Случай пятый. Сапожник без сапог

Надя сидит напротив меня в кресле, поджав ноги. Мне тем более интересно с ней работать, потому что я впервые кон­сультирую профессионального психолога, к тому же – кон­сультанта, который имеет собственную клиентуру. То, что она побывала на всех мыслимых психологических тренингах, означает, что работа с нею должна пойти очень быстро.

– Моя проблема заключается в том, что я не могу отклю­чаться.,. У меня очень напряженная, нервная работа, а люди не понимают этого и иногда требуют слишком многого. Мне не хватает на них сил, я не умею восстанавливаться, я затра­чиваю на них слишком много энергии и не умею переклю­чаться.

– Как проявляется твое неумение переключаться?

– Как неспособность отключиться от предыдущей про­блемы. Работа закончена, человек ушел, а я как бы продол­жаю думать, как ему помочь, и из–за этого неэффективна в выполнении следующих своих обязанностей.

– И из–за этого ты чувствуешь себя плохо?

– Да, я не люблю себя в такие минуты. Я как бы переклю­чаюсь на вторую скорость, начинаю спешить, внутри нарас­тает раздражение, и я многое упускаю. Иногда мне это пред­ставляется как противоречие между официальным статусом и стремлением стать спонтанной – я не умею сбросить офи­циальность, когда необходимо расслабиться, и она начинает мне мешать. Наверное, мне нужно научиться разделять эти состояния и научиться переходить из одного в другое.

– Как именно ты себя чувствуешь в такие минуты? Войди в контакт со своим ощущением, побудь в нем.

– Я чувствую это как тяжесть в груди... Да, в такие мину­ты я чувствую тяжесть в груди.

– Используй это состояние как мост, чтобы погрузиться в ближайшую ситуацию, которая тебя травмировала.

Надя закрывает глаза, минуту сидит молча. Затем сооб­щает:

– Готово.

– Ты видишь это перед глазами, ты находишься внутри той ситуации... Что–нибудь меняется в твоих ощущениях?

– Я ощущаю, как что–то как бы сгибает меня. По–моему, это страх.

– Прими такое положение, в какое он тебя толкает.

Надя ложится на диван лицом к стене и сворачивается ка­лачиком. Затем говорит:

– Тяжесть растеклась. Почти исчезла.

– Побудь с этим.

Лежит некоторое время, затем встает.

– Прошло.

– Хорошо. Что ты чувствуешь сейчас?

– Как будто ничего.

– Комфорт или дискомфорт – куда ближе?

– Пустота. Ноль.

– Хорошо, побудь теперь с этим.

Некоторое время мы молчим. Затем Надя начинает гово­рить сама:

– Еще одно...

– Говори.

– Я долго работала над собой и пришла к выводу, что мои многие ограничения связаны со страхом перед насилием, в особенности со стороны мужчин.

– Отлично. Вспомни самую раннюю ситуацию, когда ты испытала этот страх.

– Это уже ко мне тоже приходило... Но я думаю, что справ­люсь с этим сама.

– Я не говорю, что не справишься, но зачем откладывать в долгий ящик, тем более раз ты уже пришла? Вдвоем мы пройдем этот путь быстрее.

– Хорошо... Мне тогда было лет семь или шесть, точно не помню...

– Это неважно.

– Да... Мы сидели за столом – я и старший брат вместе со своим другом. Я что–то не так стала есть, и он меня уда­рил по губам – как я сейчас понимаю, они считали, что та­ким образом меня воспитывают.

– Ты можешь соприкоснуться с этой ситуацией сейчас?

– Да, я уже в ней.

– Как ты ее ощущаешь физически?

– Как опять тяжесть.

– Тяжесть в груди? И она устойчива? Она круглая, вытя­нутая? Какого размера – вишня, слива, яблоко?

– Да. Она как небольшая дыня.

– Рыхлая или твердая?

– Она... твердая. Нет, теперь она становится какой–то лу­чистой.

Я несильно бью Надю тыльной частью ладони по губам.

– Ой!

Надя покрывается пятнами и вдруг начинает смеяться.

– Что ты чувствуешь сейчас?

– Так просто... Да, ты прав. Я чувствую, как тяжесть ис­чезла. Я становлюсь теплая, живая. И руки горят.

– Руки горят? Хотят двигаться?

Я достаю заранее припасенную для этого случая старую диванную подушку – после освобождения от страха обычно приходит гнев.

– Точно! Это то, что мне нужно! – Надя наносит по по­душке несколько ударов.

– Как теперь?

– Классно... Но я чувствую, что еще не все закончено. Я хочу тебе еще кое–что рассказать.

– Я слушаю.

– Я понимаю теперь, что насилие идет от отца... Но он старенький сейчас, болеет, ему и так плохо, я не хочу его осуждать...

– Ты не рассуждай, а говори о проблеме. Первое, что идет на ум.

– Он меня часто так бил. Почему–то мне все время доста­валось по губам. Вот идем мы в школу, он спешит на лекции, я конаюсь, он и бьет.

– Это пришло к тебе сейчас? Как ты это ощутила?

– Как ту же тяжесть.

Я опять бью Надю по губам. Удар несильный, но хлест­кий – ее голова откидывается назад. Улыбается.

– Долго ты еще будешь меня бить?

– Не знаю. Что ты чувствуешь?

– Помогло. Кажется, я хочу драться.

Вместо комментариев я несильно шлепаю Надю по щеке, затем по другой. Она выбрасывает вперед руки и начинает защищаться, блокируя удары и отталкивая меня. Я тут же прекращаю атаку.

– Ну, как теперь?

– Классно! Кажется, все вышло... Сейчас тяжести уже нет. Но я все равно боюсь, что это вернется в какой–то ситуации в будущем.

– Если отбросить мысль о том, что это случится, как ты ощутишь свой страх здесь и сейчас?

– Как дрожание внизу живота.

На этот раз я бью Надю диванной подушкой по голове –­удар совершенно безболезненный, но неожиданный для нее из того положения, где мы сидим. Ответом служит взрыв хо­хота. Отсмеявшись, Надя говорит:

– Спасибо тебе. Теперь оно ушло. Только знаешь, я ведь не раз дралась со своим средним братом в детстве, и он всегда по­беждал и выламывал мне после этого руки. И я с тех пор все время боюсь боли. Так что придется теперь и тебе мне руки по­ломать.

– Зачем? Это ты раньше баялась. А посмотри–ка на эту си­туацию теперь – страх–то у тебя вышел, одна мысль о нем и осталась.

– Верно. Здорово...

– Здорово–то здорово, а чувствуешь что?

– Ничего. Смотрю себе на это и думаю – ну, будет мучить – что ж, пройду и через это. Но страха, действительно, нет. Правда, возникает мысль о моем статусе, требующем, чтобы я все брала на себя.

– Эта мысль тяготит тебя?

– Да. Я знаю, что ты сейчас спросишь. Я действительно ощущаю ее как тяжесть. Она давит мне куда–то на плечи.

– Отлично, я сейчас буду давить тебе на плечи, а ты при­слушивайся к своим ощущениям. Что ты сейчас чувствуешь?

– Что у меня отпадут плечи.

– И что же ты хочешь сделать?

Я начинаю давить еще сильнее. Наконец, после словес­ных протестов, Надя начинает бороться и сбрасывает мои руки со своих плеч.

– Ну, как теперь?

– Уф... Хорошо.

– Как ты ощущаешь это «хорошо»?

– Спокойствие.

– Как ты ощущаешь это спокойствие?

– Как пустоту внутри себя.

– Ну вот, это состояние и есть твоя опора. Наша работа закончена. До свидания.

– Ой, а у меня есть еще время?

– Говори.

– У меня были проблемы с первым мужем – в постели я всегда брала на себя инициативу.

– Не кончала, что ли?

– Нет, кончала, но это требовало больших усилий. Я как бы чувствовала, что он со мной мучается, и хотела компен­сировать его за это – все время его опекала.

– У тебя проблемы с женской энергией.

– Да, да, я знаю! И левая почка – на женской стороне – болит.

– Не только это. Смотри, когда тебя нагружают и ты не можешь отказать, когда ты не разрешаешь себе быть спонтан­ной – это звенья одной цепи. Спонтанность – это женское качество, основанное на интуиции. Официальность – это эле­мент мужской культуры, основанной на имидже, социальной роли и уме. Взаимоотношения спонтанности и официальнос­ти внутри тебя всегда заканчивались победой последней – вместо того, чтобы смешать эти энергии так, как тебе удобно, ты жертвуешь своей женской энергией во имя мужской. Сексу­альная жизнь просто отражает ту же модель, которую ты при­няла для себя в жизни социальной, – между мужской и женс­кой энергией стоит барьер, и этот барьер внутри тебя. Поэто­му–то тебе и кажется, что тебе нужно разделить свои социальные роли, хотя на самом деле их нужно интегрировать, а затем про­сто показывать миру то, что тебе удобно здесь и сейчас.

– Что же делать?

– Слушай, ты что ко мне чувствуешь?

– Симпатию. Уважение. Приязнь.

– Тогда давай обнимемся!

Надя смеется, и мы обнимаемся стоя. Я говорю ей на ухо:

– Теперь давай меняться энергией. Представь себе кольцо на уровне наших сердец. Ты получаешь верхней частью и да­ешь нижней. Чувствуешь?

– Чувствую!

Через некоторое время мы размыкаем объятия и снова са­димся друг напротив друга.

– Смотри, мы прошли полный цикл реставрации твоих вза­имоотношений с мужской энергией – от подавления и сле­пого подчинения до открытой борьбы и приятия–слияния. Те­перь у тебя все должно быть O.K. Ты–то сама что ощущаешь, глядя теперь на ситуацию, когда тебя на работе нагружают?

– Пожалуй, буду чаще посылать на фиг.

– А как же статус?

– Как в том анекдоте: «ну и хрен с ним».

– Ну вот, узнаю нового человека. Почувствуешь потреб­ность общаться – позвонишь еще раз.

Мы встаем. Уже в дверях Надя начинает говорить опять:

– Слава, а можно теперь профессиональный вопрос?

– Говори.

– Что говорит твой личный опыт – какой метод лучше? Я перечитала много книг по гештальту, НЛП, психодраме. Но еще вот: все ли люди могут правильно чувствовать свое тело?

– Его все и чувствуют. Только одни поверхностно, а дру­гие глубоко. Другими словами, ты можешь чувствовать тело настолько, насколько ты его подавила.

– Объясни.

– Попробую. К примеру, когда ты пришла сюда, ты счи­тала, что твоя проблема – неумение отвлекаться и концент­рироваться на окружающих тебя проблемах, хотя корень это­го находился в тебе. На самом деле ты не могла ни погру­зиться в свое телесное ощущение дискомфорта, тяжести в груди – на твоем языке это называлось «отвлекаться», ни сконцентрироваться на нем достаточно глубоко, чтобы про­никнуть в него и от него избавиться. Однако, стоило тебе трансформировать свое ощущение, как ты поняла, что со своей внешней проблемой ты легко справишься – ведь это была проблема не типа «ноу–хау» (научи меня, дескать, от­влекаться), а проблема незаконченного дела, когда нам надо было вернуться в твое прошлое и высвободить застрявшие там эмоции, которые ты побоялась тогда выразить из чув­ства стыда за себя.

Обрати внимание, что твои телесные ощущения на раз­ных уровнях работы с тобой были различны. Сначала мы видели ее в застывшем состоянии (ком в горле, тяжесть в гру­ди и на плечах); затем в текущем (желание драться); затем в синергичном (желание обниматься).

Так же и люди, с которыми ты работаешь, – у женщины может быть сексуальная проблема, а она не осознает этого, считая себя фригидной и при этом бессознательно ощущая привычное болезненное напряжение в бедрах, которые она, скажем, сжимала, когда ее насиловали. Но если ты вернешь ее в то состояние, где ее энергия, необходимая ей тогда для сопротивления или бегства, застыла, у нее откроется шанс осознать свое сексуальное влечение и потребность его выра­зить.

Все, что тебе остается тогда сделать, – это с максималь­ной достоверностью воссоздать ситуацию, в которой течение энергии, необходимой для действия, было остановлено внут­ренним стыдом, виной или ложным пониманием долга, и дать человеку силы восстановить ее нормальное течение.

– И для этого даже можно его ударить?

– Наверняка есть и другие пути, но этот иногда самый короткий. Почти все подвергались в детстве насилию, ко­торое и легло в основу наших собственных психических травм, вокруг которых, в свою очередь, сформировались ре­зервуары подавленного гнева, страха, печали, постепенно вытесняемые и проецируемые наружу в виде агрессии и на­силия – так мы творим зло собственным детям, передавая эстафету бессознательного. Самый же простой способ выпу­стить это наружу – это исподволь внушить человеку мысль о том, что он стоит того, чтобы защищать себя или, по мень­шей мере, выражать свои эмоции, от кого бы это насилие ни исходило, а затем работать с ними до тех пор, пока он не осо­знает потребности в защите и не мобилизует на нее весь свой гнев, который поможет ему покончить с ролью жертвы раз и навсегда.

– Но ударить страшно...

– Если страшно – не бей. Тогда для начала преодолей соб­ственный страх. Вообще, решать чужие проблемы можно только тогда, когда покончил со своими, – в этом закон лич­ного роста.

Надя уходит, задумавшись. Сегодня перед ней открылась новая грань в ее работе. Не знаю, сумеет ли она применить этот метод, да это и не важно. Главное – осознать, что любые ограничения искусственны, любые методы работы возможны, а проблемы решаются любым внешним способом, если толь­ко нам удалось проникнуть в их сокровенную сущность.