Система отечественного телевещания: особенности и перспективы развития

Начало нового столетия обозначило перед теорией журналистской деятельности новые задачи, связанные с тем, как на рубеже двух веков существенным образом изменились отношения СМИ и общества. Что потребовало, смены концептуального отношения непосредственно к самим СМИ. И, прежде всего, этот процесс затронул телевидение как самый массовый и влиятельный канал распространения информации. Бурное развитие отечественной медиасферы за последние четверть века отчетливо обозначило сложившуюся тенденцию, когда спонтанно возникшая с начала 1990-х годов на постсоветском информационном пространстве модель функционирования СМИ и, прежде всего, электронных, обрела все черты конституирующей системы. В то же время для многих теоретиков и практиков очевидна ее исчерпанность с учетом общего мирового контекста и технологических реалий[118]. Существующая модель явно мыслится и эксплуатируется как сложившаяся система, чутко реагирующая на все микро- и макроизменения окружающей среды (реальности) во всех ее проявлениях.

На динамичный характер развития отечественной медиасистемы оказывают существенное влияние экономические, политические, организационные и творческие аспекты ее функционирования. В этом сказывается роль сформировавшегося медиарынка со всеми характерными свойствами. Все более существенную роль в данном процессе играют вопросы экономической целесообразности и получения прибыли. Важным обстоятельством является увеличение как числа телевещателей, так и производителей эфирной продукции. Это оказывает прямое влияние на увеличение объемов телевещания и расширяет жанровое разнообразие эфирного контента, что сказывается и на качестве журналистского творчества, профессиональных аспектах деятельности сотрудников электронных СМИ.

В условиях глобализации информационного пространства на рубеже ХХ-ХХI вв. существенное влияние на формы, жанры и виды телеконтента оказывает соответствующие технологии, научно-технические прорывы в сфере коммуникаций. «Современные тенденции развития материально-технической базы информационно-коммуникативных систем характеризуются бурным распространением цифровых технологий, появлением принципиально новых средств коммуникаций на фоне невиданной прежде гиперкоммерциализаии процессов массовой коммуникации,­­- замечает исследователь. ­- В этой всепоглощающей гонке за прибылью СМК стремительно превращаются в исключительно коммерческие предприятия, что не может не сказаться отрицательно на содержании публикаций и телерадиопрограмм»[119].

Подобные объективные и субъективные факторы, влияющие на практику функционирования российских медиа, оказывают воздействие и на существующую систему жанров отечественного телевидения. Интенсивность ее развития определяет теоретическую проблематику журналистской деятельности, которая характерна для последнего времени. Не могут не оказывать на жанровую структуру телевидения влияние и насущные практические потребности телевещательной индустрии, испытывающей воздействие с разных сторон – от социальных настроений и общественного мнения потенциальной зрительской аудитории до политической ситуации и доминирующей цивилизационной проблематики.

Очевидно, что образовался разрыв между теми событиями и процессами, которые происходят в стране и мире, с одной стороны, и тем, как и с помощью каких средств эти процессы и события освещаются в рамке телеэкрана, с другой. Прежние, «советские» условия существования телевидения предполагали адекватность теоретических построений (в том числе, и системы жанров) возможностям данного электронного медиа и необходимости решения определенных идеологических задач воздействия на общество. В современных условиях процесс виртуализации реальности, который мы наблюдаем в журналистской практике и деятельности СМИ как субъектов информационной сферы, предопределяет их противоречивые отношения с самой эмпирической действительностью.

Исходя из вышесказанного мы можем определить и причины возникновения и широкого распространения трэвел-тематики в современном отечественном телеконтенте. Не говоря уже о существовании специализированных программ и циклов и программ, напрямую относящихся к трэвел-журналистики. На ее телевизионную популярность влияет и еще одно существенное обстоятельство.

В новом веке все отчетливее раскрывается игровая природа телевидения не только как самого массового и суггестивного медиа, но и как оригинального способа интерпретации реальности, отвечающего определенным социально-психологическим потребностям зрителей. При этом телевидение занимает в иерархии современных медиа доминирующую позицию и органично вписывается в сложившуюся систему массовых коммуникаций. А это не может не влиять на происходящую трансформацию системы жанров, образование новых жанровых моделей интерпретации эмпирической и организации экранной реальностей, расширение совокупности функций телевизионной журналистики не только в качестве объекта научного анализа, но и в «роли» инструмента воздействия телевещания на общество и, более конкретно, - на аудиторию. Сужается жанровая структура эфира. В практику тележурналистов все чаще входит понятие «формат», которое сводит творческую деятельность к набору внешних, формальных признаков, отработанных приемов сбора и обработки информации и ее интерпретации. Все это в немалой степени предопределяет интерес творцов эфирного контента к таким форматам, в которых сочетается элементы игры, соревнования, экстрима действий и поступков с экзотикой обстановки, в которой они происходят. Сочетание таких компонентов и является одной из сущностных характеристик трэвел-журналистики как сферы деятельности.

Французский философ и поэт А. Мальро в своей книге «Бренный человек и литература» (1977) рассуждал о том коммуникационном перевороте, который испытала человеческая цивилизация со времен древнего Египта и античности. Для него было очевидно, что египтянин древних времен путешествовал со своим миром, как со своим ослом. Аналогичным образом странствовал и любой христианин во времена средневековья. «Ныне мы создали тех, - замечал француз, - вокруг кого обвозят мир». В эпоху «информационного общества» потенциальный зритель имеет возможность путешествовать куда как в более комфортных условиях. Однако одновременно у него есть не менее увлекательная возможность получать в свое «распоряжение» образы со всего мира, из любого уголка земного шара, даже изнутри любого человека, не говоря уже о других планетах Солнечной системы. Таковы сегодня технические возможности телевизионной трансляции. Можно говорить об определенных аудиовизуальных образах, которые устремляются к телезрителю и, потеряв материальность, роятся вокруг него – словно затем, чтобы покорно попасть в его «совокупный социальный опыт» и «модель мира». При этом «существенное отличие ТВ от иных средств информации и состоит в том,- замечает В. Михалкович, анализируя креативную составляющую теледеятельности, - что все онтологически и пространственно далекое ТВ сделало близким, придвинув на расстояние взгляда, что позволяет оптически «ощупывать» увиденное, любоваться и наслаждаться им или, говоря более академически, - инвестировать либидо в зримые объекты».[120]

В этом пункте рассуждений точка зрения исследователя совпадает с нашим тезисом о том, что телевидение в современных социально-психологических условиях играет роль некоего виртуализатора подсознательных массовых желаний, фобий, стереотипов. При этом очевидно, что креативная, творческая составляющая для этого в нынешней телевизионной российской практике является если не обязательной, то необходимой.

Несколько десятков лет назад в книге «Контуры» В. Вильчек совершенно определенно утверждал, что телевидение есть зрелище. Однако он видел в этом зрелище своеобразную специфику, где интерес к сообщению «неизбежно угнетается интересом к говорящему - объекту зрелища. Наше внимание как бы раздваивается, что явно во вред информационной, документальной стороне передачи. Полученное впечатление является как бы разностью впечатлений от двух компонентов: человек и текст»[121]. Таким образом, телевидение все же несет в себе те же особенности воздействия на человеческую психику, как и любая другая информационная система. Точнее сказать, СМК. Наличие часто реализуемой возможности обратной связи с аудиторией (хотя бы и в варианте интерактивности) как раз и является демаркационной линией, что превращает телевидение как медиа в зрелище, отличное от традиционного типа зрелищ, укоренившихся в мировой культурной традиции. Телевидение, в отличие от театра, кино, живописи и т.п., выступает «как непосредственный организатор жизни, нашего быта, становясь одним из обязательных звеньев суточного цикла, наряду с «принятием пищи», зарядкой, работой, сном. Оно все более обретает черты непременного календарного зрелища и календарного празднества, т.е. черты обряда и карнавала – действ, еще не отделившихся от естественного потока жизни»[122].

Зрелищность как важнейшее онтологическое свойство телевидения, несомненно, роднит его с технократическим порождением рубежа ХIХ-ХХ веков кинематографом. Именно параллели и сравнения между ними и позволяют еще более выпукло очертить место электронного медиа в общем массиве современной медиакультуры. Прежде этого, стоит обратить внимание на диалектические отношения телевидения как СМК с уже устоявшимися видами искусств, перечень которых и представляет иерархию ценностей мировой цивилизации.

Мы намерены рассмотреть собственное место телевидения в нынешней системе массовых коммуникаций.

Для того нам необходимо понять в исторической ретроспективе предпосылки столь бурного роста системы электронного телевещания во второй половине ХХ века, как в количественном, так и в качественном измерении. Логика развития технических оснований явления телевидения как определенного способа передачи визуальной информации на расстоянии проистекала из общей логики научно-технического прогресса. Наиболее яркие примеры здесь можно привести в связи с развитием практически всех возможных способов фиксации, хранения и распространения информации самого разного рода, и, прежде всего, аудиальной и визуальной[123].

Человечество таким образом расширяло собственные возможности в сфере коммуникации. Достаточно быстро радио и телевидение трансформировались из исключительно технического вспомогательного средства коммуникации, используемого для прагматических нужд (военных, вопросов безопасности, бизнеса, передачи информации), в реальное средство массовой информации. Однако изначальный дуализм существования телевидения и радио на протяжении всего прошлого века оказался неизбывным атрибутом того, как оба этих медиа «выстраивали» свои отношения с обществом и аудиторией.

Что касается телевидения, то оно в первую четверть двадцатого столетия еще не могло составить конкуренцию ни печатным СМИ, ни кинематографу, ни все более набиравшему информационный вес и значение в системе массовых коммуникаций радио. Последнее обрело свой истинный медийный статус в начале 1920-х годов, когда в большинстве стран Европы и в США началось регулярное радиовещание в массовом масштабе. Последующие два десятилетия со всей наглядностью обозначили дуэт доминирующих средств массовой информации – кинематограф и радио. Можно даже сказать, что именно кино стало некоторым прообразом телевидения с точки зрения способов воздействия и канала распространения визуальной информации. Более того, с появлением звукового кинематографа стало очевидной общая тенденция развития системы СМК. Ее можно сформулировать как наиболее полное и всестороннее отражение окружающей действительности с точки зрения максимальной информационной насыщенности. Телевидение в этот период еще не воспринималось как полноправное СМИ. Стартовые эксперименты по организации эфирного вещания, проводившиеся в ряде стран (США, СССР, Германия), были технологически несовершенны и организационно громоздки. Парадоксальным образом они воспринимались как некий зрелищный аттракцион, носивший массовый характер.

При техническом и организационном расширении каналов коммуникации на повестку дня в медийной практике середины века встал вопрос о целеполагании подобной деятельности. Идеологическая функция СМИ в ряде случаев определяла все остальные направления медийной деятельности. Любопытно, что коммуникационные и идеологические возможности нового электронного СМИ пыталось использовать руководство нацистской Германии. И первые экспериментальные телетрансляции в стране состоялись во время летних Олимпийских игр в Берлине в 1936 году. Более того, уже тогда они были рассчитаны не только на внутреннюю, но и на внешнюю аудиторию.

Вторая Мировая война замедлила развитие телевидения как средства массовой информации, хотя объективно все необходимые предпосылки для этого были уже сформированы (от организационных до технических). Массовый характер телевещание стало приобретать в 1950-1960е годы. Как замечает Л.В. Землянова, «процесс протекал бурно по разным направлениям, создавая многообразие форм, средств и функций телевещательной индустрии, что отразилось и во множества терминов и концепций в коммуникативистике, изучающей этот процесс»[124].

В СССР стремительное формирование и создание субъектов телевещания привело к необходимости создания органов управления данной сферой медийной деятельности. Параллельно оформлялась и концепция, которая определяла место и значение телевидения в общей системе СМИ. Пройдет совсем немного времени, и председатель Гостелерадио С.Г.Лапин будет утверждать, что «телевизионное вещание – одно из массовых средств информации и пропаганды, воспитания, просвещения, организации досуга населения»[125].

Однако идеологическая определенность с коммуникационной ролью телевидения как наиболее убедительного и впечатляющего вида СМИ, которая проявилась в общественном сознании к рубежу 1960-70-х годов, вовсе не означала отказа от попыток осмыслить собственные свойства и возможности «ящика» с точки зрения его (телевидения) взаимодействия и взаимовлияния с уже существовавшими СМК, утвердившимися в обществе и в информационной практике как влиятельные каналы распространения информации и информационного воздействия на аудиторию.

Специфика взглядов отечественных теоретиков и практиков на место и функции телевидения в обществе определялась во многом периодом вдохновляющей духовной атмосферы в стране, получившей образное наименование «хрущевской оттепели». Доминантой воздействия здесь стала художественная коммуникация, давшая обществу и его гражданам качественно иной взгляд на окружающую их действительность, на недавнее прошлое страны и на перспективы ее развития. Причем не только с политической и экономической точек зрения, но и с точки зрения возможностей самореализации личности. Подобная парадигма общественного сознания в Советском Союзе на рубеже 1950-60-х годов была бы попросту невозможна без стремительного и расширительного развития системы массовых коммуникаций. Телевидение в таком медийном контексте играло одну из ключевых ролей, расширяя информационные возможности своей аудитории.

Существовала объективная потребность определить место популярного и востребованного электронного СМИ в обществе, в системе его массовых коммуникаций. Попытка В. Саппака была практически первым опытом целостного описания и анализа всех выявленных на тот момент функций телевидения, которое все еще воспринималось как некое техническое коммуникационное средство[126]. Заслуга критика состояла в том, что он на интуитивном уровне пришел к научным выводам относительно того, чем же, на самом деле, является телевидение, у которого обнаружились помимо технологических, еще и эстетические, и репродуктивные, и воздействующие возможности. Автор книги «Телевидение и мы» не обозначил идеологических перспектив нового СМИ, более склоняясь к точке зрения на него как на особый вид творчества, базирующегося на человеческом общении (хотя бы и опосредованном виде).

Дальнейшее научное освоение теории телевидения во многом определялось двумя факторами. Во-первых, по мере расширения технологических возможностей взаимодействия отечественной системы телевещания с зарубежными компаниями и транснациональными системами («Евровидение», «Интервидение») раскрывались и новые творческие горизонты в освоении не только тематических трендов, но и возможных жанров и форматов, хотя идеологический и цензурный контроль за сферой СМИ в СССР носил жесткий и директивный характер.

В то же время критическое осмысление зарубежного опыта взаимоотношений телевидения с другими СМК давало возможность использовать идеи западных деятелей культуры и представителей медиасферы. Неслучайно, что именно в 70-е годы прошлого века, которые атрибутируются в массовом общественном сознании преимущественно как «период застоя», появляется сборник «40 мнений о телевидении», в котором желающие могли ознакомиться с максимально возможной на тот момент времени палитрой взглядов на роль и место телевидения в системе СМК.

Одним из центральных моментов образовавшейся на страницах сборника «40 мнений о телевидении» невольной дискуссии стало обсуждение доверия аудитории к тому, что демонстрируется на экране телевизора. Первотолчком к выявлению различных точек зрения стал такой структурообразующий момент в функционировании телевидения, как прямой эфир. Дискуссионым на страницах сборника предстал и вопрос о парадоксальном сочетании единовременной массовости поглощения эфирного продукта с помощью телевещания и ситуативно индивидуального его восприятия и осмысления в 1970-е годы еще не стал центральным в теории и практике.

По сути дела, здесь мы имеем дело c прообразом идеи сегментации аудитории телезрелища, с одной стороны, и психологической зависимости от него потенциального потребителя, с другой.

Вторым определяющим обстоятельством в деятельности представителей телевидения в указанный период стали технологические прорывы и новшества (массовое внедрение магнитной записи, распространение цветного изображения, активное использование спутниковых каналов трансляции и др.), позволившие расширить креативные возможности вещания. С другой стороны, все это еще более усложнило вопрос об институциональном положении телевидения в различных сферах человеческой деятельности (политика, производство, информация, развлечение). Существенной становится проблема адекватного отражения реальности на телеэкране. В Советском Союзе подобная проблематика отягощалась усилением идеологического давления, хотя к концу 1970-х годов своеобразным социально-психологическим клапаном для массовой аудитории стало увеличение в эфире деидеологизированных программ и передач. Большинство из них формировали небольшой, но оригинальный сегмент развлекательного телевидения.

В этот период отечественные теоретики пытались обходить в своих исследованиях острые углы, связанные с проблемой свободы слова и доступа к информации, но даже при таком ограниченном поле исследования, им удавалось фиксировать очевидное: телевидение прочно утвердилось в системе СМИ как явный медийный лидер, обладающий полифункциональным значением не только в плоскости социально-политической, но и в сфере эстетики, где вопросы отношения экранного контента с реальностью звучат все отчетливей и отчетливей. В «Очерках теории телевидения» Э. Багиров писал: «Телевидение – это и фотография, и фильм, и живая передача, которая исключает возможность обработки и последующего отбора полученных изображений, а потому воспринимается как предельно достоверная, максимально сохраняющая «сырой материал» действительности…»[127]. Подобная методика постановки проблемы отчасти выдавала желаемое за действительность и расходилась с реальной практикой отечественной тележурналистики 1970-х годов. Но в целом она логически неуклонно приводит исследователя к неизбежному выводу о моделировании экранной реальности. «Телепрограмма, - утверждает далее Э.Багиров, – это и воспроизведение действительности и в то же время ее истолкование. Телезритель видит не объект, а его модель ( выделено нами. – С.И.). Но модель, воспринимаемую во многом так, как если бы это был сам объект»[128].

Пройдет всего двадцать лет и точка зрения на виртуализацию реальности непосредственно на телеэкране как непременный атрибут вещания влиятельного электронного медиа станет приемлемой для большинства теоретиков. Окончательно она будет постулирована и доказана в работах француза П. Бурдье, фиксировавшего в середине 1990-х годов: «Мы все больше и больше приближаемся к пространству, в котором социальный мир описывается и предписывается телевидением»[129].

В то же время российское телевидение, по мнению телевизионных менеджеров, продюсеров, журналистов, не говоря уже о зрителях, переживает сегодня болезненный процесс развития. Его можно обозначить как переход из роли миссионера и проповедника, учителя жизни и просветителя в роль всего лишь участника коммуникационного диалога. Телевидение становится одним из многочисленных источников информации, каналов ее распространения. При этом сама трансформация, как мы показали ранее, предопределяет выявление игровой природы данного СМИ, закономерно институализируя его как одну из самых популярных и востребованных форм досуга.

В современных условиях глобализации информационного общества телевизионная аудитория попадает в своеобразный замкнутый круг собственных коммуникационных потребностей и возможностей их удовлетворения с помощью универсальности и всеохватности данного медиа. Парадокс отношения зрителей с телевидением заключается в проблеме свободного времени. «Именно: получается замкнутый круг – мы стараемся всеми силами сэкономить время, - замечает М. Релья, - а телевидение отнимает его»[130].

Лидерство телевидения как одного из доминирующих способов проведения досуга наших соотечественников не является исключительно специфической чертой российской системы массовых коммуникаций. Мировая статистика свидетельствует о том, что в среднем цифры, характеризующие телесмотрение в наиболее обеспеченных электронными СМИ странах, это данные одного порядка. Так в США, Великобритании и Италии средний ежесуточный просмотр телевизионных программ составляет 4 часа на одного зрителя. В Ирландии, Германии, Франции и Австралии эти показатели равны 3,2 часа. Меньше трех часов в сутки смотрят телевизор жители Дании, Нидерландов и Бельгии (2,8 часа), а также Швеции, Норвегии и Финляндии (2,5 часа).

В подобной ситуации возрастает важность такой тенденции в системе массовых коммуникаций как конвергенция СМИ. Практическое осуществление этой теоретической идеи Н.С. Андреев определил как «интеракцию»[131]. Что касается телевидения и его «коммуникационных партнеров» в медийном пространстве, то на нынешнем этапе развития всей системы отечественных СМИ мы можем определить двух стратегически важных контрагентов исследуемого электронного СМИ – печатная пресса и интернет[132].

Период активной интеграции старейшего и традиционного медиа с наиболее популярным каналом распространения информации пришелся в нашей стране на этап непосредственного становления всей системы СМИ на совершенно иных организационных, идейно-политических и экономических принципах. Здесь можно было бы констатировать своеобразную форму синергии коммуникационных возможностей двух важнейших и структурно образующих все отечественное медиапространство СМИ. Появление значительного количества изданий, формат которых ныне определяется как «телегид» (в советские времена их просто называли «телевизионными программками») – очевидный формальный признак того, что печать приняла в ряды своих союзников по борьбе за аудиторию телевидение.

Последнее в подобной конвергенции выступало как объект информационного интереса субъектов печатного рынка. Они руководствовались не только и не столько информационными потребностями аудитории, сколько очевидными бизнес-расчетами, в которые входил хорошо просчитанный потребительский интерес читателей подобных изданий, ориентированный на сенсации, скандалы, подробности закулисной жизни «телезвезд». Расчеты оправдались. Тиражи изданий формата «телегид» сегодня в количественном отношении превосходят издания других видов и типов. Об их популярности свидетельствует и весьма распространенное использование в практике проникновения на региональные медиарынки сетевого типа организации печатных изданий, функционирующих под неким зонтичным брендом.

С другой стороны, сами телеиздания активно занимаются продвижением себя в сферу электронных медиа. На этом направлении бизнес-деятельности они используют их как один из важнейших каналов коммуникации для рекламы. Зачастую топ-менеджмент телегида выстраивает свои отношения с одним телеканалом на основе договора об информационном сотрудничестве. Как правило, в эту схему поддержки включается также какая-нибудь радиостанция с идентичной, как у телеканала, целевой аудиторией. Характерно, что описываемая схема вполне устраивает топ-менеджеров и главных редакторов подобных «протелевизионных» изданий[133].

В то же время, телевидение в силу большей оперативности доставки информации и ее аудиовизуальной наглядности занимает по сравнению с прессой свою особую нишу в отечественном медиапространстве, имея некоторые коммуникационные преимущества перед остальными СМИ. Некоторые из них были озвучены исследователями еще в середине 1980-х годов. Однако при этом сформулирована и диалектическая зависимость телевидения от своего потребителя. «Телевидение имеет очевидное превосходство над газетами своей непосредственностью, динамизмом, цветом и доступностью, - отмечал Б.Багдикян. - Но оно имеет один громадный недостаток: каждая станция может передавать в одно и то же время только одно сообщение. Если это сообщение слишком длинное или неинтересное для некоторой части зрителей, они могут переключить свои телевизоры на другой канал или сделать то, что вызывает страшное беспокойство у владельцев телевизионной сети, - выключить телевизор. Всякий раз, когда какой-либо зритель выключает телевизор, телевизионная станция теряет одного своего потребителя. Газетам неведома такая проблема»[134].

С другой стороны, сегодня очевидно, что на первый план в бытовании телевидения как средства массовой коммуникации выходят такие его свойства, которые можно атрибутировать как антропоцентричность и виртуальность. Они определяются тем обстоятельством, что именно в телевизионной журналистике особо ощутим и воспринимаем зрителями личностный фактор. Персонификация информации происходит как процесс узнавания и опознавания аудиторией коммуникатора на экране. Впрочем, любая персона или событие, видимое зрителями в рамке телевизионного кадра, уже воспринимается не только само по себе. Она (персона) или оно (событие) что-то значит, неся в себе все возможные вариации смыслов. Подобное понимание достаточно давно сформулировано медиатеоретиками.

При получении информации с помощью печатных СМИ, читатель газеты или журнала имеет дело с исключительно вербализированной информацией в виде текста. Отчасти его восприятие усиливают, или «комментируют» такие компоненты как общий вид издания, верстка материалов на полосе, наличие иллюстративного ряда и его соотношение с массивом текста и т.п. Их совокупность в пространственно-временном континууме чтения статьи можно расширить ассоциативный ряд, наполнить восприятие читающего текст иными смыслами. Но в целом оно так и останется в основном, линейным, побуждающим к логическому осмыслению прочитанного. Восприятие же телевизионного «текста» носит, на наш взгляд, в современном медиапространстве более эмоционально-иррациональный характер. Можно даже сказать, что телеизображение по-своему отражает подсознательные желания, интенции и фобии аудитории, как в массовом, так и в индивидуальном аспекте. Здесь методически продуктивно было бы обратиться к анализу контента современного отечественного и мирового телевещания с позиций теорий З. Фрейда и К.-Г. Юнга. В первом случае, мы бы говорили о виртуализации с помощью данного средства массовой коммуникации того, что спрятано в подсознании отдельного индивидуума. Во втором случае, перед нами встает проблема обозначения «коллективного бессознательного», которое порою неожиданно реализуется в виде повышенного участия аудитории в телесмотрении, нацеленном на определенные типы и виды вещания, такие как трансляция спортивных соревнований, различных ритуалов, акций, церемоний.

Пока мы можем зафиксировать разницу в условиях восприятия информации при помощи разных видов СМИ, не говоря о различии в методах ее поиска, отбора, архивирования и воспроизводства. Печатные СМИ, конечно, имеют свою массовую аудиторию, которая с помощью газет и журналов получает доступ к информации. Однако чтение печатных СМИ каждым отдельным индивидуумом есть процесс эксклюзивный, дискретный по времени как категории личного измерения реальности. Проще говоря, человек, как правило, читает статью в одиночестве (исключения не в счет). Тогда как его знакомые, друзья и родные могут ее не прочитать вовсе, или прочитать ее совсем в другое время. Аналогичная ситуация может сложиться и с другими, совсем неизвестными нашему читателю людьми. Каждый знакомится с информацией, изложенной в печатных СМИ, по преимуществу отдельно и разновременно.

Схожий по алгоритму процесс сочетания индивидуального и коллективного использования каналов массовой коммуникации сложился в практике работы с интернетом. В данном случае пользователь с помощью персонального компьютера получает возможность собственного, персонифицированного доступа во Всемирную сеть. И здесь с точки зрения единого виртуального пространства к этому процессу можно применить и понятие единого времени, которое в ситуации нахождения в интернете приобретает характеристику абсолютной физической величины. Человек пользуется интернетом индивидуально, но одновременно с остальными[135].

Общение индивидуума с телевидением, можно сказать, сочетает в себе и особенности того, как выстраивается коммуникация между прессой, с одной стороны, и специфические черты того, как оформляется индивидуальная коммуникация с интернетом, с другой. Первоначально просмотр телевизионных программ в нашей стране носил преимущественно коллективный характер. Достаточно вспомнить пьесу А. Володина «Пять вечеров», в которой ее герои, жители коммунальной квартиры, отправлялись к соседям, имеющим телевизионный приемник, смотреть ту или иную передачу. В этой бытовой подробности художественного произведения отражена реальная практика телесмотрения советского периода 1950-60-х годов. Позже, когда возросло количество людей, живущих в отдельных квартирах, такая практика сохранялась. Объектом повышенного внимания становились преимущественно художественные фильмы и спортивные соревнования. В современных условиях подобная практика коллективного просмотра определенных программ и передач (как правило, это прямые спортивные трансляции) получила широкое распространение как специфический вид досуга.