Абсолютное употребление переходных глаголов с позиций семантического синтаксиса

 

Развитие лингвистики, в частности, семантического синтаксиса позволило совершенно по-новому взглянуть на многие проблемы, в том числе на абсолютное употребление переходных глаголов.

Прогресс в изучении управления и членов предложения связан с признанием того, что хорошая синтаксическая теория должна оперировать, по крайней мере, двумя рядами понятий: синтаксическими и семантическими. Эта мысль, восходящая к трудам Л. Теньера, О. Есперсена, А.А. Шахматова и других классиков лингвистики и вполне четко сформулированная В.Н. Сидоровым и И.С. Ильинской (1949 г.) и Ф. Данешем (1964 г.), была с наибольшей глубиной и строгостью реализована в серии работ А.К. Жолковского и И.А. Мельчука о семантическом синтезе. В своей статье автор, опираясь на эти работы рассматривает вопрос об управлении.

Ю.Д. Апресян считает, что: «необходимо различать семантическое и синтаксическое управление. Все слова с одинаковым значением имеют одну и ту же семантическую модель управления, независимо от того, в какой форме они употреблены и к какой части речи относятся» (Апресян, 1969, стр. 78-80). Так, слово лечить требует по смыслу максимум пять «актантов»: кто лечит (врач), кого лечит (пациент), от чего лечит (болезнь), чем лечит (лекарство) и в чем лечит (больница). В том случае, когда этот смысл реализуется в исконной глагольной форме, достигается максимальное соответствие моделей семантического и синтаксического управления и синтаксически оказывается возможной реализация всех пяти «актантов» (мест предиката, валентностей, зависимостей), ср.: Он лечил ребенка от гриппа пенициллином в стационаре.

Для дальнейшего изучения этого вопроса необходимо иметь в виду, что: а) в принципе между семантическим и синтаксическим управлением нет необходимой логической связи; б) семантическое управление, равно как и синтаксическое, может быть сильным и слабым; в) поэтому, как справедливо полагает И.А. Мельчук, возможны четыре семантико-синтаксических типа управления. Первый тип - это сильное семантическое и сильное синтаксическое управление; ср, любить (кто, кого), давать (кто, что, кому), набивать (кто, что, чем), велеть (кто, кому, что делать) и т.д. Второй тип - это сильное семантическое и слабое или нулевое синтаксическое управление. В качестве примера можно привести любой случай неглагольного выражения смысла, который по природе является глагольным. Так, у глагола экспортировать есть три достаточно сильных смысловых и синтаксических валентности: кто, что, кому/во что, ср. Россия экспортирует газ в Европу. Отглагольное существительное экспорт, при той же самой модели семантического управления, имеет несколько отличную синтаксическую модель управления: синтаксически сильной является для него лишь вторая валентность (экспорт газа), а первая и третья валентности - слабые (ср. российский экспорт газа в Европу). Третий семантико-синтаксический тип управления - это слабое или нулевое семантическое и сильное синтаксическое управление. Примерами могут служить глаголы типа брить (кому-л. бороду), вырезать (кому-л. опухоль), держать (кому-л. руки), завязывать (кому-л. глаза), испытывать (мотор на прочность), колотить (кого-л. по спине), прострелить (кому-л. фуражку), смотреть (кому-л. в глаза), трясти (кого-л. за руку) и др. под. Все эти глаголы семантически двухместны, однако подчиняют комплекс и синтаксически способны, по-видимому, к так называемому двойному управлению, т. е. могут реализовать сразу три валентности. В связи с этим автор замечает, что статистическую методику измерения силы управления следует интерпретировать как средство формализации понятия именно синтаксического, а не семантического управления. Наконец, четвертый семантико-синтаксический тип управления - слабое семантическое и слабое синтаксическое управление - можно иллюстрировать примерами лечить от чего чем в чем, идти по чему, махать кому и т.п.

Аналогичное разграничение синтаксических и семантических понятий представляется необходимым и при изучении вопроса о второстепенных членах предложения, который тесно связан с только что рассмотренным вопросом. Известно, что одним из наиболее трудных вопросов теории членов предложения является вопрос о разграничении дополнений и обстоятельств. В течение последних тридцати лет его пытались решить операционными (экспериментальными) средствами. Однако ни один операционный критерий, включая исключительно тонкие статистические и структурные критерии, предложенные в последние годы в особенности в работах копенгагенской лингвистической школы (Е. Спанг-Ханссен, А. Блинкенберг и - несколько ранее - К. Сандфельдт), не является достаточно эффективным и универсальным. Ю.Д. Апресян отмечает, что на этом пути нельзя получить решение вопроса до тех пор, пока ясно не осознан тот факт, что понятие члена предложения, по крайней мере отчасти, является понятием семантическим (Апресян, 1969, стр. 78-80).

С семантической точки зрения существует принципиальное различие между понятиями субъекта, объекта, адресата, инструмента, конечной точки, начальной точки, места или области действия, с одной стороны, и, с другой стороны, понятиями причины, результата, времени, следствия, сопутствующих обстоятельств и некоторые другие. Слова первого класса суть названия предметов-участников действия (ситуации); пользуясь термином (но не понятием) Л. Теньера, их можно было бы назвать актантами. Все актанты, включая субъект, семантически и синтаксически подчинены предикатному слову (обычно глаголу), обозначающему ситуацию, с которым они связаны управлением. Слова второго класса обозначают не предметы (актанты), т. е. не участников действия, а свойства действий или отношений между ними; пользуясь другим термином Л. Теньера, мы могли бы назвать их сирконстантами. Сирконстанты подчинены предикатному слову только синтаксически, но семантически подчиняют его.

Они связаны с предикатным словом примыканием, существо которого состоит, таким образом, в том, что при нем синтаксически зависимое слово является семантически главным (в то время как при управлении синтаксически главное слово является и семантически главным). Именно сирконстанты являются подлинными обстоятельствами; слова-актанты суть дополнения.

Слова второго класса занимают семантически позицию целой ситуации, а синтаксически - позицию предложения. В противоположность этому слова первого класса занимают семантически позицию участника ситуации (предмета), а синтаксически - позицию простой словоформы.

Другой важный аргумент, подтверждающий эту точку зрения, состоит в том, что в целом формы первого класса синтаксически управляются гораздо сильнее, чем формы второго класса. Этот результат был получен в ходе статистического анализа понятия синтаксического управления. Существует много глаголов, которые «повелительно требуют себе дополнения» в виде указания не только субъекта, объекта и адресата, но и инструмента, конечной точки, начальной точки и даже места действия; ср., например, Стул находился в комнате. Наоборот, почти нет глаголов, которые не могли бы употребляться без указания причины, времени, степени, сопутствующих обстоятельств действия и т. п. В большинстве случаев слова с такими значениями весьма факультативно присоединяются к самым различным глаголам.

В пользу этой точки зрения можно привести, наконец, еще и то соображение, что от разных глаголов имена участников ситуации (субъекта, объекта, инструмента, конечной точки, начальной точки, места) выражаются разными существительными. Так, имя субъекта от лечить - врач. Имя объекта от лечить - пациент. Имя места от лечить - больница. Напротив, имена неучастников ситуации, глаголам не подчиненные, называются одинаково при разных глаголах (причина, цель, следствие, результат, время и т. п.).

Таким образом, принципиальное разграничение семантических и синтаксических понятий дает возможность решить многие трудные вопросы синтаксической теории. Более того, оно проливает свет и на некоторые важные вопросы семантики (Апресян, 1969,стр.302-306).

С.Д. Кацнельсон, рассматривая эту проблему, обращается к комплементам, к которым относятся все предикандумы относительного предиката, кроме субъекта. В отношении комплементов будут интересовать вопросы: как проявляются в сфере комплементов позиционные и непозиционные функции и каковы критерии отграничения комплементов от так называемых «обстоятельств»?

В числе специфических функций субъекта есть его способность служить отправной точкой при отсчете позиционных функций. Теперь надлежит разобраться в том, что собой представляют эти функции и как они распределяются между комплементами.

В первом приближении позиционные функции давно уже выделены традиционной грамматикой. Противопоставив именительный падеж как «прямой» всем остальным падежам в парадигме и выделив из косвенных падежей формы прямого и косвенного объекта, традиционная грамматика наметила некую иерархию функций, сущность которой осталась нераскрытой. Понятия «прямизны» и «косвенности», определявшие ступени этой иерархии, не были очерчены сколько-нибудь отчетливо. Интуитивно ощущалось, что эти понятия отражают какие-то реальные отношения в системе падежей, что именительный падеж действительно возглавляет всю парадигму, а винительный занимает первое место среди объектных падежей. Но попытки выяснить функциональный смысл и теоретические основания этой иерархии долго не предпринимались. В сложившейся ситуации отрицательную роль сыграло и то обстоятельство, что проблема позиционных функций ставилась главным образом применительно к падежам. Складывалось впечатление, будто вся проблема носит идиоэтнический характер и касается лишь падежных языков. Между тем позиционные функции - универсальная особенность языков мира, как падежных, так и беспадежных.

Об одной из позиционных функций, а именно функции субъекта, отчасти уже говорилось выше. Переходя теперь к более детальному рассмотрению позиционных функций, заметим, что в этом плане нас будут прежде всего интересовать относительные предикаты с обязательной содержательной валентностью.

Разграничивая валентность обязательную и факультативную, следует всякий раз обращать внимание на то, имеем ли дело с содержательным или формальным планом. Между этими планами не существует полного параллелизма и в вопросах валентности. Факультативный в формальном плане комплемент может, в частности, оказаться обязательным в содержательном плане. Так, в предложении Он сейчас читает (т. е. 'занят чтением') прямой комплемент отсутствует и, следовательно, формально необязателен. Но в содержательном плане он обязателен. Предикативное значение 'читать' непременно содержит в себе «место» не только для 'читающего', но и для 'читаемого'. Если в данном предложении предмет чтения не упоминается, то потому лишь, что по условиям речевой ситуации он оказался ненужным. Выдвигаемые нами понятия формальной и содержательной валентности могут быть в терминах трансформационной грамматики определены как валентность «поверхностная» и «глубинная».

Ср. еще предложения Он уже видит (о больном, к которому вернулось зрение), Она шьет (т.е. 'зарабатывает на жизнь шитьем'). В обоих случаях обязательные в содержательном плане комплементы опущены. В первом предложении - потому, что перечисление видимых предметов не имеет смысла ('видит все, что можно видеть'), во втором предложении - потому, что в фокусе интересов говорящего находится род занятий лица, а не продукты его деятельности.

Факультативной в содержательном плане является валентность, которая присуща предикату в самом общем виде. Предикат в этом случае не содержит специфицированных «мест» для каждого из своих комплементов, а указывает лишь на общую категориальную область, к которой они относятся. Предикаты покоя и направленного движения типичны в этом отношении. Они сочетаются с комплементами, указывающими на пространственные координаты субъекта предложения, предоставляя при этом говорящему выбрать соответствующие координаты из многих возможных.

Вернемся к позиционным функциям. Только предикаты с обязательной содержательной валентностью представляют в этом аспекте интерес, да и то не все. Основным очагом, в котором гнездятся позиционные функции, являются собственно переходные предикаты.

Собственно переходные предикаты выражают воздействие активного существа, чаще всего лица, на другой предмет. Такие предикаты, как правило, трехместны; они содержат «места» для деятеля, объекта воздействия и для орудия или части тела, с помощью которых осуществляется воздействие на объект. В исходных по интенции предложениях предикандумы, занимающие эти «места», распределяются по позициям следующим образом: позицию субъекта занимает действующее лицо, агенс; позицию прямого комплемента занимает подвергающийся воздействию объект, а позицию косвенного комплемента - орудие или часть тела, непосредственно воздействующие на объект. При отсутствии указания на действующее лицо позицию субъекта занимает орудие или часть тела, ср. Широкий нож скрепера резал грунт; Самолет быстро доставил геологов на Урал; Чья-то рука бережно поправила на нем шапку.

Можно заметить, что в исходных по интенции предложениях распределение предикандумов по позициям совершается по единому для указанных предикатов правилу: в позиции субъекта всегда находится активное существо (чаще всего лицо), а в позиции прямого комплемента стоит инертный объект, подвергающийся воздействию или отчуждению. Позицию косвенного комплемента занимают при этом объекты «полуактивные», которые при некоторых обстоятельствах занимают позицию субъекта (Кацнельсон, 1972, стр.195-200).

Переходность/непереходность рассматривается ими как категория глубинно-семантического уровня, влияющая, но не полностью определяющая, поверхностную синтаксическую структуру предложения. Приведенная трактовка представляется наиболее убедительной.

Как было уже отмечено ранее, существует тенденция объяснять абсолютное употребление чисто синтаксическими факторами. «Есть все основания считать, - пишет В.В. Бурлакова, - что абсолютное употребление так же характерно для некоторых синтаксических позиций переходных глаголов, как сочетания с прямым дополнением для других». В числе позиций, для которых, по мнению автора, характерно абсолютное употребление, указываются позиции, обычно занимаемые неличными формами, тогда как «использование переходного глагола в позиции сказуемого в форме настоящего простого или прошедшего простого времени», по словам В.В. Бурлаковой, «обычно влечет за собой обязательное присутствие дополнения» (Бурлакова, 1975, стр. 97).

Приведенное объяснение вряд ли можно считать удовлетворительным, поскольку оно не соответствует языковой реальности: абсолютное употребление, как будет показано ниже, регулярно встречается как в позициях, свойственных неличным формам, так и в позиции простого глагольного сказуемого во всех видо-временных формах. Простое настоящее и прошедшее не составляют исключения: Не gives twice who dives quickly Proverb). Rudolph shrugged (W.S. Maugham).. If the republic lost it would be impossible for those who believe in it to live in Spain (E.Hemingway). (Аринштейн, 1979, стр.4-5).

Б.А. Ильиш связывает это явление с проблемой переходности и непереходности глаголов, где он рассматривает глаголы без дополнения как непереходные (Ильиш, 1948, стр.200-202). Б.А. Ильиш пишет, что формы длительного вида действительно могут выполнять как ту, так и другую функцию (как непереходного и как переходного): he was reading и he was reading a newspaper, и т.п. С формами результативного вида дело обстоит иначе. Например, такие формы настоящего перфектного времени, как he has read, he has written, he has eaten, he has drunk, he has drawn не могут употребляться как формы глагола непереходного, т.е. без прямого дополнения. Предложение he has read представляет собой нечто незаконченное, нуждающееся в дополнении. Перфектные формы дадут удовлетворительный смысл только при переходном употреблении, т.е. с прямым дополнением: he has read many books, he has written several letters, he has eaten two apples, he as drunk two cups of coffee, he has drawn a picture of his wife, и т.д.

Таким образом, переходность и непереходность оказывается здесь тесно связанной с категорией вида. Семантическую основу этой связи установить нетрудно: если действие представлено как длящееся, оно может пониматься как состояние, в котором пребывает субъект, и быть достаточно ясным и без уточнения объекта. Если же действие представлено как результативное, т.е. завершенное и приведшее к новому состоянию, то безобъектное понимание его уже невозможно: должно быть непременно указано, каков же именно результат, выраженный результативной формой глагола. Конкретно этот результат будет обозначен названием объекта, который подвергается воздействию, или объекта, возникшего в результате этого завершенного действия. Результативность неизбежно требует конкретного результата.

Таким образом, делает вывод Б.А. Ильиш, переходный глагол to read имеет формы результативного вида, а непереходный глагол to read форм результативного вида не имеет.

Остается рассмотреть более трудный вопрос о том, как ведут себя в отношении переходности и непереходности формы общего вида: he reads, he will read. Переходными они, конечно, могут быть: he reads two books every week, he read this novel in three days, he will read the newspaper every day. Но могут ли они быть также и непереходными? По- видимому, могут, хоть это и не так очевидно, как в отношении форм длительного вида, которые особенно подходят для непереходной функции. Так, например, можно сказать: he always reads in his study, he always eats before going to bed, he read very quickly, he will eat at five o'clock.

В отношении формы прошедшего времени, однако, необходима оговорка: она может употребляться как непереходная только в том случае, если обозначает привычное или повторное действие, т.е. соответствует русскому несовершенному виду. Если же она обозначает однократное законченное действие, т.е. соответствует русскому совершенному виду, непереходное употребление невозможно. Так, нельзя сказать: he read in three hours. (Ильиш, 1948, стр.200-202).

He более убедительны ссылки на социологические факторы, приводимые О. Есперсеном в соответствующем разделе его грамматики современного английского языка.О. Есперсен рассматривает абсолютное употребление как проявление успехов цивилизации и прогнозирует распространение этого явления по мере того, как будут усиливаться связи между людьми и увеличиваться фонд общеизвестной информации (Jespersen, Part III, Syntax (second volume). L., 1954).

Представляется, что в объяснениях абсолютного употребления правы те авторы, которые связывают его с лексико-семантическими особенностями самих глаголов и с конкретными условиями речевой ситуации. Он сейчас читает (т.е. 'занят чтением'). Предикативное значение 'читать' непременно содержит в себе «место» не только для 'читающего', но и для 'читаемого'. В данном предложении предмет чтения не упоминается потому лишь, что по условиям речевой ситуации он оказался ненужным. Специально семантический и коммуникативный аспекты абсолютного употребления не изучались, но ниже будет представлена попытка тех исследователей, которые попытались наметить пути такого исследования.

Как отмечалось выше, исследование исходит из признания сохранения глаголами при абсолютном употреблении объектной интенции. Это положение имеет далеко идущие последствия для семантической интерпретации всего явления в целом, так как оно, по существу, равноценно допущению, что при абсолютном употреблении глагол передает определенную информацию об отсутствующем дополнении, т.е. семантическая структура глагола содержит семы его объектов.

Таким образом, вопрос об абсолютном употреблении оказывается тесно связанным с теорией значения, с проблемами лексической комбинаторики. Появляется необходимость теоретически обосновать вхождение сем объекта в структуру глагольного значения. Такое обоснование возможно на основе концепции значения, разработанной М. В. Никитиным, предлагающим выделять два аспекта значения: интенсионал, т. е. понятие в его дедуктивно-логическом аспекте, и импликационал - вероятностную область того, что может быть названо в связи с данным именем, его вероятностный потенциал (Никитин, Владимир, 1974, стр.33).

Объект, как отмечалось выше, теснейшим образом связан семантически с предикатом, поэтому есть все основания утверждать, что он входит составной частью в интенсионал или импликационал глагольного значения. Это теоретическое положение находит подтверждение в толковых словарях: словарные дефиниции переходных глаголов неизменно содержат указания на характер объекта, либо конкретно называя возможный объект, либо отмечая его субстанциональность. В первом случае можно заключить, что сема, соответствующая значению объекта, входит в интенсионал глагольного значения, во втором - в его импликационал.

Как показывают наблюдения над конкретным материалом, существует определенная зависимость между удельным весом объектных сем и емкостью силового поля глагола. Чем больше емкость силового поля, тем меньше вероятность появления конкретного потенциального объекта при данном глаголе и, следовательно, тем меньше оснований для включения объектных сем в семантическую структуру глагола. Чем меньше силовое поле, тем вероятнее закрепление определенных объектов за данным глаголом и проникновение их сем в его интенсионал.

Это явление можно рассматривать как проявление семантического согласования. Оно наблюдается в тех случаях, когда у глагола и дополнения имеется общая сема, а это характерно лишь для тех глаголов, которые сочетаются с ограниченным числом объектов.

Н.Д. Арутюнова, рассматривая семантический (связанный с природой денотата) аспект соединения слов в сочетаниях нефразеологического характера, объясняет тесную зависимость между глаголом и его актантами теми категориями реалий, которые стоят за этими языковыми знаками (Арутюнова, 1976, стр.126-130). Разбирая примеры типа «зерно потекло в закрома», где употребления глагола «потекло» вместо «посыпалось» оказалось достаточным, чтобы изменить представление о структуре материи, автор заключает: «Приведенные примеры показывают, сколь постепенен процесс расчленения ситуации, следы которого устойчиво сохраняются в значении слов, образуя как бы контур разрыва, нарезку, задающую точную форму присоединяемого фрагмента. Разделив понятие движущейся массы и понятие движения, язык в то же время продолжает связывать характер движения со свойствами приведенной в движение материи» (Арутюнова, 1976, стр.126-130).

Исследуемое абсолютное употребление тесно связано с характером отношений между глаголом и его объектами. Оно характерно как для глаголов, сохранивших, по образному выражению Н.Д. Арутюновой, «семантическую насечку» (Арутюнова, 1976, стр.126-130), так и для глаголов, утративших ее. Однако лексико-семантические причины, приводящие к безобъектному употреблению глаголов, специфичны для каждой группы. Изучение этих причин и безобъектного функционирования самих глаголов показывает, что абсолютное употребление- явление неоднородное: за внешне идентичной формой уже на лексико-семантическом уровне обнаруживаются разные закономерности (Аринштейн, 1979, стр.5-7).

Таким образом, рассмотрев вопрос о том, что же такое абсолютное употребление и разные подходы по изучению этой проблемы, можно сделать вывод о том, что наиболее удачной, на наш взгляд, является трактовка исследователей, изучавших эту проблему с точки зрения семантико-синтаксических характеристик.