Военный суд над адмиралом крюйсом

Теперь было назначено разбирательство в военном суде по делу адмирала Крюйса, который вопреки приказу не атаковал шведскую эскадру. Адмирала признали виновным и приговорили к расстрелу за трусость и невыполнение долга. Он пожаловался на суровость приговора, сославшись на то, что ни одна другая страна, сведущая в морском деле, не вынесла бы подобного за его действия в данном случае. Когда об этом доложили царю, он направил копии дела во все соседние морские державы, особенно в Голландию — на родину адмирала, с тем чтобы узнать их мнение относительно приговора. Все они согласились, что приговор справедлив и был бы вынесен любому офицеру, состоящему на службе в этих странах, будь он признан виновным в подобном проступке. Когда это заявление морских держав показали адмиралу, он взмолился о пощаде, и царь даровал ему жизнь, но выслал в Олонец до конца его дней. Едва адмирал проехал день к месту ссылки, царь призвал его обратно, даровал полное прощение и назначил одним из комиссаров в Адмиралтействе, в каковой должности Крюйс закончил достойно свои дни, но никогда более не выходил в море. ⁵⁴

ОРДЕН СВ. ЕКАТЕРИНЫ

В этом [1715] году царь учредил в честь царицы орден святой Екатерины в ознаменование любви и верности, проявленных ею по отношению к нему, когда он был в отчаянном положении, стеснен и окружен турками на берегах Прута. Знаком ордена является медаль, украшенная драгоценными камнями и образом св. Екатерины, с девизом: “За любовь и верность”. Медаль прикрепляют к широкой белой [175] ленте, носимой через правое плечо. Императрица получила право награждать орденом представительниц своего пола, которых сочтет достойными, и сама впервые появилась при нем на праздновании Св. Андрея в нынешнем году. Царица сначала наградила этим орденом своих двух дочерей — принцессу Анну, вышедшую потом замуж m герцога Голштинского, ⁵⁵ и принцессу Елизавету, ⁵⁶ будущую российскую императрицу. Некоторое время спустя царица возложила его на трех племянниц императора, дочерей царя Ивана, а именно: Анну, вдовствующую герцогиню Курляндскую; Екатерину, герцогиню Мекленбургскую, ⁵⁷ и принцессу Прасковью; ⁵⁸ также на княгиню Меншикову. ⁵⁹

БЕСПОРЯДОК В ДОХОДАХ И ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ НЕГО ЗАТРУДНЕНИЯ

Его царское величество с непрестанной озабоченностью и усердием доискивался причин, вызвавших расстройство в управлении его делами. И когда наконец обнаружил, почему его армия и флот столь мало оплачиваются и столь много страдают, почему многие тысячи работников погибли в муках из-за скудного пропитания (было подсчитано, что в Петербурге рассталось с жизнью свыше ста тысяч человек), его торговля пришла в упадок, и в беспорядке доходы, он принял твердое решение исправить это зло. И в начале 1715 года он учредил великое дознание с генералом князем Долгоруким ⁶⁰ во главе для проверки некоторых вельмож и прочих, про кого говорили, будто они обманули его величество на несколько миллионов.

МНОГИЕ ВИНОВНЫЕ НАКАЗАНЫ

Большинство высокопоставленных мужей России попало под это следствие и было обязано отчитаться в своих поступках. Великий адмирал Апраксин, князь Меншиков и начальник артиллерии Брюс в оправдание ссылались на свое почти постоянное отсутствие — пребывание по служебным делам за границей или в поле; ввиду этого они не имели ни малейшей возможности обнаружить или предотвратить злоупотребления своих чиновников, не зная, что в это время происходило у них дома. Эти оправдания были сочтены удовлетворительными, но их чиновников сурово покарали за нечестность, как и всех, не сумевших оправдаться. Вице-губернатор Петербурга Корсаков, президент Кикин, первый комиссар Адмиралтейства Синявини множество других чиновников второго и третьего ранга — все были призваны к ответу. Корсакова публично наказали кнутом; Апухтин и Волконский — оба сенаторы — подверглись тому же наказанию, и им прижгли каленым железом языки; некоторые более низкого звания были биты батогами и сосланы в Сибирь и иные отдаленные места, а все их состояние конфисковано. ⁶¹ Некоторые виновные подверглись пытке, чтобы добиться от них правды: по тамошним законам никто не может быть осужден, если нет неопровержимых доказательств вины или же если он не сознается сам. [176]

Жесточайшая пытка, применяемая русскими, — дыба; она заключается в том, что преступника, завязав сзади руки, подвешивают за них, а к ногам прикрепляют большой брус, на который палач то и дело встает, чтобы вывернуть пытаемому суставы; это причиняет невыносимые муки. Под ногами разводят огонь, дым и жар которою душит и опаляет. Если же хотят еще усилить эту пытку, то бреют преступнику голову и, подвесив его как прежде, капают со значительной высоты на темя холодную воду, что делает эту пытку самой изощренной, какую только можно выдумать.

Когда дознание, повергшее Петербург в ужас, завершили, дела были поставлены гораздо лучше, чтобы впредь не допустить подобного мошенничества в комиссариатах и облегчить бремя, лежавшее на плечах народа. Был создан целый новый штат чиновников, называемых фискалами, или осведомителями. Генерал-фискалу надлежало всегда быть при его величестве; главный, или обер-фискал, назначался в армию, флот и по одному в каждую губернию. Младшие фискалы назначались в каждый полк, гарнизон, на каждый корабль и в каждый суд страны. Их обязанностью было сообщать обо всех замеченных в управлении или службе нарушениях главным фискалам, те — генерал-фискалу, а он — представлять их донесения царю.

Этих новых чиновников боялись больше, чем самого царя. Иные из них, будучи большими сутягами, часто навлекали на людей беду без причины, и поэтому мы после имели слишком много случаев, которые царь, рассмотрев, прекращал, а фискалов подвергал наказанию, какое предназначалось для тех, на кого они доносили, если не могли удостоверить своих сведений. ⁶² Это заставило их в дальнейшем действовать более умеренно.

Тем не менее тех, о ком получали донесения, ждали очень большие неприятности, так как с момента ареста они лишались жалованья или оплаты, которых не могли потребовать до тех пор, пока не оправдаются от предъявленных обвинений и не будут восстановлены в своем чине или должности. И даже если они с честью освобождались от обвинений, то редко, почти никогда не получали причитавшегося. Тем, кто в отпуске, не платили, пока они снова не вернутся на службу. Если офицер, природный русский, попадал под суд за неисполнение долга, его обычно приговаривали к разжалованию в рядовые солдаты, и он мог подняться до своего прежнего чина исключительно благодаря собственным заслугам, но и тогда терял свое положение. Следует отметить, что если бы с русскими так не обходились, огромное большинство их стало бы пытаться освободиться от службы в армии. Различия в оплате между русскими и иностранными офицерами вызывают у русских немалую и весьма справедливую неудовлетворенность. Офицеры равного чина в одном и том же полку получают три категории жалованья. Например, иностранный капитан получает 18 рублей в месяц; капитан, родившийся в России, но от родителей иностранцев, — 15 рублей, а природный русский лишь 12. И так со всеми чинами соответственно. ⁶³ Из-за этого русские злятся на всех иностранцев. [177]

ПУБЛИЧНЫЕ ПРИЕМЫ ЦАРЯ

Царь теперь часто давал балы и устраивал приемы в своих зимнем и летнем дворцах, а не у князя Меншикова, как прежде. Но, сочтя это неудобным, приказал построить посередине между ними большой дом для главной почтовой конторы с просторными комнатами на втором этаже для публичных балов и приемов. ⁶⁴ По большим же праздникам и чрезвычайным случаям приемы устраивались в здании сената. Между ним и крепостью была большая открытая площадка, на ней жгли фейерверки. Во время этих общественных собраний накрывалось очень много столов для лиц всех званий: один для царя и вельмож, один для духовенства, по одному для армейских и флотских офицеров, один для купцов, кораблестроителей, иноземных шкиперов и т. д. — все в разных комнатах; комнаты для царицы и дам находились наверху. На все эти столы подавали холодное мясо, свежие и сушеные засахаренные фрукты, а также несколько перемен горячих блюд. Эти приемы часто завершались очень крепкой выпивкой. После обеда царь переходил из комнаты в комнату, от стола к столу, в каждом застолье поддерживая беседу соответственно профессиям и занятиям присутствующих, особенно с капитанами иностранных торговых судов, очень подробно вникая в существо их торговли. Я видел, что голландские шкиперы держались с ним весьма вольно, называли его не иначе, как “шкипер Петер”, чем царь был очень доволен. Между тем он хорошо использовал получаемые от шкиперов сведения, постоянно занося их в свою записную книжку.