Пожалуйста, уважайте наш бескорыстный труд и не распространяйте эту работу без указания имен переводчиков или хотя бы названия паблика. Мы надеемся на Ваше понимание. Спасибо.

(А если не прислушаетесь к нашей просьбе – мы придем к Вам ночью и выпьем Вашу кровь.)

Xoxo

Sweet Revenge

Tom Bryantt

 

 

THE TRUE LIVES OF

MY CHEMICAL ROMANCE

The Definittive Biography

 

Том Брайант – музыкальный журналист, который писал для таких журналов, как Kerrang!, Q, MOJO, the Guardian. За это время он успел поспать в доме Мэрилина Мэнсона, побывать атакованным бас-гитаристом Red Hot Chilli Peppers, и был обвинен в начинании бунта The Prodigy.

Он живет в Сассексе, и это его первая книга.

 

 

Для Эшли Мэйл,

великого рок-н-ролльного фотографа.

Содержание.

Предисловие: Thank You For The Venom.

Give’em Hell, Kid.

Early Sunsets Over Monroeville. 3: This Is The Best Day Ever.

I Brought You My Bullets, You Brought Me Your Love. 5: Headfirst For Halos.

Three Cheers For Sweet Revenge.

Party Poison. 8: I’m Not Okay. 9: Burn Bright.

Heaven Help Us.

Welcome To The Black Parade. 12: Hang’em High.

13. Planetary (Go!).

The Jetset Life Is Gonna Kill You. 15: Drowning Lessons.

My Lovenote Has Gone Flat. 17: Save Yourself.

Danger Days: Here We Come Again. 19: Look Alive, Sunshine.

Disenchanted.

21: Dead! Эпилог.

Предисловие: Thank You for the Venom.

Первый раз я встретил My Chemical Romance, когда мы были в Нью-Йорке. Это был август 2004, прошло несколько месяцев с релиза Three Cheers For Sweet Revenge. Пусть альбом на тот момент выпустили не так давно, ему еще предстояло сделать их знаменитыми. Слава придет чуть позже, а пока они жили довольно спокойно, находясь на окраине мегаполиса рока.

Город был раскален и удушлив, наша фотосессия проходила на берегу реки Гудзон. Нью-Джерси, город, в котором они выросли, виднелся за их спинами, суета и бешеная энергия Нью-Йорка маячили впереди, словно метафора, какой была и какой станет их карьера.

Джерард Уэй, непрерывно куривший, был очарован тем, что искал фотограф Тони Вуликрофт. Вокалист был одет в дешевый черный костюм с галстуком в черно-белую полоску, который в то время был его униформой. На нем был тот же костюм, который он носил на Warped Tour, тот же костюм, в котором он выступал, будучи пьяным, и в котором он летал по всему миру. Пах костюм плохо, но выглядел фантастически. Стоя рядом со своими товарищами по группе, одетыми в джинсы и футболки, он менял позу за позой. Помню, как я подумал в тот момент, что он выглядит как звезда.

Майки Уэй, брат Джерарда, был тихим в тот день. Он дурачился с барабанщиком Бобом Брайаром, который на тот момент был участником группы всего пару дней. Рэй Торо и Фрэнк Айеро оба были очень вежливы и дружелюбны. Фрэнк был расслаблен и отпускал острые шутки, но позже на интервью он был напряжен и эмоционален. Рэй был рад занять место сзади, но когда он говорил, было очевидно, что все его слушают и считаются с его мнением. Он казался тихим руководителем группы, в то время как Джерард казался ее мечтателем. Я помню, как записал, что Фрэнк – бьющееся сердце группы.

Как только закончилась фотосессия, послышались могучие раскаты грома. Хлынул сильный ливень. Он застал нас врасплох, и мы тут же промокли. Мы понеслись туда, где стояли такси, и получилось так, что я ехал на интервью в отель, сидя рядом с Джерардом. Это было ошибкой. Нью-Йорк мок под струями дождя, таксист завел мотор. Пиджак Джерарда начал источать запахи: он пах потом, алкоголем, сигаретами и местами, находящимися за сценой; он пах грязью туров, смрадом заправок и бесконечным нахождением в пути. Он повернулся ко мне с виноватым видом.

«Знаешь, это плохо», - сказал он с каким-то подступающим смущением, - «когда ты отвратителен даже сам себе».

Тогда в группе было что-то радостное и невинное. Когда мы приехали в отель, я на половину в шутку спросил у них, что они будут делать, если количество проданных копий Three Cheers For Sweet Revenge превысит миллион. Тогда казалось, что до таких продаж еще далеко.

«Мы купим реактивные рюкзаки и космическую станцию», - сказал Майки, счастливо ухмыляясь. «Как только у нас будут наши собственные фигурки, мы будем счастливы».

«Я точно бы купил книги Dungeons & Dragons», - сказал Джерард.

«Я бы купил игровой автомат Pac-Man, а потом бы позаботился о своей семье. И отдал бы все долги», - добавил Рэй.

А переехали бы они в Лос-Анджелес, как традиционно делают успешные группы?

«Да никогда», - сказал Фрэнк.

«Я никогда не перееду в ЛА», - ответил Майки.

«Они очень привязаны к Джерси», - сказал Джерард. «А вот я бы мог переехать. Куда угодно, но, наверное, не в ЛА. Мне Калифорния нравится».

Но спустя несколько лет Джерард, Рэй и Майки будут жить в Лос-Анджелесе, только Фрэнк останется в Джерси.

В тот день они были счастливы, довольны и радовались компании друг друга. Они начали описывать друг друга и лично себя, улыбаясь.

«Я самый чувствительный», - сказал Джерард с ухмылкой. «Я в группе девчонка!»

«А я доставучий отец, которого все ненавидят», - говорит Рэй под всеобщий смех.

«Он всегда говорит ‘мааальчики’ – именно так – «Мааальчики, у нас осталось десять минут», - сказал Джерард, дружелюбно посмеиваясь над гитаристом. «Ты спишь, а он

«Мааальчики, пора вставать, пора снимать клип». Фрэнк – источнгик проблем, если он верит во что-то, то он зациклится на этом, и нам уже не помочь. А Майки – ребенок, о котором мы все должны заботиться, потому что его всегда грабят или бьют».

«Я точно не счастливчик», - признался Майки.

«Не счастливчик?!» - тут же воскликнул Фрэнк. «Чувак, как-то раз ты взял электрический обогреватель в душ, это не просто ‘не счастливчик’!»

«Ну, я иногда не думаю», - ответил Майки.

«Он похож на Мистера Бина», - сказал Джерард, смеясь во весь голос до тех пор, пока он не заметил лицо брата. «Ладно, всего чуть-чуть».

Но потом они стали серьезнее. Они говорили о будущем, о своих надеждах на альбом и о том, что он может значить для нас, как для группы. Я спросил их, на что они реально надеются от Three Cheers For Sweet Revenge.

«У нас есть особенная пуля», - ответил Джерард. «У нас есть шанс попытаться встать рядом с великими группами, шанс привнести новые идеи и вытеснить некоторые более крупные группы».

«Мы переживали, что никто не поймет альбом, а его поняли», - сказал Фрэнк.

«Благодаря этому мы поняли, что у нас и правда нехилая пуля. Мы чувствуем, что можем быть чем-то восхитительным».

В следующие девять лет до момента распада они стали чем-то экстраординарным. Они следовали висцеральному, бодрому панку Three Cheers For Sweet Revenge, мульти-платиновому бриллиантовому сиянию The Black Paradeи стали самой примечательной, стилизованной и громкой рок-группой поколения. С Danger Days: The True Lives of the Fabulous Killjoys их креативность и визуальная рисовка, взорвавшись, стали яркими и буквально кричащими. В течении этого они вкладывали в музыку что- то личное, ровно как и в их свирепо-сильные отношения с фанатами.

Я потерял счет интервью, которые взял у них. Мы встречались в гламурных фотостудиях, в шикарных отелях, в разных странах. Но также мы встречались и в грязных помещениях за кулисами, и в стареньких барах. Не имеет значения, где мы встречались, я всегда находил в них редчайшую черту в индустрии музыки – честность. Неизменно дружелюбные, спокойно реагирующие на неполадки и очень скромные, они никогда не жалели своего времени, не жалели так, как я того не заслуживал.

Они были и веселыми, иногда настолько, что от смеха появлялись слезы. В этой книге много раз они предстают как темные личности, но они также в мгновение ока заставить вас смеяться. «Чувак, я всегда думал, что мы чертовски веселые», - как-то сказал мне Майки.

Чаще всего они, конечно, были неизменно честны. Во время моего второго интервью с Джерардом он сказал: «Как хорошо, что это ты! Мы отлично разговариваем, я могу доверять тебе». На какой-то из наших последних встреч Майки дал мне знать, что «у них всегда есть время, чтобы поговорить со мной, они всегда расскажут мне правду». И все прошедшие годы они делились со мной своими надеждами и мечтами, они признавались мне в своих зависимостях и ошибках, они преуменьшали свою успешность. Они дали мне исключительное право быть осведомленным об их жизнях. Это та история, которую я надеюсь рассказать здесь.

Я хотел бы поблагодарить группу за их щедрость с момента нашей первой встречи и вплоть до момента написания этой книги. Хоть это и не автобиография, Фрэнк согласился принять участие в двух чрезвычайно длинных интервью. Тем временем группа разрешила поговорить мне с некоторыми их близкими друзьями, партнерами, продюсерами и многочисленными коллегами. Все, что написано в этой книге, основано на моем архиве интервью с ними за многие годы, и довольно большое количество интервью я не публиковал ранее.

Перед написанием этой книги я попросил разрешения у My Chemical Romance, и они были очень добры, дав его мне. Джерард написал мне длинное письмо, в котором говорилось, что мне нужно действовать, и там было написано, что Джерард чувствовал, что я был одним из тех людей, которые могли бы сделать это. Это было

чудесным комплиментом, и я постараюсь оправдать все надежды.

Многие фанаты по всему миру называют распад My Chemical Romance горем. Но их история – это то, что заслуживает празднования. Эта история изложена ниже.

 

Том Брайант

Сассекс, январь 2014

1: Give ‘Em Hell, Kid.

Бельвилль, Нью-Джерси, середина восьмидесятых. По телевизору, громкость которого почти максимальна, идет реслинг. Перед экраном двое братьев Уэй повторяют каждое движение, взбираются друг на друга, дергают друг друга за конечности. За всю свою жизнь Джерард и его младший брат Майки если и дрались, то именно так – по-детски, в шутку.

Свои ранние годы они прожили в тандеме, будучи детьми, они всегда везде были вместе, отчасти потому что мир за пределами дверей дома Уэев был не для них. Там, на улицах, было место, которое Джерард опишет как «для меня это чересчур».

Истории об угонщиках машин, грабителях и преступниках, связанных с мафией (в конце концов, именно это сделало район The Sopranos знаменитым) были редки и становились сенсацией, но их было достаточно, чтобы заставить ответственных родителей беспокоиться о том, что происходит. Дома Джерард и Майки все плотнее сдружались, в то время как мир по ту сторону стен становился все более далеким.

«Наши родители немного боялись выпускать нас из дома, так как место, где мы жили, было довольно опасным», - сказал Майки годы спустя. «У нас не было больше никого, с кем можно было бы проводить время. У нас были друзья из нашего района, но чаще всего мы с Джерардом были вдвоем».

С 80-х Нью-Джерси не сильно изменился. Рабочий штат, описывающийся в песнях Брюса Спрингстина, населяли в основном небогатые люди. Некоторые районы, благодаря экономике, становились известными, в то время как другие оставались далеко позади. Бельвилль относился ко вторым, но городок ни гордился, ни стыдился этого. Это был дом мужчин и мамочек, работающих по графику ‘с 9 до 17’, затем был веселый пятничный вечер, субботние вечеринки. Это было такое место, которое прочно держало тебя в своих сетях до тех пор, пока ты не осознавал, что провел здесь половину своей жизни, и шанса на переезд у тебя особо-то и нет. Ты мог родиться, прожить жизнь, умереть и за все это время ни разу не выехать куда-нибудь еще.

Джерард Артур Уэй родился 9 апреля 1977 года в Саммите, что расположен у дороги, ведущей в Бельвилль. Спустя три года, 10 сентября 1980, родился Майкл Джеймс, на тот момент семья уже переехала. Майки идеализировал своего старшего брата и отправился бы за ним куда угодно. Связь между ними установилась рано и накрепко. Их родителями были Дональд и Донна, отец работал автомехаником, а мать была местным парикмахером. Дональд воплощал «рабочую» суть района – во всю работающий мужчина, который понимал, что его обязанность – обеспечивать семью. Он привьет детям подобные принципы.

«Мой отец морально сформировал меня», - говорит Джерард. «Я очень уважаю

женщин, это у меня от отца. Он буквально вбил в меня это. Мой папа настоящий мужчина. Он отнюдь не бабник и не понтуется. Он мужчина рабочего класса, который трудится на благо своей семьи. Он трудился ради каждого пенни.

Он не занимался никаким криминалом, не был большой шишкой. В нашем районе было много людей, которые наполовину итальянцы, а наполовину американцы, которые занимались делишками мафии. Мой отец был их полной противоположностью. Он не показушник. Он не был одним из тех ребят в солидных костюмах. Он не понимал, что был настоящим мужчиной. А я знал это».

Дональд, все же гордившийся своей жизнью, говорил своим детям, что им не нужно приковывать себя к пейзажам Нью-Джерси, как делали многие до них. Наоборот, он говорил, что они могут расправить крылья и лететь. «С самого детства отец говорил мне: «Ты можешь быть всем, чем только пожелаешь», - говорит Джерард. «Он был совершенно серьезен. Он говорил мне это вплоть до подросткового возраста». Но его отец имел в виду то, что его дети должны пойти в колледж и найти хорошую работу, и не обменивать это на группу. Последнее они не послушали.

Донна, их мать, влияла на них по-разному. Ей всегда были интересны ужасы и фантастика, и пока Джерард и Майки взрослели, она включала разные фильмы ужасов. И, к ужасу детей, она коллекционировала куклы.

«У нее были сотни страшных кукол, в доме даже была комната, в которой не было ничего, кроме этих гребаных кукол», - говорит Джерард. «Чтобы зайти к себе в комнату, мне нужно было пройти через эту комнату с куклами, ночами я задерживал дыхание и бежал, потому что мне было очень страшно».

Но именно это зажгло воображение у Джерарда и Майки, эту парочку невозможно было растащить, когда они играли. «Мы вырастили друг друга и в эмоциональном, и в творческом плане», - говорит Джерард. «Мы всегда были вместе. Мы развлекали друг друга или просто болтали о всякой чепухе часами».

Они исследовали жизнь, постоянно находясь в Бельвилле, в дуплексе (дом, разделенный на два крыла). Они шли друг к другу за дружбой, за идеями, за весельем. Интересы, которые они искрами получали друг от друга, редко занимали остальной мир. Джерард с раннего возраста писал сценарии и постоянно фантазировал.

«Создать собственный мир у себя в голове – вот что нужно было сделать и мне, и моему брату», - говорит Джерард. «Я рисовал, я придумывал истории, я много врал – я жил в своем собственном мире».

Тогда он не знал этого, но этот креатив уведет его далеко от парадной двери дома в Бельвилле и далеко от Джерси. Те истории, которые он придумывал, преобразуются в дикие комиксы и фантастические музыкальные планы. Они раскроются в великих концептуальных альбомах и в музыке, которые братья будут писать. А тогда это было просто для того, чтобы сбежать.

Медленно музыка начинала становиться чем-то важным для них. К девяти годам Джерард слушал Топ-40 песен, которые играли на родительском радио. Но в музыке у него было другое важное влияние – его бабушка по линии матери, Елена Ли Раш, которая жила на втором этаже дома Уэев. Елена была талантливой художницей, которая превратила их гараж в студию керамики. Она поощряла мальчиков за то, что они следовали собственному воображению, когда они рисовали или делали глиняную посуду с ней.

Елена любила играть на пианино, звуки, извлекаемые ею из инструмента, слышались и внизу. Когда Джерард или Майки поднимались к ней, она, стесняясь, прекращала играть. Но они задавали ей вопросы, просили играть снова, и она играла, довольная тем, что им интересно. И тогда, пусть и так медленно, она побуждала их принимать участие в шоу талантов или школьных сценках, ей нравилось воспитывать в них изобретательность.

«Она способствовала нашему творческому развитию», - говорит Джерард. «Думаю, я открыл музыку только потому, что, когда я рос, она позволяла искать мне что-то. Она позволяла мне найти то, в чем я был хорош, а потом сидела со мной, поощряя».

Елена заметила, что возможно у Джерарда особый талант, и поэтому на его девятый день рождения подарила ему дешевую акустическую гитару Silvertone. Также среди его подарков был космический корабль Slave I Star Wars. Если честно, Джерарду по душе был космический корабль. Частично это было из-за того, что гитара означала, что ему придется учиться, что он не очень любил. «Это было большой ошибкой, мне не нужно было начинать, потому что потом мне стало бы просто неинтересно», - сказал он позже. Это было начало чего-то, он возвращался к этой гитаре снова и снова, постепенно он выучился делать с ней то, что хочется, выучил больше, чем требовали его уроки.

Джерард был очень чувствительным и полным – это то, что отделяло его от сверстников в первом классе своей первой школы. Он пробивался там, никогда так полностью и не влившись в коллектив, а потом он постоянно менял школы.

«Я был толстым», - говорит он. «Этакий полный аутсайдер – толстый ребенок. Девчонкам плевать на тебя, ты не вливаешься в коллектив, из тебя всегда легко сделать посмешище».

Он страдал от кошмаров, просыпаясь ночами в паническом состоянии. «Я боялся смерти», - говорит Джерард. «Я вскакивал посреди ночи от кошмаров, в которых была моя семья. На то, чтобы избавиться от этого, у меня ушло добрых пять лет. Я боялся ходить в школу, потому что думал, что кто-то умрет».

Он менял школы до четвертого класса и, дав себе установку не быть застенчивым ребенком, увлекся тем, что предлагала новая школа. Вот поэтому в возрасте девяти лет он оказался на прослушивании на роль в школьном спектакле. «Я просто открыл

рот и у меня получилось петь», - говорит он. «Моя бабушка была очень взволнованна этим событием, в отличие от меня. Думаю, я просто хотел доказать самому себе, что я могу это сделать. Потом, после того, как я получил роль, я начал готовиться».

Моя бабушка с радостью сшила ему костюм, всячески его подбадривая. Он был менее уверен. Возможно, по его мнению, это было не так умно – привлекать внимание к собственному приходу в школу получением главной роли в спектакле, а позже и пением на сцене в колготках. «Конечно, это была классная идея – сыграть Питера Пена в первый же год пребывания в новой школе…» - с сарказмом говорил он.

Но это убедило его в одном: он умеет петь. И это не так уж вредило его репутации, как он тогда думал. Медленно, но верно, Джерард завел друзей и влился в коллектив. Он был не самым крутым, но и аутсайдером тоже не был. Позже, при переходе в среднюю школу в возрасте 11 лет, все снова поменялось. Компании уже сформировались, а он снова вернулся в мир фантазий, игры в Dungeons & Dragons, которой он стал практически одержим. Он снова отдалялся от реальности.

Дома его бабушка по-прежнему поощряла и хвалила его творческие способности, в частности к рисованию. Однако она была встревожена тем, что он находил вдохновение в более мрачных вещах – отчасти из-за своей заинтересованности в ужастиках, отчасти из-за игр, в которые он играл. Таким был и Джерард, и Майки.

Эти двое начали также открывать для себя и новую музыку. Как и фантазийные миры, которыми они были увлечены, музыка включала в себя элементы ужаса, тьмы, умения произвести впечатление. Альбом Iron Maiden ‘Life After Death’ был первым альбомом, который заинтересовал обоих братьев. Начинающийся с ревущей толпы, открывающийся с легендарной речью «We Shall Fight on the Beaches» премьер- министра Уинстона Черчилля, его долго считали одним из самых великих хэви-метал альбомов. Яркий, бесшабашный, громкий, он включал в себя величайшие песни: ‘Aces High’, ‘2 Minutes To Midnight’, ‘The Trooper’, ‘Number of the Beast’, ‘Run to the Hills’. Он захватил братьев Уэй, да захватил так, что Майки сразу же решил, что музыка является тем, чему он хочет посвятить свою жизнь.

Майки взял акустическую гитару Джерарда, накинул ее на свое плечо, и все это под Live after Death. Мальчика, которому не было и десяти, забрался на диван, бренча на дешевой ненастроенной гитаре, и представлял, что он часть группы. Вот так братья и жили в своих рок-фантазиях, представляя себя играющими перед глазами огромной толпы, при этом находясь в своей комнате, которую они на тот момент делили.

Они открывали для себя все больше и больше новой музыки, начиная театральными Queen и заканчивая местными легендами Misfits. Песни Misfits были саундтреком к разрастающейся любви Уэев к фильмам ужасов, которая колебалась от довольно мягкого фильма ‘Пропащие ребята’ до вампирского ‘Ночь страха’. Они развесили по стенам своей комнаты фото и постеры к фильмам ужасов – «В общем, все, что пугало

родителей», - сказал Джерард. Они прятали альбомы типа ‘South Of Heaven’ из-за черепа на обложке, просили своего дедушку купить им ‘Walk Among Us’ от Misfits после того, как мама отказалась приобретать альбом, увидев песню под названием ‘Devil’s Whorehouse’ (Публичный дом дьявола). Это был альбом, который глубоко вдохновил их обоих.

Джерард был главным в поиске музыки, зачастую находя то, что приходилось по душе и Майки. «Джерард ставил такие песни, которые взрывали мой мозг», - говорит Майки. Джерард начал слушать другие жанры музыки, теперь его вкусы состояли не только из метала. Братья сменили преданность Headbangers Ball на альтернативный рок 120 Minutes. Когда Nirvana начали крутить по телевизору, примерно в 91-м, в жизни мальчиков появился гранж, а вместе с ним и Pixies. Панк и метал ушли на второй план, уступив свое место Smashing Pumpkins.

Также Джерард начал слушать бритпоп, витающий в то время над всей Англией, открыв для себя Blur, Oasis, Pulp, а затем он увлекся The Smiths и The Cure. До сих пор он отлично помнит один случай. Их семья отправилась в далекий путь до Busch Gardens, в Вирджинию. Это было в 1992 году. Пятнадцатилетний Джерард сидел на заднем сиденье с плеером. Он не хотел никуда ехать, и с радостью бы остался дома наедине со своими комиксами. Он засунул один наушник себе в ухо, а второй дал брату, изнывающему от скуки. Они слушали ‘Best…1’ The Smiths. Этот альбом открыл для Джерарда целый мир.

«Мне нравился панк-рок, но после той кассеты я больше не воспринимал его всерьез. На тот момент я как-то отдалился от панк-рока», - говорит Джерард. «Эти песни Smiths спасли нашу жизнь в той поездке. Мы с Майки сидим на заднем сиденье машины, каждый с одним наушником, слушая The Smiths. Вот что я помню из того дня».

Это было важное путешествие. Вдохновленные богатством и густотой музыки, поэтичностью и горечью в текстах Моррисси, мысли Джерарда были обращены к идее писать музыку. В средней школе, все еще пятнадцатилетний, он присоединился к своей первой группе – Dracora. Группа играла музыку без вокала, так как у них не было вокалиста. Майки говорит, что они звучали как Led Zeppelin в периоды, когда те писали музыку под влиянием «Властелина Колец», хотя, возможно, Уэй-младший ослеплен братской преданностью. А Джерард говорит, что они были дерьмом. Его выгнали, когда Dracora пытались добавить в свое звучание «Sweet Home Alabama». Джерард, как выяснилось, был довольно неумелым гитаристом и не мог близко к оригиналу сыграть свою партию.

Подавленный и обиженный из-за того, что его уволили, Джерард решил вообще прекратить заниматься музыкой. Но он все еще отчаянно пытался найти свое место или роль в жизни. Он решил, что это будет искусство, в частности комиксы. Поэтому, отложив гитару, он взял в руки карандаш и сначала перерисовывал те или иные

изображения (большинство которых было от Marvel), прежде чем начать рисовать собственные.

Он тоже был талантливым. Он запирался в крошечном офисе бабушки, который располагался среди ее книг, там даже не было места, чтобы нормально сесть, зато можно было творить наедине с собой. Он рисовал и рисовал. Он нашел работу в магазине комиксов в Блумфилде – это город рядом с Бельвиллем. Он чувствовал себя как дома рядом с многочисленными полками, вдали от школы, он утонул в искусно продуманных историях, хранившихся в книгах.

«Это было моим утешением», - говорит Джерард. «Ребята в магазине были моими крутейшими друзьями. Они были старше меня, каждому около тридцати. Мне кажется, я так быстро повзрослел потому, что я знал многих людей постарше. Они были взрослыми людьми, при этом в каждом было что-то детское – иначе они бы не зависали в магазине комиксов с парнем типа меня».

Однажды, работая допоздна, он и два других парня смотрели аниме ‘Record of Lodoss Wars’. Неожиданно в магазин ворвалось двое мужчин в масках, и они вытащили то, что Джерард позже назвал «гигантской пушкой». Грабителям нужны были лимитированные выпуски одного комикса, которые казались мужчинам очень ценными. Они приказали Джерарду встать на колени, приставив дуло пистолета к его виску. Позднее он вспомнил об этом инциденте и сказал, что он немного разочарован из-за того, что в тот момент вся его жизнь не пронеслась у него перед глазами. На самом же деле тогда Джерард волновался о том, что если его застрелят, он не сможет дочитать комикс ‘Daredevil’. «В тот момент у нас не было ‘Man Without Fear’. Я думал, о господи, я думал, что никогда не прочитаю ‘Man Without Fear’. Клянусь, я думал именно об этом».

Другие парни нашли и передали грабителям то, что им было нужно. А потом, как только двое мужчин ушли, шокированный персонал магазина начал смеяться. Их смех был почти неконтролируем. «Это было так странно, мы смеялись из-за пережитого стресса, потому что те двое правда напугали нас», - говорит Джерард.

Этот случай не очень травмировал его, но показал, что жизнь – это не то, что можно потратить впустую. Он решил вырваться из Нью-Джерси, вырваться из ‘этой колеи бухла, секса и работы. Прочь от этой мирской жизни’, - как он когда-то сказал мне. Он улучшил свои навыки рисования, будучи убежденным, что это и есть его выход. Он обратился к диссиденту, издателю Харту Д. Фишеру, чье издательство Boneyard Press недавно опубликовало вызвавший много дискуссий комикс о серийном убийце Джеффри Дамере, с идеей своего комикса ‘On Raven’s Wings’. Фишер согласился опубликовать графическую хоррор-историю, занявшую два выпуска. Но имя Джерарда было странно изменено, и автором значился Гарри Уэй. Хоть комикс был недолговечен, публикация показала Джерарду, что у него есть талант, и он может

чего-то добиться в искусстве.

«Я поставил себе очень высокую планку в пятнадцать лет, ведь я написал целый комикс и его опубликовали. В возрасте 15-ти лет я уже чего-то добился, и я чувствовал, что нужно продолжать в том же духе».

Комиксы были его страстью, музыка все еще была его сильной стороной. Несмотря на то, что он отложил гитару из-за того, что его выгнали из Darcora, он по-прежнему жадно слушал музыку. Спустя две недели после ограбления магазин комиксов закрыли, и Джерард устроился на неполный рабочий день в местный супермаркет.

Получая зарплату, Джерард накопил на Mexican Fender Stratocaster – самое дешевое, что вы могли купить, но иметь такую гитару для тинейджера чудесно. Он решил, что неважно, что он плохой гитарист – важным было то, что он мог стать великим сочинителем песен. Технически он сравнивал величайших гитаристов, таких, как Стив Вай, с простым панком групп типа Green Day. «Стив Вай очень хороший гитарист», - говорит Джерард. «Я не могу играть его партии, а еще я знал все эти песни Green Day». Джерард начал писать песни для себя. И вместо того, чтобы пытаться добиться технического совершенства, он захотел писать песни, которые бы застревали у людей в головах. Это был умный ход.

В школе он заметил перемену. Он перешел в старшую школу и обнаружил, что музыкальный пейзаж чуть изменился с Nevermind от Nirvana, и альтернативный рок был мейнстримом. Дети, которые слушали этот жанр до того, как он стал популярным, стали уважаемыми, а ведь когда-то их дразнили и оскорбляли за их вкус. Джерард был одним из них.

«Каждый ребенок, курящий на улице и слушавший те группы, вдруг становился крутым», - говорит Джерард. «Тот, кто был немного странным или панком, тоже становился крутым. Все черлидерши и футболисты смотрели на таких, как я, чтобы понять, что надо слушать. Это было очень странно».

Вскоре после поступления в старшую школу он нашел группу ребят, которые любили ту же музыку, что и он. И хотя он нашел опыт в этой группе довольно одиноким, это был в основном его собственный выбор, так как тогда у него было немало друзей.

Майки даже сказал, что ‘у Джерарда происходила та феррисбюллеровая штука’. У него была мистичность и крутость главного героя фильма восьмидесятых годов о старшей школе.

«В своей первый день в старшей школе я сидел один за столиком на обеде», - говорит Джерард. «Обычное дело – странный ребенок в армейском пиджаке, футболке с фильмом ужасов, с темными длинными волосами. Одна группа металхэдов, которые были единственной никем не принятой компанией и слушали Agnostic Front и другие похожие группы, обратилась ко мне со словами: «Эй, давай к нам за столик! Почему ты не сел с нами?» Это было круто, мы могли сидеть вместе, и никто нас не трогал. Но

после школы я с ними не общался».

«Меня не унижали в школе. Бывало, что меня называли лузером, но меня никогда не били. Популярные личности никогда не занимались подобным, это было дело изгнанников, тех, которые стали бы преступниками, и все это знали. Люди никогда не были грубы со мной, они просто оставляли меня одного. Думаю, я и сам хотел быть один».

Он отсиживал занятия и приходил домой, в свою комнату-убежище. Там он утопал в рисунках и музыке, ему было приятно находиться в одиночестве, наедине с самим собой. «Думаю, найти компанию было поворотным моментом, и странно было не получать давления со стороны сверстников по поводу того, что типа надо принимать наркотики и все такое», - говорит он. «Я был больше заинтересован в музыке и творчестве. Я вовсе не хотел где-то тусоваться, я писал истории и рисовал комиксы. Я занимался этим на протяжении многих лет».

Он хотел быть художником комиксов. Он был фанатом таких авторов, как Грант Моррисон, Ричард Кейс и Тодд Макфарлэн. Частично он сходил с ума от «Бэтмена» Моррисона. Для него Бэтмэн был больше обычным человеком, который делает необычные вещи, чем героем с суперспособностями. Отсюда появилась мысль, что Джерард может сделать что-то необычное и со своей жизнью.

К 1995 году Джерард упорно гнался за своей мечтой. Он похудел, закончил школу и поступил в Школу Визуальных Искусств в Манхэттене. Джерард был частично заинтересован в мультфильмах и анимации, но также был охвачен свободой, предоставленной жизнью в большом городе. За пределами Джерси, в среде, где поощрялись креативность и индивидуальность, он начал расширять горизонты походами в готические клубы и встречами с художниками, чье мышление было схоже с его собственным. Проблема была в том, что он все еще жил с родителями.

Некоторые из его друзей жили самостоятельно, он завидовал их независимости, таскаясь из Бельвилля в Манхэттен и обратно. Пусть он и находил свое окружение подбадривающим, он все равно чувствовал себя аутсайдером.

«Даже когда у меня были друзья и когда я ходил в художественную школу, школу никем не принятых людей, я чувствовал себя аутсайдером», - говорит он. «Одна вещь, которая не срабатывает в художественных школах – там вместе учатся сотни аутсайдеров, и никто не разговаривает друг с другом. Они сидят, все одетые в черное. Тут и хиппи, и дети в черном, и те, кто одержим граффити – вот что такое художественная школа».

 

Когда Джерард уехал в Манхэттен, Майки еще учился в школе и не вписывался в коллектив. Майки, как и его брат, как-то имел лишний вес, но летом между десятым и одиннадцатым классом, он усиленно худел. За пять месяцев он сбросил около

тридцати килограмм. Его похудение не осталось незамеченным в школе, и учителя в школе стали спрашивать, не употребляет ли он наркотики.

«Они думали, что я сижу на героине или что-то типа того», - говорит Майки. «Все крутые ребята школы подходили ко мне и спрашивали, правда ли это. Они говорили:

«Есть чем закинуться?» А я отвечал: «Нет, абсолютно, чувак». Затем они спрашивали, как же я так похудел, на что я говорил: «Эм, спорт?»

Он был одержим музыкой, был ярым фанатом The Smashing Pumpkins. Он ездил за ними по всему восточному побережью, в любое место, где у них был концерт. Он тратил заработанные в магазине комиксов или супермаркете деньги на билеты на поезда, электрички и автобусы. Он говорит, что его вид, - он был очень худой и юный, - значил, что к нему не привяжется какой-нибудь чудак глубокой ночью на автобусной остановке или вокзале. Его страсть к группе означала, что он не боялся опасностей.

Иногда Майки брал гитару Джерарда, хоть его и пугали тем, что она очень дорогая. Он смотрел клипы таких групп как Radiohead, Smashing Pumpkins, играл, наблюдая за их пальцами на грифах и пытаясь понять, как они играют. Сначала он выучил песню ‘Disarm’Smashing Pumpkins, почти беспрерывно прокручивая клип и упорно играя на гитаре.

Он просил Джерарда пойти на концерт Smashing Pumpkins в Madison Square Garden в 1996 году, когда его брат еще учился в художественной школе. Джерард, склонный к одиночеству и не всегда желающий оставлять свои творческие проекты, сопротивлялся. Но Майки был настойчив.

«Не знаю, смогу ли я пойти, мне много задали на дом», - сказал Джерард.

«Эй, ты должен пойти», - ответил Майки. «Это самое вдохновляющее, что я когда-либо видел, ты должен пойти».

В конце концов Джерард согласился. Этот концерт изменил их жизни.

Когда братья наблюдали за выступлением, Джерард повернулся к Майки и сказал:

«Вот что нам нужно сделать».

«Знаю», - ответил Майки. «Именно это».

Они никогда не забывали этот момент, посеявший семя, вскоре успешно взошедшее в их жизнях, пока Madison Square Garden все еще оставался сияющей святыней.

Отыграть там концерт – это значило все.

Они начали должным образом рассматривать написание музыки. Джерард писал песни на своей Fender Strat, а потом нервничал, достаточно ли они хороши. Совместно с местными ребятами он создал группу Ray Gun Jones. Группа звучала как что-то похожее на пост-хардкор, на ее участников повлияли The Get Up Kids. Но группа вскоре распалась. Басистка группы, которая была еще и девушкой Джерарда, вскоре ушла.

Уходя, она оставила свою бас-гитару, и Майки играл на ней до тех пор, пока она не потребовала вернуть ее. Все же Майки влился в группу. Майки говорит, что они

звучали как «что-то между Pumpkins и Weezer». Вскоре ушел и их барабанщик, а найти нового было невозможно, потому что барабаны – непростой инструмент, к тому же очень громоздкий. Ray Gun Jones прекратили свое существование.

Спустя некоторое время Джерард создал группу Nancy Drew. Он расклеивал объявления, чтобы найти участников. Но отклик был невелик. Одних Джерард пытался убедить в том, что проект вполне годный, а другим отказывал, потому что они абсолютно не подходили. Единственный, кто остался с ним – гитарист Рэй Торо.

Некоторое время они играли вдвоем, пока группа окончательно не выдохлась.

Все еще воодушевленный концертом The Smashing Pumpkins в Madison Square Garden, Джерард хотел, чтобы музыка стала его выходом. Но он начал концентрироваться на искусстве, так как оно предоставляло ему больше возможностей в будущем. Как выяснилось позже, он ошибался.