Духовенство в революционном водовороте (1917–1922)

В связи с затронутым вопросом хотелось бы обратить внимание читателей на два часто упускаемых из виду обстоятельства.
Первое. Далеко не все священнослужители, погибшие в изучаемое десятилетие насильственной смертью, были жертвами большевиков – красноармейцев и «чекистов». Не следует забывать, что в середине 1917 г., еще до Октябрьской революции, имели место кровавые расправы над духовенством со стороны крестьян(23). Кроме того, и в 1917 г., и позже убийства представителей духовенства могли совершать анархисты и обычные уголовники(24). Известны случаи, когда крестьяне уже в годы Гражданской войны убивали священнослужителей из чувства мести (за содействие жестоким казакам), без всякой политической – красной или белой – мотивации и без какого-либо руководства со стороны большевиков(25).

Однако наиболее неожиданным и по-прежнему малоизвестным остается тот факт, что в годы Гражданской войны священнослужители погибали в том числе от рук представителей Белого движения. Мемуары, сборники документов и краеведческие исследования дают массу таких эпизодов. К примеру, имеются сведения о диаконе Анисиме Решетникове, который был «расстрелян сибирскими войсками за явное сочувствие большевикам»(26). Есть безымянное упоминание некоего священника (вероятная фамилия – Брежнев), расстрелянного белыми «за сочувствие Советской власти»(27). В воспоминаниях встречается информация об убийстве белыми казачьими отрядами священника села Куреинского отца Павла – тоже за содействие красным(28). Осенью 1919 г. по приказу белого генерала А.И. Деникина был арестован и осужден священник А.И. Кулабухов (иногда пишут: Калабухов), который на тот момент был в оппозиции и к А.И. Деникину, и к большевикам; как результат – священник был повешен белым генералом В.Л. Покровским в Екатеринодаре(29).

В Прикамье в ходе антибольшевистского восстания в 1918 г. был расстрелян священник Дронин, «проявлявший сочувствие к большевикам»(30). В Монголии то ли лично белым генералом бароном Унгерном, то ли одним из его подчиненных был подвергнут пыткам и обезглавлен православный священник Федор Александрович Парняков, активно поддерживавший большевиков. Местное русское население называло его «наш красный поп». Примечательно, что сын и дочь Ф.А. Парнякова вступили в большевистскую партию и принимали активное участие в боях за Советскую власть в Сибири(31). В забайкальском поселке Алтан белые убили священника, не сочувствовавшего семеновцам, т.е. тем, кто шел за белым атаманом Г.М. Семеновым(32). В 1919 г. в Ростове-на-Дону противниками большевиков был расстрелян священник Митропольский, причиной расправы послужила «произнесенная им в церкви речь, в которой он призывал прекратить гражданскую войну и примириться с Советской властью, провозгласившей равенство и братство всех трудящихся»(33).

К приведенным примерам, собранным воронежским исследователем кандидатом исторических наук Н.А. Зайцем(34), мы можем добавить еще несколько. По приказу белого генерала барона Унгерна был застрелен священник, критически относившийся к его деятельности(35). В уральской деревне Тепляки священник, опять же за сочувствие Советской власти, был арестован белыми, подвергнут пыткам и издевательствам и отправлен на станцию Шамары; по пути конвой расправился с ним, а тело оставил незахороненным(36). В селе Таловка, что между Астраханью и Махачкалой, подчиненные белого генерала А.И. Деникина повесили священника, у которого незадолго до этого сложились доверительные отношения с красноармейцами, стоявшими в селе перед приходом белых(37). Мемуары сообщают о расстреле войсками того же генерала А.И. Деникина двух просоветски настроенных священников(38). В конце 1921 – начале 1922 г. на Дальнем Востоке имела место целая серия убийств священников белыми, их причины, увы, неизвестны(39). По одной из версий, дед героя Великой Отечественной войны Зои Космодемьянской был священником и погиб от рук белых за отказ дать лошадей(40)... Это лишь те случаи, которые нам случайно попадались в различных источниках. Уверены, целенаправленный поиск даст немало других подобных примеров.

И второе обстоятельство. Как уже говорилось, собранные Русской православной церковью данные свидетельствуют о том, что именно на 1918–1919 годы – т.е. на наиболее острую фазу Гражданской войны – пришлось подавляющее большинство (около 80%) всех случаев гибели священнослужителей, имевших место в изучаемое десятилетие. Позже, начиная с 1920 г., число таких жертв резко падает: так, за первые четыре послевоенных года (1923, 1924, 1925 и 1926) современные церковные исследователи сумели насчитать лишь 33 погибших священнослужителя, причем из них на 1925 г. приходится 5 чел., а на 1926 г. – 3 чел.(41). И это на всю страну, в которой трудилось около 60 000 православных священнослужителей!

О чем свидетельствуют эти два обстоятельства? О том, что никакого «государственного курса» на якобы «физическое уничтожение духовенства» (как об этом пишут недобросовестные авторы) не существовало. Причиною гибели священнослужителей в 1917–1926 гг. были вовсе не их религиозные убеждения, не принадлежность к Церкви, а та сверхнапряженная военно-политическая обстановка 1918–1922 гг., в которой каждая из сил неистово боролась за свое господство и сметала противников, вне зависимости от сословия и вероисповедания. И как только громы Гражданской войны стали стихать, число арестов и казней духовенства стремительно пошло на спад.

Этому, надо полагать, способствовало обращение патриарха Тихона, выпущенное осенью 1919 г. и призывавшее духовенство не вовлекаться в политическую борьбу: «…установление той или иной формы правления, – говорил патриарх, – не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение»(42). Здесь же он напоминал правила святой Церкви, которые возбраняют духовенству «вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций»(43). И в заключение святейший патриарх Тихон наказывал: «…не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию»(44). Остается только пожалеть, что церковные лидеры, трудившиеся на занятых белыми территориях, порой скрывали это послание от населения и продолжали вести активную политическую деятельность(45), ставя под удар многих представителей подчиненного им духовенства.

Надо сказать, что и сами священнослужители ближе к концу Гражданской войны постепенно приходили к мысли о нецелесообразности противостояния Советской власти, тем более что большевистское законодательство ленинского периода не запрещало ни веру, ни религиозную проповедь, ни богослужения, ни строительство новых храмов, а наоборот – обеспечило вполне оживленную религиозную жизнь в стране.

Многочисленные документы и воспоминания свидетельствуют о том, что в 1919–1921 гг. значительные слои духовенства поворачиваются лицом к новой власти. Наиболее искренние и неравнодушные к судьбе народа священники начинают говорить о том, что большевики, при всей их «атеистической вывеске» и кое-где перекосах, на деле воплощают в жизнь христианские идеалы – равенства, братства, справедливости, добывания куска хлеба собственным честным трудом. И мысли эти высказывались не под дулом «чекистских» револьверов, а естественно вытекали из жизни, из общения с прихожанами, из наблюдений за повседневным бытом народа, который все глубже и глубже вовлекался в строительство новой России.

Церковь в послевоенное время
(конец 1919 – 1925)

В условиях мирного времени Церковь начала обустраивать свою новую жизнь на принципах, утвержденных Собором 1917–1918 гг. Напомним, что именно на этом Соборе, в 1917 году, уже после Октябрьской революции, произошло эпохальное событие – избрание российского патриарха. Спустя несколько лет, в 1923–1925 гг., он выпустит целый ряд посланий, ныне старательно замалчиваемых, которые осуждали всякое посягательство на Советскую власть, говорили о ней как о богоустановленной и действительно народной, призывали горячо молиться Всевышнему о ниспослании ей помощи(46). (Нынешние умники, разглагольствующие об этих посланиях как о «вынужденном отступлении от правды», либо лицемерят, либо совершенно не понимают, кто есть патриарх для православного человека.)

Вообще, конец 1919-го, 1920-й и начало 1920-х, по воспоминаниям многих очевидцев, были совершенно особым временем в религиозной жизни страны. Ограниченность Церкви в материальных средствах приводила к тому, что в ее ограде оставались по-настоящему преданные христианскому служению пастыри. Новый формат взаимоотношений Церкви и власти, далеко не всегда и не везде простых, тем не менее, позволял проводить богослужения и религиозные празднования. Верующие на законных основаниях брали под свою опеку храмы и церковную утварь, своими силами заботились о них, и это тоже вносило свой особый вклад в укрепление народного единства. Епископы, до революции зачастую ведшие весьма обеспеченный образ жизни и мало беспокоившиеся о духовном состоянии паствы (увы, это отмечали сами церковные иерархи), теперь жили в гораздо более скромных условиях и, сближаясь с простыми людьми, тем самым приближались к истинному Христову служению. Даже антирелигиозная пропаганда, которая, согласно установкам центральной власти, должна была проводиться тактично и не задевать религиозных чувств людей (особенно часто об этом напоминал Ленин), почти не оказывала влияния на бо¢льшую часть верующих – они по-прежнему оставались преданными своим убеждениям и матери-церкви.

Живой интерес к религиозным вопросам, возрождение церковного быта, сближение духовенства с народом, преображение Церкви – вот важнейшие (разумеется, если мы говорим о духе и душе, а не о материальной или административной составляющей) процессы религиозной жизни России, характерные для первого десятилетия после 1917 г. Данное обстоятельство обычно замалчивается большинством церковных и атеистически настроенных авторов. В то же время воспоминания целого ряда очевидцев рисуют неожиданную и величественную картину религиозного ренессанса молодой Советской России. Дадим им слово.

Питирим Сорокин – выдающийся социолог. До 1922 г. жил в России, а в эмиграции стал профессором Гарвардского университета, одного из самых престижных в США, там он основал и возглавил факультет социологии, получивший мировую известность. За свою жизнь этот ученый опубликовал около 40 книг и 1000 статей, принесших ему мировое признание. Вот что писал Питирим Александрович о ленинской России начала 1921 г.:

«В духовной жизни России наблюдался процесс великого возрождения. Хотя все остальные здания продолжали постепенно разрушаться, церкви начали восстанавливаться и обновляться. Церковные службы, собиравшие мало верующих в 1917–1920 годах, теперь проходили при большом скоплении прихожан»(47).

Герберт Уэллс – английский писатель-фантаст, на исходе Гражданской войны посетил Петроград и Москву, оставил свои впечатления от увиденного в книге «Россия во мгле». Этот авторитетный свидетель, которого невозможно заподозрить в стремлении приукрасить послереволюционную российскую действительность, писал об увиденном в Москве в 1920 г.:

«Десять тысяч крестов московских церквей все еще сверкают на солнце. <…> Церкви открыты; толпы молящихся усердно прикладываются к иконам, нищим все еще порой удается выпросить милостыню. Особенной популярностью пользуется знаменитая часовня чудотворной Иверской божьей матери (на Красной площади. – Г.Х.) возле Спасских ворот; многие крестьянки, не сумевшие пробраться внутрь, целуют ее каменные стены»(48).

Георгий Шавельский – церковный деятель, богослов, член Святейшего синода. В царской России и при Временном правительстве был протопресвитером армии и флота, т.е. осуществлял надзор за всеми церквами полков, крепостей, армейских госпиталей и военно-учебных заведений, а также руководил деятельностью всех военных и морских православных пастырей. Аналогичную роль играл в годы Гражданской войны – был протопресвитером Добровольческой армии белого генерала А.И. Деникина. В апреле 1920 г. эмигрировал в Софию (Болгария), там стал профессором богословского факультета Софийского университета. Уже находясь за границей, в Болгарии, в 1922 г. он писал:

«Ослабла ли русская Церковь за время большевистской власти, уменьшилось ли число ее верующих? Я думаю: нет! Я думаю, что она за это время выросла, ибо у нее прибавилось число искренних, одушевленных, крепко верящих в ее вечную правду членов, и они теснее, чем раньше, сплотились вокруг нее. Она выросла, ибо оживилось все ее дело: зацвела приходская жизнь, переродилась проповедь, изменились отношения между пастырями и паствой, вся церковная работа стала жизненной и дружной»(49).

Николай Зернов – русский церковный деятель, богослов, историк Церкви и русской культуры. До 1921 г. жил в России, затем эмигрировал и проживал в Константинополе, Белграде, Париже, Лондоне и других городах. Автор множества работ, посвященных русскому православию, Русской православной церкви, проблеме воссоединения христианских Церквей. Доктор философии и доктор богословия Оксфордского университета, читал лекции в университетах США, Канады, Австралии. Вот что писал Николай Михайлович:

«Первые послереволюционные годы ознаменовались небывалым религиозным подъемом. Интеллектуальная и артистическая элита после долгих лет блужданий возвращалась к Церкви…»(50)

Георгий Федотов – крупный философ, историк Русской церкви, человек, который в своем творчестве был ориентирован на ортодоксальное православие. С 1917 до 1925 г. Георгий Петрович жил в Саратове и Петрограде, затем эмигрировал и уже за рубежом, в 1926 г., по свежим впечатлениям писал:

«Вся ли Россия проходит азбуку атеизма и американизма? Этому противоречит хотя бы всеми отмечаемый (курсив мой. – Г.Х.) расцвет церкви и православного быта. Кто же в России ходит в церковь?

Уже сразу бросается в глаза – по крайней мере, в городе, – как много в храмах бывшей интеллигенции. И не только выбитых из жизни стариков, но и молодежи, активно строящей новую Россию. Знакомство с этой христианской молодежью сразу вскрывает в ней знакомые черты: да это все былые народники, вчерашние эсеры! Быть может, без прежней удали, с большей сдержанностью и строгостью, – но с тем же энтузиазмом. Воочию видишь: наконец-то поколения «святых, неверующих в Бога» нашли своего Бога и вместе с Ним нашли себя…»(51)

Константин Криптон (возможно, псевдоним) – человек, где-то в начале 1940-х г. эмигрировавший из СССР. Перед отъездом он возглавлял инженерно-экономический факультет Ленинградского института инженеров водного транспорта, был специалистом по правовым и экономическим вопросам Арктики. В эмиграции в течение 14 лет работал в Фордемском университете (Нью-Йорк, США). Его книги, напечатанные в Америке и в Англии, получили международное признание. К. Криптон оставил нам интереснейшие воспоминания о религиозной жизни России 1922–1925 гг. Вот как он описывает свои впечатления от этого периода:

«…религиозная жизнь как религиозная жизнь сильно укрепляется. Пришедшие испытания и в то же время очищение от всего «наносного», что было при дореволюционном положении, неизбежный фильтр верующих, а также самого духовенства – сообщают большие духовные силы. Миллионы людей, наполнявших церкви с горячей молитвой, хоть это стало для многих небезопасно, а для иных и просто опасно, являлись тому доказательством.

Богослужения даже в самых маленьких церквях приняли особенно приподнятый, торжественный характер. В больших соборах лучшие артисты поют в хорах, читают апостол, псалтырь. А как происходила исповедь, особенно в Великий пост? Сразу же после причастия где только можно было среди большой толпы, отдельные люди падают на колени, благодаря за приобщение к Великому таинству. Во всех городах среди них можно было видеть крупнейших представителей интеллигенции. Церковная проповедь становится много сильнее, вдохновеннее. А по ее окончании раздается сердечное, дружное: «Спасибо, батюшка»(52).

Иринарх Стратонов – историк, профессор Казанского университета, который в 1922 году был выслан большевиками из России. По мнению сотрудников Крутицкого Патриаршего подворья, имел «ясное церковное сознание и способность трезво оценивать события»(53). Многое видевший собственными глазами, он, будучи за границей, писал, что к концу 1919 – началу 1920 г. в центре и в регионах в церковных организациях водворился порядок и даже получилась какая-то внутренняя спайка:

«Местная церковная жизнь, – пишет И.А. Стратонов, – стала устраиваться. Рос и креп авторитет церковной власти, установленные Поместным собором органы, как центральные, так и местные, начали действовать вполне нормально, и между ними установились известные взаимоотношения, предусмотренные последним церковным законодательством.

Нельзя не отметить и общерелигиозного подъема в массах. Храмы наполнились молящимися, при этом среди молящихся не было того преобладания женского пола, которое замечалось до революции. Исповедь получила особое значение, стала развиваться и эпитимийная практика (духовное «наказание», накладываемое священником на исповедующегося. – Г.Х.). Сами верующие требовали этого и с замечательным послушанием выполняли все, чему их подвергали их духовные руководители. Церковные праздники привлекали колоссальное количество народа. Церковная жизнь к 1920 г. восстановилась полностью, а может быть, даже превзошла старую, дореволюционную. Вне всякого сомнения, что внутренний рост церковного самосознания верующего русского общества достиг такой высоты, равной которой не было за последние два столетия в русской церковной жизни. Церковная власть в церковном обществе, которое в значительной степени она церковно воспитала, встала на недосягаемую высоту. Если Собор 1917–[19]18 гг. дал форму и внешность новой церковной организации, то внутреннее содержание было создано дружными усилиями Патриарха, высших церковных органов, иерархов и всего русского церковного общества.

Небо и в это время, однако, не было безоблачным, но раскаты грома слышались где-то вдали и сзади, и казалось, что наступило время в церковной жизни, когда при едином пастыре создалось и единство стада»(54).

Подчеркнем, все это – свидетельства очевидцев, писавших и издававших свои труды за границей. Этим людям никто не угрожал, никто не «вмешивался» в их тексты. И главное – этих людей невозможно заподозрить в стремлении угодить Советской власти. Так почему же они, знающие не понаслышке о трагических страницах Гражданской войны и трудностях послевоенной жизни страны, ничего не пишут о том «страшном геноциде духовенства и верующих», который так будоражит воображение нынешнего обывателя?!

В заключение хочется заострить внимание на том, что все приведенные выдержки и вообще все наше повествование касалось только начального периода существования Советского государства – времени, когда многие преобразования осуществлялись под руководством Владимира Ильича Ленина или в «прочном» согласии с его принципиальными установками. С конца 1920-х годов в истории нашей страны открывается совершенно новая страница – сложная, пока еще недостаточно изученная. Страница, которую нельзя смешивать (а тем более «писать одной краской») с предшествующей – ЛЕНИНСКОЙ ЭПОХОЙ.

Примечания

1. Вечерняя Москва. №20 (40). 1924. 25 января. С. 3. 
2. Правда. 25 января 1924. №20. С. 3. 
3. Поспеловский Д. Тоталитаризм и вероисповедание. М., 2003. С. 324. Откуда взята эта статистика, Д.В. Поспеловский не сообщает. 
4. См., например: Крестный путь Церкви в России. 1917–1987. Frankfurt am Main, 1988 (без пагинации); Молодая гвардия. 1989. №6. С. 188; Шипунов Ф.Я. Истина Великой России. М., 1992. С. 22; Тюрин Ю.П. Копье и крест. М., 1992. С. 163; Век ХХ – анфас и в профиль: размышления о столетии, ставшем историей. М., 2001. С. 308; Грибанов С.В. Крест Цветаевых: Марина Цветаева, ее близкие, друзья и враги глазами солдата. М., 2007. С. 146; «Буду верен словам до конца». Жизнеописание и наследие иеромонаха Василия (Рослякова). К двадцатилетию мученической кончины. М., 2013. С. 103. 
5. Крапивин М.Ю. Противостояние: большевики и церковь (1917–1941 гг.). Волгоград, 1993. С. 20, 75. 
6. Хмуркин Г.Г. Церковь и революционный террор. Очерки по статистике «гонений» в 1917–1926 гг. М., 2018. 
7. Там же. С. 11. 
8. Там же. С. 89. 
9. Там же. С. 82. 
10. Там же. С. 88.
11. Оценка известного историка Церкви доктора исторических наук М.В. Шкаровского. Более точных оценок в исторической литературе мы не встретили.
12. Хмуркин Г.Г. Церковь… С. 14–19.
13. Население России в ХХ веке. Т. 1 (1900–1939). М., 2000. С. 98.
14. Там же.
15. Там же. С. 97.
16. Режим доступа: http://martyrs.pstbi.ru/bin/code.exe/frames/m/ind_oem.html/charset/ans
17. Неполный список задействованных архивов см.: За Христа пострадавшие. Гонения на Русскую Православную Церковь 1917–1956. Биографический справочник. Кн. 1 (А). М., 2015. С. 22–23.
18. Письмо сотрудника кафедры информатики ПСТГУ В.А. Тищенко – Г.Г. Хмуркину от 28.03.2018 // Эл. архив Г.Г. Хмуркина.
19. Картограмма «О расстрелах в 1918 г. лиц Духовного Звания по постановлениям Губчека. По данным[,] собранным Секретн[ым] Отд[елом] ВЧК на запрос № 21224» // Православие и Российское государство Х–ХХ века. Историко-документальная выставка. Каталог. [М.], 2000. С. 40. Годом позже эта же картограмма была опубликована в «Журнале Московской Патриархии РПЦ» (2001. №6. С. 86).
20. На иллюстрации окончание слова не читается.
21. Воробьев Владимир (протоиерей), Кривова Н.А., Романова С.Н., Щелкачев А.В. Предисловие // Следственное дело патриарха Тихона. Сборник документов по материалам Центрального архива ФСБ РФ. Гл. ред. протоиерей Владимир Воробьев. М., 2000. С. 15.
22. Письмо сотрудника кафедры информатики ПСТГУ В.А. Тищенко – Г.Г. Хмуркину от 28.03.2018 // Эл. архив Г.Г. Хмуркина.
23. Емелях Л.И. Крестьяне и Церковь накануне Октября. Л., 1976. С. 86.
24. Пушкарев Б.С. Две России ХХ века. Обзор истории 1917–1993 / Соавторы К.М.Александров, С.С.Балмасов, В.Э. Долинин, В.Ж. Цветков, Ю.С. Цурганов, А.Ю. Штамм. М., 2008. С. 113; Никитин А.Н. Государственность «белой» России: становление, эволюция, крушение (1918–1920 гг.). Дисс. … докт. юр. н. М., 2007. С. 394; Шубин А.В. Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания 1917–1939 гг. М., 1998. С. 55.
25. См., например: Партизанское движение в Сибири. Т. 1. М.–Л., 1925. С. 31.
26. Балмасов С.С. Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. М., 2006. С. 102.
27. В пороховом дыму. Воспоминания участников гражданской войны. Пермь, 1961. С. 43.
28. Федоров А.Ф. Октябрьские зори. М., 1962. С. 211, 236; Ефимов А.Г. Ижевцы и Воткинцы. Борьба с большевиками. 1918–1920. М., 2008. С. 180.
29. Родина. 2008. №3. С. 41–44; Георгий Шавельский, отец. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 2. Нью-Йорк, 1954. С. 390; Гагкуев Р.Г. Белое движение в России: социальный состав и источники комплектования белых армий (1917–1922 гг.). Дисс. … докт. ист. н. М., 2013. С. 670; Спирин Л.М. Классы и партии в Гражданской войне в России (1917–1920 гг.) М., 1968. С. 355; Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни: Воспоминания. М., 1994. С. 323.
30. Альтернативы. 2004. №4. С. 105.
31. Кузьмин С.Л. История барона Унгерна: опыт реконструкции. М., 2011. С. 409; Наука и религия. 1977. №2. С. 52–55.
32. Кузьмин С.Л. История… С. 117.
33. Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов. №234 (427). 15 октября 1919 года. С. 1. По-видимому, об этом же случае: Плаксин Р.Ю. Тихоновщина и ее крах: Позиция православной церкви в период Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны. Л., 1987. С. 152.
34. К сожалению, Н.А. Заяц не опубликовал свои материалы ни в каком печатном издании.
35. Дальний Восток. 1992. №4. С. 74.
36. Плаксин Р.Ю. Тихоновщина… С. 152.
37. Звезда. 1980. №5 (май). С. 194.
38. Никулихин Я. На фронте Гражданской войны (1918–1921 гг.). Очерки и воспоминания. Пг, 1923. С. 133.
39. Вопросы истории Дальнего Востока. Вып. 5. Хабаровск, 1975. С. 198.
40. Кожемяко В. Зоя Космодемьянская. Правда против лжи. Воронеж, 2016. С. 93–94.
41. Письмо сотрудника кафедры информатики ПСТГУ В.А. Тищенко – Г.Г. Хмуркину от 28.03.2018 // Эл. архив Г.Г. Хмуркина.
42. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943 гг. / Сост. М.Е.Губонин. М., 1994. С. 163–164.
43. Акты… С. 164.
44. Там же.
45. Вениамин (Федченков), митрополит. На рубеже двух эпох. [М.:] Отчий дом, 1994. С. 288.
46. Акты… С. 283–285, 286–287, 296–298, 361–363.
47. Сорокин П.А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С. 136.
48. Ленин. Человек – мыслитель – революционер (Воспоминания и суждения современников). М., 1990. С. 509.
49. Церковно-исторический вестник. 1998. №1. С. 119.
50. Зернов Н. Русское религиозное возрождение ХХ века. Пер. с англ. Paris, 1974. С. 216.
51. О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. Н.А. Бердяев, Б.П. Вышеславцев, В.В. Зеньковский, П.А. Сорокин, Г.П. Федотов, Г.В. Флоровский. М., 1990. С. 441–442.
52. Вестник русского христианского движения. Париж–Нью-Йорк–Москва. 1979. № 128. С. 218.
53. Из истории христианской церкви на Родине и за рубежом в ХХ столетии. М., 1995. С. 6.
54. Там же. С. 35, 36.