Свое держать в тайне, чужое знать

 

Операция «Уран» – такое название получило контрнаступление – должна была начаться 9 ноября на Юго‑Западном фронте и 10‑го – на Сталинградском. Разница в сроках объяснялась тем, что до Калача – места встречи ударных соединений обоих фронтов – с севера надо было пройти 120–140 километров, а с юга – 100.

Всего 3–4 дня отводилось для этих ударов.

Однако сроки начала «Урана» были перенесены на 19 и 20 ноября. Из‑за недостатка автомобилей вовремя не были подвезены боеприпасы, горючее, зимнее обмундирование. Не в полной мере была готова и авиация. А на нее возлагались большие задачи: подавить авиацию врага, прикрыть наши войска от ударов с воздуха, пробивать бомбежками дорогу наступающим частям, преследовать отходящего противника.

Каждый день отсрочки таил в себе опасность того, что враг узнает нашу тайну. И тайна охранялась всеми способами.

Новые войска сосредоточивались не там, где им предстояло нанести удар, а в 50–60 километрах от нужного места. Все передвижения производились только ночью, с погашенными фарами. На день и люди и машины замирали, затаивались по оврагам, в редких лесках, селениях. Дело осложнялось тем, что на Юго‑Западном фронте резервам приходилось переправляться через Дон, а на Сталинградском – через Волгу. И если по берегу Дона были леса, которые на светлое время укрывали танки, орудия, пехоту, то берега Волги были совершенно открыты. Гитлеровские летчики бомбили мосты, паромы, однако и на Волге скопления наших войск не заметили. В это время через реку эвакуировались со своим имуществом жители Сталинграда. Они‑то и помогли в этом месте маскировке войск.

Задолго до контрнаступления прекратилась почтовая связь между солдатами ближних фронтов и их семьями – по перемещению полевой почты враг тоже мог догадаться о перемещении войск.

Все скрыть от врага, а самим все знать о враге – в этом был залог успеха. Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, которого Ставка тоже послала в район контрнаступления, вспоминал: «Мы следили за врагом во все глаза. Наблюдение велось круглосуточно. Непрерывно работала звукометрическая разведка, которая выявляла вражеские артиллерийские и минометные батареи. С воздуха шло систематическое фотографирование расположения противника, особенно тех районов, где намечался прорыв его обороны. Генералы‑артиллеристы часами просиживали за стереотрубами на наблюдательных пунктах… Ставка обязывала на направлениях главных ударов при прорыве обороны противника создать такие группировки войск, чтобы было достигнуто, по крайней мере, тройное превосходство над врагом. Много раз пришлось считать и пересчитывать наши силы, в особенности группировки артиллерии, чтобы такое превосходство было действительно обеспечено».

В самый канун контрнаступления разведчики 5‑й танковой армии на Юго‑Западном фронте узнали, что враг в первых траншеях оставил только наблюдателей, а настоящую оборону занял в трех километрах от переднего края. На Сталинградском фронте разведчики обнаружили новую кавалерийскую дивизию румын. Все это учитывалось нашим командованием.

15 ноября в район Сталинграда пришла телеграмма из Москвы.

«Товарищу Константинову.

Только лично.

День переселения Федорова и Иванова можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто‑либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.

Васильев.

13 часов 10 минут 15.11.42 г.»

 

За фамилией Васильев был Сталин, телеграмму он послал Жукову. Федоров был на самом деле Николаем Федоровичем Ватутиным, командующим Юго‑Западным фронтом, а Иванов – это Андрей Иванович Еременко, командующий Сталинградским фронтом. Василевский в телеграммах именовался Михайловым, Константин Константинович Рокоссовский, командующий Донским фронтом, был Донцовым.

Под «переселением» подразумевалось наступление. Причин изменять сроки «переселения» не было. И 17 ноября точные сроки наступления получили командующие армиями. Все войска узнали это только за несколько часов до атаки.

Генерал армии Павел Иванович Батов в то время командовал 65‑й армией. Он вспоминает: «В этот же день (17 ноября) было решено созвать командный состав на проигрыш операции. Мы собрались близ берега Дона на скате Дружилинских высот. Над головами трепетали под порывами холодного ветра раскинутые саперами маскировочные сети. Вокруг макета (с изображением позиций врага) были отрыты щели с легкими перекрытиями на случай огневого налета. В 50–60 метрах стояли оптические приборы, у которых работали наблюдатели. Это было очень удобно: каждого командира можно подвести от макета к стереотрубе и здесь, на реальной местности, проверить решение, увидеть свое направление и рубежи, которые должны быть достигнуты к сроку.

Участвовали в проигрыше офицеры управления армии, командиры и начальники политорганов наших соединений, а также частей усиления и представители соседних армий. Здесь были все, кто через два дня вместе будут творить победу; сейчас они в последний раз взвешивали свои возможности, обдумывали свои действия на общем фоне армейской операции».

 

 

     Осенью 41‑го москвичи начали сбор теплых вещей для бойцов Красной Армии. Вскоре во всех тыловых городах и деревнях готовили подарки солдатам: шерстяные носки, варежки, полотенца, кисеты. В Фонд обороны Родины население сдавало золотые и серебряные украшения, деньги. Только за четыре месяца советские люди собрали 7 миллиардов рублей. Танковая колонна «Хабаровский комсомолец» была построена на средства, собранные молодыми хабаровчанами. Артисты Малого театра собрали деньги на эскадрилью истребителей.         

 

 

Мы с тобой, пока тянется медлительное время ожидания приказа, опять немного посчитаем.

К 19 ноября на сталинградском направлении у гитлеровцев было: людей – 1 011 500, орудий и минометов – 10 290, танков и штурмовых орудий – 675, самолетов – 1216. А у нас: людей – 1 103 100, орудий и минометов – 15 501, танков и самоходных орудий – 1463, самолетов – 1350. Как видишь, самолетов, танков и орудий у нас было больше. Но главное и решающее наше преимущество заключалось в том, что мы смогли скрытно сосредоточить вдвое, втрое больше войск и техники на направлениях главных ударов.

Мы говорили с тобой, что резервов у германского командования осенью 1942 года уже не было. Но, попав в отчаянное положение, враг мог перебросить к Сталинграду войска с центрального участка фронта. И вот, чтобы не случилось этого, чтобы не было у Сталинграда неучтенных, не запланированных нами вражеских дивизий, было решено одновременно с «Ураном» провести наступательную операцию в районе Вязьмы и Ржева, за много сотен километров от Сталинграда. Для руководства этой операцией туда поехал Жуков. А Василевский остался здесь.

В ночь на 19 ноября войска получили долгожданный приказ о переходе в контрнаступление. До атаки оставалось несколько часов. Но тайна «Урана» оберегалась, как и в самом начале. Соединения 5‑й танковой армии получили распоряжение: «Шлите приемщика за получением меховых перчаток». Читалась эта фраза так: «Начало атаки пехоты 19.11.42 г. 8.50».

В землянках при тусклом свете коптилок, сделанных из снарядных гильз, в блиндажах политруки читали обращение к солдатам:

«…Идя в бой, мы знаем, что мы идем освобождать братьев и сестер, томящихся в фашистской неволе. В наших руках, товарищи, находится судьба Родины, судьба нашего великого народа. От нас с вами, от нашего упорства и умения зависит – будет ли каждый советский человек жить в своей свободной стране или будет, как раб, гнуть спину у барона.

…За кровь загубленных фашистскими людоедами наших жен и детей, за пролитую кровь наших бойцов и командиров мы должны пролить потоки вражеской черной крови.

Вперед, к победе! Смерть немецким оккупантам!»

 

Началось долгожданное контрнаступление у Сталинграда.

 

 

      

   

Праздник нашего оружия

 

Утро 19 ноября на Юго‑Западном фронте и на правом крыле Донского фронта выдалось туманное. Серая пелена прикрыла степь и овраги. Во мгле скрылись неприятельские позиции: рвы, ряды колючей проволоки, доты. И что было совсем плохо, не могла в такую погоду действовать авиация. Однако отложить начало операции «Уран» было невозможно. Слишком много сил ушло на то, чтобы подготовить все именно к этому утру. Слишком много людей – сотни тысяч ждали с минуты на минуту сигнал к грозному бою, к яростному празднику нашего оружия. Да, атака была нашим праздником, и даже медные трубы звучали во время нее. Когда на две минуты стихли пушки, генерал‑майор Таварткиладзе дал знак стотрубному оркестру и только вслед за этим подал знак другой – поднял свою дивизию в атаку.

Но вернемся к самому началу. В 7.20 артиллеристы по телефону получили команду «сирена». И тут же все 5888 орудий и минометов были заряжены. В 7.30 прозвучала команда «огонь».

На позиции врага обрушился смерч стали и пламени. Артиллеристы работали и за себя и за летчиков, которые не могли сейчас подняться с аэродромов.

Огневой налет продолжался до 8.48. В 8.50 пошли в атаку стрелковые дивизии. Они должны были пробить в обороне врага бреши, уничтожить там уцелевшие после артналета огневые точки. Вслед за пехотой в бреши, как в распахнутые ворота, пойдут танки. Им очень важно не задержаться здесь, не остановиться на первых рубежах – у них свое дело: выйти на степной простор и, не считая километры, гнать врага, сбитого с насиженного места, захватывать его штабы, мосты, склады, перерезать дороги, уничтожать резервы, с незащищенного тыла нападать на очаги сопротивления.

Но туман сделал свое дело. Не все цели у противника были подавлены артогнем. Враг упорно оборонялся в уцелевших дотах. К 12.00 наши пехотинцы продвинулись всего на 2–3 километра. Оборону все не удавалось прорвать. А драгоценное время летело. Враг мог прийти в себя от внезапного удара.

Командующий 5‑й танковой армией генерал‑лейтенант П. Л. Романенко знал, что терять танки на первом рубеже полководцу непростительно. Но другого выхода не было. И он приказал 1‑му и 26‑му танковым корпусам двинуться в полуоткрытые ворота, помочь пехоте распахнуть их настежь. Танки пошли вперед, обогнали пехоту. Скоро вражеская оборона между реками Цуцкан и Царица была прорвана.

 

     ОБЩИЙ ХОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ВО ВТОРОМ ПЕРИОДЕ ВОЙНЫ         

     Ноябрь 1942 г. – декабрь 1943 г.         

 

 

     Цифровые обозначения: 1 – Норвегия, 2 – Германия, 3 – Польша, 4 – Чехословакия, 5 – Венгрия, 6 – Румыния, 7 – Югославия, 8 – Болгария, 9 – Греция.         

 

     Линия фронта к началу второго периода войны (ноябрь 1942 г.).         

     Линия фронта от марта 1943 г. – до июля 1943 г.         

     Линия фронта к концу второго периода войны (декабрь 1943 г.).         

 

     Внешние морские сообщения с союзниками.         

     Морские коммуникации Советского Союза.         

Морские коммуникации противника.

 

 

      Ноябрь 1942 г. – декабрь 1943 г.    

     Сталинград. Бой в городе. Бой в цехе завода. И пленные, взятые в Сталинградском котле.         

 

После Сталинграда – бои за новые города. Разбомбленный немецкий аэродром. Наступление наших танков и пехоты.

 

Самоходка в освобожденном городе. Десант на крымский берег. Танки по степной дороге идут на запад. Это эпизоды середины Великой Отечественной войны.

 

Появились первые толпы испуганных пленных. Они шли с поднятыми руками, не понимая, что случилось, откуда на их тихие недавно места налетела буря. Но было еще много очагов вражеского сопротивления: дотов, артиллерийских батарей.

Танки обходили их стороной, затем возвращались к ним с тыла и уничтожали.

Во второй половине дня ширина бреши увеличилась до 16 километров. Тогда в нее вошел 8‑й кавалерийский корпус. Он тоже обогнал пехоту. Танки, кавалерия – подвижные соединения нашей армии – углублялись с боями все дальше на юг и юго‑восток. За ними двигались стрелковые соединения. Они довершали уничтожение разгромленных танкистами войск, очищая от неприятеля села и хутора, собирали пленных.

 

 

Каждое продвижение вперед – это новая атака на врага.

 

К вечеру погода совсем испортилась. На степь, на дороги, пропадавшие в тумане, повалил мокрый снег. Танкисты двигались по азимутам, только с помощью компаса они находили нужное направление. В такой обстановке могли случиться любые неожиданности.

Генерал А. Г. Родин, который командовал 26‑м корпусом, вспоминает: «В конце дня произошла любопытная встреча с оперативными резервами противника. Под покровом ночи и при обильном снегопаде мы продолжали движение вперед по колонному пути с включенным светом. Вдруг при подходе к отделению совхоза № 86 по нашей колонне был открыт артогонь. Выключили свет, и стрельба прекратилась. Продвинувшись вперед еще километра на два, я приказал остановить колонну и выслать из ядра разведки дозор в направлении выстрелов. Когда были выключены моторы и настала ночная тишина, то мы услышали шум моторов и движение танков, но левее нас и в противоположную нашему движению сторону. Тут же поступило донесение от разведки, что танки противника пошли в сторону фронта – к городу Серафимовичу. Оказалось, что 1‑я румынская танковая дивизия из района Перелазовского спешила на фронт, на помощь своим пехотным дивизиям. Приказал в бой не вступать. Иметь наблюдение, не теряя соприкосновения.

Танковая колонна противника, дойдя до станицы Новоцарицынской, продолжала движение на север. А мы повернули строго на юг – на Перелазовский. Таким образом, тылы румынской танковой дивизии были отрезаны, большинство ее автомашин с горючим, боеприпасами и продовольствием были попросту включены в нашу колонну. Водителей противника оставили за рулем, посадив к ним по автоматчику. Что касается вражеских танков, то мчитесь, голубчики, дальше, без горючего и боеприпасов много не навоюете…»

 

«Окно ТАСС» Кукрыниксов.

 

На рассвете второго дня контрнаступления корпус подошел к большому селу Перелазовскому, где перекрещивались дороги с разных направлений. «Без единого выстрела, – рассказывает Родин, – мы окружили населенный пункт, и только тогда, когда танки пошли в атаку под прикрытием нашего артогня, противник открыл свой огонь. Но было поздно, танки уже ворвались на улицы. Не прошло и часа, как судьба этого важного пункта была решена. Захвачена масса пленных, вся штабная документация, узел связи, типография, склады, госпиталь с ранеными и даже хлебопекарня с хлебом, масса автомашин и другой техники».

Слева от 26‑го успешно действовал 4‑й танковый корпус. Вскоре они сблизились и почти параллельно двинулись на восток, к городу Калачу‑на‑Дону – в тот район, где планом «Уран» намечалась встреча подвижных соединений Юго‑Западного и Сталинградского фронтов. От исходных позиций оба корпуса отошли уже на 35–40 километров.

Ты помнишь, путь в район Калача с юга короче, чем с севера. Но теперь, после удачного боя танков, для войск обоих фронтов он стал одинаковым. Пришло время наступать Сталинградскому фронту.

Радуясь успеху товарищей, наступавших с севера, в нетерпении ждали приказа к атаке войска Сталинградского фронта. Утром 20 ноября у них все было готово, чтобы из промежутков между озерами Сарпой, Цацой и Барманцаком устремиться на прорыв вражеской обороны. В ложбинах, поросших камышом, за небольшими пригорками стояли танки, орудия, сосредоточилась пехота. Было 8.00 – время начала артподготовки. Однако командующий фронтом А. И. Еременко медлил – здесь тоже местность была закрыта туманом. Туман становился все гуще. Пошел снег.

Ставка Верховного Главнокомандования беспокоилась, запрашивала из Москвы, удастся ли начать наступление вовремя.

 

В мае 1943 г. английские, американские и французские войска (15 дивизий) принудили к капитуляции на севере Африки, в Тунисе, итало‑немецкие войска (12 дивизий). В Сталинградской битве советские войска уничтожили 6‑ю полевую и 4‑ю танковую армии немецких фашистов, 3‑ю и 4‑ю армии румын и 8‑ю армию итальянцев. Плакат Бор. Ефимова.

 

 

     Для победы были одинаково нужны металл и хлеб. И невозможно сказать, где приходилось труднее – в цеху или в поле. За годы войны из колхозов ушли на фронт миллионы трактористов, комбайнеров, полеводов. Тракторы, автомобили, лошади тоже потребовались фронту. Армию и рабочих в городах должны были кормить женщины, старики, подростки. Пахали поля изношенными тракторами, слабосильными лошадьми, даже коров впрягали в плуг. К тому же враги захватили около половины наших пахотных земель. Поистине героическим трудом колхозники спасли страну от голода. В канун войны бригадир первой женской тракторной бригады Прасковья Никитична Ангелина обратилась с призывом к сельским жительницам: «Сто тысяч подруг – на трактор!» Трактористками стали тогда двести тысяч женщин. Они и приняли на себя в 41‑м мужскую работу в полях. Они же стали организаторами и руководителями женских тракторных бригад военного времени. В годы войны встали за штурвалы комбайнов, сели за рули тракторов полтора миллиона женщин. Плакаты Н. Ватолина, Я. Денисова (вверху) и П. Караченцева (внизу).       

 

К счастью, туман начал рассеиваться. И в 10.00 залпом «катюш» началась артподготовка. Затем в атаку пошла пехота. Ко второй половине дня она прорвала оборону противника в нескольких местах. Подвижные соединения ждали этого момента и хлынули в прорывы.

Посмотрим, как действовали они.

Южнее Сталинграда у самого берега Волги сосредоточился 13‑й механизированный корпус. На запад от этого нашего корпуса в глубине обороны располагались части 4‑й танковой армии гитлеровцев. Их штаб находился в селении Верхне‑Царицынский. Рядом с ним стояла 29‑я моторизованная дивизия немцев, которой командовал генерал Лейзер. Наши стрелковые дивизии вели в этом районе тяжелые бои. Враг уже понял, что его окружают, он яростно сопротивлялся, контратаковал. Некоторые населенные пункты переходили из рук в руки.

На рассвете второго дня контрнаступления после залпов «катюш» полк майора Крючихина штурмом взял село Варваровку. В это время в селе заправлялись горючим 52 вражеских танка. Все танки и их экипажи были захвачены нашими солдатами. Можно представить себе ярость генерала Лейзера, когда он узнал о такой потере. Чтобы вернуть танки, генерал бросил против нашего полка всю свою дивизию. Трудно бы пришлось пехотинцам, но тут к Варваровке подошли танки 13‑го механизированного корпуса. И Лейзеру пришлось иметь дело с ними. Немецкая дивизия была смята. Понесли потери и другие вражеские части. Они откатились за речку Червленую и там укрылись за мощными укреплениями. Штаб 4‑й танковой армии врага остался без войск, он бежал в противоположную сторону, на запад. У Червленой остановились и наши войска, прочно загородив выход армии Паулюса из будущего котла.

Стремительно двигался 4‑й механизированный корпус. Он имел важную задачу – в районе Калача соединиться с корпусами, двигавшимися с севера, и замкнуть кольцо окружения. Утром 21 ноября корпус перерезал в районе станции Тингуты важную для фашистов железную дорогу.

4‑й кавалерийский корпус вошел в прорыв следом за механизированным. Ему надо было совершить 70‑километровый марш, чтобы отрезать пути отхода неприятеля на село Абганерово. Времени у конников было мало, двигались они по степи без дорог, часто перебирались через крутые овраги. Гололедица затрудняла движение. Но кавалеристы – казахи, киргизы, узбеки, таджики, туркмены – были привычны к седлу. Рассеивая по пути заслоны врага, конники в середине дня 21 ноября ворвались в село и после боя заняли его.

А что же в это время творилось у противника? Как он чувствовал себя? Какие действия предпринимал?

 

      

   

Ошеломленные и растерянные

 

Штаб 6‑й гитлеровской армии располагался в Голубинском, недалеко от Дона. На второй день наступления он оказался в критическом положении, его могли захватить наши войска. И Паулюс приказал переезжать в станицу Нижне‑Чирскую у слияния Дона с Чиром. Штабисты жгли документы, увязывали пожитки, но пришел приказ Гитлера переместиться штабу в поселок Гумрак недалеко от Сталинграда. У Гитлера и его командования не было сомнений в том, что скоро удастся разжать танковые клещи советских армий и восстановить прежнее положение.

Однако те, кто был непосредственным участником событий, думали иначе. Послушаем офицера 8‑го армейского корпуса Видера. В то время он находился в штабе корпуса в Песковатке – это на восток от Голубинского.

«Развивая наступление, превосходящие танковые и кавалерийские соединения русских в тот же день (19 ноября) молниеносно обошли нас с севера, а на следующий день и с востока. Вся наша армия была взята в стальные клещи. Уже три дня спустя в Калаче на берегу Дона кольцо окружения сомкнулось. Соединения русских непрерывно усиливались.

Ошеломленные, растерянные, мы не сводили глаз с наших штабных карт – нанесенные на них жирные красные линии и стрелы обозначали направления многочисленных ударов противника, его обходные маневры, участки прорывов. При всех наших предчувствиях мы и в мыслях не допускали возможности такой чудовищной катастрофы! Штабные схемы очень скоро обрели плоть и кровь в рассказах и донесениях непосредственных участников событий; с севера и с запада в Песковатку – еще недавно тихую степную балку, где размещался наш штаб, – вливался захлестнувший нас поток беспорядочно отступавших частей.

Беглецы принесли нам недобрые вести: внезапное появление советских танков в сонном Калаче, нашем армейском тылу, вызвало там такую неудержимую панику, что даже важный в стратегическом отношении мост через Дон перешел в руки противника в целости и сохранности. Вскоре из расположения 11‑го армейского корпуса, нашего соседа слева, чьи дивизии оказались под угрозой удара с тыла, к нам в Песковатку хлынули новые толпы оборванных, грязных, вконец измотанных бессонными ночами людей.

Прелюдией русского наступления на участке Клетская – Серафимович была многочасовая артиллерийская подготовка – уничтожающий огонь из сотен орудий перепахал окопы румын. Перейдя затем в атаку, русские опрокинули и разгромили румынские части, позиции которых примыкали к нашему левому флангу. Вся румынская армия попала в кровавую мясорубку и фактически перестала существовать. Русское командование весьма искусно избрало направление своих ударов, которые оно нанесло не только со своего донского плацдарма, но и из района южнее Сталинграда, от излучины Волги. Эти удары обрушились на самые уязвимые участки нашей обороны – северо‑западный и юго‑восточный, на стыке наших частей с румынскими; боеспособность последних была ограниченна, поскольку они не располагали достаточным боевым опытом. Им не хватало тяжелой артиллерии и бронебойного оружия. Сколько‑нибудь значительных резервов у нас, по существу, не было ни на одном участке; к тому же плохие метеорологические условия обрекли на бездействие нашу авиацию. Поэтому мощные танковые клинья русских продвигались вперед неудержимо, а кавалерийские подразделения, подвижные и неуловимые, роем кружились над кровоточащей раной прорыва и, проникая в наши тылы, усиливали неразбериху и панику».

Потом, когда в Нюрнберге будут судить фашистских военных преступников, ближайший помощник Гитлера генерал‑полковник Йодль скажет: «Мы полностью просмотрели сосредоточение крупных русских сил на фланге 6‑й армии (на Дону). Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе. Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имевший решающее значение».

Вернемся к событиям на фронте. Видер говорил о панике в Калаче. Что же произошло там?

Нашим 26‑му и 4‑му танковым корпусам, чтобы соединиться с 4‑м механизированным корпусом, надо было форсировать Дон. Дело это было нелегкое, и оно заботило военачальников. Если танкисты задержатся у Дона, для окруженного врага будет открыта дорога к отступлению.

Нашему командованию было известно, что у гитлеровцев около хутора Березовского есть мост через реку. Подходы к нему с запада прикрывались вражеской обороной, сам мост заминирован и подготовлен к взрыву. Все же наши попытались захватить его в целости.

Была ночь на 22 ноября. Танкисты 26‑го корпуса к этому времени заняли населенный пункт Остров – до реки было уже недалеко. Командир корпуса Родин для захвата моста выделил две мотострелковые роты на автомобилях, пять танков и бронемашину. Командовать этим отрядом был назначен подполковник (впоследствии генерал) Г. Н. Филиппов.

Маленький отряд двигался по дороге, которая вела из Острова в Калач. И автомобили и танки зажгли фары. Расчет был на то, что фашисты примут эту колонну за свою. Так оно и случилось. Через оборону перед мостом отряд прошел без всяких осложнений, его даже не остановили. До моста было еще довольно далеко, вслед за первым успехом могли случиться всякие неожиданности. Нервы у солдат и командиров были напряжены. Но самообладание не покидало наших.

В степи отряд встретил повозку. Крестьянин вез двух фашистских солдат. Гитлеровцы были уничтожены. А крестьянин взялся показать подходы к переправе, рассказал, где стоит непосредственная охрана моста, – он хорошо знал эти места.

Охрана тоже приняла отряд Филиппова за своих (как позже выяснилось, у немцев была учебная часть, оснащенная захваченными у нас танками, и она часто пользовалась мостом). Несколько наших машин переехали мост, другие остановились перед ним. По сигналу ракетой советские солдаты с обеих сторон напали на охрану и уничтожили ее.

Мост захвачен. До Калача рукой подать. Филиппов решил ворваться в город, где еще спали фашисты. Но сил для захвата Калача было мало. Отряд с боем отступил из города и занял оборону вокруг моста. Гитлеровцы во что бы то ни стало решили мост отбить. Они во много раз превосходящими силами атаковали советских пехотинцев и танкистов.

 

 

 

Советские танки идут к городу Калачу.

 

А в это время части корпуса, для которых берегся мост, завязали тяжелый бой с фашистами в пятнадцати километрах от переправы. На пути наших танков гитлеровцы вкопали в землю пятьдесят своих танков и вели из них сильный огонь. Советские танкисты прорвались через этот заслон, а вечером 22 ноября переправились по мосту через реку.

Теперь наши войска, наступающие с севера и с юга, разделяло всего 10–15 километров. В этот момент к узкому перешейку Паулюс бросил свои танковые дивизии – 24‑ю и 16‑ю. Он хотел раздвинуть наши танковые клещи. Эти дивизии стояли у самого Сталинграда. Сейчас они оказались у пересечения реки Россошки с железной дорогой.

В районе Мариновки и Карповки целые сутки – и ночью и днем – шло ожесточенное сражение. Оно закончилось нашей победой. Войска Юго‑Западного и Сталинградского фронтов соединились. Кольцо замкнулось. В окружении оказалась вся 6‑я и часть 4‑й танковой армии немцев – 330 тысяч человек. Это произошло в 16 часов 23 ноября.

Надо сказать, что, кроме этого огромного кольца, было еще одно – маленькое. К югу от города Серафимович попали в окружение пять румынских пехотных дивизий. Их командование ждало помощи от немцев. Окруженным солдатам было приказано сопротивляться. Но благоразумие вскоре взяло верх; бригадный генерал Теодор Стэнеску послал к нам парламентеров. 23 ноября в 23.30 противник белыми и зелеными ракетами известил советское командование о том, что наши условия капитуляции он принял. Мы ответили зелеными и красными ракетами. Это означало: вот и хорошо, идите на пункты сбора пленных и складывайте в отведенные места оружие.

В плен сдалось 27 тысяч человек.

 

     Радость великая! Воины Сталинградского фронта встретились с воинами Донского фронта. Кольцо вокруг фашистских войск замкнулось.         

 

 

      

   

«Доннершлаг» – «Удар грома»

 

Итак, германская армия окружена. Но ведь даже бабочку, накрытую сачком, надо уметь взять – она может выпорхнуть из самых рук.

Двадцать две дивизии и более 160 отдельных частей, попавшие в кольцо, напоминали не бабочку в сачке, а волка в капкане. Озлобленного, яростного, готового к смертельной схватке.

Гитлер подбадривал окруженных. По радио он передал Паулюсу свой приказ: «6‑я армия временно окружена русскими… Армия может поверить мне, что я сделаю все от меня зависящее для ее снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю 6‑ю храбрую армию и ее командующего и уверен, что она выполнит свой долг».

Окруженные со дня на день ждали помощи. Честолюбивые даже рисовали себе в мыслях тот день, когда их, героев выхода из кольца, наградят специальными медалями или нашивками.

Пока германское командование разрабатывало план прорыва кольца и готовило для этого войска, наши армии одновременно делали два дела: отодвигали как можно дальше внешний фронт окружения и сжимали как можно уже само кольцо. За шесть дней ожесточенных боев его удалось уменьшить вдвое.

Наши сжимали кольцо, и внутри его все увеличивалась плотность гитлеровских войск. Все больше орудий, танков, пехоты скапливалось на каждом километре внутреннего фронта. Нам такую оборону пробивать становилось все труднее. Вскоре наше наступление совсем прекратилось. Усилить войска было нечем. Новые дивизии потребовались в другом месте. Из Котельниковского, с юга вдоль железной дороги, к Сталинграду двинулись войска генерал‑фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Они намеревались вызволить фашистов из кольца.

Среди высокопоставленных гитлеровцев Манштейн занимал особое положение. Его военная слава вызывала зависть у многих генералов. Фельдмаршала называли человеком, «скрывающим свои чувства под маской ледяного спокойствия». Этому соответствовала и фамилия. Человек‑камень – так можно перевести ее на русский язык. Человека‑камня Гитлер и назначил спасителем 6‑й армии.

Казалось, что фашистам было выгоднее наступать из района Нижне‑Чирской: оттуда до кольца всего 40 километров. Но Манштейн выбрал путь втрое длиннее – от Котельниковского. Объяснялось это тем, что у Нижне‑Чирской немцам противостояло 15 наших дивизий, к тому же им надо было бы форсировать Дон. А длинную дорогу загораживали только 5 наших дивизий и небольшие речные преграды. Длинную дорогу, по расчету фельдмаршала, можно было пройти быстрее, чем короткую.

В район Котельниковского спешно прибыли новые гитлеровские части с Кавказа, из‑под Воронежа и Орла, из Германии, Польши, Франции. Против 34 тысяч солдат нашей 51‑й армии у врага было 76 тысяч. Против наших 77 танков – 500, против 147 орудий и минометов – 340. С таким огромным перевесом в силах фашисты начали 12 декабря операцию «Удар грома».

Гитлеровцы, окруженные у Сталинграда, ликовали. То, что обещал фюрер, сбывается. Они приготовились нанести удар по нашим войскам навстречу Манштейну. 6‑я армия могла перейти в наступление, когда ее избавители приблизятся к кольцу на 30 километров. (Только на такое расстояние было горючее у танков окруженных.) Встреча Манштейна и Паулюса намечалась в районе станции Тундутово.

На помощь советским войскам, принявшим первыми «Удар грома», двигалась форсированным, то есть самым быстрым, маршем 2‑я гвардейская армия генерал‑лейтенанта (потом Маршала Советского Союза) Родиона Яковлевича Малиновского. Ей было приказано занять оборону на северном берегу реки Мышковы. Дальше Мышковы врага нельзя было пускать. Иначе могла случиться огромная беда – враг мог бы вернуть все, что он потерял после нашего контрнаступления.

Гвардейцам требовалась неделя, чтобы прибыть в район боевых действий. Стужа была в степи, мела метелица. Солдаты шли почти без привалов, преодолевая за сутки по 40–50 километров. А пока шли они, врага сдерживали бойцы 51‑й армии генерала Николая Ивановича Труфанова. Этой армии были подчинены и знакомые нам корпуса – 4‑й и 13‑й механизированные и 4‑й кавалерийский.

Вот ведь как бывает на войне: исход всей Сталинградской битвы, в которой с обеих сторон участвовало по миллиону человек, сейчас зависел от 34 тысяч советских бойцов. Если бы дрогнули они, если бы не продержались семь грозовых дней между Аксаем и Мышковой, нам пришлось бы многое начинать заново. Но они не дрогнули. И родина потом отметила их подвиг орденами и медалями, а Труфанов получил орден Кутузова I степени.

Основное танковое сражение развернулось у хутора Верхне‑Кумского, где перекрещивались степные дороги. Много раз хутор переходил из рук в руки, много танков врага сгорело там, и много полегло там наших героев.

Солдаты во главе со старшим лейтенантом Наумовым обороняли курган перед хутором. Их было двадцать четыре, и они подбили восемнадцать фашистских танков. Гитлеровцы заняли курган, когда в живых уже никого не осталось. Вечером товарищи погибших атаковали курган и вернули его.

Разъезд Жутов обороняли сорок восемь автоматчиков, им помогали два танка и орудие. Много атак гитлеровских танков и мотопехоты отбили герои. Немцам удалось захватить разъезд, лишь когда они двинули туда пятнадцать танков. Ночью автоматчики контратаковали врага и заняли часть поселка. Они держались там, пока не подошла помощь. Фашисты были окружены и уничтожены.

Боец взвода противотанковых ружей комсомолец Илья Макарович Каплунов выстрелами и гранатами подбил пять вражеских танков. В бою он был тяжело ранен, осколком мины ему оторвало ступню, а пуля пробила руку. Герой нашел в себе силы стрелять по танкам и подбил еще три. Под девятый он бросился с гранатой.

За двенадцать дней боев войска Манштейна потеряли 160 танков, 82 самолета, около 100 орудий и 8 тысяч человек убитыми. Ценой таких потерь гитлеровцы продвинулись к кольцу на 40 километров. «Будьте уверены в нашей помощи», – радировал Манштейн Паулюсу.

Но Манштейн не успел. Сигнал «Удар грома» так и не был подан. 2‑я гвардейская армия на шесть часов опередила фашистов. И когда они подошли к Мышкове, там уже был поставлен непреодолимый заслон.

Маршал Советского Союза Сергей Семенович Бирюзов был начальником штаба армии. Он писал о тех днях: «Зацепившись за северный берег реки Мышковы, 2‑я гвардейская армия не только стойко держала оборону, но и готовилась к переходу в решительное наступление. Командующий армией генерал‑лейтенант Р. Я. Малиновский так использовал силы, что у него все врем<