Культурная составляющая одежды

Одежда издревле выделяет человека из природного мира и являет собой как бы границу между природой и культурой. Не самым приличным будет выглядеть человек, зашедший в музей или ресторан, да и в любое общественное место, допустим в одних трусах. В таком случае уж точно услышишь: «Как некультурно!»

Когда-то по одежде, особенно по поясу, можно было легко понять: из какого рода человек, каких Богов почитает. Пояс, как одна из самых ярких черт в одежде, показывал принадлежность личности к культурному наследию его предков. Сейчас только в языке осталась память о тех временах: «Совсем распоясался!» — можно услышать в ответ на грубый и не этичный поступок. Но и в наши дни «по одёжке встречают» — статусность одежды, как показатель принадлежности к социальному слою общества играет огромную роль. В былые времена существовало множество ритуалов и обрядов по которым можно понять, что одежда являлась границей двух миров: дикой, необузданной природы и общественной жизни человека. Один из таких ритуалов посев льна. В рязанском музее есть фотография мужчины сеющего лён: он идет по вспаханному полю босым и без порток. Этот обычай символизирует объединение с природой, с землей на момент сева. Или ритуальная вспашка первой борозды вокруг будущего поля – её пахали молодые женщины так же голышом. Они должны были «поделиться» с полем своей плодородной силой. Роженица распоясывалась для облегчения родов, но был распоясанным и её муж. И новорожденного в течение первого месяца (по старому стилю длившегося 40 дней) также не подпоясывали. С покойника снимали его пояс перед погребением и поминали в течение 40 дней. Этот месяц — переходный и для младенца в его путешествии из потустороннего мира в явный и для покойника по пути обратно. Логика развития этого культурного феномена предстает в виде живого процесса, протекающего в форме диалога между природой и культурой, в котором нить, выходящая из природной стихии, стремится к своему собственному организованному, устойчивому пространству – ткани. В традиционных культурах все этапы создания вещи заданы параметрами «картины мира», и в этом смысле процесс её изготовления превращается в ритуал. Если мы рассмотрим процесс изготовления ткани, наиболее детально описанный в восточнославянской этнографии (ох, где бы достать такое описание!) на уровне традиции XIX – начала ХХ века, то необходимо отметить, что все этапы сопровождались ритуалами, то есть действиями, избыточными с точки зрения современного подхода к технологии. Тем не менее, у нас есть основание рассматривать весь процесс изготовления ткани как ритуал, в структуре которого то, что мы называем технологией, является его стержнем, обеспечивающим с позиции утилитарного мышления качество выполненной вещи, в то время как ритуал в целом гарантирует создание «здоровой» вещи, то есть органично вписывающейся в пространственную среду культуры, соответствующей параметрам модели мира и обеспечивающей гармонию во взаимодействии культуры и природы.

НИТЬ, ПОЯС, ПОЛОТНО

В процессе жизни человек постоянно осваивает и собственную культуру, расширяя ее границы внутри себя, преобразовывая окружающую природу и свою собственную сущность. В предметах, созданных человеком, соединяется плоть природы и форма культуры.

Есть основание рассматривать витье и плетение как наиболее архаичные формы преобразования природного материала, два универсальных принципа конструирования объектов культуры, которые послужили истоком самой идеи ткачества.

На уровне взаимодействия природы и культуры они отражают две принципиально различные стратегии моделирования объектов: витье (вращение, как динамическая вертикальная структура) — мышление в природе, внутреннее развитие объекта; плетение (статичная горизонтальная структура) — мышление о культуре, внешнее развитие объекта.

В традиционной культуре языком взаимодействия человека с природой является ритуал. Ритуальное скручивание, витье принадлежит миру природы и ее стихиям. Например, заломы, закрутки на полях были направлены на разрушение: порчу урожая и ослабление человека. А плетение и его объекты ориентированы на сферу культуры и человека в ней. В этой связи можно отметить плетни из ветвей в функции ритуальных границ. Когда умирал человек, разбирали плетень, раскрывали границу между мирами.

Соотношение витья и плетения как различных принципов взаимодействия стихии и человека прослеживается в связи с ритуальной функцией человеческого волоса. Распущенные или спутанные волосы (колтун) воспринимался в народных представлениях как символ связи с потусторонним миром, принадлежность ведьмы, волхва, знахаря. Одновременно упорядоченные, организованные волосы, например заплетенные в косу, есть признак принадлежности к социуму. С этим связан один из основных моментов свадебного ритуала — заплетение и расплетение кос у невесты, обозначающее перемену статуса невесты внутри социальной структуры.

Соответственно нить, полученная скручиванием волокна символизирует движение и изменение: нить уже не растение, часть природы, но еще и не полотно, часть культуры.
Внедрение нити в структуру плетения получаем новый объект — пояс — сочетающий в себе вертикальный (технологический) и горизонтальный (функциональный) планы. В этом новом качестве свивание нити связано с ее энергетическими свойствами (прочность), а переплетение обеспечивает устойчивость связей (плотность).

С одной стороны, пояс обозначает переход человека от вертикальной структуры к горизонтальной, где его смысловая нагрузка начинает разрабатываться на уровне социального культуры. Он как бы проводит границу между внутренним и внешним, освоенным и неосвоенным.

Но если пояс обозначал границу, то полотно обозначало само пространство. В этом смысле вытканное полотно, суть нерасчлененное, целостное пространство природы. Чтобы преобразовать его в объект культуры, полотно необходимо выделить из этого пространства — провести границы, то есть маркировать края. Функциональное значение полотну придает вышивка.

Полотно, интегрируя смысловые значения нити и пояса, вводит в ритуальный контекст новую функцию — покрывание как способ включения любых объектов в освоенное пространство, заполнение его.

Так, наблюдая трансформацию объектов ткачества в постоянно расширяющемся пространстве культуры, мы прикоснулись к истокам традиций, которые являлись для наших далеких предков способом бытия.

ПЛАНЫ ДАЛЬНЕЙШЕГО РОСТА

Громадный подъем нашего народного хозяйства, предусмотренный в плане третьей сталинской пятилетки, рост объема промышленной продукции на 88%, обеспечивающий производство промышленной продукции в 15 раз больше, чем в довоенное время, создаст предпосылки и для более быстрого роста промышленности, производящей предметы широкого потребления.

Среди отраслей легкой промышленности особое внимание партии и правительства уделяется текстильной промышленности. «Надо всячески ускорить подъем текстильной промышленности, у которой сырье — хлопок идет много впереди промышленной переработки», указал тов. Молотов в своем докладе на XVIII съезде партии.

Продукция предприятий НКтекстильпрома должна возрасти с 8,5 млрд. руб. в 1937 г. до 13,4 млрд. руб. в 1942 г., причем количество хлопчатобумажных тканей увеличивается с 3442,4 млн. м до 4900,0 млн. м, а количество шерстяных тканей — с 105,1 млн. м до 175 млн. кв. м.

В условиях колхозного строя, с его быстрым ростом производительности труда, урожайность хлопка с одного гектара в Узбекистане, Туркменистане, Таджикистане, Азербайджане и Украине за последние годы сильно возросла, в результате чего оказалась теперь разрешенной хлопковая проблема. «Текстильная промышленность СССР не только полностью обеспечена хлопком, но уже не поспевает за его переработкой».

В третьей пятилетке намечено дальнейшее расширение сырьевой базы текстильного производства: продукция хлопка-сырца должна увеличиться на 28% (32,9 млн. центнеров в 1942 г.), а льна-волокна — на 49% (8,5 млн. центнеров в 1942 г.). Подъем текстильной промышленности будет означать значительный рост потребления текстильных изделий населением. При общей задаче увеличения народного потребления в 1937 — 1942 гг. в полтора-два раза, рост рыночных фондов по основным видам текстильной индустрии намечен: по хлопчатобумажным тканям — на 60%, шерстяным тканям — на 136%, трикотажу — на 82%, швейным товарам — на 63%.

Основные задачи, поставленные XVIII съездом ВКП(б) перед советской текстильной промышленностью в третьей пятилетке сводятся к тому, чтобы «полностью использовать возросшие ресурсы сырья для увеличения производства, расширения ассортимента и повышения качества продукции, с одновременным созданием необходимых запасов сырья. Ликвидировать диспропорцию между приготовительными и прядильными цехами, а также между ткачеством и отставшим прядением, технически усовершенствовать оборудование всей текстильной и особенно хлопчатобумажной промышленности, внедрить высокосортные, однопроцессные трепальные и другие, более совершенные машины, приборы высоких вытяжек, автоматические ткацкие станки, контрольную и регулирующую технологические процессы аппаратуру».

В целях осуществления этих задач в 1938 — 1942 гг. намечено «ввести в действие новые хлопчатобумажные фабрики в Барнауле, Новосибирске и в Кузбассе, а также осуществить строительство небольших прядильных фабрик в старых текстильных районах для ликвидации диспропорции между прядением и ткачеством, ввести в действие вторую очередь Ташкентского хлопчатобумажного комбината, Ленинаканскую прядильную фабрику, Киевский и Семипалатинский суконные комбинаты… Развернуть строительство новых текстильных фабрик в республиках Средней Азии, в Западной Сибири и Казахской СССР, а также строительство ряда новых трикотажных и чулочных фабрик, небольших льняных комбинатов…»

Техническая реконструкция советской текстильной промышленности в основном закончена и перед ней раскрыты широчайшие перспективы дальнейшего количественного и качественного развития. Будущее мировой текстильной техники прочно связано с прогрессом текстильной индустрии СССР.

 Волокна