Глава 105. Скорбь. Часть восьмая

 

Лань Сичэнь произнёс:

 

— Глава Ордена Цзинь… Не могли бы вы нам всё объяснить?

 

Цзинь Гуанъяо ничего не ответил, костяшки на его руках побелели.

 

Зато заговорил Вэй Усянь:

 

— Похоже, Глава Ордена Цзинь не хочет рассказывать. — он поднял руку, и под ней тут же появился обнажённый труп женщины. Вэй Усянь положил ладонь ей на голову. — Но ты же не думаешь, что одно твоё нежелание говорить помешает мне найти способ всё узнать?

 

Едва войдя в Сопереживание, не успев и глаз открыть, Вэй Усянь ощутил окутывающий насыщенный запах румян и пудры. Из его рта вырвался кокетливый голос:

 

— Она-то? Она хочет замуж, конечно же. Ей было больше двадцати, когда она встретила того мужчину. В этом возрасте ещё пара лет — и прощай популярность. Вот она и решилась понести сына, хотя и понимала, что её отругают. В конце концов, ей просто не терпелось выбраться отсюда. Но ведь для этого и мужчина должен хотеть сына.

 

Он открыл глаза и увидел просторный зал, к которому отлично подошло бы описание «роскошный», и с десяток круглых столов, за каждым — по нескольку клиентов и красивых женщин. Что касается женщин, одни обнажили плечи, другие распустили волосы, некоторые сидели на коленях посетителей, а кто-то из них поил клиентов вином изо рта в рот. Выражения на лицах у всех были довольные и хмельные.

 

С первого взгляда стало ясно, что это за место.

 

Вэй Усянь подумал: «Так значит, сожжённая в этом храме была продажной женщиной. Неудивительно, что призраки обнажены. Наверняка все они — проститутки и их клиенты».

 

Клиент подле него усмехнулся:

 

— Сын — это ведь родная кровь, в конце концов. Неужели мужчина отказался от него?

 

Женщина ответила:

 

— Сама она сказала, что его отец — важная персона из ордена заклинателей. Значит, у него и дома много сыновей. Ничто не ценится, если оно не редкость. С чего бы ему заботиться о том, кто родился от какой-то посторонней девицы? Она всё ждала и ждала, но никто за ней не пришёл, поэтому ей только и оставалось, что растить сына самой. Уже четырнадцать лет прошло.

 

Сразу несколько клиентов спросили:

 

— Важная персона? Неужели правда?

 

Женщина сказала:

 

— Ох, ну зачем же мне лгать вам? Её сын сейчас служит у нас мальчиком на побегушках. Вот он, вон тот. — Женщина повернулась и махнула мальчику с подносом в руках: — Сяо[225] Мэн! Подойди!

 

Мальчик, как было велено, подошёл к столику.

 

— Сестрица Аньсинь[226], что такое?

 

Вэй Усянь тут же всё понял.

 

Клиенты рассматривали Мэн Яо с презрением. А тот снова спросил:

 

— Я вам для чего-то нужен?

 

Аньсинь усмехнулась.

 

— Сяо Мэн, ты последнее время ещё учишься тем вещам?

 

Мэн Яо замер.

 

— Каким вещам?

 

Аньсинь пояснила:

 

— Тем вещам, которым ты должен выучиться по велению матери. Вроде каллиграфии, этикета, владения мечом, медитации и всего прочего… Как у тебя с этим дела?

 

Она не успела договорить, а клиенты уже начали посмеиваться, словно услышали нечто потешное. Аньсинь обернулась к ним.

 

— Не смейтесь, я говорю правду. Мать растит его как молодого господина из состоятельной семьи. Она научила его читать и писать, купила множество брошюр с приёмами фехтования и даже хочет отправить его на обучение.

 

Один из клиентов воскликнул:

 

— Отправить на обучение? Я что-то не так расслышал?

 

Аньсинь ответила:

 

— Нет! Сяо Мэн, скажи этим молодым господам. Тебя ведь прежде отправляли в частную школу, не так ли?

 

Клиент уточнил:

 

— Он и сейчас туда ходит?

 

Аньсинь отмахнулась:

 

— Не-а, вернулся всего пару дней спустя. И ни под каким предлогом не соглашается идти снова. Сяо Мэн, тебе не нравится учиться или тебе не понравилось само место?

 

Мэн Яо не ответил. Аньсинь хихикнула и ткнула ярко-красным ногтем ему в лоб.

 

— Малыш, ты расстроился?

 

Надавила она довольно сильно. В центре лба Мэн Яо появилась тонкая красная отметина, напоминающая тень киноварной метки. Он потёр лоб.

 

— Нет…

 

Аньсинь махнула рукой.

 

— Ну всё, всё, можешь идти. — Мэн Яо развернулся, но не успел отойти и на пару шагов, как она подхватила что-то со стола и примирительно окликнула: — Вот, держи угощение.

 

Мэн Яо обернулся, и ему в грудь врезался изумрудно-зелёный фрукт, после чего упал на землю и укатился. Аньсинь недовольно пожаловалась:

 

— Почему ты такой медлительный? Даже фрукт поймать не можешь. Подними скорее, не растрачивай попусту.

 

Мэн Яо скривил уголки губ. Ему уже должно было исполниться четырнадцать, но, возможно, из-за необыкновенно маленького роста он казался младше на пару лет. И зрелище появления такой улыбки на его лице вызывало самые неуютные ощущения.

 

Он медленно наклонился, поднял фрукт и, улыбаясь ещё сильнее, обтёр его об одежду.

 

— Благодарю, сестрица Аньсинь.

 

Аньсинь уверила:

 

— Всегда пожалуйста. Пойди займись делом.

 

Мэн Яо:

 

— Позовите меня, если понадоблюсь.

 

Когда он ушёл, один из клиентов отпустил комментарий:

 

— Если бы мой сын жил в подобном месте, я бы забрал его несмотря ни на что.

 

Кто-то подхватил:

 

— Его отец — и правда важная персона из ордена заклинателей? Разве для него не должно быть проще простого купить проститутке свободу и дать денег на воспитание сына? Да ему достаточно было бы только пальцем шевельнуть.

 

Аньсинь ответила:

 

— Да разве можно поверить всему, что говорит эта женщина? Важная персона существует только в её словах, больше половины из которых — выдумка. На мой взгляд, это мог быть просто богатый торговец, образ которого она приукрасила…

 

Внезапно раздался громкий крик. Со второго этажа донёсся звон попадавшей на пол посуды, а затем треск сломанного гуциня, который вылетел с лестницы и упал в центре зала. Это перепугало людей, приятно проводивших время за ближайшими столиками, так что многие разразились бранью. Аньсинь тоже едва не упала и завопила:

 

— Что произошло?!

 

Мэн Яо воскликнул:

 

— Мама!

 

Подняв голову и увидев, как рослый мужчина за волосы вытащил из комнаты женщину, Аньсинь то ли нервно, то ли возбуждённо потянула за одежду сидящего рядом клиента:

 

— Снова она!

 

Мэн Яо рванул вверх по лестнице. Прикрывая голову руками, женщина изо всех сил старалась натянуть одежду на плечи. Увидев бегущего к ней Мэн Яо, она поспешила крикнуть:

 

— Я говорила тебе не подниматься наверх! Ступай вниз! Сейчас же спускайся!

 

Мэн Яо подбежал, чтобы освободить женщину из рук мужчины, но получил пинок в живот и скатился вниз по лестнице под многочисленные вскрики.

 

Вэй Усянь уже третий раз видел, как этот человек кубарем летит вниз по лестнице после пинка.

 

Снова раздался громкий крик. Клиент потащил женщину за волосы прямо по ступеням, отобрал одежду и вышвырнул на улицу. Он плюнул на её обнажённое тело и выругался:

 

— Уродины только и знают, что торговаться… старая шлюха думает, будто она — свежее мясо!

 

Перепуганная женщина лежала ничком посреди улицы, боясь подняться. Одно движение — и окружающие увидят её наготу. Прохожие на улице были одновременно изумлены и взволнованы, они задерживали шаг и с блестящими глазами тыкали пальцами. В дверях публичного дома толпились работницы, похихикивая и подобно Аньсинь рассказывая историю о бедной увядшей красотке. Лишь одна женщина протолкалась через двери, затем сняла с себя и так тонкую газовую накидку, наполовину обнажив полные белоснежные груди, теперь затянутые лишь в ярко-красное нижнее платье. У неё была очень тонкая талия. Женщина притягивала взгляды, все уставились на неё.

 

Красотка сплюнула и выругалась:

 

— Давайте, ублюдки, смотрите! У вас вообще есть право смотреть на такую, как я? За каждый взгляд вы должны платить — так где деньги?! Эй, где деньги?!

 

Не прекращая ругаться, она протянула руку и потребовала от зевак денег. Когда толпа немного поредела, она набросила снятую накидку на лежавшую женщину, а потом помогла ей подняться и не без труда увела в главный зал. На ходу она ругалась:

 

— Я тебе давно говорила умерить гордость. Перед кем ты строишь недотрогу? Выучила урок? В следующий раз помни!

 

Вэй Усянь подумал: «Эта женщина кажется мне знакомой. Где же я её видел?»

 

Пострадавшая шептала:

 

— А-Яо, А-Яо…

 

После сильного пинка Мэн Яо долго не мог встать и всё ещё лежал на полу. Женщина подхватила его другой рукой и потащила прочь уже мать и сына.

 

Клиент рядом с Аньсинь спросил:

 

— Кто эта красотка?

 

Аньсинь сплюнула шелуху от семечек.

 

— Знаменитая стерва. Страшна в гневе.

 

А кто-то рядом разочарованно вздохнул.

 

— И это талантливая в прошлом Мэн Ши[227]? И как она до такого докатилась?

 

Аньсинь усмехнулась.

 

— Докатилась, это уж точно. Она наперекор всем выносила ребёнка. Разве может рожавшая женщина сохранить внешность? Если бы не её прежнее звание «талантливой», к ней бы и вовсе никто не приходил, даже из милости. Говорю же, все из-за мало-мальского образования, которое она получила.

 

Клиент выразил глубокое понимание:

 

— Из-за чего же ещё! Все, кто прикоснулся к чернилам, навсегда обзаводятся невероятной гордостью и не желают поступаться принципами.

 

Аньсинь продолжила:

 

— Если бы она смогла прокормить себя прочитанными книгами, тогда я бы ни слова не сказала, но ведь это всего лишь уловка для привлечения мужчин. Скажу напрямую: мы тут все шлюхи. И что же, ты лучше нас лишь потому, что прочитала пару книжонок? К чему эта гордость? Не только простые горожане смотрят на неё сверху вниз, думаете, другим сестричкам здесь она нравится? Клиенты иногда выбирают молоденьких девушек, которые должны изображать скромность и благочестие ради ощущения новизны. Но кто же будет платить за такое старой пожелтевшей жемчужине? Её слава давно угасла. Все это знают, и лишь одна она не понимает…

 

В этот момент кто-то похлопал Аньсинь по спине. Развернувшись, она увидела ту самую женщину — та стояла с занесенной для пощёчины рукой. Аньсинь приняла удар с негромким вскриком, какое-то время стояла оторопело, а потом взъярилась:

 

— Ах ты мерзавка!

 

Женщина закричала в ответ:

 

— Это ты мерзавка!!! Треплешься тут целыми днями… твоему языку заняться больше нечем?!

 

Аньсинь взвизгнула:

 

— Да каким хреном тебя касается, что я делаю?!

 

Женщины сцепились на первом этаже главного зала, не гнушаясь пускать в ход ногти и зубы, таская друг друга за волосы и выкрикивая проклятия вроде «я тебе когда-нибудь лицо порежу» или «никто тебя не захочет, даже если ты ему заплатишь». Вульгарность их речей была невыносима для слуха.

 

Многие проститутки подошли, чтобы разнять их.

 

— Сы-Сы[228], прекрати!

 

Сы-Сы?

 

Вэй Усянь наконец понял, почему лицо женщины показалось ему знакомым. Если прибавить ему семь-восемь шрамов, разве не получится Сы-Сы, женщина, пришедшая в Пристань Лотоса ради того, чтобы раскрыть тайну?!

 

Он вдруг почувствовал, как лицо обожгло волной жара. Весь зал погрузился в океан яростно-красного. Вэй Усянь тут же выдернул себя из Сопереживания!

 

Он открыл глаза, и Лань Ванцзи спросил:

 

— Что там?

 

Лань Сичэнь тоже заговорил:

 

— Молодой господин Вэй, что вы увидели?

 

Вэй Усянь глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, а потом ответил:

 

— Думаю, Глава Ордена Цзинь вырос в этом храме Гуаньинь.

 

Цзинь Гуанъяо сохранял самообладание. Цзян Чэн недоумённо протянул:

 

— Вырос? Разве он не… — Он собирался сказать «разве он вырос не в публичном доме», когда вдруг тоже осознал. — Этот храм когда-то был публичным домом. Он сжёг то место дотла и построил на его месте храм Гуаньинь!

 

Лань Сичэнь спросил:

 

— Ты действительно устроил пожар?

 

Цзинь Гуанъяо ответил:

 

— Да.

 

Цзян Чэн холодно рассмеялся.

 

— Как-то слишком спокойно ты признался.

 

Цзинь Гуанъяо сказал:

 

— Разве теперь есть какая-то разница? Одним поступком больше, одним меньше.

 

После недолгой тишины Лань Сичэнь спросил:

 

— Ты планировал таким образом замести следы?

 

И хотя многие знали, что Ляньфан-цзунь вырос в публичном доме, ни разу за столько лет никто не знал наверняка, где именно этот публичный дом располагался. Действительно довольно странно. Все понимали, что Ляньфан-цзунь тайно тянул за ниточки, чтобы скрыть подобные вещи, но мало кто мог предположить, что он просто сжёг до основания место, где родился и вырос.

 

Цзинь Гуанъяо ответил:

 

— Не совсем.

 

Лань Сичэнь вздохнул и не стал продолжать. Цзинь Гуанъяо поинтересовался:

 

— Ты не собираешься спросить — почему?

 

Лань Сичэнь покачал головой. А мгновением позже заговорил, хотя и не отвечая на вопрос.

 

— Дело не в том, что я не знал о твоих поступках. Я просто верил, что для каждого из них у тебя есть причина.

 

Он продолжил:

 

— Но твои деяния переходят всякие границы. И я… теперь не знаю, стоит ли верить тебе.

 

В голосе Лань Сичэня угадывались крайняя усталость и разочарование.

 

На улице бушевала гроза. Ветер пробирался через щели храмовых ворот. И под пронзительный вой стихии Цзинь Гуанъяо вдруг упал на колени.

 

Все удивленно замерли. Вэй Усянь, только что забравший у Цзинь Гуанъяо меч с пояса, тоже весьма удивился. Цзинь Гуанъяо слабым голосом начал:

 

— Брат, прости меня.

 

— …

 

Услышав это, даже Вэй Усянь почувствовал себя неловко. Он не смог сдержаться и произнёс:

 

— Эй, слушайте, давайте лучше хорошенько подерёмся, вместо того чтобы разговаривать. Будем просто сражаться, идёт?

 

Этот человек менял выражение лица по своему желанию, а теперь вот упал на колени. Никакого достоинства. На лице Лань Сичэня играла необъяснимая палитра эмоций.

 

Цзинь Гуанъяо продолжил:

 

— Брат, мы с тобой знакомы уже много лет. Что бы кто ни сказал, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Я больше не намерен занимать пост Верховного заклинателя, и я окончательно уничтожил Тигриную Печать Преисподней. После этой ночи я отправлюсь в земли Дунъин и больше никогда не вернусь. Учитывая всё это, сохрани мне жизнь, прошу.

 

Отбытие в Дунъин, говоря начистоту, являлось откровенным бегством. Звучало довольно бесстыже, но Цзинь Гуанъяо всегда славился гибкостью — если можно было смягчить ситуацию, он бы никогда не вышел в открытую схватку. Боевой мощи Ордена Ланьлин Цзинь хватило бы, чтобы одолеть пару-тройку других. Но стоило всем кланам, большим и малым, объединиться в поход против него, и уничтожение, подобное падению Ордена Цишань Вэнь, оставалось лишь вопросом времени. Вместо того чтобы тянуть до этого момента, куда предпочтительнее сразу отступить, залечь на дно и копить силы. А в будущем вполне мог бы появиться шанс вернуться и снова подняться на вершину.

 

Вэй Усянь произнёс:

 

— Глава Ордена Цзинь сказал, что Тигриная Печать полностью уничтожена. Могу ли я на неё взглянуть?

 

Цзинь Гуанъяо ответил:

 

— Молодой господин Вэй, восстановленная версия — это всё же не оригинал. Её можно использовать лишь ограниченное количество раз. Она уже стала абсолютно бесполезной. Кроме того, вам лучше всех известно, сколько тёмной энергии в ней содержится. Думаете, я бы стал носить с собой обломки, от которых больше нет толку и которые могут навлечь лишь сплошные несчастья?

 

Вэй Усянь протянул:

 

— Откуда мне знать. А вдруг ты сможешь найти ещё одного Сюэ Яна?

 

Цзинь Гуанъяо:

 

— Брат, каждое мое слово — чистая правда.

 

Его голос звучал более чем искренне. Цзинь Гуанъяо действительно весьма уважительно обращался с Лань Сичэнем с момента пленения. В этот миг Лань Сичэнь всё ещё не был способен отвернуться от него. Он лишь вздохнул:

 

— Глава Ордена Цзинь, ещё когда выяснилось, что ты по собственному разумению спланировал нападение на гору Луаньцзан, я сказал, что тебе больше нет нужды звать меня «братом».

 

Цзинь Гуанъяо ответил:

 

— Произошедшее на горе Луаньцзан — ужасная ошибка, на которую меня толкнуло отчаяние. Но у меня не было пути назад.

 

Лань Сичэнь переспросил:

 

— Что значит «не было пути назад»?

 

Лань Ванцзи слегка нахмурился и холодно произнёс:

 

— Брат, не заводи с ним лишних разговоров.

 

Вэй Усянь также вмешался:

 

— Глава Ордена Лань, вы помните, о чём сами предостерегали Главу Ордена Цзян? Не стоит слишком долго с ним разговаривать.

 

Лань Сичэнь прекрасно знал, на что способен Цзинь Гуанъяо, стоит ему только открыть рот. Но едва расслышав в словах последнего намёк на скрытые причины случившегося, он не пожелал упускать возможность выслушать всё до конца. Именно в эту слабость и целил Цзинь Гуанъяо. Он понизил голос:

 

— Я получил письмо.