воды по­мещается больше, чем между следующими двумя. Но так и должно быть. Ведь за первый час, когда скорость воды больше, ее вытекает больше, чем за второй.

 

 

Часок и часище

 

Если я говорю, что эту главу я писал ровно час, всем понят­но, что это значит.

Но в старину — этак тысячи две лет тому назад — меня бы

спросили, про какой час я говорю: про большой или про ма­ленький.

Дело в том, что древние египтяне, греки, римляне делили сутки тоже на двадцать четыре часа, но не совсем так, как мы.

Прежде всего, они делили сутки на день — время с восхода солнца до захода — и ночь, то есть время с захода солнца до вос­хода. А день и ночь, в свою очередь, делили на двенадцать часов.

Но ведь дни и ночи бывают разные. Поэтому летом дневные часы были длинные, а ночные короткие, а зимой дневные часы были короткие, а ночные длинные. Где-нибудь в Египте дневной час летом продолжался по нашему счету 1 час 10 минут, а зим­ний дневной час — всего только 50 минут.

У нас на севере, где солнце зимой показывается совсем не­надолго, зимний дневной час продолжался бы только каких-нибудь сорок минут. Это был бы маленький часок. Зато ночной час был бы не час, а часище — целых 1 час 20 минут.

Из-за этой путаницы водяные часы, устроенные для летнего времени, не годились для зимы, и наоборот.

Надо было как-нибудь поправить дело. Зимой день короче, чем летом. Значит, нужно зимой наливать в воронку меньше во­ды, чтобы она скорее выливалась. Если летом, положим, нуж­но налить две кружки воды, то зимой достаточно будет одной. Задача решается со­всем не так просто, как ка­жется. Ведь наполнять надо воронку и зимой и летом до­верху — до первой черточки. А если мы нальем вместо двух кружек одну, воронка оста­нется неполной. Как же тут быть? Как сделать, чтобы и волки были сыты и овцы целы — чтобы воды было меньше, а воронка все-таки была наполнена доверху?

Придумали вот что.

По форме воронки сдела­ли конус — такую же ворон­ку, но не пустую внутри, а сплошную. Если этот конус погрузить в воронку,  поло-

жим до середины, в ней останется меньше свободного места и воды в ней поместится меньше. Зимой, значит, конус придется опускать, летом поднимать. А чтобы всякий мог это делать, ли­нейка, на которой держится конус, разделена черточками. Эти черточки показывают, на какую глубину нужно опускать конус, смотря по времени года.

Эти часы, как видите, были сложнее первоначальных. Прав­да, если бы люди догадались разделить сутки на равные часы, как это делаем мы, водяные часы были бы гораздо проще.

 

 

Живой будильник

 

Из Вавилона и Египта, где водяные часы появились в неза­памятные времена, они попали затем к грекам, а от греков к рим­лянам. Первые водяные часы были поставлены в Риме на город­ском рынке рядом с солнечными часами. Сделано это было для того, чтобы по солнечным часам проверять водяные.

Водяные часы могли легко испортиться — достаточно было засориться отверстию, из которого вытекала вода. А солнечные часы, если только солнце было на небе, показывали время всегда честно и добросовестно. Можно было найти водяные часы и в частных домах — у богатых людей. Особые слуги должны были наливать воду в часы и следить за их исправностью. Но таких счастливцев, у которых были свои часы, насчиты­валось очень немного. Все остальные граждане довольствова­лись по-прежнему солнцем днем и петухом ночью.

Услышав ночью сквозь сон, протяжные крики петухов где-то на окраине города, люди, утомленные дневной работой, засыпа­ли снова с радостной мыслью, что ночь еще впереди. Ведь так кричат петухи только глубокой ночью — протяжно и изредка. Это, как говорили в древности, был только «первый крик петуха». Но вот петухи начинают кричать все чаще, все быстрее. Это «второй крик» петуха. Скоро и рассвет. И опять начнется день, такой же, как вчера.

В течение тысяч лет люди свыклись со своим живым будильником. Не потому ли крик петуха ночью пробуждает в нас какую-то непонятную тревогу?

История Марка и Юлия

 

Две тысячи с лишним лет тому назад люди легко обходились без помощи часов. Утром «солдата будит рожок, а горожанина петух», как тогда говорили, а днем легко было определить время по солнцу. Но и тогда в некоторых случаях часы считались не роскошью, а необходимой вещью.

Не могли, например, обходиться без часов судьи. Чтобы не затягивать судебного заседания, они назначали каждому, кто хотел произнести речь, определенное время. А для этого нужны были часы.

Греческие и римские су­дьи пользовались водяными часами самого простого уст­ройства. Это был сосуд с от­верстием в дне, из которого вода выливалась прибли­зительно в четверть часа. Водяные часы называются по-гречески «клепсидра». Поэтому, когда хотели ска­зать, что речь такого-то длилась целый час, говори­ли: «Его речь продолжа­лась четыре  клепсидры».

Одного оратора, который говорил на собрании целых пять часов подряд, прервали наконец вопросом:

— Если ты можешь говорить столько времени без передыш­ки, то сколько клепсидр ты в состоянии молчать?

Оратор не нашелся что ответить и при общем смехе доказал, что он умеет и молчать.

В одной старой книге я прочел рассказ про человека, которо­му водяные часы спасли жизнь.

В городе Риме судили однажды гражданина, который об­винялся в убийстве. Звали его Марк. Был только один свиде­тель — его друг Юлий, — который мог его спасти. Но суд под­ходил к концу, а Юлия все еще не было. «Что с ним случи­лось? — думал Марк. — Неужели он совсем не придет?»

По закону, который тогда существовал, обвинителю, обви­няемому и судье давалось равное время для произнесения речи. Каждый из них мог говорить по две клепсидры, то есть по получасу.

Сначала говорил обвинитель. Он доказывал, что все улики против Марка. За убийство надо предать его смерти. Обвини­тель кончил. Судья спросил Марка, что он может сказать в свою защиту.

Трудно было говорить Марку. Ужас сковывал его язык, когда он видел, как падала вода из клепсидры — капля за кап­лей. С каждой каплей уменьшалась надежда на спасение. А Юлия все не было.

Уже одна клепсидра пришла к концу, началась другая. Но тут случилось чудо. Капли стали падать медленнее, гораздо медленнее, чем раньше.

У Марка снова появилась надежда. Он нарочно затягивал рассказ, говорил о своих родственниках, которые все были честными людьми, о своем отце, дедушке, бабушке. Он уже принялся за рассказ о двоюродной сестре своей бабушки, когда обвинитель, наклонившись над часами, воскликнул:

— Кто-то бросил в часы камешек! Вот почему преступник говорит уже не две, а, по крайней мере, четыре клепсидры.

Марк побледнел. Но в это самое мгновение толпа зрителей раздвинулась и пропустила вперед Юлия, Марк был спасен.

Но кто же бросил камешек в клепсидру?

Об этом в книге, из которой я взял рассказ о Марке и Юлии, не сказано ничего. Как вы думаете, не сделал ли это судья, пожа­левший бедного Марка?

 

 

Александрийские часовщики

 

В те времена, о которых идет речь, две тысячи лет тому назад, особенно славился производством водяных часов город Александрия в Египте.

Это был богатый торговый город. Говорили, что в Александ­рии можно найти все, кроме снега. Здесь, по-видимому, появи­лись первые в мире мастерские часовщиков. Производство ча­сов, которым раньше занимались только немногие ученые-изобретатели, перешло в руки ремесленников — часовых дел мастеров. Называли их тогда аутоматариями-клепсидрариями. Это название, которое не так-то легко произнести, означало: мастер самодействующих водяных часов — автоматических клепсидр.

Что же это за автоматические, или, по-русски, самодейству-

ющие, клепсидры? Ведь те клепсидры, с которыми мы уже имели дело, были да­леко не самодействующими. Возни с ни­ми было достаточно.

Лет за двести до того как в Александ­рии появились первые лавки часовщиков, жил в этом городе изобретатель, которо­му удалось придумать новые, очень ост­роумно построенные водяные часы.

Звали его Ктезибий *. Был он сыном парикмахера, но отцовское ремесло не пришлось ему по вкусу, и, вместо того чтобы брить бороды александрийским гражданам, он усердно занимался изучением наук, особенно механики.

Больше всего он интересовался машинами, в которых движу­щей силой была вода. Ведь силой пара и электричества тогда еще не умели пользоваться, и единственными механическими двигателями были вода и ветер. Падение воды заставляло ра­ботать колеса водяных мельниц, а ветер поворачивал крылья ве­тряных. И вот Ктезибию пришла в голову мысль: нельзя ли устроить такие водяные часы, которые работали бы сами со­бой, автоматические водяные часы?

Часы, которые устроил Ктезибий, были, пожалуй, хитроумней наших. Ведь и задача у него была гораздо сложнее. Надо было пост­роить часы, которые заводи­лись бы сами собой и кото­рые показывали бы время правильно и зимой и летом. Не надо забывать, что длина часа изменялась тогда каж­дый день. Ктезибий должен был это принять в расчет.

Часы, которые Ктезибий поставил в храме Арсиноэ, нарисованы на картинке. Устроены они так.

На колонне обозначены римскими и арабскими циф­рами часы.  Римские цифры

обозначают часы ночи, арабские — дня. Забавный цифер­блат, не правда ли? Не круглый, как у наших часов, а пря­мой.

Стрелку в этих часах заменяла палочка, которую держал в руках маленький крылатый мальчик, стоящий на трубочке. Трубочка выдвигалась из часов сама собой и понемногу подни­мала мальчика снизу до самого верха колонны. А вместе с маль­чиком двигалась и стрелка — его палочка — и показывала вре­мя. Само собой разумеется, что мальчик поднимался снизу до­верху ровно в двадцать четыре часа. После этого мальчик бы­стро падал вниз и затем снова начинал медленно подниматься вверх.

Но этого мало. Часы в те времена были в разное время года разной величины. Поэтому на колонне был не один циферблат, а двенадцать — для каждого месяца свой. Колонна сама собой понемногу поворачивалась вокруг оси и подставляла под палоч­ку мальчика как раз тот циферблат, который нужно.

Вы видите, что часы были очень хитроумные. Но вам нетруд­но будет разобраться в их устройстве, если вы внимательно про­чтете то, что я сейчас расскажу, и при этом не забудете о картин­ке, на которой нарисованы часы Ктезибия.

По другую сторону колонны стояла фигурка другого крыла­того мальчика, который все время лил горькие слезы, горюя, по-видимому, о потерянном времени.

Вода попадала в него по трубке из водопровода, а вылива­лась в виде слез из глаз. Капля за каплей слезы мальчика пада­ли к его ногам и отсюда по особой трубочке текли в узкую короб­ку, расположенную как раз под другим мальчиком. В этой ко­робке находился поплавок, сделанный из пробки, а на нем была укреплена та самая трубочка, на которой стоял мальчик с па­лочкой.

По мере того как вода в коробке накоплялась, поплавок под­нимался, а вместе с ним и мальчик с палочкой. Когда мальчик поднимался доверху и конец палочки останавливался против цифры XII, вода из коробки быстро выливалась по коленчатой трубочке, сделанной в виде буквы Л, поплавок падал вниз, а вместе с ним и мальчик. Начинался новый день, и мальчик опять пускался в свое путешествие.

Снова вода приходила по трубке из водопровода и опять вы­ливалась из коленчатой трубки.

Надо еще разобраться, как было устроено, что колонна сама вращалась вокруг оси.

Из коленчатой трубки вода выливалась на мельничное ко­лесико, которое, вращаясь, заставляло вращаться насаженное на ту же самую ось маленькое зубчатое колесико, или, как говорят, шестеренку. Шестеренка своими зубцами захватывала зубцы другого колесика и заставляла его тоже вертеться. А это колеси­ко, в свою очередь, вертело вторую шестеренку, а вторая шесте­ренка вертела второе зубчатое колесо. Так с помощью четырех зубчаток мельничное колесо заставляло вращаться ось, на кото­рой была укреплена колонна.

Каждые двадцать четыре часа вода выливалась из коленча­той трубки, поворачивала немного мельничное колесико, а от этого поворачивалась немного и колонна. За год она делала пол­ный оборот, и через год все начиналось сначала.

Как видите, это были вечные часы, и, для того чтобы они шли, достаточно было простого водопровода. Такая клепсидра вполне заслуживала название автоматической.

После Ктезибия стали делать еще более искусные и сложные часы. Сохранилась, например, картинка, на которой нарисованы водяные часы, снаружи ничем почти не отличающиеся от наших: с круглым циферблатом, вращающейся стрелкой и даже гирей. Только гиря эта была не тяжелая, как в наших часах, а легкая — из дерева. Она плавала, как поплавок, в маленьком бассейне, из которого все время вытекала струей вода. По мере того как уровень воды опускался, опускался и поплавок, приводя в дви­жение механизм.