Исполняющему обязанности начальника Комитета по Лесу Ленинградской области Г.Б. Великанову.

ОТЧЕТ О ПРОВЕДЕННОМ МЕРОПРИЯТИИ В РАМКАХ КАМПАНИИ “ПЕРВОЦВЕТ”.

20.05.1998 г., инспекторской группой в составе.........., проводилось патрулирование поймы реки Ящеры (участка, примыкающего к станции “Толмачево” Октябрьской железной дороги). Поводом для патрулирования послужило несанкционированное массовое мероприятие (численность участников до 250 человек), которое проводят в этом районе неустановленные лица (с их слов - реконструкторы индеанизма).

Самовольно заняв участок поймы под свои нужды, данные лица ведут рубку сухостоя на корню, разводят костры и загрязняют прибрежную полосу мусором и отходами человеческой жизнедеятельности. При этом участниками мероприятия вытаптываются и разоряются места произрастания редких видов дикорастущих цветов.

При попытке выявить организаторов мероприятия инспекторская группа подверглась нападению неизвестных лиц из числа участников. Последние несколько раз выстрелили в сторону членов патруля из пистолета системы ТТ, сопровождая свои действия грубыми угрозами и нецензурной бранью. После этого те же лица напали на инспектора Панаева, в ходе чего один из них нанес последнему несколько сильных ударов деревянной дубинкой по голове.

216 Мы рассуждали так - если пожаловаться первыми, будет больше шансов оказаться правыми в случае чего. Мы полагали, что вмешательство Комитета и тот контекст, в котором мы представили проблему, поставят возможных “заявителей” от лица индейцев в неудобное положение. На каждую поездку мы выписывали в Комитете маршрутный лист, что позволяло нам трактовать действия индейцев как “вооруженное нападение на членов природоохранного патруля”. А в таком свете даже обоснованные жалобы противоположой стороны будут выглядеть просто отговорками в рамках состряпанного ими “встречного заявления”. Правда, оставалась возможость, что индейцы окажутся приличными людьми и в милицию не побегут. Мы решили дожидаться их решения, направив в Комитет “предупреждающую жалобу” - а вот обязательного в таких случаях заявления в местный отдел решили не подавать. Если после нашей “ответки” от индейцев не поступит заявы - отмолчимся и мы, ну а если все же придет донос - впишем организаторов “Пау” в блудняк с незаконным природопользованием и нападением на инспекторскую группу.

В связи с этим просим руководство Комитета направить данный материал в соответствующие службы и обеспечить для наших инспекторов контакт с представителями власти и лесничества на местах.

Старший группы,

общественный лесной нспектор......

Число, подпись.

В полдень эта бумага легла на стол к товарищу Беспалько, а к середине дня копии этого документа достигли (с помощью факса) Лужского ГОВД. Оттуда в Толмачевский ОМ была послана телефонограмма, обязующая местную милицию предоставить для урегулирования вопроса автомобиль и четверых автоматчиков.

После этого Беспалько направил запрос в Толмачевский феод Комитета, подключив к акции обуздания местного лесника. Ему было предписано ждать нас завтра в полдень возле отдела, заодно с местными ментами. Подготовив таким образом “почву для отступления”, мы покинули Комитет и принялись за подготовку собственной акции, назначенной на эту ночь. Мы не хотели полагаться на других и вовсе не собирались доверять сторонним ментам осуществление мести. Около шести часов вечера братья собрались на парапете станции метро “Черная Речка” и принялись обсуждать готовящееся мероприятие.

- Прямая атака при нынешних обстоятельствах - это очевидная утопия! - категорично заявил Строри. - Мы не успеем собрать столько людей, а ждать в нынешней ситуации было бы совершенно неправильно! Я думаю, пять - семь человек будет вполне достаточно.

- Какой план? - спросил Барин. - Что работаем?

- Воду они берут из реки, - начал прикидывать я, - значит, притравить лагерь у нас не получится.

Вылавливать в ночи одиночек и отдельные группы опасно и ненадежно, а...

- У Антона есть помповое ружье, - вспомнил Строри. - Так почему бы нам...

- Идите на хуй! - тут же возразил Крейзи. - Это уже чересчур!

- Им, значит, можно по нам стрелять, - возмутился Панаев, - а нам нет?

- А если вписать в погром местных? - предложил Барин. - Представиться индеанистами, навыебываться и кого-нибудь отпиздить?

- Закопать им под кострище газовый баллон! - вскинулся Панаев. - Полный, чтобы он как следует ебнул! Они, небось, щупом кострища не проверяют? Тут им и...

- Нереально все это! - перебил его Строри. - Баллон хорошо класть, пока люди еще не заехали, а как с местными выйдет - тоже неведомо наперед. Отпиздим кого-нибудь в поселке - и чего? Где гарантии, что люди из-за этого поднимутся? И если поднимутся, то что? Индейцев больно уж дохуя!

- Остаётся поджог! - резюмировал я. - Подберемся поближе, обольем типи Мато бензином, подожжем - и руки в ноги! Ничего другого нам просто не остается! Как вам такое предложение?

- Дельно, - кивнул Строри. - Хороший план!

- В самом деле, - поддержал его Барин. - Давайте так и поступим!

В полтретьего ночи мы заняли позицию на краю поля. Там, где начинается поросший травой склон, спускающийся на “нижний луг”, почти к самой воде. В прибрежной полосе лежал слой плотного тумана, из которого торчали только верхушки типи - матерчатые конусы с острыми венчиками торчащих в разные стороны жердей. Туман лежал чуть выше уровня поля, так что нам казалось - у нас под ногами разлили целое озеро молока. Ветер утих, было сумрачно и почти совсем тихо.

Спрятавшись в траве на краю поля, мы откупорили бутылку конька и принялись совещаться. Нас было семеро - я, Крейзи, Строри, Барин, Панаев, какой-то приблудный ролевик с Черной Речки (имени его никто из нас не запомнил, так как мы вписали его в этот блудняк, что называется, “с ровного” - чтобы нам было веселей ехать) и Крейзин знакомый “копатель” из Петергофа по прозвищу Башмак. Последний был младше нас лет на пять, но уже не раз ездил с нами, заслужив между нашими товарищами еще одно прозвище - Сережа-Тоже.

За время пути Башмак рассказал нам несколько весьма поучительных историй из жизни “черных следопытов”. Одна из них произошла лично с ним, а вот остальные ему принесла на крыльях всеведущая народная молва (то есть читателю не следует воспринимать последние две истории Башмака слишком серьезно). И сейчас мы как бы предоставим Башмаку возможность рассказать нам все это еще раз.

- Прикиньте, - толковал нам Башмак, - повадились мы с корешами ездить копать. Наберем с собой спирту, обожремся до беспамятства - и давай чудить. То взорвем чего-нибудь, а то возьмем каждый по две мины-лепешки заместо литавр. Идешь пьяный и хуяришь одна об одну, словно в оркестре каком-нибудь. Как-то раз набрали мы всего этого просто немерено и поехали домой. И такие были при этом пьяные, что я ебнулся при входе в вагон, а все наше “добро” у меня из рюкзака прямо на пол посыпалось. Поднимаю я глаза - и что же вижу?

На этом месте Башмак очень убедительно демонстрировал, какое у него на тот момент было лицо.

Ничего не скажешь - видать, здорово удивительно ему было.

- В первом же “купе”, - продолжал Башмак свою историю, - сидят шестеро ментов и таращатся на меня во все глаза. И не на меня даже, а на мое снаряжение. Взяли нас тогда и оттащили в отдел, а на хате у предков обыск устроили. Родичи поначалу не верили ментам, сердились и кричали. Но когда увидели, как менты достают у меня из-под кровати пяток ржавых снарядов - враз кричать перестали. Это даже их проняло.

Вторая история Башмака была такая.

- Подо Мгой это произошло. Там много кто копает, так что люд ходит разный. Вот едут как-то менты на своем “козелке” по Мурманской трассе, и видят - прет по обочине человек, а к рюкзаку у него подозрительная труба присобачена. Хуй ли там - остановились, высыпали из машины. Стой, кричат ему, ни с места, милиция! Человек их увидел и в лес бросился, а они за ним. Все побежали, даже водитель из машины вылез и давай скакать по обочине - дескать, чего там? Эх, блядь, совсем ничего не видно! Это-то его и спасло. Когда из лесу прилетело, он даже дернуться не успел. Вз- зш-трых-быбых-пиздых! Хуяк - и лобовое стекло выбито, а на месте водителя балда от панцершрека217 дымит. Старая оказалась, так что ему еще повезло.

Третья история Башмака была совсем дикая.

- В самой Мге это случилось, возле сберкассы. Один чел выкопал противотанковое ружье и решил из него обрез себе сделать, чтобы ограбить с этим обрезом инкассаторский автомобиль. Он неподалеку от сберкассы жил, так что эти пидоры здорово ему глаза намозолили. Ну, все сделал как надо, а испытывать нечем - патронов к ружью оказалось всего два. Тут не до испытаний - так может и на грабеж не остаться. Вышел он в нужное время из дома - смотрит, а от сберкассы машина инкассаторская отъезжает. Вынул из по куртки обрез, да как врежет от пуза - и прямо ей в передок. Одного он не рассчитал - что ему этот выстрел сложным переломом (кисть да локоть) аукнется. Больно уж у ружья отдача оказалась велика. Инкассаторы, когда из машины вышли, не то что стрелять, а даже бить его поначалу не стали. Они и так пересрались, когда им какая-то хуйня наискось салон продырявила. А потом выяснилось, что эта хуйня сначала блок цилиндров

217 [комментарий Слона]: “Полный пиздеж, так как на тот момент, когда немцы находились в районе Мги (1943 г.), в войсках Вермахта еще не были приняты на вооружение противотанковые средства этого типа”.

прошила, а на вылете из салона задний мост изуродовала и в землю ушла218. Так что все там просто с этого охуели, а особенно - сам стрелок. Ему потом семь лет дали, за смелость.

Выпив как следует и раздавив косяка, мы принялись за непростое дело - “выбор цели”. Шаря взглядом по прибрежному лугу, мы пытались вычислить среди нескольких десятков типи нужное. Для опытного индейца это не проблема - а вот нам все типи казались “на одно лицо”!

- Которое из них Мато Нажина? - поинтересовался Крейзи, оглядывая открывающуюся с холма туманную перспективу. - А, Петрович?

- Да как тут поймешь? Одни верхушки торчат! - огрызнулся я, по пояс высовываясь из травы и вглядываясь в плотный, как будто осязаемый туман. - Утром его типи у реки стояло, почти с самого краю. Но сейчас я его там не вижу!

- А он не мог его снять? - шепнул Панаев. - Сложил, запихал в другое типи и теперь сидит и в ус не дует...

- Не хуй мозги ебать! - возмутился Барин. - Подожжем ближайшее! А иначе куда мы потом будем сьебывать? Представляете, сколько их оттуда повылазит?!

- Хм... - скривился Крейзи. - Мы вроде как с Мато воюем!

- Ответку дать один хуй надо! - возразил я. - Так что давайте хоть что-нибудь подожжем. Почти наверняка Мато здесь прячется - не такой это человек, чтобы съезжать из-за всякой ерунды. Свое типи он снял, но остальные-то никуда не делись. Наведем на них огонь, хау?

- Хау! - поддержал меня Строри, вскидывая ладонь вверх. - Нечего нюни разводить. Подожжем что сможем и валим отсюда! Кто пойдет?

Следующие несколько минут прошли в спорах о том, на чьи плечи ляжет эта почетная обязанность. Поначалу мы думали послать на это дело “приблудного ролевика”, но потом передумали. Спрос с него был невелик, к тому же он уже и так немало нас сегодня развлек.

По его словам, он только что вернулся из армии, где его два года учили “ну просто охуеть каким опасным вещам”. Он то и дело порывался упасть на живот и начать ползти, так что нам приходилось его то и дело одергивать.

- Ну куда ты поползешь?! - увещевал его Крейзи. - Ты же не улитка и не змея. Хочешь подобраться тихонько - возьми и подойди, зачем ползать-то? Нешто червяк какой-то!

Понятное дело, нашего “нового друга” все это здорово злило.

- Боевое перемещение... - пытался втолковать он, но его не слушали. Видно было, что ситуацию он понимает по-своему, и что положиться на него в таком деле нельзя. Хочешь сделать что-нибудь хорошо - сделай это сам, поэтому я не стал спорить, когда Строри неожиданно заявил:

- В этот блудняк нас втравили Джонни и Тень, так что им и идти! - при этом он поднял открытую ладонь вверх и веско добавил: - Хау, вожди!

Он был совершенно прав, так что я встал из травы и принялся собираться.

- Панаев, пошли мстить! - позвал я, напоследок прикладываясь к горлышку коньячной бутылки. -

Пора!

- Уже иду, - кивнул Тень, еще раз ощупывая пальцами пластырь у себя на башке. - И так заждался! Он вынул из кармана полуторалитровую бутылку с бензином, встал и мягкой, крадущейся походкой начал спускаться с холма. Я пошел следом за ним, нервно крутя между пальцами теплый столбик пьезоэлектрической зажигалки. Крейзи считает (и тут я с ним полностью согласен), что у кремневой зажигалки пламя не так хорошо219.

218 [комментарий Слона]: “Даже “необрезанные” противотанковые ружья наибольшего калибра, такие, как отечественные ПТРД (противотанковое ружье системы Дегтярева калибром 14,5 мм) и ПТРС (противотанковое ружье системы Симонова калибром 14,5 мм, имеющее ряд конструктивных особенностей, делающих его непригодным для изготовления рабочего “обреза”) вряд ли способны произвести описанный выше эффект”.

219 Имеется в виду следующее суеверие - когда люди прошлого разжигали огонь для бытовых целей, оии пользовались кресалом и кремнем. А когда хотели использовать огонь для чего-то более важного, то добывали его трением - или искали огонь, который возник от удара молнии. Мы считаем, что в пьезоэлектрической зажигалке горит именно такое пламя.

Когда мы с Панаевым один за другим вошли в полосу тумана, предметы вокруг смазались и исчезли, зато звуков стало больше как будто бы в несколько раз. Плотная, как молоко, субстанция опустилась на мир, каплями оседая на одежду и сужая кругозор до нескольких шагов. Так что я едва различал фигуру Панаева, который шел по склону всего в паре метров впереди.

Постепенно глинистая почва склона сменилась молодою травой, местность выровнялась - а из тумана показались матерчатые стенки первого типи. Откуда-то со стороны до нас доносились музыка и приглушенные голоса, но в остальном лагерь индейцев был сумрачен и тих. Сколько мы с Панаевым ни вглядывались в туман - но не смогли обнаружить и следа часовых. Похоже, их просто не было.

Аккуратно облив типи бензином из пластиковой бутылки, мы с Панаевым сделали длинный отводок и бросили пустую тару на землю. Бутылку решено было оставить - чтобы у индейцев не осталось сомнений в причинах ночного пожара. (Типи, насколько мне известно, иногда вспыхивают и сами по себе.) Проверив все еще раз, я чиркнул зажигалкой, поднес огонь и бросился бежать.

Ломиться по сколу вверх - дело небыстрое, но на этот раз мы с Панаевым решили поспешить. Проносясь сквозь туман, я услышал громкий хлопок - это занялся бензин, в изобилии пропитавший полотняные стенки. А уже в следующую секунду мир за моей спиной вспыхнул, сбрасывая покров темноты и стремительно наливаясь новыми красками.

Вырвавшись из полосы тумана, мы с Панаевым на секунду обернулись. Над молочно-белым морем вставал исполинский пламенный вихрь, неистовая и ревущая огненная стихия. Туман испуганно жался, расходясь вокруг горящего типи широким кольцом. Он словно бежал, напуганный одним женским и несколькими детскими криками, рвущимися наружу из самого средоточия пламени.

Эти крики мгновенно разбудили весь лагерь. Тут и там вспыхивали фонари, между укрытыми туманом типи замелькали фигурки высыпавших на улицу людей. Сначала слышались только крики “Пожар!”, но постепенно вопли и шум полностью заполнили собою долину.

- Исполнено, - выдохнул я, показывая рукой на поднявшийся переполох. - Надо срочно отсюда уходить!

Уходить решили лесом, вдоль края поля, чтобы не выходить на открытое пространство и не мозолить глаза взбешенным индейцам. Есть в жизни мгновения, когда надо улепетывать не рассуждая - и сегодняшний случай показался мне как раз из таких. Попасться индейцам в руки после такого начала обещало увечья и смерть. Бешеное пламя еще играло на обуглившихся жердях, будя в сердцах обитателей лагеря немеркнущие гневные отсветы.

В таких случаях не принято рассуждать о последствиях - сначала бьют насмерть, а думать начинают потом. Мы предполагали со стороны индейцев активные меры по поиску поджигателей, и на милость поимщиков особенно не рассчитывали. Мы надеялись, что еще в самом начале успеем оторваться от преследователей и уйти к станции, но индейские боги сыграли с нами недобрую шутку. Пропустив нужный поворот, мы полчаса проплутали по лесу, выйдя под конец на то же самое место - к индейскому лагерю.

- Ошибка вышла, - удивился я, глядя в просвет между деревьями. - Эк заморочило!

Языки пламени больше не плясали в холодном утреннем воздухе, но спокойнее от этого на берегу не стало. На краю поля виднелись крошечные фигурки дозорных, похоже было, что они заметили, как кто-то ломится по лесу. Часть из них принялась кричать и размахивать руками, а человек десять сорвались с места и припустили по полю в нашу сторону. Пришлось разворачиваться и опять уходить в лес.

Странная это была беготня - деревья проносились мимо, менялись тропинки, под ноги лезли овраги и бурелом. Предрассветные сумерки сделали знакомый ландшафт совершенно неузнаваемым - уже через сто метров стало невозможно определить, где мы находимся. Мне казалось, что я знаю маршрут, но нас опять закружило по лесу и через полчаса вынесло на то же самое место. Лично со мной такое было впервые - учитывая тот факт, что находились мы в родном, еще с детства знакомом лесу.

- Еб твою мать, Петрович, - взбеленился Крейзи. - Куда же ты прешь?

- Да причем тут я? - усевшись на корточки, я пытался отдышаться. - Я не за собой веду, я просто бегу первым!

- Добегаемся так! - недобро сощурился Кузьмич. - Гляди, нас опять заметили!

И действительно - на краю лагеря возникла какая-то суета. Дистанция была приличная, время отступить у нас было - но так не могло продолжаться вечно.

- Крутимся тут, словно белки в колесе! - выругался Строри. - Я бы на месте индейцев решил, будто мы еще чего-нибудь решили поджечь! Гляди, как бы они не принялись за нас всерьез! Плюнув в сердцах, я опять вскочил на ноги и бросился в лес. Деревья укрыли нас от преследователей, направление я держал более чем четко и так до сих пор и не понял, каким образом лесные тропинки снова вывели нас к индейскому лагерю. Теперь мы выскочили чуть дальше, со стороны поля - аккурат на группу поимщиков из полутора десятков мужиков. Они заметили нас и припустили в нашу сторону, но расстояние было слишком велико. Пока они телепенились, мы успели пересечь поле в направлении деревни “Болото”, свернуть в чащу и скрыться из глаз.

- Как бы они не решили, что мы над ними глумимся! - крикнул Строри, пока мы огибали деревню и искали выходы к железнодорожным путям. - Часа полтора здесь крутимся, никак не меньше! А отбежали-то всего на два километра!

- Твоя правда, - поддержал его Кузьмич. - Пора отсюда валить!

В качестве направления движения мы выбрали соседнюю с Толмачево станцию - “Разъезд Антонины Петровой”. (Мы опасались, что в направлении Толмачево индейцы вышлют свои патрули.) До нее пешим ходом пилить и пилить - так что можно было не опасаться, что индейцы опередят нас и сумеют обустроить в районе станции толковую засаду. Мы рассуждали так - целым лагерем они вряд ли поднимутся в поход, а от десятка поимщиков мы уж как-нибудь отобьемся. Часа через полтора-два мы оставили деревню далеко позади и решили сделать привал на железнодорожной насыпи, возвышающейся из раскинувшегося по обе стороны бескрайнего болота. Ряска и холодная вода со всех сторон подступали к ржавому полотну, тут и там поднимались из пучины корявые, сухие деревья. Болотистое мертволесье раскинулось до самого горизонта, оставляя железную дорогу единственной ниточкой, связывающей разные берега этого топкого царства.

Примостившись на шпалах, мы пили коньяк и закусывали его единственной имеющейся в нашем распоряжение пищей - банкой минтаевой икры. Ноги гудели от долгого пути, небо светлело - еще час, и над горизонтом появится неумолимое солнце. От погони мы оторвались, так что единственный вопрос, который нас по-настоящему беспокоил: догадаются ли индейцы сесть в Толмачево на первую электричку и “проверить” соседние станции?

- Дело сделано, - констатировал Строри. - Чего теперь?

- Как это чего? - удивился я. - Возвращаемся в город, где я беру Леночку с документами и Ефрейтора с собакой - и снова сюда. В полдень возле Толмачевского отдела меня будет ждать “луноход” с четырьмя автоматчиками и местным лесником. Будет тема глянуть на наши ночные дела и определиться, что мы сделали ночью и с кем теперь воевать. Как, добро?

- Скорее уж зло, - отозвался Крейзи, качая головой с самым пасмурным видом. - Судя по крикам, вы с Панаевым подожгли вовсе не Мато Нажина, а постороннее типи с женщиной и детями внутри! Что это за война такая, вы мне не скажете?

- Видит бог, мы этого не хотели! - возразил Строри и добавил: - Меч возмездия оказался кривоват!

- Нас в этот блудень втравила Наташа-Медведь, - заявил Панаев. - Пускай ей и будет стыдно за эту хуйню! Мы что - сами поссорились с этими мужиками? Я бы теперь, может, и помирился, но...

- Ну ты дал! - перебил его я. - Да они нас после нынешней ночи рады будут по жилам раздернуть, а ты говоришь - “помирился”! Куда уж теперь!

- Разговорчики! - одернул нас Барин. - Давай, встали, до платформы еще пилить и пилить!

Спешно допив коньяк, мы сбросили в болото банку из-под икры и двинулись в путь.

Стремительно светлело, над топкими пустошами поднимался холодный утренний ветер.

- Кого же мы сожгли? - Панаев догнал меня и пошел рядом. - Как ты думаешь, Петрович?

- Да никак я не думаю, - отозвался я. - Съезжу сегодня с Ефрейтором и все узнаю. Чего зря гадать?

- Как съездили? - осведомился у меня Ефрейтор, когда около девяти утра того же дня я встретил его и Леночку на перроне станции “Ленинский проспект”. - Удалось?

Оделся Ефрейтор, по своему обыкновению, в черный “бомбер” и джинсы, круто подвернутые над до блеска начищенными ботинками. Возле его ноги сидел пес Адольф - здоровенная тварь, с хорошими знакомыми достаточно дружелюбная. Рядом с Адольфом примостилась на лавке Леночка Бухгалтер, положив на коленки папку с “необходимыми документами”.

- И да, и нет, - ответил я. - Сжечь сожгли, но по ходу дела - не тех. Так что лучше не стало, скорее наоборот!

- На войне все бывает, - успокоил меня Ефрейтор. - Нас точно ждут?

- Лесник и несколько автоматчиков, - ответил я. - Бухгалтер, как наши дела?

- Менты заяву могут потребовать, но навряд ли станут... - ответила Леночка. - Многое от индейцев зависит - что скажут, как себя поведут. Будут ли жаловаться на поджог?

- Мы к этому готовы? - спросил я.

- Разумеется, - ответила Леночка. - Слушай сюда! После своего вчерашнего визита в Комитет ты отправился проведать своего товарища Панаева, тяжело страдающего из-за перенесенного им сотрясения мозга. Так как он нуждается в постоянном уходе, то болеет не у себя дома, где о нем некому позаботится, а у меня на квартире. Там ты пробыл до восьми утра нынешнего дня, о чем в случае чего будут свидетельствовать мои родители и старшая сестра. Занимались мы точно тем же, что и третьего дня, когда на самом деле у меня собирались. Уяснил свое алиби?

- Угу, - ответил я. - А когда Панаев пойдет “снимать побои”?

- Не раньше, чем менты выпишут ему направление. То есть только в том случае, если дело доведут до “пристального рассмотрения”. Но задача у нас в корне иная - если от индейцев не будет заявы, необходимо спустить дело на тормозах. Скажешь: дескать, никого не узнал, кто угрожал пистолетом - не помнишь, ни к кому из присутствующих претензий нет. Все понял?

- Так точно! - кивнул я и повернулся к Ефрейтору. - А вы, камрад - как понимаете стоящую перед вами задачу?

В ответ на это Ефрейтор улыбнулся и потрепал Адольфа по голове.

- Посредством присущего истинному арийцу несомненного превосходства, - мягко произнес он, - намерен гасить агрессивные настроения в среде местных аборигенов. Собираюсь выступить на этой встрече в роли “призрака фашизма” - буду стращать индейцев лысой башкой и собакой запугивать!

К часу дня мы уже тряслись по знакомым дорогам в кузове старой милицейской “буханки”. Больше других трясся местный лесник, которого Леночке удалось запугать “пристальным вниманием Комитета”, якобы направленным на это “сложное дело”.

- Да я же не знал, - всю дорогу божился этот тип, - что они там собираются! А если бы знал... Толмачевские менты, в отличие от лесника, показались нам людьми несколько более адекватными. По крайней мере, так мы полагали вначале - покуда один из автоматчиков не обратился к нам за разъяснениями по поводу вот какой истории:

- Вы все равно что лесники, - заявил он. - И должны знать, какая хуйня у нас тут творится! Раз ходили мы с братьями на охоту - и знаете, чего видели? Странное дело - куст малины, а на ветках словно маленькие мыши сидят. Весь буквально облеплен, так что и места свободного нет!

Подхожу я, беру одну такую мышку за хвост, а она - бац, и из собственной шкурки на землю выпадает! Шкурка-то у меня в руках осталась, а мышь проползла еще чуть-чуть и издохла! Я другую беру - то же самое! Не скажете мне, что это такое?

Мы с Ефрейтором замерли, не в силах осмыслить услышанное - так что пришлось Бухгалтеру отдуваться заместо нас.

- Редкое природное явление, судя по всему, - заметила Леночка. - Вам об этом надо в газету написать, пусть пришлют сюда фотокорреспондента. Шкурки вы наверняка сохранили?

- А... - замялся было старшина, но потом добавил гораздо увереннее. - Выкинул, блин! Да и на что они мне?

Леночка в ответ вежливо промолчала, так что к “теме с мышами” мы больше не возвращались. В маленькое окошко “буханки” видны были проплывающие мимо деревенские дома, затем машина одолела крутой подъем и раскачиваясь покатила по полю. А еще через несколько минут водитель остановил машину и заглушил двигатель.

- Вылазьте, - предложил нам старшина. - Приехали!

Индейский лагерь встретил нас недоброй тишиной и молчаливым кругом настороженных глаз. Людей было немного, причем большинство столпилось вокруг горелой проплешины на месте сгоревшего типи. И если бы я не расстрелял свою совесть еще в детстве, то мог бы принять охватившие меня чувства за внезапный приступ стыда. На самом же деле я чувствовал нечто иное

- гнет чужой злобы, нацеленные на меня копья человеческой ненависти. В воздухе вокруг нас было разлито столько желчи, что даже Адольф это почувствовал - вздыбил шерсть, ощерился и зарычал. Так что разговор с самого начала не задался.

- Где ствол? - без обиняков спросил старший наряда, беседовать с которым вызвался сам Мато

Нажин, который своим ответом задал тон всему будущему разговору:

- Какой ствол? - удивленно просил Мато. - О чем это вы говорите?

Именно так протекала вся недолгая, зато крайне эмоционально насыщенная беседа. Если вкратце, то суть сказанного индейцами сводилась к следующему: “Ничего мы не знаем, ствола у нас нет, этих людей мы видим впервые! Нас самих этой ночью подожгли, причем пострадала женщина и малолетние дети. Нет, поджигателей мы не видели, от них осталась только пустая бутылка из-под бензина. Нет, подавать заявление мы не будем - не видим в этом смысла. Это все!”.

Так как главные слова были сказаны, мы тоже не стали медлить с ответом: “Мы прибыли сюда в поисках лиц, осуществивших вооруженное нападение на нашу инспекторскую группу. Но среди присутствующих ни таких лиц, ни соответствующего оружия нет. Поэтому мы не видим смысла в дальнейших объяснениях, от подачи заявления отказываемся и данный вопрос с этого момента считаем закрытым”.

Такая покладистость весьма обрадовала местных ментов, разом избавившихся сразу от двух потенциальных “глухарей”. Они тут же утратили всякий интерес к ситуации и засобирались назад, а мы решили отправиться вместе с ними. Рассчитывать на милость индейцев особенно не приходилось: кабы взглядом можно было резать или колоть, мы с Ефрейтором были бы уже с ног до головы в дырках.

На обратном пути, развалившись на лавках в электричке, мы решили обменяться впечатлениями, полученными за время этой поездки. Ефрейтор, успевший за время нашей “беседы с индейцами” вдоволь насмотреться по сторонам, сказал вот что:

- Знаешь, Петрович - к ментам далеко не все вышли. Там такие лица мелькали на заднем плане! Одно из двух: или “сиженые”, или сотрудники “охранных структур”. Лично мое мнение - зря вы до них доебались. С чего вы вообще взяли, что это индейцы?

- Да не знаю я, - посетовал я, - пьяные были! Вот и...

- Людей надо собирать, Петрович! - совершенно серьезно заметил Ефрейтор. - Причем много людей! В следующий раз бензином дело не кончится, тут пахнет настоящей войной!

- Настоящей - это как? - спросил я, рассеянно уставившись на мелькающие за грязным стеклом пейзажи. - Что ты имеешь в виду?

В ответ Ефрейтор только головой покачал.

- Настоящая война, Петрович, тогда начинается, когда на ненастоящей кого-нибудь убьют! А тут, похоже, все к этому и идет! Думай теперь - готов ли ты к такому раскладу?

- Хуй ли думать, камрад, - бодро ответил я, хотя на душе у меня стало от этих слов ой как неспокойно. - Приеду домой, посплю, переоденусь - и сразу буду готов! Наше дело правое, a Elbereth Gilthoniel!

- Слава России! - вскинул руку Ефрейтор. - Мы победим!

По приезду в город нас ожидал шок. Оказалось, что Крейзи взял с собой кружку дури и на вечерней электричке уехал в Толмачево, якобы на “переговоры с индейцами”. Уехал, так и не дождавшись нашего возвращения.

- Как уехал? - потрясенно переспросил я. - Один? Не верю!

- Как есть, - ответила мне Иришка. - Сказал - поедет мириться, покуда дело до худого не дошло.

- Уже дошло! - заорал я. - Его на куски там порежут!

- Почему ты так решил? - спросила Иришка. - Ты уверен?

- Я там был! - ответил я. - И знаю, что говорю! Надо срочно ехать за ним!

Я тут же принялся звонить братьям, но желающих отправиться в Толмачево сегодня не нашлось.

- Крейзи сам уехал? - спросил меня Кримсон. - Ну и дурак! Будет ему наука!

- Спасти его мы уже все равно не успеем, - резонно возразил Строри. - А месть может и подождать! Ложись спать, Петрович - утро вечера мудреней!

В чем-то он был прав - после двухдневной беготни по лесу ноги меня уже не держали. Боец из меня был практически никакой, так что я послушался Костяна - кое-как доплелся до дома, разделся и залез под горячий душ. Стоя под обжигающими струями, я все думал - как бы индейцы и в самом деле не прирезали моего брата! Не начали “настоящую войну”, как правильно заметил сегодня партайгеноссе Ефрейтор. Но постепенно усталость вытеснила все мысли, так что я прямо в душе выпил водки, выключил воду и отправился спать.

Утро пришло вместе со звонком телефона - ворвалось в мой сон долгими протяжными трелями. Продрав глаза, я зашлепал в прихожую и снял трубку. Звонил Крейзи - он не просто вернулся из Толмачево живым, а привез с собой “мирный договор” с тамошними индейцами. За одну ночь он добился своею дипломатией того, о чем никто из братьев уже не смел и мечтать.

- Договорились, - сообщил мне Крейзи, совершенно не обращая внимания на ту ругань, которую я на него обрушил. - Да будет мир!

Оказалось, что ему довелось поучаствовать в индейском военном совете - собранном как раз по нашему поводу. На этот совет Крейзи пришел безоружный и совсем один - но индейцы не разорвали его на части (в чем лично я был более чем уверен), а приняли обстоятельно и даже с некоторым уважением. Их вождям оказалось не чуждо высокое благородство, да и как люди они оказались намного лучше, чем мы с Панаевым думали поначалу.

- Охуенные люди, - прямо заявил Крейзи. - Не то чтобы добрые, но уж точно не злые. Природу любят, с духами знаются, все фишки верно секут. Какого хуя вы с ними не поделили?

- Да эта баба... - начал я, но тут Крейзи меня перебил: - А я так сразу им и сказал! Что братьев моих с пьяных глаз бесы попутали, а хитрая баба взяла и воспользовалась этим! Сначала науськала вас на ихнего вождя, а потом пошло-поехало!

- Ну а с поджогом-то как? - спросил я. - Узнал, чьё мы типи сожгли?

- Одинокого Волка, - ответил Крейзи. - Помнишь такого?

Понятное дело, Одинокого Волка я помнил. Это был крепкий мужик с ирокезом на голове, который временами появлялся со своим типи в районе станции Каннельярви. Мы видели его там не раз и не два - но не припомню, чтобы хоть раз заговорили. Его типи мы хотели сжечь меньше всего, но ночь и туман распорядились иначе. До сих пор жалею, что целясь в Мато Нажина, мы попали именно в этого человека.

- А когда выяснилось, что во всем виновата Наташа-Медведь, - продолжал Крейзи, - решено было изгнать ее из Толмачево! Ходили разговоры о том, чтобы отнять у нее типи и отдать Одинокому Волку, а самой Наташе взвесить пизды. Но как вышло на деле - не ведаю, так как уехал я раньше, чем все это завертелось. Но до чего же хитрая баба!

- Не говори, - кивнул я. - В такой блудняк сумела вписать, что...

- Что едва выписались, - в тон мне ответил Крейзи, а через секунду добавил. - Ладно, Петрович - ну ее на хуй! Да будет мир!

Жители Гааги.

“Слово “эльфы” - словно авоська, в которую каждый кладет что-нибудь своё”. Elvenpath

В начале июля нам со страшной силой захотелось на ролевую игру. На этот раз мы решили уехать подальше - под Москву, где нас почти никто не знает в лицо. Для этого мы созвонились с Дурманом, который присоветовал нам игру “Буржуа-1998”, заявленную в будущие выходные на Яхромском полигоне.

- Её проводят редкие долбоебы, - доверительно сообщил нам Дурман. - Так что вам наверняка понравится! В пятницу жду вас у себя!

Предложение было услышано - так что вскоре мы похватали свои нехитрые пожитки и двинули в Москву. В путь отправились вчетвером - я, Барин, Доцент и Королева. Ехать было решено на “собаках”, так как денег у нашей кампании на этот раз оказалось “с гулькин нос”. Нам едва хватило средств, чтобы купить на станции Бологое фуфырь разведенного спирта - причем посредником в этом оказался какой-то местный синяк. Он так высоко оценил оказанную нам услугу, что ни за что не хотел уходить - несмотря на то, что мы уже два раза ему “честно налили”.

- Хочу посидеть с вами, ребята, - хитрил мужик. - Ехать вместе гораздо веселей!

К этому времени мы давно уже забились в вагон, следовавший в направлении Твери. Назойливость мужика нас здорово разозлила, так что на ближайшем полустанке мы с Барином пригласили нашего спутника в тамбур - как бы на “перекур”. И как только он миновал раздвижные двери, схватили его под руки, оторвали от пола и выкинули из вагона на улицу. Платформы здесь нет, в проеме дверей виднеется только круто уходящая вниз насыпь, по которой кубарем покатился выброшенный нами мужик. Видать, для него это было не впервой, так как он мигом вскочил на ноги, пробежал несколько десятков метров и успел до закрытия дверей запрыгнуть в соседний вагон.

После этого инцидента на Барина нашел раж. В дорогу он собирался пьяный в говно, что здорово сказалось на его внешнем виде. На Кузьмиче были надеты (снизу вверх) - берцы, рваные камуфляжные штаны, расстегнутая косуха (на голое тело) и солнцезащитные очки. Выглядел он еще как, а занимался вот чем: выхватил из поясных ножен тесак и принялся потрошить сиденья, кромсая обивку и расшвыривая наполнитель по сторонам.

Так как замечаний от окружающих пассажиров не последовало, Кузьмичу все это быстро надоело. Тогда мы опять уселись на лавки и принялись за военный совет. На повестке дня стоял вот какой вопрос: “Как нам представиться ролевикам, чтобы сразу же не начался кипеж? А иначе какой смысл тащиться в Москву?”

Вопрос был далеко не праздный. За прошлый (1997) игровой сезон мы провели большую работу, отвоевав у ролевиков оба “исконных” Питерских полигона - Старое Заходское и Каннельярви. Полигон в Петяярви наши акции затронули значительно меньше, еще меньше пострадал полигон в Шапках - но такая избирательность успокоила далеко не всех. Скорее уж наоборот.

Пламя ненависти, которое согревало наш коллектив все прошлое лето, опалило слишком многих. А еще больше было таких, кто полной грудью вдохнул его отравленный дым. Поползли уже не то чтобы слухи - поднялся крик, немолкнущий вой стоял до самого н<