Настоящие истории настоящих людей

НАСТОЯЩИЕ ИСТОРИИ НАСТОЯЩИХ ЛЮДЕЙ

ВИКТОР НИКОЛАЕВ:

«ВПЕРВЫЕ Я ПОЧУВСТВОВАЛ СИЛУ МОЛИТВЫ НА МИННОМ ПОЛЕ». ПРОДОЛЖЕНИЕ.

МЫ ПОПА ЛИ В ЗАСАДУ

https://pp.userapi.com/c840334/v840334015/5eee7/e8ZAKkRv6VQ.jpg

Виктор Николаев - русский писатель. майор запаса, кавалер ордена Красной Звезды, Лауреат премии Союза писателей России «Честь имею» (2000), Лауреат Большой литературной премии России (2002), лауреат Патриаршей премии по литературе (2012), член Союза писателей России. Автор книг «Живый в помощи» (Записки афганца) — документальная повесть (1999), «Из рода в род» документальная повесть «Безотцовщина» (2003), «Время подумать о главном» (Шамординские истории) (2011).

 «…Но, знаете, что еще хочется сказать? Мы с вами ведь уже затронули такое направление как взаимоотношения и семья. У нас в жизни бывает очень много моментов: в семье, с соседями, с родителями, когда мы по своей гордыне, по своей неопытности, порой жизненной, можем сделать друг другу больно. Знаете, больно сделать — не означает ударить. Можно очень больно сделать, изменив, оставив семью. Даже можно очень больно сделать недобрым взглядом и скверным словом, и это очень долго болит. Но есть простое русское слово «прости». «Прости» супруге, «прости», когда дети подходят к папе и к маме, и как-то все сразу выравнивается. Простое слово, которое может принципиально изменить всю жизнь. А мы иногда не можем это сказать. Знаете, как мы по первости можем сказать: «Так ему и надо, вот чтобы знал». А потом проходит день, два, и, знаете, понимаешь, что это мне надо. Как-то на душе нехорошо. И подходишь к тому, кого обидел, и говоришь вот это просто слово: «Прости. Давай просто жить по-человечески».

И вот что такое «прости» — это мы осознали в Афганистане, когда нашу группу высадили на разведвыход, но нас высадили не в том квадрате, такое бывает. Вот, допустим, «квадрат 5, улитка 7». Нас высадили «5, улитка 2», и мы почти сразу оказались в засаде. У нас было в группе 12 человек. Мы были все взаимозаменяемы, то есть могли выполнять различные операции - снАйпера, сапЁра, подрывникА и так далее. И вот оттого, что высадили не там, были такие перестрелки скоротечные с душманами, двое ребят убиты.

Мы их несем на себе. Было очень жарко, примерно плюс 60. На каждом - груз около 30 килограммов. Мы, как могли, пытались отбиться и, когда поняли, что уже уйти не удастся, — абсолютно штатная ситуация войны, тогда принимается такое решение, как у всех. Это называлось «заполЯниться ромашкой», то есть залечь нога к ноге, обзор по горизонту на 360 градусов. Убитых быстро кладем в центр крест-накрест, пересчитываем боезапас, одна граната - на троих на самоподрыв, и начинаем ждать. И вот лежим минуту, а

---------------------------------------------------------- В.НИКОЛАЕВ ---------------------------------------------------------- 2

Душманов нет, три — нет, пять — нет. И вдруг мы внезапно начинаем друг у друга шепотом просить прощения: «Леха, прости и прощай. Сашка, Женька, Витька, прости, прощай и не держи зла». И, вы знаете, пока звучало вот это «прости и прощай», случилось следующее: душманы прошли мимо нас. Они почти наступили на нас и нас не заметили.

Виктор Николаев Фото: http://chtenia.ru/gosti/

Я  вам просто хочу сказать, что это такова сила слова «прости» и покаяния, вот когда человек осознает. И, знаете, есть великое чувство стыда, когда вот тебе стыдно за то, что ты сделал. И вот это чувство стыда тебя приводит в храм, и ты говоришь это великое простое слово «прости». О чень сложно — признать свой грех, даже… Здесь даже, может быть, дело не в самой гордыне, а вот в каком-то необъяснимом стыде, вот чтобы рассказать, и вдруг о тебе подумают плохо. Вот сложился такой неправильный стереотип. Но у нас очень много хороших священников, которые тебя вдохновят за твое покаяние, и ты выйдешь оттуда с приподнятым настроением, что «Господи, наконец-то я все это сказал». Вы знаете, говорят, как тяжесть с души ушла… На душе стало легче. И поэтому вот это «на душе стало легче» произошло и у нас тогда.
Эта книга («Живый в помощи» - ред.) была написана. Были многие поездки. Потом, знаете, возникло желание написать книгу о другой войне, уже книгу о тюрьме. Я неслучайно взялся за эту тему. И, как мы уже начали вначале говорить, вот, знаете, произошёл такой перекос рода: два моих деда — Герои Советского Союза, а мой родной брат имел две судимости. Он младше меня на три года. И когда вот эта книга («Из рода в род» - ред.) писалась, Федеральная служба исполнения наказаний мне оказывала всяческую поддержку. Я побывал в любом месте, где хотел. И книга «Из рода в род», в общем-то, была написана в большей степени о ребятах — военных, которые вернулись с одной войны, с другой, из Чечни, из других горячих точек. У них по-разному сложилась судьба, они, как могли, пытались ее устроить. Не у всех получилось, но, видимо, оказавшись в зоне, они оказались в храме и тоже сказали «прости». «Прости за все, что я в жизни совершил».

У меня была однажды встреча с одним непростым стариком-фронтовиком. Его, к сожалению, нет в живых. Это было на Урале. Его там знали как Петровича. Он дожил до 96 лет, он прошел Отечественную войну и штрафбат. В штрафбате он оказался за то, что убил начпрода за воровство. У него был орден Славы, которого лишили, и ряда других орденов из-за штрафбата. «Потом, — говорит, — я, как мог, кувыркался по жизни, пытался себя найти. Были судимости, иногда, — вспоминает, — было так плохо, особенно зимой - ни кола, ни двора, что приходилось спать в каком-то хлеву между коровами, чтобы согреться. И вот уже, — говорит, — когда мне было за 80, у меня так, — признаётся, — защемило под сердцем, и захотелось сказать вот это слово «прости»». Он пришел в простой деревенский храм, встал на колени перед священником и во всем покаялся. И тот принял его и не пожалел, что взял этого старика.

Тогда сказал: «А знаешь, где я умный стал? Вот умный я стал на кладбище, когда блатные убили моего друга Веньку. И вот тогда стою я, лежит мой друг Венька, рядом стоит старенький отец Василий, и вот тогда до меня наконец дошло главное, что где бы нас, русского мужика, ни носило, что бы мы из себя ни корчили и ни представляли, мы все закончим под крестом и при батюшке. С храмов Божиих кресты посносили, а на кладбище так и не смогли».

- Чудо на войне — Вы же с этим сталкивались, с чудом спасения?

- На войне вообще очень много чудес. Вот столько чудес, сколько я видел на войне и даже в тюрьме, в миру не встретишь. Они есть и в миру, безусловно, но просто из-за нашей порой усталости, какой-то беготни  мы этого чуда не замечаем. Как однажды сказал мне старенький отец Василий (священник), проснулся — уже чудо, прошел день хорошо — тоже чудо. Я с ним очень любил поговорить, как говорят, «за жизнь». Господь не посылает нам бессмысленных страданий, испытаний, просто надо из всего сделать выводы. И поэтому, когда вот это видишь, и это наблюдаешь, то это, видимо, подается не для того, чтобы ты забыл, просто об этом надо рассказать. Описать и рассказать внукам, детям. Их надо на этом учить.

 - И Вы это делаете, Виктор Николаевич. У Вас же вышла еще одна замечательная книга — «Шамординские истории». Мне запомнилась история Ларисы, которая в молодости очень много пила и вела разгульный образ жизни. И потом она стала инокиней и матушкой Виталиной.  Это же вот история превращения, история такого преображения человека. То, что происходит с человеком, когда он идет к Богу, это же невероятно.

- У нас легкой дороги к Богу нет, просто нет. Эту дорогу надо найти, и надо еще заслужить — прийти к Богу. Это не подается, как прилагаемое к чему-то. Вот нужно пострадать, чтобы потом не страдать, чтобы у тебя приходили какие-то внезапно умные хорошие мысли и идеи, чтобы ты

имел возможность это претворить именно в созидательном плане в жизнь.

Бухгалтером и совершила роковую ошибку, и была осуждена. Мы с ней довольно долго гуляли по монастырю, и она рассказала свою судьбу, я ввел ее в книгу. И она говорит: «Вот, знаешь, я только там поняла, что такое любовь и нелюбовь. Мы с мужем прожили 18 лет, и он всегда мне говорил, что я была любимая. Но когда меня только арестовали и забрали, он от меня отвернулся. Значит, я была нелюбимая, или любимая была не я. И вот уже, когда в зоне мне стало плохо, невыносимо плохо, я впервые в жизни пришла в храм и почему-то подошла к иконе «Взыскание погибших». Наверное, погибшей была моя душа. И я стою, не плачу, а слеза течет. И вдруг я чувствую, что кто-то сзади подходит и очень мягко промокает глаза. Я поворачиваюсь, как в полусне, и вижу, что отходит необычная женщина. Я у нее спрашиваю, даже как будто не словами, а сердцем: «Кто ты? Я здесь тебя никогда не видела». Она говорит: «Видела, только не обращалась». Я поворачиваюсь, а это Она, «Взыскание погибших»».

И вот у нее сегодня очень хорошо сложилась жизнь. Таких примеров очень

---------------------------------------------------------- В.НИКОЛАЕВ ---------------------------------------------------------- 4

 много. Вы знаете, вот русская душа и наша жизнь — она вся построена из великих примеров. Вот судьба каждого человека — это отдельная книга. Но, наверное, знаете, самая полная библиотека - на небесах.

- Вы сказали до начала нашего разговора о том, что Вы исповедуетесь только в Оптиной пустыни. Это действительно так?

Владимр Заманский https://torrentmiha.net/13674-allegro-s-ognem.html

 - Я, по крайней мере, стараюсь. Наверное, слов не подберешь, чем это место дорого. Вот есть такое понятие «по душе». Вот приезжаешь, там есть наш духовник, у которого мы бываем. Он тебя и выслушает и подскажет, и поэтому там получаешь полное облегчение и советы. Там даже просто побывать — это уже облегчение. Поэтому мы и стараемся приезжать туда чаще, но, к сожалению, это не всегда получается. Поэтому у нас есть ряд других священников, тоже очень опытных, и к которым мы с удовольствием ездим. Ну, я просто знаю по себе, что без Причастия очень сложно писать, это действительно так. Вот, допустим, в книге «Безотцовщина» есть одна глава, которую, чтобы написать, я причащался двенадцать раз. Иногда наступал такой момент, когда описывалась очень трагичная судьба одного человека и в то же время очень поучительная, вот есть такое понятие «иссяк». В том плане, что у тебя исчезли все мысли, и не идет просто. И поэтому через ряд причастий это все возвращалось, и как-то все выравнивалось. Ну, вы знаете, писать не так просто. У нас есть очень близкий нам друг, и мы дорожим вниманием этих людей, это Владимир Петрович Заманский, Народный артист России, почётный гражданин Мурома. (Всего на счету Владимира Заманского порядка семидесяти работ в кино, среди которых такие запоминающиеся роли, как комполка Баев в «Беге», доктор Иван Иванович в «Двух капитанах», полицай Александр Лазарев в «Проверках на дорогах», за которую он получил Государственную премию и звание Народного артиста. В 1998 году они с женой Натальей Климовой, той самой Снежной королевой из одноименного фильма-сказки, оставляют мирскую жизнь, работу и переезжают в славный город Муром. Так как актеры понимают, что вера в Бога и их профессия - две вещи несовместимые. Они селятся возле храма и не пропускают ни одной службы. Они живут в браке уже почти 60 лет. Владимиру Петровичу в этом году исполнилось 93 года, он все больше болеет и почти не выходит из дома. Хочется пожелать ему только здоровья, да хранит его Господь!). Мы с ним как-то нередко встречаемся, я к нему приезжаю в гости. И вот он мне тогда сказал: «Знаешь, вот самое сложное — писать о добре. Это действительно так, это самое сложное, потому что масса всяких искушений, приглашений, казалось бы, пустяковых. Тебя постоянно отвлекают. А вот, чтобы писать о зле, для  этого талант не нужен, надо просто быть злым человеком и писать вот это зло. И найдутся масса помощников так называемых, которые тебе действительно помогут написать нехорошую и отвратительную литературу. И ты учти, что те, которые будут читать это, они тоже будут якобы учиться, и за все придется платить, вот действительно за все».      Знаете, говорят, бесплатный сыр - в мышеловке. Что я хочу сказать?

---------------------------------------------------------- В.НИКОЛАЕВ ---------------------------------------------------------- 5

 У меня был однажды разговор с одним человеком, которого приговаривали к смертной казни. Его приговаривали два раза. И вот он мне тогда сказал: «Я никогда не был в храме, я не знаю, как правильно ставить свечу и подходить к иконе. Но, когда меня приговорили во второй раз, то до меня наконец дошло главное, что не надо быть умнее Бога. И вот однажды, когда мне стало совсем плохо, уже в камере ожидания, — он говорит, — у меня от страха, от реального страха, за несколько секунд внезапно изменились зрение и слух. Я вдруг стал слышать, как паук плетет паутину, я стал слышать, как по стене шуршит луч солнца. И вот тогда я упал на колени и с воем пополз в угол, чтобы там нацарапать ногтем крест. Но, как только я туда дополз и хотел это сделать, я увидел, что кресты там уже были нацарапаны теми, кто сидел до меня».

В роли Снежной королевы – супруга В.Заманского Наталья Климова

Вы знаете, наша жизнь так устроена, что мы все равно придем в храм.

И этот человек тоже пришёл к Богу…

НАСТОЯЩИЕ ИСТОРИИ НАСТОЯЩИХ ЛЮДЕЙ

ВИКТОР НИКОЛАЕВ:

«ВПЕРВЫЕ Я ПОЧУВСТВОВАЛ СИЛУ МОЛИТВЫ НА МИННОМ ПОЛЕ». ПРОДОЛЖЕНИЕ.

МЫ ПОПА ЛИ В ЗАСАДУ

https://pp.userapi.com/c840334/v840334015/5eee7/e8ZAKkRv6VQ.jpg

Виктор Николаев - русский писатель. майор запаса, кавалер ордена Красной Звезды, Лауреат премии Союза писателей России «Честь имею» (2000), Лауреат Большой литературной премии России (2002), лауреат Патриаршей премии по литературе (2012), член Союза писателей России. Автор книг «Живый в помощи» (Записки афганца) — документальная повесть (1999), «Из рода в род» документальная повесть «Безотцовщина» (2003), «Время подумать о главном» (Шамординские истории) (2011).

 «…Но, знаете, что еще хочется сказать? Мы с вами ведь уже затронули такое направление как взаимоотношения и семья. У нас в жизни бывает очень много моментов: в семье, с соседями, с родителями, когда мы по своей гордыне, по своей неопытности, порой жизненной, можем сделать друг другу больно. Знаете, больно сделать — не означает ударить. Можно очень больно сделать, изменив, оставив семью. Даже можно очень больно сделать недобрым взглядом и скверным словом, и это очень долго болит. Но есть простое русское слово «прости». «Прости» супруге, «прости», когда дети подходят к папе и к маме, и как-то все сразу выравнивается. Простое слово, которое может принципиально изменить всю жизнь. А мы иногда не можем это сказать. Знаете, как мы по первости можем сказать: «Так ему и надо, вот чтобы знал». А потом проходит день, два, и, знаете, понимаешь, что это мне надо. Как-то на душе нехорошо. И подходишь к тому, кого обидел, и говоришь вот это просто слово: «Прости. Давай просто жить по-человечески».

И вот что такое «прости» — это мы осознали в Афганистане, когда нашу группу высадили на разведвыход, но нас высадили не в том квадрате, такое бывает. Вот, допустим, «квадрат 5, улитка 7». Нас высадили «5, улитка 2», и мы почти сразу оказались в засаде. У нас было в группе 12 человек. Мы были все взаимозаменяемы, то есть могли выполнять различные операции - снАйпера, сапЁра, подрывникА и так далее. И вот оттого, что высадили не там, были такие перестрелки скоротечные с душманами, двое ребят убиты.

Мы их несем на себе. Было очень жарко, примерно плюс 60. На каждом - груз около 30 килограммов. Мы, как могли, пытались отбиться и, когда поняли, что уже уйти не удастся, — абсолютно штатная ситуация войны, тогда принимается такое решение, как у всех. Это называлось «заполЯниться ромашкой», то есть залечь нога к ноге, обзор по горизонту на 360 градусов. Убитых быстро кладем в центр крест-накрест, пересчитываем боезапас, одна граната - на троих на самоподрыв, и начинаем ждать. И вот лежим минуту, а

---------------------------------------------------------- В.НИКОЛАЕВ ---------------------------------------------------------- 2

Душманов нет, три — нет, пять — нет. И вдруг мы внезапно начинаем друг у друга шепотом просить прощения: «Леха, прости и прощай. Сашка, Женька, Витька, прости, прощай и не держи зла». И, вы знаете, пока звучало вот это «прости и прощай», случилось следующее: душманы прошли мимо нас. Они почти наступили на нас и нас не заметили.

Виктор Николаев Фото: http://chtenia.ru/gosti/

Я  вам просто хочу сказать, что это такова сила слова «прости» и покаяния, вот когда человек осознает. И, знаете, есть великое чувство стыда, когда вот тебе стыдно за то, что ты сделал. И вот это чувство стыда тебя приводит в храм, и ты говоришь это великое простое слово «прости». О чень сложно — признать свой грех, даже… Здесь даже, может быть, дело не в самой гордыне, а вот в каком-то необъяснимом стыде, вот чтобы рассказать, и вдруг о тебе подумают плохо. Вот сложился такой неправильный стереотип. Но у нас очень много хороших священников, которые тебя вдохновят за твое покаяние, и ты выйдешь оттуда с приподнятым настроением, что «Господи, наконец-то я все это сказал». Вы знаете, говорят, как тяжесть с души ушла… На душе стало легче. И поэтому вот это «на душе стало легче» произошло и у нас тогда.
Эта книга («Живый в помощи» - ред.) была написана. Были многие поездки. Потом, знаете, возникло желание написать книгу о другой войне, уже книгу о тюрьме. Я неслучайно взялся за эту тему. И, как мы уже начали вначале говорить, вот, знаете, произошёл такой перекос рода: два моих деда — Герои Советского Союза, а мой родной брат имел две судимости. Он младше меня на три года. И когда вот эта книга («Из рода в род» - ред.) писалась, Федеральная служба исполнения наказаний мне оказывала всяческую поддержку. Я побывал в любом месте, где хотел. И книга «Из рода в род», в общем-то, была написана в большей степени о ребятах — военных, которые вернулись с одной войны, с другой, из Чечни, из других горячих точек. У них по-разному сложилась судьба, они, как могли, пытались ее устроить. Не у всех получилось, но, видимо, оказавшись в зоне, они оказались в храме и тоже сказали «прости». «Прости за все, что я в жизни совершил».

У меня была однажды встреча с одним непростым стариком-фронтовиком. Его, к сожалению, нет в живых. Это было на Урале. Его там знали как Петровича. Он дожил до 96 лет, он прошел Отечественную войну и штрафбат. В штрафбате он оказался за то, что убил начпрода за воровство. У него был орден Славы, которого лишили, и ряда других орденов из-за штрафбата. «Потом, — говорит, — я, как мог, кувыркался по жизни, пытался себя найти. Были судимости, иногда, — вспоминает, — было так плохо, особенно зимой - ни кола, ни двора, что приходилось спать в каком-то хлеву между коровами, чтобы согреться. И вот уже, — говорит, — когда мне было за 80, у меня так, — признаётся, — защемило под сердцем, и захотелось сказать вот это слово «прости»». Он пришел в простой деревенский храм, встал на колени перед священником и во всем покаялся. И тот принял его и не пожалел, что взял этого старика.