Почему родные братья так отличаются друг от друга?

Если мы полагаем гены настолько важными, то что делает людей, имеющих так много общих генов, так часто непохожими друг на друга? В некотором смысле, не очень логично задавать этот вопрос эволюционному психологу. В конце концов, стержень эволюционной психологии не в изучении того, как различные гены приводят к различному поведению, а в изучении того, как гены, общие у человекообразных видов, могут вызывать то или иное поведение, иногда различающееся, иногда подобное. Другими словами, эволюционные психологи, как правило, анализируют поведение без привязки к конкретной генетической конституции индивидуума. Однако ответ на вопрос о родных братьях проливает важный свет на проблему, самую, пожалуй, важную в эволюционной психологии: если генетическое влияние на человеческое поведение в основном определяется генами, общими для всех людей, то почему поведение людей так различается друг от друга? Мы поднимали этот вопрос в разных местах этой книги, но вопрос о родных братьях проливает на него дополнительный свет.

Взять хотя бы того же Дарвина. Он был предпоследним из шести детей. Он вполне укладывается в удивительную закономерность, которую заметили только недавно: люди, инициирующие или поддерживающие научные революции, очень редко бывают рождены первыми. Франк Сулловей, который выявил эту закономерность на основании обширных данных, также обнаружил, что люди, инициирующие или поддерживающие политические революции, также редко бывают рождены первыми.

Как объяснять этот феномен? Сулловей предположил, что, возможно, здесь сказывается то обстоятельство, что младшие дети часто вынуждены соревноваться со старшими братьями за ресурсы. Таким образом, они могут выйти на конфликт не только с этими конкретными авторитариями, но и с господствующими порядками в целом. В конце концов, перворождённые дети, имея более высокую репродуктивную ценность, чем их младшие родные братья (см. главу 7), должны бы в принципе быть любимчиками родителей (при прочих равных условиях). Так что здесь может иметь место естественная общность интересов между родителями и старшими детьми, с чем младшим приходится самостоятельно бороться. Господствующие институции устанавливают законы, которым младший брат бросает вызов. Это могло быть адаптивно для детей, предпочитающих конформное следование принятым правилам. Или так, типичная видовая программа развития может направлять младших детей (при наличии старших) к радикализму.

Важный момент здесь — "единая среда", важность которой генетики осознали только в последнем десятилетии (см. Plomin и Daniels [1987]). Люди, сомневающиеся в детерминизме среды, любят указывать на двух братьев, выросших бок о бок, спрашивая при этом, почему один из них стал преступником, а другой — районным прокурором? Они спрашивают, что если среда настолько важна, то почему эти братья сформировались столь различно? Но дело в том, что среду в этом случае нельзя считать единой. Хотя некоторые аспекты их среды и совпадают (одни и те же родители, школа), однако большая часть среды, тем не менее, различна — разные преподаватели, разные друзья и т. п.

Сулловей указывает, что как это ни парадоксально, родные братья, будучи действительно родными, могут пребывать в особенно различных средах. Например, вы и ваш сосед можете быть перворождёнными и таким образом иметь общим этот аспект вашей среды, а вот вы и ваш родной брат — нет. Более того, Сулловей полагает, что один родной брат, занимая в семье некую стратегическую нишу в экологии семейства, может отодвигать братьев в менее привлекательные ниши, побуждая тем самым к борьбе за ресурсы. Таким образом, младший брат может счесть, что старший уже победил в борьбе за покровительство родителей путём своего примерного послушания, в ответ он может поискать другую «нишу» — добиться превосходства в школе, вместо того, чтобы конкурировать на переполненном рынке пай-мальчиков.

3. Почему [101]  люди не хотят иметь много детей или вообще предпочитают их не иметь?

Этот феномен иногда приводится как большая эволюционная «тайна». Академики ломают головы над "демографическим сдвигом", который понизил рождаемости в индустриальных обществах, пробуя объяснить это в терминах дарвинизма. Выдвигаются теории, например, что в современной среде семья среднего размера может быть неоптимальна для генетического наследства. Возможно, у вас будет больше внуков, если у вас будет всего два ребёнка, каждого из которых вы сможете обучить в дорогой частной школе, чем если у вас будет пять детей, которых удастся обучить лишь дешёвых школах, и они окажутся неспособными содержать уже своих детей. Таким образом, меньшее количества детей для современных людей — адаптивно.

Есть более простое решение: естественный отбор при выработке репродуктивной стратегии не привил в нас непреодолимое желание именно-таки иметь детей. У нас в первую очередь выработано желание любить секс, а вот любить его последствия, которые наступают спустя девять месяцев, необязательно. (Доказательством тому могут быть островитяне Trobriand, которые, согласно Малиновскому, не видели связи между сексом и деторождением, но число людей, занимающихся у них воспроизводством, от этого меньше не становилось. Только после распространения противозачаточных технологий имеет этот проект засбоил.

Выбор размера семьи — один из многих случаев, где мы перехитрили естественный отбор посредством сознательного решения. Например, наблюдая, что дети, при всей их привлекательности, могут быть в больших количествах весьма обременительны, мы можем выбирать более короткие пути к окончательным целям, которые естественный отбор нам лишь наметил.