Глава 13. «Постсоборная церковь»

 

Обновленческие решения Собора и последовавшая за ним практика имели для Католической церкви самые серьёзные последствия. Главным результатом их стало утверждение религиозного плюрализма и терпимости, приведших к тому, что католическое учение стало приобретать всё более размытый характер, а среди большой части католиков начал распространяться религиозный индифферентизм. Заявленные попытки «приблизиться» к обществу обернулись для церкви потерей авторитета и уважения с его стороны, падением её общего влияния. Крайне обострились внутрицерковные разногласия, и усилилась поляризация между модернистами и традиционалистами как в области теологии, так и в области политики.

Многие модернисты восприняли решения Собора как возможность создать «новую церковь», считая, что произошёл, наконец, разрыв с традицией, в том числе и с доктринальной. Часть верующих, напротив, считала, что церковь со своими реформами зашла слишком далеко — так оценивали ситуацию около 40 % католиков[303]. В церковном руководстве многие даже опасались, что ситуация выйдет из-под контроля. Так, кардинал Йозеф Ратцингер, внёсший свою лепту в революционную перестройку, в связи с этим писал: «Принесённые Собором результаты, как сегодня можно об этом судить, жестоко обманули ожидания всех… Папы и отцы-делегаты Собора надеялись достичь нового католического единства, однако вместо него начались конфликты, переходящие, говоря словами самого Павла VI, от самокритики к саморазрушению… Вместо ожидавшегося прорыва мы, напротив, имеем дело с процессом постепенного упадка…»[304] Упорно замалчивая истинную причину этой «лавины» ухудшений, он отмечал: «Я убеждён, что вред, который мы на себя навлекли за эти двадцать лет, произошёл не из-за Собора, а из-за того, что внутри Церкви были спущены с привязи скрытые полемические центробежные силы, а снаружи Церкви из-за того, что на Западе произошла культурная революция, успех в которой одержала верхушка среднего класса, новая буржуазия с её либерально-радикальной идеологией индивидуализма, рационализма и гедонизма»[305].

Такова же была и позиция Павла VI, пытавшегося отвести внимание от себя и возложить ответственность за происходящее на некие внешние силы. Так, в своей проповеди 29 июня 1972 года он заявил: «В той ситуации, в которой находится Церковь сегодня, мы чувствуем, что через какие-то щели сатанинский дух просочился в народ Божий. Мы видим сомнение, неуверенность, проблематичность, волнение, неудовлетворённость, столкновения. Нет больше доверия Церкви… Сомнение вошло в наше сознание… В Церкви тоже господствует эта неуверенность. Мы проповедуем экуменизм, но мы всё больше отделяемся друг от друга. Мы думали, что после Собора над историей Церкви будет светить солнце. Но вместо солнца появились тучи, шторм, мгла, поиски, неуверенность… Произошло вмешательство враждебной силы, имя которой — дьявол, это то таинственное существо, о котором говорит Святой Пётр в своём послании. Сколько раз в Евангелии Христос говорит нам об этом враге людей! Мы верим в действие Сатаны, которое совершается сегодня в мире, чтобы затуманить, заглушить плоды экуменического Собора и чтобы помешать Церкви радоваться тому, что она полностью осознала себя»[306].

Поскольку его слова вызвали большой скандал, то позже, в ноябре того же года, он произнёс уже целую речь о дьяволе, используя более крепкие выражения. В одном из выступлений он заявил: «Демон решил сформировать небольшую группу людей, которая управляла бы миром за спиной официальных правительств, чтобы помешать плану Бога и ввергнуть как можно больше душ в ад»[307].

Что же касается католиков-традиционалистов, то часть из них не только осудила, но и отказалась принять решения Собора. Радикальность либерального переворота, совершённого Собором, вызвала у многих из них такое возмущение, что Павла VI стали называть еретиком, раскольником и отступником, а некоторые считали, что понтифик не отвечал за свои действия, будучи заложником окружения. В любом случае, понятие «Соборная церковь» («église Conciliaire») для них стало означать отход от основ христианского учения и предательство Христа. Тут надо разъяснить, что речь идёт не о «Соборной Церкви» в понимании православных, а о церкви, реформированной Собором, так что правильно называть эту церковь «постсоборной». Соответственно, понтификов они стали называть «антипапами», считая последним «истинным» папой Пия XII. Отсюда и название консервативного религиозного движения седевакантизм, происходящее от латинских слов sedes — «престол» и vacans — «пустующий» и означающее «при незанятом престоле».

Принципиальным противником реформ и нового чина мессы, как мы уже писали, выступил архиепископ Марсель Лефевр. В 1970 году он основал Священническое братство св. Пия X и семинарию в Эконе (Швейцария) для священников-традиционалистов, начав открытую борьбу с Ватиканом за сохранение прежних устоев. После того, как Лефевр рукоположил в священники 12 своих семинаристов, Ватикан приостановил его религиозные полномочия, запретив ему совершать богослужения и таинства. Однако Лефевр продолжал свою деятельность, не прекращая критику обновленчества. При этом братство всегда признавало себя частью Римско-католической церкви, и на службах поминаются папа и местные епископы. Численность его росла, и, сохраняя наиболее сильные позиции во Франции, оно распространило своё влияние и на другие страны[308].

В уже упомянутой нами книге Марсель Лефевр определил Собор как «смуту» и «либеральный переворот», которому присутствовавшие на нём папы не оказали сопротивления. Он откровенно указывал, что Собор, движимый либеральным духом отступничества, «совершил измену, подписав мировое соглашение со всеми врагами Церкви», что он выражал «безграничное сочувствие» к мирскому человеку, к человеку без Бога. Как указывал Лефевр, «пусть бы ещё целью его было пробудить этого падшего человека, открыть ему глаза на его смертельные раны…исцелить его… Но нет! Целью было провозгласить мирянам: как видите, Церковь тоже исповедует культ человека»[309].

В ответ на слова Ратцингера «Я оправдываю Собор!» Лефевр писал: «Я обвиняю Собор! Поясню: я утверждаю…, что кризис Церкви, по сути своей, сводится к постсоборным реформам, исходившим от высочайших официальных властей Церкви и предпринятым во исполнение доктрины и директив II Ватиканского собора. Поэтому в причинах случившейся после Собора катастрофы нет ничего постороннего или таинственного. Не будем забывать, что одни и те же люди и, что ещё важнее, один и тот же Папа — Павел VI — организовали Собор и затем как нельзя более последовательно и официально, пользуясь своим иерархическим положением, осуществляли его решения»[310].

Принципиально важную роль, сыгранную папами, Лефевр выделял особо. Описывая более ранние времена, предшествовавшие зарождению модернизма в Церкви, он писал: «Проникновение либерализма во всю церковную иерархию вплоть до папской курии, ещё два столетия назад немыслимое, было-таки задумано, предсказано и спланировано в начале прошлого века масонами. Достаточно привести документы, доказывающие реальность этого заговора против Церкви, этого «высшего покушения» на папство». В качестве доказательства М. Лефевр приводил те самые отрывки из переписки «Великой венты» карбонариев, в которых говорилось о методах самоуничтожения Церкви.

Как бы ни оправдывался понтифик, его зависимость от теневых структур, как это хорошо показал М. Мартин, была настолько сильна, что он последовательно шёл уже проложенным курсом. Показательно, что он не только отказался от тиары, а затем и от митры, но после поездки в Иерусалим в 1965 году и встречи с главным раввином Израиля стал носить вместе с нагрудным крестом ещё и наперсник (хошем), который надевали иудейские первосвященники. Он представляет собой четырёхугольный нагрудник с 12-ю различными драгоценными камнями, на которых выгравированы названия 12-ти колен Израилевых. Поскольку хошем носил и первосвященник Каиафа, в доме которого решилась судьба Христа, он стал символом отрицания Его божественной природы. Поэтому седевакантисты и рассматривали подобное действие Павла VI как глубоко антихристианский шаг[311].

Понтифик поменял и папский крест: он стал первым носить посох с изогнутым распятием и искажённой фигурой Христа — такие кресты использовались чёрными магами Средневековья для представления библейского термина «начертание зверя» и рассматриваются исследователями как древний сатанинский символ. Он был возрождён Павлом VI и передавался последующим папам, включая Франциска[312].

 

 

Павел VI с наперсником

 

Зловещими изображениями отличается и Ватиканский зал аудиенций (названный залом Павла VI), сооружённый по поручению папы архитектором Пьером Луиджи Нерви в 1964–1971 годах и имеющий 6500 сидячих и 25000 стоячих мест. Здание из монолитного железобетона характерной изогнутой формы предназначено для проведения общих аудиенций папы римского и прочих массовых мероприятий. Интересно, что сцена с троном понтифика находится ещё на ватиканской территории, а основная часть зала — на итальянской, при этом последняя имеет экстерриториальный статус. В зале Павла VI отсутствует христианская символика; криволинейная форма его свода напоминает морду змеи, а на сцене расположена скульптурная композиция под названием «Воскресение», сделанная в 1977 году, символизирующая воскресение Христа из вспышки ядерного взрыва, которая больше похожа на изображение ада.

 

 

Изогнутый крест на посохе Павла VI

 

Сразу после Собора принятые на нём решения стали активно проводиться в жизнь, и особое внимание было уделено литургической реформе, которой занималась теперь постсоборная Комиссия по применению Конституции о Священной литургии (1964–1969 гг.) во главе всё с тем же Аннибалом Буньини. Она разработала «новый чин мессы» (novus ordo), который папа представил 3 апреля 1969 года и который заменил классическую Тридентскую мессу. В изменении литургии участвовало восемь консультантов, шестеро из которых были протестантами, что явно не случайно, поскольку «новый чин» формировали по протестантскому образцу. Павел VI даже не скрывал своих планов. Как писал его близкий друг Жан Гитто, «намерением Павла VI в отношении того, что обычно называют новой мессой, было реформировать католическую литургию таким образом, чтобы она почти совпадала с протестантской литургией. При папе Павле VI было экуменическое стремление упразднить, или, по крайней мере, исправить или ослабить то, что было слишком католическим в традиционном смысле мессы и, повторяю, получить мессу, близкую к кальвинистской»[313].

 

 

Сцена Ватиканского зала аудиенций — зала Павла VI

 

О том же откровенно заявил и сам Буньини 15 марта 1965 года в l’Osservatore Romano: «Мы должны очистить католические молитвы и католическую литургию от всего, что может быть хотя бы тенью камня преткновения для наших отдалённых братьев, т. е. протестантов»[314]. Как он позже пояснял, реформа его была разделена на четыре этапа: переход от латыни к современным разговорным языкам; реформа богослужебных книг; перевод богослужебных книг; адаптация римской формы литургии к ментальности каждой отдельной церкви. Мыслилась реформа как непрерывный процесс, направленный на полную ликвидацию римского обряда[315].

 

 

Ватиканский зал аудиенций — зал Павла VI

 

Литургические «реформы» привели не только к разрушению традиционной мессы, но и к искажению каждого аспекта литургической жизни, таинств, молитв, песнопений, освящений, понтификальных обрядов, церковного календаря и других. Как писали консервативные кардиналы Оттавиани, Баччи и ещё несколько теологов в письме Павлу VI по поводу латинской версии новой мессы, считающейся «более чистой», «новый чин представляет и в целом, и в деталях значительный отход от католической теологии мессы, которая была сформулирована на 22-й сессии Тридентского собора». Один из экспертов в связи с этим заметил: «Степень удаления нового чина от теологии Тридентского собора может быть лучше всего оценена в сравнении молитв, которые были изъяты из литургии Собором (II Ватиканским. — О.Ч.), и тех, что были изъяты еретиком Томасом Кранером. Это совпадение не просто поразительно, оно ужасно. И фактически это не может быть совпадением»[316].

Так, из 12 молитв традиционной мессы, читаемых во время проскомидии, 10 были изъяты, как это сделали протестанты. Всего из 1182 молитв традиционной мессы 760 были убраны полностью, а часть оставшихся были изменены, и только 17 % прежних молитв остались нетронутыми. В итоге у «нового чина мессы» оказалось очень много совпадений с англиканской Книгой молитв 1549 года. Как указал один из авторов-традиционалистов, новая месса оказалась лишена знаков уважения к Телу и Крови Христовым и допускала святотатство: «религия, практикуемая в церквях, где присутствует новая месса, — это полная профанация и пустое возвеличивание человека». Даже ярый сторонник II Ватиканского собора Дитрих фон Гильдебранд по этому поводу заявил: «По правде говоря, если бы одному из бесов из Тактики дьявола К.С. Льюиса было доверено разрушение литургии, он не смог бы сделать ничего лучше»[317].

 

 

Новая месса

 

Действительно, изменилось всё. Если раньше священник стоял лицом к алтарю и спиной к прихожанам, как бы возглавляя общину в её молитве, то теперь он стоял лицом к верующим. На некоторых службах вместе со священниками стали сослужить все присутствующие в храме, либо молитвы стали заменяться общением клириков с мирянами, которым разрешили прикасаться к чаше. По примеру голландских священников начали распространять обычай преподавать причастие в руку.

В новой мессе не сохранилось фактически ни одно из требований в отношении алтаря. Согласно новым указаниям, алтари могут быть покрыты тканью и не иметь изображения распятия. Либо, как у протестантов, они просто заменяются переносным столом в центре зала, а в храмах нет ни икон, ни статуй.

 

 

Представление в католическом соборе

 

Более того, стали практиковать мессы с участием музыкантов, танцоров, акробатов, клоунов, с установкой статуй Будды в алтаре и присутствием буддистов, индуистов и мусульман, с исполнением языческих обрядов. В связи с этим даже одна из организаций — защитниц новой мессы вынуждена была признать: «Большинство новых месс, на которых мы присутствовали…, представляют собой фестивали хэппи-клэппи, музыка ужасна, проповеди лишены какого-либо смысла и просто дерзки…»[318]

В 1968 году папой был утверждён новый чин рукоположения священников, а в 1969 году — учреждён новый богослужебный календарь, из которого были вычеркнуты имена 40 святых. Были отменены многие религиозные праздники, из обряда крещения изъяли торжественное отречение от сатаны, была устранена традиционная пятничная молитва об обращении иудеев, перед мессой перестали служить вечерню и утреню. Был отменён пятничный пост; затем практически отменили все посты, за исключением поста в Страстную Пятницу. Специальным декретом к евхаристии стали допускать протестантов.

 

 

Кардинал Вийо

 

Активную роль в навязывании новой мессы играл не только Буньини, но и госсекретарь Ватикана (1969–1979 гг.), член масонской ложи с 1966 года кардинал Жан-Мари Вийо (его родители также состояли в розенкрейцерской ложе), под чьим контролем, в частности, находились подслушивающие устройства в личных апартаментах понтифика. Позже, в 1975 году, фламандский бюллетень Mededalingsblad Maria van Nazareth опубликует письмо одного из прелатов, близкого к Курии, раскрывавшего истинную роль Вийо, которую он играл в Ватикане, и, в частности, утверждавшего: «Вийо, заклятый враг Церкви и масон высокого градуса, управляет Церковью с помощью своего собственного административного аппарата, который состоит, с одной стороны, из группы епископов-франкмасонов также высоких градусов, а с другой — из епископского персонала, присутствующего во всех службах Ватикана»[319].

Вийо и Буньини распространяли неправильные и фальшивые переводы на иностранные языки текстов богослужебных книг, катехизиса и даже Библии. В этих условиях стало возможным появление и распространение еретического голландского катехизиса, на который папа смотрел сквозь пальцы. Как пишет Б. Мейер в своей книге «Церковь в опасности», к 1969 году только эти два деятеля, а также Секретариат по единству были в курсе целей и методов экуменической операции, но не обмолвились об этом ни словом»[320]. Аннибал Буньини был отстранён понтификом от его обязанностей в 1975 году и послан пронунцием в Иран после того, как ему были представлены очевидные доказательства его принадлежности к франкмасонству. Но на процесс «реформирования» это уже никак не повлияло, поскольку он был запущен и зашёл очень далеко.

 

 

Ещё одна новая месса

 

Оценивая происходящее, седевакантисты констатировали, что франкмасонская курия осуществила настоящее устранение церковных таинств, которое стало страшным ударом по церкви. Месса, как утверждают они, стала недействительной: «Иисус Христос не присутствует в новой мессе, так как она изменила молитву на освящение»[321]

Одновременно с литургической реформой происходит и крайняя либерализация нравов. Под влиянием многочисленных заявлений от клириков Павел VI создал специальную комиссию, в материалах которой было прописано, что он допускает освобождение священников от обета безбрачия и разрешает им церковные браки. Такое состояние стали называть «сведение к состоянию мирянина»: священник сохранял свой сан, но больше не служил и жил мирской жизнью.

Также под давлением «общественности» ещё при Иоанне XXIII в 1963 году по настоянию Монтини в Ватикане была создана ответственная исключительно перед понтификом специальная Комиссия для изучения вопроса о регулировании рождаемости и демографии. Эту тему стала активно поднимать ООН, и её невозможно было игнорировать. После того, как Монтини стал папой, он создал новую, расширенную комиссию, которая в 1966 году представила ему неопределённый отчёт. В итоге, когда в 1968 году вышла папская энциклика Humanae vitae («Важнейший дар передачи человеческой жизни»), то, хотя она и закрепила традиционный взгляд Католической церкви на регулирование рождаемости, для многих католиков она уже стала «мёртвой буквой» в соответствии с принципом «сомнительное право не обязывает». Более того, так как среди самих священников и профессоров католических университетов и школ эта энциклика встретила сопротивление, понтифик не стал навязывать запрет на контрацепцию, что породило среди верующих большие сомнения в способности церкви безошибочно высказываться по вопросам морали и веры[322].

 

 

Священник в эстрадном оркестре

 

Последствия реформ, проведённых в соответствии с решениями Собора, оказались разрушительны. Уже в конце 60-х годов церковь впала в состояние внутреннего кризиса и обмирщения, ускоривших дехристианизацию общества, обусловленную его экономической модернизацией. Это проявлялось в первую очередь в таких показателях, как сокращение числа священников («кризис призвания») и верующих, а также уменьшение религиозной практики.

Так, в Италии число назначений священников сократилось с 872 в 1961 году до 388 в 1977 году. Численность организации «Католическое действие», которая была главным гражданским оплотом итальянского католицизма, упала за те же годы с 3 миллионов до 650 тысяч человек. Уже в начале 70-х годов только меньшинство итальянцев регулярно ходили в церковь[323]. Даже в католической Испании только 20 % населения регулярно присутствовало на воскресной службе. Во Франции в 1972 году число семинаристов сократилось на треть по сравнению с 1962 годом, и в силу старения священников и сокращения притока молодёжи крайне остро встала проблема нехватки духовенства. В итоге только 3 % священников имели возраст менее 30 лет.

Результатом постсоборных реформ стали многочисленные просьбы со стороны священников об освобождении от службы. В 1977 году Конгрегация доктрины веры выдала 4 тысячи освобождений, в то время как в священники были рукоположены 2800 человек. Всего за 15 лет понтификата Павла VI 32358 священников были освобождены папой от обета безбрачия и обратились к светской жизни — это стало самым большим исходом священства с периода Реформации[324]. Чтобы решить проблему нехватки клира, в приходах стали прибегать к новой практике — поручать управление группам мирян, которые занимались не только катехизацией, но и подготовкой верующих к литургии и принятию таинств. Но и это уже не могло остановить угасания приходской жизни, уменьшения её духовной наполненности и живой веры, которые постепенно подменялись чисто внешним следованиям ритуалам и обрядам.

 

 

Педро Аррупе, генерал ордена иезуитов

 

Особенно катастрофичными последствия реформ стали для Нидерландов. В 1970 году здесь не было ни одного рукоположения в священники и закрыли почти все семинарии. Миллионы голландцев покинули церковь, значительное число перестало ходить на службы и исповедоваться в своих грехах. В США падение числа практикующих католиков с 1972 по 1973 год стало самым драматичным за всю историю христианства. В 70-е годы около 2 тысяч священников и 50 тысяч мирян ушли из церкви.

Половина из 500 семинарий были закрыты, а средний возраст священников стал 60 лет. Пресса объясняла это тем, что современный «взрослый» католицизм «достиг такого уровня автономии и зрелости, что он больше не может и не должен терпеть никакого контроля за своей свободой», а между тем, для священства сохраняется принцип целибата, а для мирян — запрет на искусственный контроль за рождаемостью[325].

Серьёзные изменения стали происходить в Ордене иезуитов, особенно после смены руководства в 1965 году, удивительным образом совпавшей с обновленческим переворотом: вместо умершего Янсенна «чёрным папой» становится Педро Аррупе (1965–1981). Он приступил к обновлению ордена в соответствии с требованиями II Ватиканского собора, мысля его как авангард реформации. Особое внимание при этом иезуиты сконцентрировали на работе в Латинской Америке, где стали распространять новую форму христианского социализма — «теологию освобождения», испытавшую большое влияние новейших направлений социологической и экономической мысли.

Однако вследствие реформ в ордене, как и во всей Католической церкви в целом, началось серьёзное расслоение. В нём проявились различные тенденции, начиная от крайних интегристов и кончая сторонниками открытого подхода к вопросам современной культуры и цивилизации. В силу этого орден перестал представлять собой монолитное сообщество. Немецкие, французские, американские и бельгийские иезуиты выступили как новаторы-прогрессисты, в то время как испанские и итальянские продолжали придерживаться традиционалистских взглядов. В связи с этим появилось и новое, ранее немыслимое в ордене явление: консерваторы стали критиковать «чёрного папу», что свидетельствовало о начале кризиса послушания.

Что касается модернистов, то многие из них стали обращаться в Римскую курию с просьбой освободить их от обета безбрачия — если в 1963 году таких было только 3, то в 1968 году — 129 человек. Немало иезуитов стало покидать орден — по нескольку сотен человек в год. Численность ордена, до этого постоянно растущая, начала падать[326]. В 1982 году в ордене было всего 26622 члена по сравнению с 35968 в 1964 году (это был максимум за все годы). Значительно уменьшилось число новициев: в 1960 году их было 2004, в 1965 году — 1931, в 1970 году — 856, а в 1972 году — всего 632[327].

Более того, недовольные частичной, с их точки зрения, модернизацией церкви, иезуиты стали готовить реформу внутри самого ордена, о которой в полный голос заговорили на XXXI орденской Конгрегации, состоявшейся в 1965–1966 годах. XXXI Конгрегация выявила уже существенные разногласия между орденом и понтификом по поводу системы внутренней градации — иезуиты предложили её изменить, объединив профессов и коадьютеров и уравняв всех иезуитов в правах. Папа категорически не согласился с этим, заявив, что орден должен сохранить свою уникальную миссию: «новшества современного мира не должны оказывать влияния на мораль иезуитского легиона… Дабы соответствовать своему предназначению, все иезуиты должны заботиться о том, чтобы в мыслях, знаниях, сочинениях, трудах и делах не брать примера из посюстороннего мира, не поддаваться влиянию каких-либо идей и не руководствоваться сверх меры собственным суждением, ибо должны идти не за собственным разумом, а следовать поучениям и взглядам иерархии»[328].

Показательно, что духовником Павла VI был иезуит Педро Децц, возглавлявший тогда Папский Григорианский университет, и понтифик делал всё, чтобы сохранить прежние отношения подчинённости иезуитов. Однако именно при нём начинает назревать конфликт, связанный с тем, что иезуиты, со свойственной им способностью к приспособлению, главное внимание стали уделять социальному прогрессу. Приступив к пересмотру системы подготовки кадров, они начали изменять учебные планы в целях соединения классического образования с научно-техническим прогрессом, а схоластики — с современными социальными науками. Для установления более тесного контакта с светскими профессорами и студентами они стали располагать свои учебные заведения вблизи университетских центров. Большие изменения произошли и в деятельности Папского Григорианского университета, всегда отличавшегося строгим режимом. С конца 60-х годов из его программ исчезла латынь, среди преподавателей появились протестанты и иудеи, а учиться разрешили и женщинам. Изменился и внешний облик студентов, которые раньше должны были носить цветные сутаны и плоские шляпы, а в создававшихся киноклубах стали показывать фильмы современных режиссеров, включая и представителей сюрреализма[329].

Показателен и такой факт, что в конце 70-х годов в одной из голландских публикаций было представлено исследование американского иезуита Винсента О’Кифа, одного из четырёх заместителей генерала Аррупе, в котором тот призвал идти в ногу со временем и отменить запрет на аборты, гомосексуализм и возведение женщин в священнический сан.

Конфликт руководства ордена с Павлом VI принял в результате такой характер, что в 1978 г., чтобы избежать кризиса, понтифик потребовал от генерала Аррупе оставить свой пост. Однако Аррупе отказался подчиниться, что было первым случаем в истории ордена, когда его глава взбунтовался против папской власти. Единственное, он дал понять понтифику, что соберёт Генеральную конгрегацию и тогда уже решит, какие принять меры. Однако решит эту проблему в итоге не Аррупе, а преемник Павла VI[330].

Реформа открыла шлюзы, в которые хлынула мощная волна «религиозной свободы», и остановить её было уже невозможно. Новое священство отличалось изнеженностью, равнодушием, нетребовательностью, а новый стиль их жизни воплощал собой полную открытость обществу «массовой культуры» со всеми его слабостями и пороками.

 

 

Обложка книги Рэнди Энгель «Содомский ритуал»

 

В связи с этим обнажилась ещё одна проблема, которая в дособорной церкви никогда не поднималась: речь идёт о гомосексуализме священников и церковных иерархов, который стал распространяться именно при понтификате Павла VI и особенно активно в Американской католической церкви. Эта тема хорошо раскрыта в книге американской исследовательницы Рэнди Энгель «Содомский ритуал. Гомосексуализм и Римско-католическая церковь»[331], в которой, в частности, утвеждается, что этот порок был присущ и самому Павлу VI, что не могло не сказаться на изменении отношения к этому явлению в целом.

Имя понтифика встречается почти во всех списках известных содомитов в многочисленных Интернет-ресурсах гомосексуалистов. Причём эта информация появилась задолго до того, как данная тема стала привычной для общественного сознания Запада, и в первую очередь США. Так, во время учредительной ассамблеи «Североамериканской ассоциации за любовь между мужчинами и мальчиками» (NAMBLA), состоявшейся в декабре 1978 года в штаб-квартире Объединённого общества Церкви Бостона, было заявлено следующее: «Церковь осуждает сексуальные отклонения, но она лицемерит, так как терпит и даже вознаграждает личное сексуальное лицемерие на высшем уровне своей иерархии, тем более что заинтересованные лица внешне хранят верность центральной власти: примером этого являются кардинал Спеллман и Павел VI»[332].

На этот счёт имеется много свидетельств. Ирландский писатель Робин Брайянс, открытый содомит, в своей биографии утверждает, что его друг Хайг Монтгомери, входивший в гомосексуальную «элиту» Лондона, в период его дипломатической службы в Ватикане под началом английского представителя при Св. Престоле Алека Рэндала, был любовником Монтини. Позже протестант Монтгомери обратился в католицизм и стал священником. О пороке понтифика рассказал в своём интервью французской газете Lui в 1976 году французский писатель и посол Франции Роже Пейрефитт, также открытый содомит, боровшийся в защиту «прав геев». Он заявил, что ему это стало известно от представителей итальянской аристократии, которые его хорошо знали. Интервью было перепечатано римским еженедельником Tempo.

Эти обвинения были поддержаны бывшим корреспондентом New York Times в Риме Полем Гоффманом, приведшим свидетельства известного итальянского актёра Паоло Карлини и показавшим, какие тесные связи поддерживал Монтини с мафией и масонством, будучи архиепископом Милана. Ссылаясь на него, в 1993 году аббат Георгий Нантский, основатель Лиги католической контрреформы в Труа, обвинил Павла VI в гомосексуализме в летнем номере журнала La Contre-Réforme Catholique au Xxème Siècle. Он заявил, что комментарии его были сделаны в связи с подготовкой канонизации понтифика, осуществляемой Иоанном Павлом II. Аббат Нантский процитировал также и других авторов, подчеркнув, что после избрания Монтини папой немыслимо повысилось число гомосексуалистов среди семинаристов и священников в США и Нидерландах, но Рим при этом ничего не предпринял. В заключение он обратился к Иоанну Павлу II со словами: «Таким образом, после того, как избрание признанного гомосексуалиста на Трон святого Петра отравило Церковь, Вы, Пресвятейший Отец, хотите его обессмертить, возведя этого жалкого Павла VI на алтарь… Нет, это невозможно, и этого не будет!»[333].

О данном пороке Павла VI также пишет в своей книге «Никитаронкалли — другая жизнь Папы» итальянский журналист и режиссёр Франко Беллегранди, работавший корреспондентом в l’Osservatore Romano и служивший в Швейцарской гвардии. Он был свидетелем зловещих перемен, прозошедших в Ватикане после интронизации Павла VI, порок которого был «секретом Полишинеля», поскольку о его похождениях было хорошо известно миланской полиции, заведшей на него целое досье. Наконец, эту тему поднимает в своём исследовании в 2002 году «II Ватиканский собор: гомосексуализм и педофилия» бразильский писатель, католик-традиционалист Атила Синке Гимарайнш. Он описал процесс «гомосексуальной колонизации», которая началась ещё при Иоанне XXIII, ускорилась при Монтини и стала уже привычной для современного читателя. При Монтини старые и достойные служащие Ватикана были уволены и заменены его фаворитами, имевшими такой же порок.

Кардинал Джозеф Бернардин

 

Показательно, что Беллегранди также указал, что, как только Монтини был избран папой, он подвергся серьёзному шантажу со стороны итальянских франкмасонов. В обмен на их молчание о его тайном пребывании в Швейцарии в бытность его архиепископом, где он встречался со своим любовником-актёром, они потребовали от папы снятия запрета на кремацию, что тот и сделал. В связи с возможностями шантажа некоторые исследователи предполагают, что во время войны американская и английская разведки УСС и МИ6 могли быть в курсе наклонностей Монтини и использовали эту информацию для обеспечения его сотрудничества при управлении сетью каналов, по которым уходили нацисты. То же относится и к послевоенному периоду, когда давление осуществлялось со стороны мафии и ЦРУ.

Распространение информации о порочности Павла VI, безусловно, способствовало изменению отношения общества к гомосексуализму, который набирал силу как в Католической церкви США, так и в Ватикане и в целом в западном мире. Сам факт того, что во главе Св. Престола стоит содомит, породила у части гомосексуалистов желание не только стать священниками, но и сформировать свой собственный религиозный орден.

 

 

Кардинал Джон Райт с Павлом VI

 

Роль понтифика была решающей в продвижении многочисленных членов этого «сообщества» в американской иерархии, в частности таких деятелей, как кардиналы Джозеф Бернардин и Джон Райт, архиепископ Ремберт Уиклэнд и их последователи. Так, Джозеф Бернардин, архиепископ Цинциннати (штат Огайо), стал генеральным секретарём Американской конференции епископов и совместно со своим заместителем Джоном Рошом и священником Джоном Джэдотом (апостольским делегатом в США) не только следил за подбором постсоборных кадров, но и поддерживал «коллектив гомосексуалистов», прикрывая местные педофильные скандалы, связанные со священниками[334].

К ним же принадлежал Джеймс Кук, которого в 1967 году понтифик назначил архиепископом Нью-Йорка на место кардинала Спеллмана. Он покровительствовал созданному в Бруклинском диоцезе «Сообществу св. Матфея» — римско-католическому религиозному обществу гомосексуалистов, входившему в свою очередь в «Католическую коалицию за гражданские права геев». В 1976 году масонская печать с удовлетворением сообщила, что кардинал Кук присутствовал на большом банкете, в котором участвовали 3 тысячи франкмасонов Великой ложи Нью-Йорка, и что в своей речи он сожалел о «прошлых размолвках» и выразил надежду, что они не помешают «сближению между Церковью и франкмасонством».

Особенно же прославился на этом поле кардинал Джон Райт, который начинал как личный секретарь Бостонского кардинала О’Коннэла, а затем его преемника Кушинга, прославившегося тем, что Бнай Брит избрал его «Человеком года». Сам Райт также был награждён Вустерским отделением Бнай Брит премией «За заслуги в сообществе». Показательно, что Райт был хорошо знаком с Маритеном, с которым общался во время пребывания того в США и которого даже убеждал не возвращаться после войны во Францию, заявляя: «Ваше дело должно совершаться здесь»[335].

 

 

Архиепископ Ремберт Джордж Уиклэнд

 

В силу своих модернистских взглядов Иоанн XXIII в ходе подготовки II Ватиканского собора ввёл Райта в теологическую комиссию, в которой он сыграл важную роль в продвижении «религиозной свободы» и экуменизма. Его педерастические и педофильные наклонности не были секретом, однако никто не осмелился его в этом обвинить. Когда он стал епископом Вустерским, этот диоцез, в котором действовала обширная оккультная сеть каббалистов, приобрёл репутацию «рая» для священников-педерастов. Позже он стал епископом Питтсбургским, а в 1969 году П