Крестинский – заместитель наркома индел

Из показаний Розенгольца следует, что он был участником троцкистской профсоюзной оппозиции во время профсоюзной дискуссии в 1920-1921 годах... В 1923 году по предложению Троцкого Розенгольц передал Секту (немецкий генерал – Л. С.) сведения о советских военно-воздушных силах. Начиная с 1931 года он переда­вал сведения о заказах по внешней торговле. В 1929 году через Крестинского он получил директиву Троцкого о необходимости законспирироваться, занять ответственное положение в правительстве и выжидать до того момента, когда соответствующие силы одержат верх чтобы принять участие в организации новой власти. Через Седова (сына Троцкого) Розенгольц получал директивы о необходимости контактов с правыми – Тухачевским и другими, так как, по мнению Троцкого, «Тухачевский и военная группа должны были быть решающей силой контрреволюционных выступлений». Седов также передавал Розенгольцу директивы Троцкого по организации террора, вредительства в области внешней торговли в интересах Германии и Японии, о финансировании троцкистского движения.

В отношении войны. Линия Троцкого была на военный переворот, приуроченный к началу войны в 1935 или 1936 году. После оттяжки войны встал вопрос об ускорении переворота, не дожидаясь военных событий. Троцкий ставил вопрос о необходимости форсирования военного переворота Тухачевским, иначе произойдёт разгром контрреволюционных сил. Вопрос о перевороте обсуждался Розенгольцем с Рыковым в течение 1934-1936 годов. Рыков делал главную ставку на восстание в деревне. В конце марта 1937 года состоялось совещание Тухачевского, Крестинского и Розенгольца. «На этом совещании Тухачевский, – показал Розенгольц, –...указал срок, полагая, что до 15 мая ему удастся этот военный переворот осуществить... проникнуть в Кремль, захватить кремлёвскую телефонную станцию и убить руководителей партии и правительства».

При подготовке переворота троцкисты использовали Наркомвнешторг и Наркоминдел. Финансовые средства этих наркомов расхищались и передавались Троцкому непосредственно или троцкистской организации на организацию троцкистского движения, Суммы были внушительные: с 1933 года было передано через Краевского – 300 тыс. долларов, через Розенгольца – по «110 тыс. долларов ежегодно, в течение трёх лет».

Крестинский: Я начал мою нелегальную троцкистскую деятельность в конце 1921 года, когда по предложению Троцкого я дал согласие на создание нелегальной организации и на включение её в состав центра, предусмотренного в составе: Троцкого, Пятакова, Серебрякова, Преображенского и меня, Крестинского (с. 231)....В 1921 году Троцкий предложил мне, воспользовавшись встречей с Сектом (немецким генералом – Л. С.), при официальных переговорах предложить ему, Секту, чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию для разворачивания нелегальной троцкистской работы, причем предупредил меня, что, если Сект попросит в качестве контртребования оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти,...Я поставил этот вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом, то есть 60 тысяч долларов в год. Генерал Сект… дал принципиальное согласие и поставил в виде контртребования, чтобы Троцкий в Москве или через меня передавал ему... некоторые секретные сведения военного характера. Кроме того, чтобы ему оказывалось содействие в выдаче виз некоторым нужным им людям, которых бы они посылали на территорию Советского Союза в качестве разведчиков. Это контртребование генерала Секта было принято и, начиная с 1923 года, этот договор стал приводиться в исполнение (с. 229).

Крестинский получал деньги от Секта и передавал деньги непосредственно Троцкому, когда ездил в Москву (с. 229). Начиная с 1923 по 1930 год он получал каждый год по 250 тысяч германских марок золотой валюты – примерно 2 миллиона золотых марок (с. 233). Он имел беседы с начальником штаба рейхсвера Гаммерштейном и передавал ему секретные сведения, получал у него деньги, связывался с Седовым, Штерном (работником полпредства) и т.д. (с. 238-240)).

«Приехал Троцкий, – показал Крестинский, – он сказал, что поскольку мы с 1929 года перешли к организации заговорщического типа, постольку, естественно, захват власти может быть осуществлён только силой. Но наша заговорщическая организация никакого переворота сама произвести не может. Необходимо по этому поводу прямое соглашение с какой-нибудь буржуазной страной (с. 242)....Но ведь германскому правительству, в частности Гитлеру, нужны колонии, территории, а не только шпионская информация. И он готов вместо колоний, из-за которых надо драться с Англией и Францией, удовлетвориться территорией Советского Союза.

А нам нужны не 250 тысяч золотых марок, нам нужны германские вооружённые силы для того, чтобы при их помощи прийти к власти... Из этого вытекало: первая установка была на соглашение с иностранными правительствами, вторая – на создание в Советском Союзе объединённых сил троцкистов, правых и военных заговорщиков....Что касается военных, то, говоря о них, Троцкий назвал только одно имя – Тухачевского, как человека бонапартистского типа, авантюриста, честолюбца, стремящегося играть не только военную, но и военно-политическую роль, который несомненно с нами пойдёт... Дальше Троцкий развил мысль о необходимости террора, вредительства и диверсий, причем диверсионные акты и террористические акты он рассматривал под углом зрения и применения во время войны и для дезорганизации обороны Красной Армии, для дезорганизации правительства к моменту переворота, и в то же время эти диверсионные и террористические акты давали ему, Троцкому, большую устойчивость и уверенность в переговорах с иностранными правительствами, ибо он мог ссылаться на то, что его сторонники в Советском Союзе и достаточно сильны и достаточно активны. Он брал на себя переговоры с немцами....Что касается японцев...для этого надо использовать Сокольникова, который работает в Наркоминделе и как раз занимается восточными делами» (с. 243, 244). «Теперь относительно сроков выступления. С самого мо­мента свидания в Меране считалось непререкаемо установленным, что выступление приурочивается к началу войны и что поэтому мы самостоятельно здесь, в Союзе, сроков выступления Тухачевского устанавливать не можем и не пытались.... Поэтому до осени 1936 года, до ареста Пятакова, мне не приходилось на эти темы разговаривать ни с Тухачевским, ни с Розенгольцем, поскольку вопрос стоял вне сферы обсуждения. Мы ждали начала войны, ждали нападения» (с. 246).

...Далее Крестинский показывает, что «после ареста Пятакова и Радека (в 1936 году – Л.С.) он послал «информацию Троцкому о том, что я, по согласованию с Розенгольцем и Рудзутаком, формулирую положение так: мы считаем, что арестовано довольно много троцкистов, но тем не менее основные силы этого антисоветского соглашения – троцкисты, правые и военные заговорщики – ещё не затронуты, не разгромлены, что выступление может состояться и что для этого нужно центру ускорить внешние иностранные выступления. Это было в октябре 1936 года. Но в конце ноября 1936 года на Чрезвычайном 8 Съезде Советов Тухачевский имел со мной взволнованный, серьёзный разговор – он говорил о провалах и в связи с этим Тухачевский делал выводы: ждать интервенции не приходится, надо действовать самим... шансы на успех имеются....И вот он (Тухачевский) просит дать ответ от имени нашей организации....Я поговорил с Розенгольцем, Рудзутаком и пришли к выводу, что Тухачевский прав, что дело не терпит; решили запросить Троцкого» (с. 246). Крестинский в «запросе» советуется с Троцким, как лучше сделать выступление: «Для меня было ясно, что придётся при такого рода выступлении скрыть истинные цели переворота, обращаться к населению, к армии и иностранным государствам...не говорить о том, что наше выступление направлено к свержению социалистического строя....то есть будем обманывать население и выступать под личиной советских переворотчиков: свергнем плохое Советское правительство и возродим хорошее Советское правительство... Мы шли на восстановление капиталистических отношений в СССР и территориальные уступки буржуазным государствам, с которыми об этом уже договорились» (с. 247).

Троцкий согласился и... «поставил вопрос об ускорении выступления». «Тухачевскому были развязаны руки, ему дан был карт-бланш – к этому делу приступить непосредственно....Тухачевский заявил, что может произвести это выступление в первой половине мая....Я связался с Постоловским, Фурером и Корытным (скрытые троцкисты – Л.С.), сказал, что близится выступление и необходимо поэтому, чтобы они наметили списки людей в Москве, которых нужно будет арестовать и снять с постов в момент выступления, и списки людей, которых можно будет назначить на эти освободившиеся места» (с. 249).

До выступления Тухачевский потребовал, чтобы были совершены «террористические акты, прежде всего в отношении Молотова и Ворошилова», «мы дали своё согласие, заявили ему, что террористы-исполнители будут ему даны» (Гамарник – ответственный – Л.С.) (с. 250).

«Но в первых числах мая, – показал Крестин­ский, – начался разгром контрреволюционной организации,...снят Гамарник с поста первого заместителя наркома, Тухачевский переведён в Самару, Якир из Киева, Уборевич из Белоруссии, арестованы Корк и Эйдеман. Я стал готовиться к аресту...» (с. 248, 249).