Учёба в старооскольском техникуме. Производственные практики.

Город Старый Оскол по географической карте от с. Крупец находится на расстоянии около 100 км. Это относительно недалеко. Но как потом выяснилось, добираться до него довольно трудно. По железной дороге от с. Крупец надо ехать окольными путями на 4-х поездах с 3-мя пересадками. Другого транспорта у нас тогда не было. Ездили мы (пацаны безотцовщина) тогда без билетов преимущественно на крышах или тамбурах вагонов пассажирских поездов. Товарными поездами ездили редко и только в города, где они делали остановку для заправки топливом и водой. Большая стипендия, по нашим понятиям, соблазнила троих пацанов из класса и мы поехали в техникум сдавать документы. Дорога в одну сторону заняла больше суток. Продуктов с собой мы не брали, думали, что быстро вернёмся обратно. Денег тоже у нас не было, поэтому дорога нам трудно досталась. Особенно при пересадке в городе Белгороде, где пришлось ожидать свой поезд почти сутки, то есть с обеда одного дня и до утра следующего дня. Это при условии, что в помещение вокзала без билетов не пускала милиция, а на улице ночью было очень холодно, одеты мы были только в штаны и рубашки. Короче, когда мы прибыли в техникум, то один из нас документы сдавать не захотел, потому что сильно измучился и проголодался. Кулаков А. А. и я документы сдали. Как потом выяснилось, конкурс на геологоразведочное отделение в 1949 году был очень большой и если бы мы это знали, то не стали бы сдавать документы. Он составлял, для сдающих экзамены, 42 человека на место. При этом медалисты подали в 2 раза больше документов, чем надо было принять учащихся на первый курс. Поэтому 59% из них по разным причинам на учёбу не приняли. Но мне повезло. Я успешно сдал экзамены, поступил и закончил техникум. 

Первую производственную практику я проходил в Актюбинской геологоразведочной экспедиции, одна из партий этой экспедиции работала в Голодной Степи западной части Казахстана, около сотни километров восточнее Аральского моря. Там, ровная как стол, поверхность земли во все обозримые стороны в летнее время года покрыта слоем соли и нигде не видно никакой растительности. В эту пустыню нашу буровую бригаду в количестве 10 человек (старший буровой мастер, 3 сменных мастера, 6 рабочих, из них три практиканта из нашего техникума) вывезли на машине за 20 км от ближайшего населённого пункта (один домик на разъезде железной дороги). Водитель, пожелав нам успехов, уехал. Через два часа пришла к нам ещё машина, на которой привезли продукты на неделю, буровое оборудование (буровой станок, насос, двигатель), инструменты для работы (лопаты, кайла, топоры и др.), а также брёвна и доски для строительства вышки (копра) и шалаша. Это место, где мы расположились, было указано на карте в виде точки по проекту для бурения скважины на уголь глубиной более 1000 м. Для бурения такой скважины нам нужно было сначала построить копёр высотой 20 м, а затем приступить к бурению скважины. Бригада настроена на быстрое выполнение первого этапа работы, чтобы приступить ко второму – более престижному этапу в денежном выражении.. Над головой раскалённое солнце, на небе ни облачка, температура воздуха за +40 градусов по Цельсию, а у нас нет никаких принадлежностей для защиты от солнца и всего полведра воды. Начали с того, что сменный мастер Андрей 23-х летний, бывший уголовник и я пошли копать колодец в пойме сая (реки), протекающей весной во время половодья. Копали мы без перерыва около 5-ти часов, но выкопали яму глубиной всего чуть более метра. Продолжать копать глубже, сил больше не было, так как яма была выкопана полностью в плотной ленточной глине не лопатой, а с помощью кайла и топора. Воды на дне ямы не было, но появилось слабое увлажнение глины. Андрей смачно выругался и сказал, что надо идти отдохнуть, поскольку солнце уже «село» и скоро будет темно. Ночью спали прямо на раскалённом грунте. Утром Андрей послал меня посмотреть, не появилась ли вода в яме и если она есть, то принести воду. Я взял ведро и отправился к колодцу. Когда я заглянул в яму, то увидел на дне её 5-7 см слой воды и... О, ужас! В прозрачной воде плотным слоем извивались змеи – жёлтые медянки длиной до15-20 см в огромном количестве. Меня охватил неописуемый страх, я сорвался и побежал к товарищам. Заикаясь, рассказал о том, что увидел. Андрей рассмеялся и говорит мне: «Пойдём вместе». Пришли к этой яме. Он растолкал ведром в разные стороны змей, набрал в ведро около стакана воды и выпил. Потом ещё набрал и тоже выпил воду. Затем предложил мне напиться, я отказался, хотя очень хотелось пить. Андрей говорит мне: «Пойди в лагерь, возьми кружку и ложку, мы наберём воды для супа. Ведром не наберёшь». Я принёс кружку и ложку, и мы нацедили целое ведро воды. Вода была холодная и чистая, вся бригада дала ей высокую оценку. Через некоторое время и я начал пить эту воду. Строили мы копёр вручную, никакой техники не было, использовали только лом, кайло, пилу, лопату и топор. Работали от восхода до захода солнца с перерывами на обед - около полчаса. Спешили закончить установку копра как можно быстрее, потому, что при бурении скважины применялась сдельная оплата труда и заработок обычно составлял в 2-5 раз выше, чем повремённой оплате труда, которая была при постройке копра и других подготовительных работах на буровой (копке зумпфов, установке бурового оборудования и др.). Через 2,5 месяца, наконец, мы вспомогательные работы закончили. Вся бригада радовалась этому событию и надеялась на то, что теперь у нас будут более высокие заработки. Однако, ожидания практикантов не оправдались из-за случившейся на буровой аварии. Бурение скважины мы начали в последних числах августа в ночную смену в составе 3-х человек: сменный мастер, старший и младший рабочие. Сменный мастер и старший рабочий выполняют работы внизу, а младший – наверху копра. Я был за старшего рабочего, а Попов Миша (практикант из нашего техникума) работал наверху копра на высоте 18 м, выполнял обязанности младшего рабочего. Сначала работа ладилась, бурение шло нормально. И вдруг!.. Во втором часу ночи Миша спускается вниз с криком: «Федя!.. Мне пальцы тросом оторвало!» Я смотрю, а у него действительно на обеих руках нет пальцев. Остались только мизинцы, большие пальцы и по половинке безымянных пальцев. Быстро замотали моей майкой ему руки, но кровь продолжала капать. На буровой лечить нечем и мы ничего сделать не можем. Надо везти быстро в больницу, но транспорта и связи у нас нет. Старший мастер отправляет меня и Зубкова Юру – практиканта из нашего техникума в ближайший населённый пункт. Это железнодорожный полустанок, который находится в 20-ти километрах от нашей буровой, чтобы по телефону сообщить нашему начальству о случившемся происшествии и попросить, чтобы выслали машину для доставки травмированного Мишу в больницу. По телефону связаться ни с кем мы не смогли и поэтому поехали товарным поездом на ж. д. станцию Берчогур, там находился прораб буровых работ нашей партии. Из-за различных осложнений Мишу отвезли в больницу только через двое суток. Дальше пошло всё по непонятному для нас сценарию. Заместитель главного инженера настаивал, чтобы я подал на прораба буровых работ в суд о несоблюдении правил техники безопасности при строительстве копра буровой, так как было меньше допустимого расстояние от верхнего полка (места рабочего) до шкива, по которому передвигается трос подъёма штанг. Он предлагал также оформить инвалидность Мише за счёт прораба. Миша отказался от всего этого категорически. Мы с Юрой на следующий день уехали в техникум. Сообщаю, Миша вылечил руки без пальцев, а затем успешно с красными дипломами окончил техникум и МГРИ. Вторую (преддипломную) практику я проходил в г. Кривой Рог, которая оказалась для меня и 20-ти однокурсников нашего техникума также буровой, так как свободных вакансий для работы геологов (коллекторов) в Криворожской геологоразведочной экспедиции не было, а буровых рабочих – с избытком. Сначала я работал в должности старшего рабочего, а затем, в должности сменного мастера после сдачи экзамена и получения удостоверения сменный мастер 7-го разряда. По тем временам – это самый высокий разряд сменного мастера. Восьмой разряд был только у старших мастеров – руководителей буровых бригад. Моя дипломная работа была посвящена железорудным месторождениям Кривбасса.

В ГЕРМАНИИ

После окончания техникума меня распределили работать геологом в ГУСИМЗ (Главное Управление Советским Имуществом За границей). Из Москвы вызов для выезда на работу прислали через 4-ре месяца. Задержка выезда на работу объясняется нестабильной обстановкой в Германии, куда меня потом направили. Туда же определили и вышеупомянутого Зубкова Юру. Мы с ним прошли в полном объёме процедуру многочисленных инструктажей перед выездом за границу и благополучно сели в вагон поезда Москва – Франкфурт на Одере. При инструктаже нас предупредили, чтобы с собой деньги и продукты не брали. Что и было сделано. В городе Брест, на границе с Польшей, имеющиеся деньги у нас, примерно по 100 рублей, мы отдали советским солдатам (пограничникам), которые нас сердечно благодарили. В то время это были большие деньги, если учесть, что зарплата специалиста составляла менее 100 рублей в месяц, а солдатам выдавали на курево всего по 3 рубля в месяц. Наша экскурсия на поезде по СССР, Польше и Германии продолжалась около суток, а у нас с собой не было ни продуктов, ни воды, ни денег. Температура воздуха за окном около +30 градусов по Цельсию, в вагоне духота... Короче, в дороге мы изрядно проголодались и измучились.

На вокзале нас встретил представитель посольства СССР в ГДР Пушкин. Это было в 5-ть часов утра. Он кратко нас проинструктировал, что и где надо делать, зайти туда-то и туда-то. Познакомил с ещё одним вновь прибывшим молодым специалистом геологом из другого техникума, дал денег на расходы и удалился. Эта тройка молодых парней, не знающих немецкого языка, не знакомая с обычаями в ГДР и т. д., осталась свободной на два часа до детального инструктажа в советском представительстве. Пошли в кафе. Посетителей в 6-м часу утра в зале не было, кроме 7-ми официанток, девушек возрастом до 20-ти лет. Они встретили нас доброжелательно и приветливо. Мы на пальцах показали им, чтобы они принесли нам пива и завтрак. В один присест мы выпили и съели всё, что было принесено, но остались голодными. Попросили повторить. Девушки рассмеялись, но просьбу выполнили. Мы опять всё съели, но голод не утолили. Вышли из этого кафе, зашли в другое кафе, которое было рядом. Съели то же, что и в первом кафе. Пришли в норму и подались на инструктаж. После совещания в 5-ти 7-ми кабинетах, в которых нам рассказывали, как надо поступать в тои или другом случае и т. д., а потом обескуражили тем, что направляют нас работать геологами в шахты. Мы для этого не были готовы и, естественно, возмутились. Объяснили, что для работы в шахтах мы не подготовлены ни теоретически, ни практически и в шахтах никто из нас ни разу не был. Пытались отказаться от этой работы, просили отправить нас обратно в Союз. Безуспешно. Нас попросили выйти из кабинета и подождать в коридоре. Через некоторое время пригласили зайти в кабинет снова. Там находился один человек в форме полковника. Он вежливо предложил нам сесть и сказал: «Вы в армии не служили, сюда вас отправили на работу, освободив от службы в армии, но вы должны выполнять всё то, что потребуется без обсуждения, как в армии. Приказы не обсуждаются, а выполняются. Понятно? Сейчас вас отвезут на объект, где вы будете работать». Позвал водителя. Вошёл немец. Он сказал ему: «Вот наши сотрудники. Отвезёшь их на объект №9. По пути нигде не останавливайся, не позволяй никому себя обгонять. Вези на максимально возможной скорости». После этого пожелал нам удачи, пожал руки и сказал, чтобы мы шли и садились в машину. На объект №9 добрались в конце дня около 18 часов. Инструктажа фактически не было, хотя нас провели по нескольким кабинетам, в которых находились военные люди в званиях выше майора, а затем привезли к руководителю объекта №9. Который после приветствия и дежурных фраз, как добрались и др. сказал: «Хорошо, что вы приехали, будете работать геофизиками на шахтах. У нас не хватает геофизиков». Сообщил номера шахт, на которых будем работать и, добавил: «Подробно о составе работы и другое вам расскажут завтра начальники шахт, куда отправляются автобусы от здания администрации в 5 часов утра. Прошу не опаздывайте. А сейчас вас отведут на квартиры отдыхать». Нас поселили в соседнем двухэтажном доме, небольшом особняке. Определили каждого в отдельную комнату с телефоном на первом этаже и с общей кухней, ванной и другими удобствами на каждом этаже, имеющем четыре комнаты. В этом особнячке жили восемь холостяков, работающих на различных шахтах в различных должностях.

РАБОТА В ШАХТАХ ГЕРМАНИИ.

На следующий день в пять часов утра я и другие специалисты нескольких шахт от здания администрации объекта №9 на автобусах разъехались на шахты по местам своей работы. По прибытии на шахту я узнал, что на каждой шахте обычно работает от 6 до 8 советских специалистов. Это начальник шахты, лавный инженер, геолог, геофизик, а также инженер отдела технического контроля (ОТК), маркшейдер, экономист и один из специалистов. Как правило, находится в отпуске. Все возрастом до 27 лет. Я зашёл в кабинет начальника и представился. Он вызвал к себе геофизика, познакомил нас и сказал, что мы можем быть свободными до конца дня, в конце которого попросил зайти к нему. Геофизик оказался выпускником Ленинградского горного института, по фамилии Сорокин. Работал на шахте уже более 2-х лет без отпуска. Моему приезду он очень обрадовался. Повёл в свой кабинет, куда через несколько минут стали заходить на короткое время за указаниями по одному немцы – участковые геофизики со своими радиометристами, которых в это время на четырёх горизонтах (участках) шахты было около 110 человек. Я сидел, внимательно слушал, но ничего не понимал, потому что говорили в основном на немецком языке. Это продолжалось около часа, затем немцы заходить перестали и Сорокин обратился ко мне: «Ну, а теперь пойдём знакомиться с хозяйством в натуре. На шахте на 4-х горизонтах работает около пяти тысяч рабочих. На всех горизонтах кроме немцев, работают в четыре смены радиометристами наши солдаты. Они обслуживают контрольные радиометрические станции (РКС, КС и КАС), установленные на каждом горизонте под землёй и на поверхности. С помощью станций добытая урановая руда разделяется на 3 сорта по содержанию в ней урана: богатую, среднюю и бедную и отделяется от пустой породы, то есть массы породы, в которой содержание урана меньше допустимого для руды. Одна станция установлена на проходной станции для контроля, чтобы не выносили рабочие с собой урановую руду при выходе с территории шахты. Кроме этого на шахте есть мастерская по ремонту радиометрической аппаратуры, в которой работают только наши солдаты. Вот это всё под контролем геофизика. Идём смотреть». Мы переоделись в шахтёрскую робу, зашли в радиометрическую мастерскую, в которой Сорокин представил меня солдатам ремонтникам, добавив при этом, что у нас очень мало времени, и мы должны уйти сейчас же. После мастерской мы сели в шахтную клеть и спустились на нижний горизонт на глубину от поверхности около 1000 м. Пошли от ствола по горизонтальной выработке, Сорокин впереди я за ним. Шёл он очень быстро и я за ним еле-еле успевал. Смотрел я только вперёд на свет его лампы, не глядя по сторонам и вверх, поэтому часто стукался головой о выступы в кровле выработки. По ходу Сорокин иногда спрашивал у меня, успеваю ли я идти за ним. Я, не теряя достоинства, отвечал, что успеваю. На каждом горизонте мы заходили в многочисленные забои, беседовали с немцами – радиометристами и рабочими. Заходили на радиометрическую станцию, где Сорокин знакомил меня с дежурным солдатом, бегло выясняя у последнего, что ему надо? И мы быстро шли дальше. Примерно за двенадцать часов мы обошли все станции на четырёх рабочих горизонтах и поднялись на поверхность в восьмом часу вечера. Помылись, переоделись и пошли к начальнику шахты, который, обращаясь к Сорокину, произнёс: «Ну как?». Тот ответил: «Парень что надо. Мы с ним обошли всё хозяйство. Он всё усвоил. Молодец! Ну как теперь?..» Я в их разговоре ничего не понимал, но у меня ничего не спрашивали. Когда мы вышли от начальника, Сорокин сказал: «Иди, на дворе ожидает нас машина, а я схожу, позову начальника, и мы поедем домой». Через несколько минут они пришли и мы уехали с шахты. Перед тем, как разойтись по квартирам, они сказали мне, что завтра выезд на шахту в то же время, как и сегодня.

На следующий день на шахте Сорокина не было. В кабинет геофизика ко мне стали заходить немцы геофизики участков и радиометристы за советами. Почти все они прилично говорили на русском языке и я им давал какие-то указания о направлении горных выработок при потере рудоносной «жилы» и т д. Как нас учили в техникуме. Короче говоря, рабочее утро у меня прошло. Я пошёл к начальнику шахты выяснить, где же Сорокин? Начальник удивился: «Как? Разве он Вам не сказал, что сегодня уезжает в отпуск, в котором не был более 2-х лет и ожидал с нетерпением Вашего приезда на его замену. А сейчас Вы прибыли и будете исполнять все обязанности советского геофизика на шахте. Так что поздравляю Вас с успешным началом работы!» Я заскулил и сказал, что плохо ориентируюсь в составе работы, не знаю языка и др. Тогда он позвонил инженеру ОТК, попросил зайти к нему. Зашёл мой сосед по общежитию и по кабинету по шахте, грузин Кутаделадзе Миша. Начальник попросил его, чтобы он помогал мне в работе, пока я не войду в курс дела. Миша, добрейший человек по натуре, сразу согласился, перешёл в мой кабинет и мы вместе с ним работали около 2-х недель. За это время мы подружились и, переходя работать в свой кабинет, он сказал мне, что за мою работу он спокоен, а если возникнут какие-то сложности, он всегда поможет. Выполняя обязанности геофизика, я постоянно просил, чтобы меня перевели работать геологом, но специалистов-геофизиков не хватало, а геологами все шахты были укомплектованы. Через два месяца вернулся из отпуска Сорокин и меня перевели работать геофизиком на другую шахту, как успешно справившегося с обязанностями. Потом, главный геофизик Управления акционерного общества «ВИСМУТ» предлагал мне и в дальнейшем работать геофизиком, но я не согласился. К Новому Году на объект прибыло несколько молодых специалистов инженеров геофизиков из Ленинградского горного института и меня перевели работать геологом на той же шахте, где я работал геофизиком. Обязанности геолога на этой шахте я выполнял до окончания срока загранкомандировки.