Человек может проходить сквозь стены и освобождаться из оков под водой

Самым невероятным, непостижимым, бесконечно удивлявшим факиром всех времен и народов, легенды о котором намного пережили его самого, был Гарри Гудини. До сих пор точно неизвестно, был ли он фокусником в истинном значении этого слова, или то, что зрители привычно воспринимали как фокусы, было нечем иным, как откровениями медиума, получавшего свои невероятные возможности из незримого, неведомого мира.

Эрих Вайс был ребенком из бедной еврейской семьи, вынужденной перебраться из Венгрии за океан, он нежного возраста познал не только нужду, но и беспросветный монотонный труд чистильщика обуви, разносчика газет, подносчика на производстве. Против этих безрадостных занятий мастерство фокусника, с которым мальчик однажды познакомился на ярмарке, пленило его фантазию и открыло в юном существе какие‑то скрытые источники энергии, направленной к яркой, сказочной жизни.

Ощутив свое призвание, Гарри стал демонстрировать простейшие настольные фокусы в кабачках и на ярмарках. Постепенно осознавая банальность ремесла, которым он овладевал, юный факир расширял его границы прежде всего за счет акробатики и хитроумных слесарных решений: он научился быстро открывать сложные замки и взламывать головоломные шкатулки.

В 18 лет он взял себе звучный псевдоним – Гудини и нанялся на работу странствующим циркачом. Молодой артист больше всего удивлял зрителей тем, как ловко и быстро он освобождался от всевозможных наручников и пут, каковыми охватывали его тело.

Добиваясь признания, молодой циркач однажды заявился в Скотланд‑Ярд, где предложил удостовериться в его способности освобождаться от застегнутых на запястьях наручников. Скептически настроенные полицейские, посмеиваясь, защелкнули замок и оставили пристегнутого наручниками к решетке юношу. Однако мгновение спустя он вырос перед ними как ни в чем не бывало, вызвав у полицейских истинный шок: уж они‑то, в отличие от цирковых зрителей, точно знали, что наручники настоящие.

Гастрольное выступление Гарри Гудини в России в 1903 году произвело настоящий фурор. Среди прочих его номеров был и такой: артиста запирали в дубовом ящике для арестантов, обшитым железом, дверцу которого запирали на серьезный замок. Вдобавок к этому на его руки и ноги надели кандалы и наручники, также застегнутые и закрепленные закрытыми замками. Через полчаса после завершения этих процедур Гарри, взмыленный и обливающийся потом, появился перед публикой.

Коронным его трюком было освобождение из оков под водой. В том же 1903 году иллюзиониста, закованного в наручники, сбросили в Темзу, для надежности привесив к нему двухпудовое железное грузило, тотчас потянувшее его на дно. Через три минуты на глазах изумленных зрителей «утопленник» благополучно вынырнул из воды. Три года спустя аналогичный трюк усложнили: Гудини был сброшен в ледяную прорубь. Выбрался он через десять минут, что с точки зрения физиологии необъяснимо – столько времени оставаться без воздуха человеческий организм не способен. Фокус постоянно усложнялся: вскоре стены и дно ящика были утыканы острыми гвоздями, рядом с обреченным «телом» размещены чугунные гири, обеспечившие гарантированную потопляемость, однако через минуту Гарри всплывал.

Пределом немыслимого освобождения стал «испанский сапог» – род колодки, надеваемой на ноги, освободиться из которой без посторонней помощи невозможно. Артиста, заключенного в «испанский сапог», опускали вниз головой в цилиндрический аквариум с водой, запиравшийся сверху на замок, и задергивали занавес на сцене. По всем законам, через две‑три минуты Гудини должен был захлебнуться. Но именно через это время мокрый и слегка запыхавшийся фокусник появлялся из‑за занавеса. Разновидность этого фокуса – с молочной флягой: артиста запирали в ней, наполненной водой, на замок. Для верности предлагали зрителям принести свои замки и навешивали то один, то другой. Через минуту‑другую Гарри вылезал из фляги.

Однажды местом заточения иллюзиониста был избран ствол пушки. Обездвиженного Гудини запихивали в жерло пушки и поджигали фитиль: через двадцать минут пушка должна была выстрелить… разорванным на куски мясом артиста. Однако он каким‑то образом выбирался из ствола через двенадцать минут.

Поскольку рационального объяснения трюков Гудини никто не находил, общественное мнение, в то время весьма склонное к мистицизму, все больше склонялось к тому, что на сцене появляется не иллюзионист, а медиум, переводящий каждую сценическую ситуацию в иную реальность. В ней иначе течет время, действуют иные законы физики. Вот почему фокусы великого факира не могли быть ни объяснены, ни разоблачены. Однако сам Гудини категорически не соглашался с подобной трактовкой, решительно отвергал всякие домыслы о своих связях с потусторонним миром и вообще не брезговал разоблачением спиритических сеансов, настаивая на том, что он убежденный материалист.

Смерть Гарри также оказалась связана с его невероятными способностями, в тот единственный раз, к сожалению, оставившими мастера. Однажды к нему за кулисы прошел боксер, вежливо спросивший мэтра, правда ли, что его пресс так натренирован, что способен выдержать сильнейший удар. Гарри кивнул – возможно, машинально, не в полной мере осознав суть вопроса. Тут же последовал мощный удар кулаком в солнечное сплетение. Гудини выдержал удар и изобразил полную невозмутимость. Однако начались боли в животе, нараставшие день ото дня. Когда артист умер, вскрытие показало разрыв аппендикса и перитонит.

Похоронили Гудини в одном из ящиков его аттракциона «погребение заживо». Но если прежде он всегда выбирался из ящика, в этот единственный раз фокус не удался. Хотя еще много лет очевидцы уверяли, что где‑то далеко от Нью‑Йорка Гарри Гудини по‑прежнему проходит сквозь кирпичную стену и, подвешенный за ноги к карнизу небоскреба, через несколько минут выходит из лифта.