Глава XXXIX. Том пишетненанимные письма

Утром мы побывали в городке и купили проволочную крысоловку,спустились с ней в подвал, распечатали самую лучшую крысиную нору, и примерночерез час у нас уже было пятнадцать отборных крыс, и мы вылезли из подвала, испрятали крысоловку с ними в надежном месте – под кроватью тети Салли. Однако,когда мы отправились ловить пауков, маленький Томас Франклин БенджаминДжефферсон Александер Фелпс нашел ее и открыл, желая посмотреть, не выйдут ликрысы наружу – они и вышли, а тетя Салли как раз вошла в комнату и при нашемвозвращении все еще стояла на кровати и вопила благим матом, а крысы из силвыбивались, стараясь, чтобы ей скучно не было. Ну, отхлестала она нас с Томомореховым прутом, а после нам пришлось еще часа два потратить, – дернуло же этогощенка лезть, куда не просят, – чтобы наловить пятнадцать, не то шестнадцатьновых крыс, однако эти оказались пожиже первых, те-то отборные были, цветкрысиной нации, я таких красавиц и не видал никогда.

Короче говоря, в скором времени мы обзавелись отменнымзапасом пауков, жуков, лягушек, гусениц и прочего, что под руку подвернулось;хотели еще осиное гнездо прихватить, да не получилось, потому как все осиноесемейство засело в доме. Мы, конечно, не сразу отказались от этой идеи,проторчали около гнезда, сколько терпения хватило, думали – посмотрим кто когоизмором возьмет. Осы нас взяли. Нашли мы в лесу девясил, натерли им покусанныеместа и, в общем, стали почти как новенькие, только на стульях сидеть нам неочень удобно было. Потом мы отловили пару десятков ужей и домовых змей, уложилиих в мешок, и отнесли в нашу комнату, и тут нас ужинать позвали. Потрудились мыв этот день на славу: и проголодались? – ну что вы, что вы! Вот только, когдамы вернулись к себе, то ни одной растреклятой змеи не увидели – мешок-то мызавязать забыли, ну они и выбрались из него и уползли. Но, правда, недалеко, сразудом покидать не стали. И мы решили, что некоторые из них все равно намдостанутся. В доме еще долгое время никакого недостатка в змеях не ощущалось.Они встречались в самых разных местах, а некоторые очень любили свисать состропил: повисит такая, повисит, а после сорвется и вниз упадет – как правило,тебе в тарелку или на шею, и все больше, когда ты в ней нисколько ненуждаешься. Вообще-то, они были красивые, особенно те, что в полосочку, вреданикому не желали, однако тетя Салли этого как-то не замечала, у нее от любойзмеи с души воротило и ничего тут поделать было нельзя; всякий раз, как на неепадала змея, она – чем бы в этот миг ни занималась – бросала работу и шеметомвылетала из комнаты. Отродясь такой женщины не встречал. А уж вопила при этомтак, что в Иерихоне слышно было. Вы бы ее и щипцами к змее притронуться незаставили. А если она среди ночи находила змею в своей постели, то выскакивалаиз нее и шум поднимала такой, точно в доме пожар приключился. Старика она этимсовсем извела, он даже стал поговаривать, что лучше бы Господу было и вовсеникаких змей не сотворять. Мало того, тетя Салли не успокоилась даже черезнеделю после того, как из дому последняя змея уползла, – то есть нисколько,если она задумывалась о чем-то, а вы подбирались к ней сзади и касались ее шеиперышком, так она просто-напросто из чулок выскакивала. Очень странно себявела. Правда, Том говорил, что женщины, они все такие. Так, говорил, ониустроены, а почему – неизвестно.

Всякий раз, как ей змея подворачивалась, мы получали порциюорехового прута, и всякий раз тетя Салли говорила, что эта порка – ничто всравнении с той, какая достанется нам, если мы снова в дом змей напустим. Япротив этих ее порок ничего не имел, пустяковые были порочки, меня большеволновали труды, которые нам придется потратить, чтобы новых змей наловить.Однако мы их наловили и других всяких тварей тоже – и видели бы вы, какоевеселье начиналось в хибарке Джима, когда все они сползались, чтобы музыкупослушать, и лезли на него. Пауков Джим не любил и пауки его тоже – они на негозасады устраивали, а после задавали ему жару. А еще он говорил, что из-за крыс,змей и жернова для него в постели и места уже не осталось, почти, а когда всеже находилось немножко, то он все равно заснуть не мог, такая в ней бурнаяжизнь кипела, – по словам Джима, они нипочем в одно время спать неложились, и если змеи отдыхали, то крысы вахту несли, а когда засыпали крысы, надежурство заступали змеи, поэтому то одна из ихних команд под ним шебуршилась,то другая скакала по нему на манер цирковых акробатов, а стоило ему подняться,чтобы в другом месте прилечь, как на него пауки набрасывались. Джим говорил,что если он выберется на свободу, то больше ни за какое жалованье в узники непойдет.

Ну вот, к концу третьей недели все у нас было готово.Рубашку мы давно уже доставили Джиму еще в одном пироге и всякий раз, как его крысакусала, он вылезал из постели и записывал что-нибудь в дневник – пока чернилане подсохли; перья были готовы, жернов покрылся надписями и всем прочим; ножкукровати мы перепилили, а опилки проглотили, и животы у нас у всех болели послеэтого жутко. Мы думали, что помрем, но ничего, оклемались. Опилки оказалисьсамым несъедобным из всего, что я когда-нибудь пробовал – и Том, он тоже самоеговорил. В общем, как я уже сказал, все, что требовалось, мы, наконец, сделалии устали до смерти, особенно Джим. Старик пару раз писал насчет беглого неграна плантацию под Орлеаном, но ответа не получил, потому что не было же тамтакой плантации, и он надумал дать о Джиме объявления в газеты Сент-Луиса иНового Орлеана и, когда он упомянул о Сент-Луисе, меня просто холодная дрожьпробрала – я понял, что времени у нас почти не осталось. А Том сказал, что насталапора заняться ненанимными письмами.

– А что это такое? – спрашиваю я.

– Письма, которые пишут, чтобы предупреждать людей –дескать, ждите беды. Иногда для этого письма шлют, иногда поступают иначе. За узникомведь непременно кто-нибудь да следит и доносит на него коменданту замка. Вот,когда Людовик Шестнадцатый хотел улепетнуть из своего Трюфельи, так на негогорничная донесла. Это хороший способ, хотя и ненанимные письма ничем не хуже.Мы используем и то, и другое. А еще, очень часто делают так: мать узникаменяется с ним одеждой и остается в тюрьме, а он деру дает. И мы так жепоступим.

– Но погоди, Том, зачем нам предупреждать кого-то обеде? Пусть сами все выясняют – это же их дело.

– Да знаю я, но разве на них положиться можно? Они же ссамого начала все на нас свалили. Они такие доверчивые и бестолковые, что изаметить ничего не способны. Так что, если мы их не предупредим, никто наммешать не станет и после всех наших трудов и усилий побег пройдет без сучка, беззадоринки – ерунда какая-то получится, никому не интересная.

– Ну, что до меня, Том, я бы против этого не возражал.

– Вздор! – возмущенно выпалил он. А я говорю:

– Так ведь я чего, Том? – я ничего. Что тебе годится, то имне подойдет. Ты лучше скажи, где мы горничную возьмем?

– Вот ты горничной и будешь. Ночью прокрадешься к неграм и уворуешьплатье девочки-мулатки.

– Погоди, Том, но ведь тогда утром такой шум поднимется. Унее же наверняка только одно платье и есть.

– Знаю, но тебе оно понадобится всего минут на пятнадцать, –чтобы донести ненанимное письмо до передней двери и подсунуть под нее.

– А, ну ладно, хотя я с этим и в обычной моей одеждеуправился бы.

– Так ведь ты тогда на горничную нисколько похож не был бы,верно?

– Верно, но смотреть-то, на кого я похож, все равно некомубудет.

– А вот это совершенно не важно. Для нас важно только одно –исполнение нашего долга, а смотрит на нас кто или нет, никакогозначения не имеет. У тебя вообще хоть какие-нибудь принципы имеются?

– Хорошо-хорошо, молчу. Буду горничной. А матерью Джима ктобудет?

– Матерью буду я. Украду ради этого платье у тети Салли.

– Постой, но тогда тебе придется остаться в хибарке послетого, как мы с Джимом удерем.

– Не надолго. Набью одежду Джима соломой, уложу на кровать,вот и получится его переодетая мать, а платье сниму и Джиму отдам и мы всевместе, ускользнем от злосчастной судьбы. Когда из тюрьмы бежит прославленныйузник, король, к примеру, про него обязательно говорят: ускользнул от злосчастнойсудьбы. И про королевского сына тоже так говорят, – все равно, внебрачный онили бракованный.

Ну вот, Том написал ненанимное письмо, я спер ночью платьемулатки, надел его и подсунул письмо под переднюю дверь, как и велел мне Том.Письмо было такое:

Берегитесь.Вас ждет беда. Будьте бдительны.

Неведомый друг

На следующую ночь мы прилепили к передней двери картинку:череп и скрещенные кости – Том ее кровью нарисовал, а еще на следующую – другую,с изображением гроба, но уже к задней двери. Перепугались все чуть не досмерти. Если бы по всему дому привидения скакали, да под кроватями прятались,да подрагивали в воздухе, и то хуже не было бы. Когда вдруг хлопалакакая-нибудь дверь, тетя Салли подскакивала на месте и вскрикивала «ой!»; есличто-нибудь на пол падало, – подскакивала и вскрикивала «ой!»; если до неедотрагивались, когда она того не ждала, – то же самое; бедняга уж и в однусторону подолгу смотреть не могла, потому как ей казалось, что к ней кто-тосзади подбирается, и она резко поворачивалась, вскрикивая «ой!», и не успеет доконца обернуться, как уже поворачивается обратно и снова вскрикивает. Она и впостель на ночь ложиться боялась, и на ногах оставаться тоже. В общем, оказалинаши письма потребное воздействие, это Том так сказал и добавил, что болеепотребного ему пока видеть не доводилось. По его словам, это означало, что мы всесделали правильно.

А теперь, говорит, наступило время основного удара! Наследующее утро мы сочинили при первом свете зари еще одно письмо, но не знали,как с ним поступить, потому что за ужином решено было поставить на ночь двухнегров, чтобы они сторожили и переднюю дверь, и заднюю. Том спустился погромоотводу, разведку произвести и, обнаружив негра, который заднюю дверь охранял,спящим, заснул ему письмо за шиворот и вернулся назад. В письме говорилось вотчто:

Не выдавайте меня, я хочу быть вашим другом. Сюда прониклас Индейской территории банда кровожадных головорезов, которые собираютсяукрасть нынче ночью вашего негра; это они старались запугать вас, чтобы высидели дома и не мешали им. Я сам состою в этой шайке, но недавно поверил вБога и решил порвать с ней и вернуться к праведной жизни, потому и открываю вамих адский замысел. Сегодня, ровно в полночь, они подкрадутся к вам вдоль заборас северной стороны, откроют поддельным ключом хижину и заберут негра. Я должен будудержаться в стороне и задудеть, если замечу какую опасность, в жестяной рожок,но только дудеть я на стану, а, как только они войдут в хижину, замемекаюпо-овечьи; и пока они будут расковывать негра, вы сможете подкрасться изапереть дверь, а после поубивать их всех, когда у вас найдется свободное время.Ничего не предпринимайте, сделайте, как я говорю, потому что, если выпредпримите, они что-нибудь заподозрят и поднимут шум, гам и бедлам. Награды яникакой не хочу, ею послужит мне мысль о моем добродетельном поступке.

Неведомыйдруг.