Глава 20-2 (бонус). Потаенное

 

***

Осточертело всё. Искренне надоело. Одиночество прожрало такую дырень внутри, что принялось глодать кости. Уж больно привыкла я радость и печаль на двоих делить. Очень скучала по своей Амели, да связаться было не как. Спросила как-то раз у Жаклин, смогли бы они доставить письмо ей, но та лишь загадочно рассмеялась.

Глупые мысли стали раздирать голову. И тут мог помочь мне лишь один человек – Виттория.

 

Цель была намечена: Рим. Мне нужно срочно в Рим и позвонить, попросить крестную разузнать, что да как.

 

***

Попыталась отпроситься в город – отказали, якобы это временная превентивная мера. Но затем произошло нечто, что меня спасло, выручило. Девушка, которая должна была отправиться в ежемесячный вояж по Риму (аптека, почта, банк) внезапно заболела. Чес-слово, без моей помощи. Хотя, чего греха таить? Всякие мысли крутились в голове. Ох, не зря нас на травничестве пока не учат «злым козням».

 

И тут уж я разгулялась, едва не проедая плешь бедной Матушке. Мол, и знаю уже маршрут, и сам процесс, и, вообще, за всё время никуда не отпрашивалась. Сдалась. Жаклин сдалась.

 

***

Не распыляясь на излишества, мышью за ворота, едва только получила указания и командировочные.

 

Добралась до берега, а там почти сразу прибыл и извозчик. Я и не ждала, что будет знакомое лицо, а потому без заминок тут же полезла на борт. Да и от греха подальше: пока вновь Доминик не решил явиться и вставить и в эту поездку свои пять копеек внимания.

Хотя да, да…

 

Расселась на брезенте, прижавшись спиной к борту. Под себя колени – и утопить голову в скрещенных руках. Шумные вздохи. Теперь главное не облажаться, чтоб и следующий раз могли послать, если что. Хотя… лучше Амели мне верните, а эти поездки обратно себе запихните… туда, где они были.

 

- Так-так, - послышалось где-то надо мной. - Интересно…

Покорно подняла голову и уставилась на мужчину (только теперь сообразила, что катер остановился; взгляд по сторонам – мы посреди пролива).

- Вы чего-то хотели? – сгорая от недоумения.

Шаг ближе – и присел рядом. На губах расплылась странная улыбка-полуоскал.

Поежилась. Хотела, было, встать, да тут же ужаснулась – тело вмиг стало каменным, покорно обратно осело, перестав вовсе подчиняться мне. Лишь только разум, лишь только чувства.

 

Движение его руки – и коснулся моего лица, проведя тыльной стороной ладони вдоль скулы. А язва на устах еще сильнее зазияла.

- Значит, не боишься, говоришь?

 

ЧТО? Чего? Чего не боюсь? Кому когда что говорила? О чем он чешет? С кем меня путает?

Шок стал сковывать рассудок еще с большей прилежностью. Холод прошелся вдоль позвонка.

- Маленькая наследница Искьи… - Улыбка его спала. Жуткий взгляд вцепился мне в глаза, казалось, пробираясь в саму душу. – Ну же… если смерти не боишься, то чего… что заставит твое сердце разбиться, а разум воспылать?

 

Вдруг момент – и я уже сижу дома, у себя в гостиной. Пришпиленная к месту. Все также не могу пошевелиться, разве что моргать и делать сознательные вдохи-выдохи теперь подвластно.

Что происходит?

Вокруг какое-то мельтешение. Чужие люди. Люди? Вампиры.

А где-то там, наверху, в других комнатах мои родные, близкие. И еще кто-то, кто-то, кто очень важный, очень дорог сердцу, без кого жизнь – не жизнь, и я – не я.

Помню, родителей, те «мирно спали» у себя в кровати. Но… с появлением этих гостей…  так и не проснулись, не отреагировали. И странные кровавые пятна на их висках пускали в мою голову страшные догадки, отчего казалось, будто заживо свежевали меня: с болью невозможно справиться, но еще жива. Отрицание. Лишь полнейшее отрицание позволяло не сойти окончательно с ума. Дрожь от ужаса очередной волной обдала тело, пытаясь выгнать из него жидкость. Холодело все внутри, а голове устроили парад мурашки.

Выжидание приговора. Вот-вот – и что-то еще должно случится, что-то, что еще страшнее, нежели уже случилось. Его отберут. Всех отберут. А потом и меня не станет. Это конец, медленный, жуткий, цепенящий конец в беспощадном порядке.

И вот оно… шаги одного из «них» ко мне ближе. Судя по всему, Главный. Изучающий взгляд с высока. Еще мгновение – и заговорил.

Слова трудно уловить. Лишь суть. Жуткая, липкая суть. Останки, те куски тел, что там немного после их работы, разборок, остались, я должна буду убрать, никому ничего не сообщая. «Они меня после всего оставят жить?» - не могла понять окончательное решение. Но еще миг – и это перестало быть важным. Полноценное осознание наконец-то взорвалось в голове, являя больную истину: никого больше нет. Никого, кто был дорог сердцу. Его больше нет. Пустота от осознания произошедшего, чувство обреченности медленно стало заполнять сначала голову, а потом внутри груди, в душе, настом покрывая каждую клетку. И лишь две мысли в голове ясно бьются, отчетливым звоном: “Куски” и “Никого больше нет”.

Глава 20-3 (бонус). Затишье

 

***

Пришла в себя лишь на берегу. Несмело расселась на песке, туманный взгляд по сторонам. А в душе – в душе пустота. Чувство, будто там, в нашем доме… умерла и я. И нет. Нет! Чтоб пуф – и сознание исчезло, или чувства. Нет, будто погрузилась в вечный ад, где единое навязчивое, раздирающее чувство – пустота.

 

***

Не знаю, сколько времени прошло прежде, чем смогла вновь пошевелиться. Понять, поверить, вознадеяться, что то был лишь сон. Да и вообще, выудить из сознания последние ведомые мне детали действительности. Машинально осмотреться по сторонам: вещей с Эйзема нет. Одежда моя слегка подрана, мокрая, но без крови и ничего того, что спровоцировало бы очередные жуткие догадки, мысли. Да и боль в теле лишь общая, ноющая, не более.

Живо нырнула в бюстгальтер и достала оттуда телефон.

- Пап…

 

***

Нет, я ничего ему не рассказала, пока. Но обещал прибыть незамедлительно.

А мне теперь что делать? Идти в аптеку, на почту? Хотя ни списков, ни рецептов, ни накладных ничего не осталось (и вновь взор по сторонам в наивных попытках спасти ситуацию). Еще и сумерки спустились на землю: ни черта толком не видно. Прошлась, побродила вокруг - тщетно. Да и, наверняка, уже все заведения давно закрылись.

 

Хоть деньги остались (вновь покопалась в бюстгальтере).

Попытка найти извозчика. Едва увидала мужчин и их судна, как током прошибло воспоминание: леденящий взгляд, мерзкие касания, странные речи, невозможность двигаться. Похолодело всё внутри. Первая мысль – сбежать долой, спрятаться. Но будет ли там, непонятно где, ночью, безопаснее? Сжать волю в кулак – и сделать то, что необходимо. Что рациональнее. Наверно, рациональнее. Благо, отыскала знакомое лицо: того самого, что замещал друга, когда мы с Амели катались в Рим.

 

Так или иначе, вскоре я оказалась на Эйземе.

В монастырь со всех ног.

 

***

Через ворота – и прямиком на порог к Жаклин: не буду за спиной отца прятаться. Захотят голову срубить – пусть рубят.

- Жозефина?! – взвизгнула Матушка, едва меня увидала. Живо затянула в кабинет и заставила сесть в кресло. – Ты где была? Что случилось? – сердечно. Попытка осмотреть меня. Сжала руки в свих ладонях. Разворот, и кому-то у дверей: - Будьте добры, доложите синьору Бельетони, что Матуа нашлась.

От его имени и осознания последнего мурашки пошли по всему телу. Нелепая попытка скрыть взорвавшееся волнение. Взгляд на монахиню – и выдать всю правду.

 

***

Поверила, не причитала и даже не предъявила наказания. Отвела меня к себе в комнату и приставила одну из девушек помочь привести себя в порядок и побыть рядом, пока не приедет отец.

 

***

- Жозе, солнце! – мигом кинулся ко мне папа, едва отворилась дверь. Обнял, поцеловал в макушку, присев рядом на кровать. - Ты как?

- Я вас оставлю, - послышалось смущенное девичье, и тотчас исполнила свою затею моя «помощница».

 

Взгляд в глаза. Сердце залилось теплом: ЖИВОЙ. Всепоглощающее, взрывное чувство облегчения, счастья, что весь тот ужас, кошмар – ложь. Хотя бы пока… но ложь.

Жадно прижалась в ответ, скрутившись в клубок, желая спрятаться в его объятиях от всего мира, навсегда, как раньше, как в детстве... Или хотя бы на миг, прежде чем земля вновь разверзнется - и ад явит очередные свои, калечащие и душу, и тело, перемены.

 

***

Рассказала и ему, все, что случилось, что видела. Что ума не приложу, кто, что и почему это сделал.

 

- Личар, - тихо, сам себе под нос, томясь в рассуждениях.

- Что? – будто током пронзил мой разум сказанным, холодом хлестнув по спине. Дернулась.

- Что? – устремил на меня взор в изумлении, немного отстранившись.

- Но он же у вас? – несмело продолжила я.

Оторопел еще больше:

- А ты знаешь, кто такой Личар?

Залились мои щеки румянцем. Пристыжено отвела взгляд:

- Слышала… немного. Но что он от меня-то хотел? – вновь в глаза отцу, набравшись храбрости.

- Наверняка, до нас добраться, достучаться. На решение повлиять. Чтоб не преследовали… вновь. Прости меня, Жо, - скривившись от боли, крепче сжал меня в своих объятиях. – Прости, что были так самонадеянны…

- Пап! – силой разорвала его хватку – уступил. Глаза в глаза: - Да не маленькая девочка я уже давно! – гневно жестикулируя. – И, тем более, не вещь, чтобы можно было запереть в каком-нибудь чулане! Или сейфе. Да и на то стопроцентной гарантии никто не дает! Просто сделайте, что должны были сделать: остановите эту тварь! - твердо произнесла я, рявкнув, внутри уже ликуя, что заодно смогу помочь тому бедолаге реализовать его рвение и отомстить за всех тех, кому тот упырь успел навредить.

Каменное лицо отца, не выдавая эмоций. Лишь провел рукой по моим волосам неспешно:

- Жоз… не всё так просто… Но знай, ты - самое дорогое, что у меня есть в жизни. Без тебя я не смогу жить…

- Да проще некуда! - перебивая, игнорируя всё после сказанное, пока оба не разревелись. Встала с кровати, шаги в сторону. Разворот: – Я никуда не денусь… если угрозы вовремя истреблять.

 

Замер, не дыша, поражаясь моей решительности, жестокости. Или безрассудности, не знаю. Тягучие мгновения тишины – и наконец-то ответил:

- Я сделаю всё, что будет в моих силах.

- Благодарю, - победная улыбка.

Шумный вздох – и отчего-то спешно решил сменить тему:

- А ты, вообще, как тут? Как успехи? Как… - не договорил, но мысль эхом отбилась в моей голове, отчего я болезненно скривилась.

Хотелось, было, разныться, нажаловаться на этих недотеп, на Бельетони, в конце концов, да сдержалась – не в отцовские уши все эти переживания, не в его. А вот про Амели уж раскудахталась – пообещал разобраться, разыскать ее и отправить назад, домой, ко мне… если та, конечно, не против (а то кто знает, что могло произойти за это время, или что она могла до этого от меня скрыть).

 

- А Асканио? Как он там? – не выдержало мое любопытство. Да и вновь необходимо было сменить тему, сдвинув стрелки в другое русло.

- Ничего… справляется. Поди, не малолетний сопляк. Придет время – и смирится со всем происходящим окончательно.

- Только не говори, пожалуйста, ни ему, ни маме, ни Виттории о том, что здесь произошло.

- Почему? – округлил очи.

- Не хочу еще большего переполоха. Ты же знаешь: сразу же эти две женщины столько истерики, паники наворотят, что проще самой будет застрелиться, нежели это пережить, - кисло улыбнулась. Поддержал, усмехнувшись, утопая, как и я, в воспоминаниях. – А Асканио… - несмело, шепотом, пряча взгляд, продолжила: – Ему и так жизнь испортила… Не хочу еще и такой отсебятины в нее добавлять. Просто сделайте, - шумный вздох и взгляд в глаза, - что нужно. Не хочу, чтоб из-за этого… Личара еще кто-то пострадал, - смолкла, вновь погружаясь в ужас кошмара. Вздрогнула, прогоняя наваждение чувств. Попытка скрыть истинные эмоции. – Я - не первая жертва, и отнюдь не последняя, верно? Хотя, конечно, и жертвой-то меня сложно назвать: жива-здорова осталась, так только…

- Жозе… - печально скривился.

- Пап, - торопливо перебила я. – А что это было? Что за видение? Будущее?

Обомлел, в рассуждениях. Мгновения – и поддался на мой требовательный взгляд:

- Страхи… самое жуткое, что сидит в глубине души. – Немного помолчав, продолжил: - Ты точно не хочешь об этом поговорить?

- Нет, - резко, едва не поперхнувшись слюной. - Нет, - уже более мягко, сдержано. Благодарная улыбка, кроя ложью явь.

Движение – и присела, разлеглась на кровати.

- Спи, зай. Спи… - провел, погладил меня по ногам. - А я пока побуду здесь с тобой, до утра. А дальше видно будет.

 

***

Внезапно стук в дверь, вырывая меня из больных мыслей.

Вздрогнул отец. Неспешно встал с кровати и подался к двери. Тихий скрип – и от услышанного голоса меня передернуло.

- Мне надо с тобой поговорить, - Доминик.

Поддался. Вышел в коридор.

И пусть разделяла нас лишь тонкая дверь, кроме как шороха и неразборчивого шепота, так и не удалось мне выудить ничего стоящего, внятного из творящегося там.

 

***

(Д о м и н и к)

 

- Хотите вы того или нет, я его уберу.

Обмер Матуа в рассуждениях, но еще мгновение – и, молча, закивал головой, соглашаясь.

- Только Мелкая не должна об этом знать.

И вновь покорное движение головы.

- А что с заражением? – осмелился Луи на слова, голос дрогнул.

Не ответил я. Резкий разворот – и пошагал прочь, не желая терять больше ни минуты. А заражение… заражение - лишь детали, мои детали, о которых вам лучше не знать.

Глава 20-4 (бонус). Демоны

 

***

(Ж о з е ф и н а)

 

События событиями, но жизнь никто не отменял. Отец отправился на Искью (не без моей настоятельной просьбы) для дальнейшего решения сложившейся ситуации, так что я вновь осталась одна. День отсыпного – и пришлось приниматься за обязанности. Хотя вряд ли те сутки можно назвать «отсыпным». Странные, вспышками, кошмары так и норовили разорвать мою голову, душу. Так что приятно было сейчас хоть немного отвлечься, пусть даже и на работу.

 

И снова вместо кельи в свободное время, куда мог забрести любой желающий меня повидать, подалась я в любимый винный погреб. Очередные попытки выдрать пробку (а сегодня я куда решительнее, нежели когда-либо), да тщетно. Что же… вновь часы трезвого заточения, единения – и жутких мыслей. И чем сильнее я хотела осознать, привыкнуть, принять то, что видела в кошмарах, свыкнуться – тем сильнее дрожь пробивала тело, и хотела я уже визжать от накатывающих волн страха. А что если это – неизбежность? С положением моей родни в обществе, с количеством таких серийных убийц, как Личер, с той властью и богатством, что Искья обладает, всё это всё меньше кажется видением, и всё больше - пророчеством.

 

***

Ладно. Плевать. Как-то да будет. А пока… пока пора тащиться к себе, принимать душ и попытаться уснуть, отключиться, хоть как-то, хоть на короткие миги глубокого сна.

 

Вот только по пути обратно я заметила нечто странное. В узком длинном, извечно темном, туннеле впервые на стене висел фонарь (керосиновый), отчего вдали различила небольшой проход, кишкообразный отросток, а в нем – проем. Едва я коснулась ногами пола по другую сторону, как дыра в стене принялась неспешно закрываться, кирпич за кирпичом, вовсе лишая меня права на отступление, возращение, пресекая возможность одуматься. Выбор очевиден – несмелые шаги вперед, по очередному длинному в полумраке (лишь иногда встречались тусклые фонари на стенах или самые что не есть факелы) коридору, так что вскоре оказалась внутри настоящего лабиринта, утратив понимание, откуда пришла и куда направлялась. Еще один проем, еще – пока вовсе не оказалась там, где никогда не должна была быть. Словно какое-то наваждение, мания взорвались в голове, заслоняя адекватные мысли. Странный зов, засевший колючим комом в голове, диктовал отчаянно безрассудные решения. И вновь коридор, факелы, медовый свет. И вновь по серпантину вниз - и замерла. В небольшом проеме между ступеней увидела их: Доминик склонился рядом с каким-то мужчиной, который, хоть и был в сознании, но не шевелился, будто ему позвоночник сломали. Точно также, как со мной тогда было, на судне. Невольно поежилась от жути, от эха воспоминаний. И вдруг незнакомец заговорил: узнала… Конечно, узнала, этот жуткий сиплый бас… (да и вряд ли когда смогу его забыть): Личар. И пусть тьма скрадывала большую половину туловища, а тень – черты лица, теперь бессмысленно было отрицать, сомневаться – это был он.

 

Странный смех ублюдка:

- А говорили, что отказался вести на меня охоту. Что слово держишь, если дал зарок…

Хмыкнул. Немного помедлив:

- Ты на черное и белое-то не дели. А для таких, как ты, я люблю делать исключения. Значит, это твой был ублюдок к нам захаживал?

- Иллюзия, Бельетони. Иллюзия… Он сам не ведал, что творил. Ведь все мы чего-то боимся… - прошипел, будто змея, наслаждаясь, но кашель тотчас веселье перебил. Звонкий вдох: – И ты, Бельетони… Ты… боишься. И я даже уже знаю чего.

Колкая насмешка Доминика:

- Поздно спохватился. Ты уже никуда не денешься.

- А мне больше уже и не надо, - тихий смех. – Я уже всё сделал, и ты это знаешь. Мне остается лишь за нити дергать. Если меня убьешь, Она навсегда останется зараженной. Ведь ей никто, кроме меня, не поможет. Выбирайте: или вы меня отпускаете, снимая все обвинения и прекращая всяческое преследование, или я утащу Ее за собой. Сначала Она сойдет с ума, а затем сама себя прикончит. А учитывая детали, сие произойдет гораздо быстрее и легче, чем ты можешь себе это вообразить.

Резвое движение – вцепился Бельетони в шею этой твари рукой, отчего тотчас все его тело стало превращаться в черный, цвета золы, земли, субстрат.

- Не забывайся, - голос Бельетони внезапно стал странный, страшный, неведомый мне доселе, будто, и вправду, сами Демоны заговорили, - кто перед тобой. И кому бросаешь вызов. Я могу, как сократить твои мучения на минуты, так и продлить на года. Не заставляй меня выбирать второе.

 

Несмелые шаги вниз.

Резво отдернулся, обернулся, выпуская мерзавца из хватки, отчего тот вновь задышал – залаял, заливаясь кашлем.

- Ты что здесь делаешь? – взволнованное, ошарашенное Бельетони. Встал, выровнялся на ногах. Шаги ко мне ближе.

Игнорирую. Попытка схватить меня – но увиливаю (да и сам отступает, ведясь на мою решительность).

Шаги ближе – присела рядом со своим новым Катом, взгляд в глаза:

- Мне Вас жаль, - искренне, шепотом, будто страшась, что кто-то мои, наши откровения услышит. - И я не о том, что сейчас происходит. Нет. Тогда я не поняла, а сейчас мне всё стало ясно: это не интерес был, и не растерянность. Это была зависть. Вы мне позавидовали. Тогда, там, на лодке. Вы боитесь смерти, потому так отчаянно ищите любые способы удержаться в этом мире. На всё что угодно готовы пойти. Только вот жить Вы не умеете… иначе бы не при таких обстоятельствах была бы наша встреча. Вы – боитесь, а я – нет. Сойду с ума? Нет, Вы неправы. Я давно сошла с ума. Давно. И самое страшное – это даже не это. А то, что я ко всему могу приспособиться, привыкнуть. Придет момент – и даже этот страх притрется, смирюсь, приму и перестану бояться. Я всегда была выродком, - подползла ближе. Глаза в глаза: - И сейчас им являюсь. Я не боюсь смерти, и не боюсь жить. Я не боюсь Вас. Да, Вы мне завидуете, теперь я это точно знаю. Отпустите меня, или нет – ничего не изменится. Я все еще буду на весах, вот только буду знать то, против чего стоит бороться. И против кого. Таких, как вы. И единственный верный способ вас победить - это уничтожать. Пусть даже отчасти превентивно. Уничтожать всё и всех, кто порождает мои страхи. – Резвый разворот к окаменевшему от удивления Доминику, и жестко, как на духу, вглядываясь в глаза надежде: - Убей его. Прошу.

 

Сорвалась на ноги – и, сражаясь с застывшими на ресницах слезами, подалась по ступеням на выход.

Солгала. Конечно, солгала, притворяясь твердой, жестокой, самоуверенной.

Но я обязана быть сильной, ради своих родных и близких. Ведь если не станет их – нежилец буду и я.

 

***

(Д о м и н и к)

 

Едва Мелкая удалилась на безопасное, как для наших речей, расстояние, обернулся я к этой твари:

- Не переживай… За тебя я Ее отпущу. Ты будешь у меня жить ровно столько, сколько мне понадобится времени, чтобы выудить из тебя эту твою мерзкую способность. А если, в конечном счете, и это не поможет, ты сам тогда это сделаешь, ведь пожалеешь, что родился на свет. Единственным твоим билетом сдохнуть – это будет ее Свобода. И ты сам будешь меня умолять – снизойти и сдержать слово.

- Если успеешь… - сквозь смех, но в момент задавился кашлем.

- Успею, - решительно и твердо. – Ты даже не представляешь, на что я способен… И в твоих же интересах никогда об этом не узнать.

 

***

(Ж о з е ф и н а)

 

Наивная. Долго я еще блуждала потом по лабиринту туннелей (а звать кого на помочь я так и не решилась, страшась даже не так пленных, как ненароком встретить кого из Главенствующих). И вот уже начало казаться, что тут и смерть свою встречу, прежде чем найду треклятый выход, как вдруг наткнулась одну из припозднившихся монашек (та задержалась на работе и лишь теперь спешила к себе в келью на ночлег).

 

***

Уже четвертую ночь без сна. Папа вернулся, и всё это время покорно был со мной, но легче от того не становилось. Что не закрою глаза: куски трупов, смерть… везде смерть. Опустошение высасывало жизненные силы, доводя до исступления. Прежний запал гас, обратив храбрость в прах. Не спасал и инстинкт самосохранения, который, как оказалось, всё же где-то теплился во мне. Я медленно сходила с ума: боясь спать и больше всего на свете желая погрузиться в небытие. Даже при общении с другими уже не могла сдерживаться, пересиливать себя и пребывать с открытыми веками. Глаза закрывались сами по себе, уступая свинцовых занавесам, являя демонов пляс.

Ревела, визжала – сдавалась и вновь погружалась в ад, где до единого все умирали… кроме меня. Надежда тлела. Врожденный оптимизм покрылся волдырями и лопнул.

И вдруг вот оно – вспышка. Яркая, теплая. Будто солнце улыбнулось мне темной, сибирской зимой… Облегчение. Вокруг никого, пустота снаружи, но не внутри. Мгла отступала, небо взялось неоновыми красками, знаменуя восход.

 

- Как она? – послышалось где-то издалека, теплое, родное, любимое.

- Улыбается, - узнала голос отца.

 

***

Не сдержалась. В очередной раз интерес победил инстинкт самосохранение. Подкараулила Доминика и выпалила, как на духу, не стыдясь, что кто-то мог подслушать:

- Почему ты вмешался? Ведь с вашим Орденом я никак не связана, да вообще ни с какой конфессией. Зачем старался… и освободил?.. – молящий взгляд в глаза, заклиная дать нужный сердцу, а не разуму ответ.

Обмер, пришпиленный удивлением. Брови замерли в высоких дугах. Но еще мгновения – и сдался, осознав, что не отступлюсь. Хмыкнул, рождая очередной пуд сарказма и язвы:

- Во-первых… - неспешно, врастяжку. - С рождения ты под опекой обоих Орденов, пока не самоопределишься. А во-вторых, - заколотилось мое сердце, что бешеное, сгорая в предсмертных муках, - уж больно способность хороша, чтоб вот так легко было отказаться, - разворот и пошагал прочь.

- Но мог бы не освобождать! – горестно, вдогонку.

Остановился, за и против. Не оборачиваясь:

- Витторию стало жалко, - и пошагал прочь.

Глава 21. Дежа вю

 

***

И вот очередной трудодень закончился. Торопливыми шагами в подвал. Ужин (их дурная похлебка) пусть вновь катится к черту. Сегодня тишина и одиночество снова за трапезу.

 

Шарк-шарк-шарк. Еще один поворот, по темному коридору наощупь – и родные ступеньки.

«Стоп. Что это?» - обомлела я, боясь даже вздохнуть.

 

Тихий, робкий женский смех.

Нежный, ласковый бархат мужского, родного… голоса.

 

Замерла. Застыла в оцепенении. Боялась пошевелиться, будто это породит правду, происходящее возведет в истину. Словно последняя мазохистка, я внимала каждому звуку. И снова дежа вю: моя мечта – Его предательство.

Предательство ли?

Жду.

… жду, но что? ЧЕГО Я ЖДУ?

 

Вдруг невнятный шорох. Буквально мгновение – и Доминик уже стоял подле меня. Неожиданно, беззвучно… из ниоткуда. Глаза в глаза.

Застыла в ужасе, вновь уличенная в слабости. Очи округлились. Забыла, как дышать.

 

- И снова ты, - обдавая запахом алкоголя.

 

Тяжело сглотнула. Смолчала. Лишь взволнованно, излишне часто стала моргать.

 

Внезапно движение - обнял за талию и резвый напором подал назад, прибил спиной к стене (тотчас мимо нас мышей проскочила девчушка – невольно провела я ее взглядом и вновь уставилась Ему в глаза). Попытка соскрести с пола остатки своей гордости.

 

Но отозвался первым Бельетони, сам того не осознавая, перебивая:

- И что же ты здесь искала?

Глубокий вдох, давясь хромой храбростью:

-Уж явно не тебя.

 

- А мне кажется… - немного помедлил, словно смакуя, - что совсем наоборот. Только за мной и ходишь по пятам.

- Размечтался, - нервический смех. И вновь попытка не сдать свои позиции, эмоции: - Да кому ты такой нужен? – Взгляд в очи, но в момент осеклась, ужаленная.

Ухмыльнулся:

- Тебе, - вполне серьезно, в лицо. Отчего вновь наши взгляды встретились. Но лишь на мгновение – не сдержалась, в очередной раз проиграла бой я.

Движение, его, наглый, беспардонный напор - и откровенно прижался, притиснулся всем своим телом, еще сильнее вдавив меня в стену. Невольно задрожала.

Глупо, но все еще пытаюсь держать маску надменности, равнодушия:

- Даже если бы от этого зависела судьба всей планеты… такое счастье не надобно.

- Да неужели? – рукой соскользнул с талии вверх, бесстыдно проплыв по моей груди.

На мгновение замер, сжав до легкой боли, а затем продолжил движение (пытаюсь сдержаться, не сдать себя хотя бы звуком, а в голове уже заслал всё туман) – резкий рывок и сорвал нижнее покрывало вимпла, оголяя шею и грудь.

Частое дыхание, шальное биение сердца, колени подкашивались - я выдавала себя сполна, вовсе того не желая.

Приблизился губами… вплотную, да так, чтобы слова обжигали дыханием кожу. Чтобы заставлять сильнее меня дрожать, начать задыхаться. Сдаться. Признаться. Жар окатил с головы до ног, взрываясь, откликаясь больными чувствами внизу живота. Колени стали подкашиваться. Мурашки разошлись по всему телу от сводящей с ума с ним близости.

 

- Я же чувствую, вижу, слышу… Ты – хочешь меня. Хочешь… Признайся, - странным, больным заговором, на ухо. Будто и не Бельетони это вовсе. Не тот, которого я знала вот уже несколько месяцев. А иной: мой, далекий, пошлый, беспардонный Доминик, что был со мной еще до нашей ссоры, до откровения. Его прозрения.

Едкая, прощальная надменная ухмылка:

- Никогда.

- Признайся… - едва уже не целуя, прошептал мне на ухо. Дразня, окончательно сводя с ума.

Невольно зажмурила веки, отдаваясь усладе. Но миг осознания, трезвости – и тотчас испуганно, нервно дернулась, попытка вырваться, но удержал.

А что если это не мой Доминик? А какой-то очередной Демон? Обман? Враг и его уловки?

- К чему такие перемены, Бельетони? Ты же ненавидел меня.

Ухмыльнулся, отведя взор на мгновение, но затем снова в глаза:

- А может, я устал сопротивляться? Бороться.

- С кем? Со мной, или с собой?

Приблизился, да так, что его губы едва ли не коснулись моих. Застыл на раздирающем сознание, душу и тело расстоянии, испепеляя тягой, страстью:

- С обоими. Признайся, Жо, и нам обоим будет приятно.

Ядовито рассмеялась в ответ (а на ресницах уже застыли слезы).

- Слишком малой, чтобы быть в себе настолько уверенным. Тебе до моего Аско… еще ой как далеко, - попытка горечью сбить его спесь.

- Малой? – захохотал, немного отстранившись. - К твоему сведению, сладкая, я старше твоего Асканио почти на три века.

Колко рассмеялась:

- Так это ты – старый хрыч, выходит, а не он?

- Ах, ста-арый уже? – загоготал в ответ, повелся. Еще невольно движение назад - дал свободу дышать. – Значит, то малой, то старый? Тебе не угодишь.

Странно было замечать такие перемены: казалось, будто мы никогда и не ссорились.

- Не угодишь, - игриво скривилась и, театрально закатив глаза под лоб, закачала головой. – В твоем случае, вообще ничем никогда мне не угодишь.

А радость, тупое, дурное счастье разлилось эйфорией в душе и теле, смывая прежние обиды, высвобождая сердце, душу. Надежду. Вновь нагоняя на глаза слабости влагу.

- Ты сразу-то не зарекайся. Давай, лучше сперва проверим? – и резво дернул на себя, не двузначно намекая на близость.

- А, может, ты лапы свои уберешь? – зарычала я лживо, невольно обняв его за плечи, дабы не упасть, потеряв от напора равновесие.

 

Но внезапно отступил шаг назад - и повелительно, без права на сопротивление, обернул к себе спиной и снова вдавил в стену.

Только что и успела инстинктивно выставить руки перед собой, чтобы лицом не плюхнуться о камень. Невольно взвизгнула.

Пошло прокатился руками по телу, сжал за бедра.

- Пусти, - уже без ноток юмора прорычала я.

Не слушал. Еще сильнее прижимался, а руками блудил по телу.

- И где же твой пыл? Где сомнения? – вдруг задрал, нырнул под платье и ухватился уже за голую талию и снова притиснул к себе.

- Отвали, Доминик!

- Не рычи… - глупые шуточки.

Нервно дернулась в попытке локтем засадить ему в грудь, но тот увернулся.

- Ох, а мне это нравится!

- Пусти!

И снова рывок (видимо, тот намеревался что-то свое вычудить, а потому на меня не среагировал - невольно пошатнулись вбок). Попытка руками ухватиться за ступеньки и на четвереньках сбежать – тщетно. Оба завалились на лестницу.

- Не уйдешь, - игриво зарычал и схватил удобнее, дабы не улизнула.

- Пусти!

Но внещапно грубо, больно дернул на себя и тут же разорвал на мне белье.

- ПУСТИ! – отчаянно завопила я, чувствуя, что не справляюсь.

И снова его рывок - и снова моя попытка отбиться, вырваться. Глупые, тщетные попытки укусить, вгрызться зубами в его руки, дабы разжал хватку.

 

Покрепче обняв за талию, приподнял и в момент перевернул к себе лицом. Раздвинул ноги и протиснулся между ними, заставляя ощутить его всего.

 

- Пусти, Бельетони! ПУСТИ!

Я НЕ ХОЧУ!

ПУСТИ!

МОЛЮ!

 

Силюсь ногтями расцарапать его руки, лицо, шею, плечи, сделать хоть как-нибудь ему больно, дабы отрезвить.

 

- Не сопротивляйся, - впился похотливым поцелуем в шею, медленно спускаясь к груди (насколько позволял вырез платья).

 

- ПУСТИ-И!!! – жалобно завизжала я из последних сил, уже захлебываясь слезами.

 

А в голове…

поплыли кораблики.

Обрывки фраз. Калейдоскопы прошлого.

ТУПОЕ ДЕЖА ВЮ.

Маню.

 

Поцелуи доныне любимого ВНОВЬ превратились в АД.

И снова я умирала от ужаса. И снова дрожала от страха и боли.

 

- Пусти, пусти, пусти… - шептала я машинально уже, в своем далеком, больном дурмане.

Тогда как…

…Доминик давно перестал меня мучить. Бережно обнял, прижал к себе, и, как маленькую, пытался убаюкать, успокоить. Что-то испуганно шептал.

- Извини, - наконец-то пробилось сквозь пелену. - Извини. Я не хотел. Извини… Прости. Я перегнул палку…

 

Но я не слушала, не слышала уже его…

Больное сознание давно начало играть в жестокую, жуткую шутку, заслоняя реальность воспоминаниями. Отрешенно бормотала, как тогда, как в ту ночь, заклиная, чтобы прекратил причинять боль, прекратил учинять мерзкий ужас, чтобы больше не бил.

Шизофренический бред, подобный молитве.

 

Жадно уцепилась руками за рубашку, уткнулась лицом в шею и тихо рыдала, выла, изливая всю ту жгучую, желчную черноту, что так давно меня глушила, гноила, мучила.

 

Сжался. Замер, не дыша, мой Доминик. Но мгновения – и внезапно отстранился… Глаза оттаивали, изгоняя мрак из зениц.

Пустой, бессмысленный взгляд.

Боль застыла на его лице.

Не мог поверить в то, что было? Случилось со мной? Что нарыл в сумасшедшей голове?

 

Глубокий вдох – и наконец-то взглянул мне в глаза. Нежно провел по щеке, стирая мои слезы, отвечая на испуганный взор. И вдруг холодно, жестко, как никогда доселе, отчего сложно было узнать в этих звуках родной голос:

- Имя.

Поледенело всё внутри. Смолчала я, забыв даже как дышать.

- ИМЯ! – приказный тоном. Алое пламя вспыхнуло в его очах.

 

Маню? Нет. Не выдам. Если, если и суждено этой твари сдохнуть, то без моей участи… Не на моей совести.

 

- ИМЯ УБЛЮДКА, - медленно, мерно, как скрежет метала, рот искривился в оскале.

- Нет, - испуганно закачала я головой. – Не надо.

 

Вдруг приблизился. Уткнулся своим лбом в мой. Глаза в глаза.

Железное, смертельное, незыблемое.

От этих звуков застыло, заныло все внутри; оцепенело от ужаса внизу живота.

- Жозефина. ИМЯ и ГДЕ НАЙТИ.

- Нет.

 

Прикрыл веки. Тягучий, глубокий вдох.

Еще мгновение – и в глаза мои уже уставились очи демона.

Черные. Жестокие. Мертвые…

- ИМЯ.

 

Нервно дернулась, попыталась отстраниться, убежать – но не дал, удержал подле.

- Нет, - и снова машинально отвечаю, но мысли, мысли-то упрямо уже закружились вокруг правильных ответов, которых никогда нельзя называть ВСЛУХ.

… а это, увы, теперь уже и не надобно.

 

Отпустил.

 

Выровнялся. Взгляд на меня, окаменевшую, сжавшуюся от испуга в клубок.

- Иди к себе, - тихо, шепотом.

И исчез, оставив лишь дымку на прощание.

Глава 22. По заслугам

 

***

Скользя рукой по холодной каменной стене, дабы хоть как-то удержаться в вертикальном положении, неспешно спустилась вниз, в свой подвал.

Забилась в угол, поджав под себя колени.

Тупая минута осознания - и тихо завыла. Сражаясь с накатами шизофренических чувств отчаяния, никчемности и обреченности, нервически закачалась вперед-назад. Попытки успокоиться. Глупые, пустые старания. Спустя минуты, а, может, часы (не помню, не знаю) взгляд (что то бессмысленно блуждал, то попеременно замирал в одной точке, будто норовя пробурить в полумраке дыру, добравшись до истины) нарвался на затерявшуюся под деревянными настилами пробку: бочонок вскрыт. На стойке бесстыже брошены два бокала. Глупое раздолье.

 

Это была самая длинная ночь… в моей жизни.

Ночь, когда даже вино не помогло забыть, заслонить, заглушить, стереть ужасное чувство, что сегодня из-за меня покалечат, или, того хуже, убьют человека. Человека. Да, не раз кляла, просила, молила смерти для Маню. Но теперь, когда это так близко и реально, я не вижу в этом счастья – только отвращение и гадкая боль. Что на моих руках… будет его кровь.

Это не Личар. Он не чинил беды другим, кроме меня (по крайней мере, не знаю, не слышала о таком). Да и угрозы больше никакой не представляет. В особенности, для моих близких. Да и я вряд ли ему еще когда стану интересна. Не представляет? Или учинив раз, легко сможет оступиться еще не раз? Пусть и не со мной. И это возмездие, хоть даже одну душу, но спасет от моей участи? Как я разглагольствовала: убить превентивно? Основываясь на прошлом отступничестве без права на покаяние? Или если тот раскается – то Судья оставит его в живых?

Доминик? А могу ли я доверять Бельетони? Или им двигала всегда и везде лишь справедливость? Или не мне судить, не побывав в шкуре волка? И стоит смириться, что сегодня хоть кто-то получит по заслугам. Более того, мне, глупой, как и Личару, стоит заняться своей судьбой – и научиться жить: вопреки и со всем тем, что уже сложено в багаже. Жить, пока живется. Пока есть время… на вдохи и на выдохи. На радость и боль.

 

***

(Д о м и н и к)

 

- Ты об этом еще пожалеешь! – гневно, с храбростью в душе и на устах, сплюнул кровь Мануэль на пол.

 

Тихое рычание, жужжание люминесцентных ламп. Монотонная, равнодушная капель где-то вдалеке из-под ржавых вентилей водопровода. Полумрак, охвативший каждый угол сего просторного, холодного подвального помещения.

 

Короткий шаг навстречу.

Лживая, пустая улыбка, с привкусом терпкого яда:

- Нет. Прост<