Тематика и специфические черты жанра лекции и речи в творчестве А.И. Солженицына

Свои эстетические, нравственно-религиозные, исторические взгляды А.И. Солженицын воплощает и в жанре лекции: Нобелевская лекция (1972 г.), Гарвардская речь (1978 г.), Темплтоновская лекция (1983 г.).

Лекция (лат. lecture - чтение) - устное систематическое и последовательное изложение материала по какой-либо проблеме, методу, теме вопросу и т.д.. А.И. Солженицын мыслит себя писателем, который «знает над собой силу высшую и радостно работает маленьким подмастерьем под небом Бога». Писатель, по А.И. Солженицыну, ответственен за «всё написанное, нарисованное, за воспринимающие души». Стоит отметить, что многое, предсказанное А.И. Солженицыным, уже стало свершившимся, и стоит внимательнее прислушаться к тому, как писатель понимал современную литературную ситуацию, и какие выходы из неё усматривал. С этой точки зрения интересно рассмотреть текст «Нобелевской лекции по русской литературе» (1972 г.). В нём охватываются обширные социальный, культорологический, философский, искусствоведческий и собственно литературный пласты. Выражая свои взгляды, А.И. Солженицын апеллирует к трём именам: Достоевскому, Камю и Оруэллу. Обращаясь к ним, А.И. Солженицын ведёт речь не только о русской литературе, его внимание направлено на мировое культурно-социальное пространство всего XX века. Искусство, по А.И. Солженицыну, несёт в себе божественное начало, что изначально вычёркивает из понимания автора творчество тех писателей, которые выстраивают свой мир в координатах антропологической замкнутости. «Один художник, - пишет А.И. Солженицын, - мнит себя творцом независимого духовного мира и взваливает на свои плечи акт творения этого мира, населения его, объемлющей ответственности за него, - но подламывается, ибо нагрузки такой не способен выдержать смертный гений; как и вообще человек, объявивший себя центром бытия, не сумел создать уравновешенной духовной системы». Здесь - прямая критика экзистенциализма, а вместе с ним - и художественной системы модернизма, и неклассической картины мира в целом. Для А.И. Солженицына неприемлема смерть Бога, так же, как и неприемлемо для него дисгармоничное, дионисийское искусство. Вслед за Ф.М. Достоевским, автор утверждает спасительное начало Истины, Добра и Красоты. «Если вершины этих трёх дерев, - продолжает А.И. Солженицын, - сходятся, как утверждали исследователи, но слишком явные, слишком прямые поросли Истины и Добра задавлены, срублены, не пропускаются, - то может быть причудливые, непредсказуемые, неожидаемые поросли Красоты пробьются и взовьются в то же самое место, и так выполнят работу за всех трёх?» Возвращая нас в парадигму литературоцентричности, А.И. Солженицын одновременно высказывает мысль о гармоничности существования. Гармония является центральной категорией в построении классической и неоклассической картины мира. В которой из них осознаёт себя писатель? М.М. Голубков считает, что творчество А.И. Солженицына - синтез модернистского и реалистического методов, что оно берёт начало в неоклассической картине мира. Однако, судя по тексту лекции, само энтропическое движение, хотя и приводящее систему, в конце концов, к гармонии, для А.И. Солженицына неприемлемо, так как в этом он видит причину возникновения двойных стандартов, что, по Оруэллу, двоемыслия. Таким образом, автор осознаёт себя именно в классической, стационарной картине мира. Двойные стандарты, субъективная шкала оценок возникают, по А.И. Солженицыну, из-за поверхностности знакомства с ближними и дальними нациями, с их системой ценностей, что приводит к непониманию и разъединению, к субъективности оценок и эгоистичному волеизъявлению. Удивительно, насколько точно такая концепция очерчивает круг сегодняшних политических и социальных мировых проблем, обусловленных, по А.И. Солженицыну «Духом Мюнхена» - болезнью воли благополучных людей. Отсюда - система двоемыслия, по которой плохое, случившееся рядом - это несчастье, а плохое, случившееся где-то там, как бы отсутствует. В своей речи А.И. Солженицын буквально предрекает наступление того явления, которое Лев Рубинштейн в последствии назовёт «авторитаризмом гламура».

Сегодня, кажется, невозможно представить появление серьёзной классической литературы в духе золотого XIX века. Критики обеспокоены поиском имён большой величины, но на поверку всё это оказывается либо массовым, низкопробным, либо экспериментальным и мёртвым. Менеджерская культура, родившаяся из-за отчуждения и несовместимости ценностных шкал, только лишь предлагающая мёртвые утилитарные схемы практичного, экономически и духовно выгодного существования, уже изживает себя. Необходим непосредственный духовный отклик на происходящее. И если А.И. Солженицын смог предугадать столь плачевное состояние общества потребителей, смог предъявить образец произведений крупного масштаба, то, возможно, именно он и определит возможности выхода из сложившегося кризиса искусства. Вопрос только в том, сможем ли мы вновь обратиться к гармонии классического типа картины мира. По сути, продолжателей традиции А.И. Солженицына не так и много, а тех, кто имеется, П. Вайль и А. Генис называют эпигонами и подражателями, оставляя за самим А.И. Солженицыным роль одинокого проповедника.

Сам А.И. Солженицын в «Нобелевской лекции по русской литературе» видит выход из ситуации в соединении различных шкал ценностей, которое может произойти только благодаря литературе, осознающей свою национальную специфику. Но чтобы голос её был звучным и значимым, писатель должен руководствоваться категорией правды, то есть не просто отстранением от мира лжи, но привнесением в него звучного слова правды. С мировоззренческих позиций А.И. Солженицына правда заключает в себе и ответственность автора перед выбором тем, и необходимость перехода к классической картине мира с её гармонией и трёхчастным началом, и в выборе собственно методов изображения. По сути, автор предлагает вернуться к утерянным национальным традициям отношения к литературе, основанным на особом положении писателя-правдоискателя. Главными категориями творчества он выдвигает Истину, Добро и Красоту. В сегодняшнем мире, по мысли писателя, господствует благоденствующий безвольный человек, что вызвано конфликтом разных ценностных шкал. Для преодоления этого кризиса необходимо объединение мирового литературного сообщества в пафосе правдивости высказывания о главном с опорой на национальную специфику. В Нобелевской лекции А.И. Солженицын признаёт за искусством и литературой способность передавать от народа к народу, от поколения к поколению, от души к душе человеческий опыт, накопленный веками, с тем, чтобы освободить одних от необходимости повторять ошибки других. В определении гуманистического содержания задач искусства и литературы А.И. Солженицын выступает наследником русской классики девятнадцатого века. В 1983 году он с горечью говорил: «Я раньше думал, что можно разделить, передать опыт от одной нации к другой, хотя бы с помощью литературы. Теперь я начинаю думать, что большинство не может перенять чужого опыта, пока не пройдёт его само. Надо иметь очень сострадающее сердце и очень чуткую душу, чтобы воспринять чужие страдания».

Впрочем, уже через год после Нобелевской речи, в своём интервью агентству «Ассошиэйтед пресс» и газете «Монд», А.И. Солженицын сказал об утрате надежды быть услышанным миром: «Тщетно я пытался год назад в своей Нобелевской лекции сдержанно обратить внимание на эти две несравнимых шкалы оценки объёма и нравственного смысла событий. И что нельзя допустить считать «внутренними делами» события в странах, определяющих мировые судьбы. Так же тщетно я указал там, что глушение западных передач на Востоке создаёт ситуацию накануне всеобщей катастрофы, сводит к нулю международные договоры и гарантии, ибо они таким образом не существуют в сознании половины человечества, их поверхностный след может быть легко стёрт в течение нескольких дней или даже часов. Я полагал тогда, что также и угрожаемое положение автора лекции, произносимой не с укреплённой трибуны, а с тех самых скал, откуда рождаются и ползут мировые ледники, несколько увеличит внимание развлечённого мира к его предупреждениям. Я ошибся. Что сказано, что не сказано. И, может быть, так же бесполезно повторять это сегодня».

И ещё не раз будут ставиться писателем горестные вопросы: «Так всё-таки: возможно или невозможно передать опыт от тех, кто страдал, к тем, кому ещё предстоит страдать? Так всё-таки: способна или неспособна одна часть человечества научиться на горьком опыте другой? Возможно или невозможно кого-нибудь предупредить об опасности?» Речь идёт о том, чтобы не только увидеть чужие страдания, но и усмотреть в них своё неисключённое будущее, убояться их для себя. Вот этого и бежит в страхе психологического дискомфорта и необходимости действовать (иногда - с помощью близоруких и легкомысленных выходцев из тоталитарного мира) западное сознание.

А.И. Солженицын справедливо замечает, что «свобода требует мужества и ответственности», а в религии тоже можно расположиться достаточно комфортабельно, переложив мужество и ответственность на Бога, значит - сняв их со своих плеч. Опять - всё упирается в то, как и во что веровать, как толковать волю Бога и свой долг по отношению к нему - в личный выбор. А.И. Солженицын - не только писатель. Как и его великие предшественники XIX века - Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, он одарён ещё и пророческим даром, пророческой харизмой. Что превращает писателя в пророка? Прежде всего, соотнесённость его слова высшей Ценности, понятой как безусловное нравственное веление. Но право пророчествовать, данное Богом, надо ещё закрепить. А.И. Солженицын заплатил за это право годами страданий, а после выхода из лагеря тем, что целиком отдал себя, свою жизнь, своё творчество - служению.

Пророческий дар А.И. Солженицына прослеживается и в Гарвардской речи. Как пророки Ветхого Завета, хотя и в несколько ином, более политическом ключе, А.И. Солженицын обращается к своим современникам на Западе с беспощадной критикой и с призывом измениться, переродиться, чтобы избежать полного исторического крушения. Правда Гарвардской речи не столько в тех или иных конкретных обличениях, сколько в экзистенциальном соотношении пророка и реальности. А.И. Солженицын восстановил пророческое измерение писателя во всемирном масштабе. Обличая Запад, А.И. Солженицын продолжает длинную, полуторавековую традицию русской общественной мысли. Уверенность, что начала западной философии губительны для человечества, восходит к временам французской революции. Известный масон-мистик Иван Лопухин писал в конце восемнадцатого столетия: «Дух ложного свободолюбия сокрушает многие в Европе страны», и это изречение А.И. Солженицын мог бы поставить эпиграфом к своей речи. Именно «ложное свободолюбие», а не драгоценный дар свободы усматривает он на Западе. Гарвардская речь отталкивается от демократии как от царства посредственности, в осуждении западной мягкотелости. Запад, может быть, и гниёт, может быть, и гибнет, однако первой пала, пусть отравленная западными ядами, не западная страна (в солженицынском смысле), а Россия, которая вплоть до 1905-го, а то и 1917 года не знала ни «ложного свободолюбия», ни избытка свободы, ни избытка правого сознания. В этой невозможности противопоставить худому Западу нечто реально или потенциально лучшее - ахиллесова пята Гарвардской речи. Правда, дважды А.И. Солженицын пытается найти в русской реальности признаки превосходства. «Странно, - говорит он, - вот на Западе достигнуты наилучшие социальные условия, - а преступность, несомненно, велика и значительно больше, чем в нищем и беззаконном советском обществе». И ещё один факт превосходства над Западом отмечает А.И. Солженицын: расслабление характеров здесь и укрепление их на Востоке: «…сложно и смертно давящая жизнь выработала характеры более сильные, более глубокие и интересные, чем благополучно регламентированная жизнь на Западе». Его критика Запада объясняется тем, что он из тех редких избранных, которые сильнее других слышат Божью руку в истории, да и саму историю измеряют мерою иного царства.

Темплтоновская премия за успехи в исследовании или открытия вдуховной жизни (англ. Templeton Prize for Progress Toward Research or Discoveries about Spiritual Realities ) - ежегодная премия, присуждаемая Фондом Темплтона. Учреждена в 1972 году. Этой премией награждаются личности, имеющие «особые заслуги в укреплении духа перед лицом нравственного кризиса в мире» и в наибольшей степени служат примером «поиска различных путей открытий и прорывов, что расширяют человеческое восприятие Божественного и помогают ускорению богословного творчества». Вероисповедание номинанта премии не имеет значения, более того, им может быть даже атеист. В разные годы Темплтоновской премией были награждены, например: Мать Тереза, Сарвепали Радхакришнан, Александр Исаевич Солженицын, Карл Вайцзеккер.

Премия названа именем Сэра Джона Темплтона, английского предпринимателя-протестанта, который в 1987 году Королевой Елизаветой II был возведён в рыцари за свою благотворительность. Обычно церемонию награждения премией и вручения почётных знаков проводит Филипп, герцог Эдинбургский, в Букингемском дворце. В тот же день лауреат выступает в доме приёмов в Гилдхолле с ответной речью в форме лекции. А.И. Солженицын получил Темплтоновскую премию 2 марта 1983 года.

В Темплтоновской лекции (1983 г.) А.И. Солженицына основной темой является нравственный упадок человечества, разложение общества. В самом начале лекции А.И. Солженицын задаётся вопросом о том, почему в нашем мире происходят различные катаклизмы, почему люди озлоблены, из-за чего случаются войны. И ответ находит в одной единственной фразе, когда то им услышанной: « Люди забыли Бога, оттого и всё ». Эта фраза определяет основную мысль лекции и позицию автора. Весь дальнейший текст речи строится на доказательстве и развитии данной мысли: «Если бы от меня потребовали назвать кратко главную черту всего XX века, то и тут я не найду ничего точнее и содержательнее, чем: «Люди - забыли - Бога». Пороками человеческого сознания, лишённого божественной вершины, определились и все главные преступления этого века».

В лекции А.И. Солженицын указывает на трагедию современного общества, причиной которой является забвение Бога, отпадание от веры, безбожие: «Только ополоумевшие безбожники могли решиться и на задуманное сегодня в СССР последнее убийство и самой русской природы: затопить русский Север, повернуть течение северных рек, нарушить жизнь Ледовитого океана и гнать воду на Юг, уже раньше погубленный предыдущими, такими же вздорными «великими стройками коммунизма». Лишь на короткое время, нуждаясь собрать силы против Гитлера, Сталин затеял циничную игру с Церковью - и эту обманную игру, продолженную потом брежневскими декорациями и рекламными публикациями, - увы, более всего и усвоили на Западе, приняв за чистую монету. Но насколько ненависть к религии укоренена в коммунизме - можно судить по самому либеральному их лидеру Хрущёву: решась на некоторые существенно освободительные шаги. Хрущёв, рядом с этими реформами, снова воздул остервенелый ленинский запал уничтожения религии. Вот чего не ждали они: в стране, прокатанной от храмов, где атеизм торжествует и разнузданно свирепствует уже две трети века, где до предела унижены и лишены воли иерархи и остатки внешней Церкви терпятся лишь для пропаганды на западный мир, где и сегодня не только сажают за веру в лагерь, но и в самом лагере бросают в карцер собравшихся помолиться на Пасху, - под этим коммунистическим катком христианская традиция выжила в России!»

Вместе с тем, А.И. Солженицын отмечает, что есть ещё в России верующие люди и вера помогает им жить. Цель человека не в счастье, а в духовном повышении. Попутно в этой речи А.И. Солженицын касается многих проблем современности - говорит о войнах, о ядерной бомбе, о событиях, которые постепенно приводят мир к упадку: «Весь XX век втягивается в крутящую воронку атеизма и самоуничтожения. И в этом падении мира в бездну есть черты, несомненно, глобальные, не зависящие ни от государственных политических систем, ни от уровня экономики и культуры, ни от национальных особенностей». А.И. Солженицын приходит к выводу о том, что «разные части света шли разными путями - а сегодня все подходят к порогу единой гибели». Также А.И. Солженицын осуждает западное общество: «Свободные западные люди могли бы естественно понимать, что вокруг них немало и свободно вскормленной лжи, и не дать так легко себе её навязать. Бесплодны попытки искать выход из сегодняшнего мирового положения, не возвратя наше сознание раскаянно к Создателю всего: нам не осветится никакой выход, мы его не найдём: слишком бедны те средства, которые мы себе оставили. Надо прежде увидеть весь ужас, сотворенный не кем-то извне, не классовыми или национальными врагами, а внутри каждого из нас, и внутри каждого общества, и даже в свободном и высокоразвитом - особенно, ибо тут-то особенно мы всё это сделали сами, свободною волей. Сами же мы повседневным легкомысленным эгоизмом эту петлю затягиваем».

А.И. Солженицын задаётся главным вопросом: не ложны ли идеалы нашего века? Иприходит к выводу о необходимости их пересмотреть. Автор пытается найти решение сложившихся проблем: «Из законов физики и физиологии нам никогда не откроется то несомненное, как Творец постоянно и ежедневно участвует в жизни каждого из нас, неизменно добавляя нам энергии бытия, а когда эта помощь оставляет нас - мы умираем. И с не меньшим же участием Он содействует жизни всей планеты - это надо почувствовать в наш тёмный, страшный момент. Опрометчивым упованием двух последних веков, приведшим нас в ничтожество и на край ядерной и неядерной смерти, мы можем противопоставить только упорные поиски тёплой Божьей руки, которую мы так беспечно и самонадеянно оттолкнули. Тогда могут открыться наши глаза на ошибки этого несчастного XX века и наши руки - направиться на их исправление». А.И. Солженицын предстаёт как летописец современных ему событий и рассказывает современникам и миру о трагедии своего народа в коммунистическую эпоху. Но помимо всего, он ещё и учёный, ищущий исторические причины трагедии. «С тех пор, потрудясь над историей нашей революции немногим менее полувека, прочтя сотни книг, собрав сотни личных свидетельств и сам уже написав в расчистку того обвала 8 томов…».